Все каникулы мы пробыли в Париже: я давно
обещал Делии провести с ней отпуск в
городе ее мечты. Я немного беспокоился насчет
дяди Джорджа: встречать я его больше не
встречал, но он мог подослать другого мага.
Впрочем, никто не нападал на меня — ни
магически, ни физически, а потому я чувствовал
себя совершенно свободным, хотя и знал, что
Фернандо и Хесус находятся где-то рядом. Они
мастерски умели скрывать свое присутствие;
лишь однажды я мельком видел Хесуса; а
может, мне показалось, что видел:
обернувшись, чтобы кивнуть ему, я не
обнаружил ничего, кроме фонарного столба. С
момента, когда мы расстались с Кастане-дой,
сильных желаний у меня не возникало, так что
держать табу было довольно легко. Зато Делию
желания переполняли.
— Знаешь, чего мне хочется большее всего
на свете? — спросила она, когда мы сидели в
аэропорту Шарль-де-Голль, ожидая своего
рейса. — Остаться в Европе! Навсегда... ну или
так надолго, чтобы она успела мне надоесть. Я
тебя так редко вижу, Яков... мы почти не
бываем вместе. А здесь... здесь я счастлива, как
нигде! Ах, если бы мы могли с тобой просто
путешествовать, посещать музеи, любоваться
природой, постигать этот странный мир, в
котором все не так, как у нас!
Я ничего не ответил ей тогда — даже,
кажется, пропустил ее слова мимо ушей. Но
чуть позже, когда мы стояли в церкви святого
Антония из Падуи, и слушали слова пресвитера,
дающего наставление новобрачным Теодору и
Кассандре Ловенталь, я вдруг вспомнил о них.
А еще мне вспомнился блошиный рынок Сент-
Уан. Делия набрала там множество
антикварных мелочей для своего творчества (у
нее родилась идея сделать выставку
инсталляций на тему времени); а мое внимание
привлек товар старика — букиниста и
нумизмата. Среди пыльных, посеревших книг
лежала папка со старыми деньгами, бумажными
и металлическими. Здесь были лиры, фунты,
пиастры, тугрики, рейхсмарки, довоенные
франки, царские рубли, дукаты, гульдены и
реалы. Я перебирал их и ловил себя на
странных ощущениях. Одни деньги были
подобны конфетным фантикам, из которых
вынули конфету, оставив одну обертку. Другие
же — продолжая метафору — сами были
конфетой. Среди денег, которыми торговал
старик, были пустые деньги и деньги Силы. Я
не смог пройти мимо и купил у него все
сильные деньги, заплатив за них долларами
Бриджстоуна. Мой поступок был спонтанным и
не имел под собой никакого желания (сказку
даже больше: что-то внутри меня сильно
сопротивлялось, когда я начал выяснять у
букиниста цену). Я купил эти деньги — и забыл
о них.
А вот теперь, на венчании Теда и Касси,
вспомнил.
Выходя из церкви, я уже знал, что буду
делать дальше. Умом я понимал, что это ре-
шение спонтанно, неразумно и противоречит
всем моим желаниям и интересам. Я очень
хотел вернуться к прежней жизни и все-таки
добраться до отдела закладных. Всего-то и
нужно было, что на полгодика набраться
терпения, поприсутствовать на совещаниях у
отца (хотя бы в качестве мебели), подкинуть
пару-тройку здравых идей своему братцу, с
десяток раз отужинать с нужными людьми...
Рынок начнет расти (куда же он денется!), и о
моем провале все позабудут. Ведь я — не
обычный клерк; хоть и без места, но все же я
остаюсь наследником банка, а потому
восстановить свои позиции для меня не
составит особого труда. Но вернись я на эту
проторенную дорожку, мое существование
сведется к тому, чтобы всякое утро,
проснувшись, идти в банк и делать то, что
делали мой дед, мой отец, мой брат и я сам —
каждый день своей жизни. На ближайший год я
остался без работы — так почему не провести
этот год подальше от всей этой милой мне, но
совершенно безнадежной рутины? Делия
мечтает о Европе? — и я осуществлю ее мечту.
Год мы проживем в старом свете; тем более что
я знаю, чем займусь там. Для начала разыщу
старика-букиниста на Сент-Уан, и выяс-
ню, каким путем попали к нему те деньги. Сила
притягивает Силу: я верил, что те деньги с
Сент-Уан притянуты были оболами (с
которыми я никогда не расставался). Сила в
моих руках умножилась — не для того ли,
чтобы умножаться дальше? Быть может, мне
надо собрать все сильные деньги Европы, чтобы
создать противовес дяде Джорджу и его темным
магам? Мой рациональный разум кричал, что
это — полная дурость; но светящаяся
сущность внутри меня осознавала другое.
Церемония и впрямь получилась очень
скромной: на выходе из церкви нас никто не
ждал. Единственная подружка невесты была
уже замужем, и Касси просто отдала свой букет
первой встречной девушке. Бракосочетание мы
отметили в итальянском ресторанчике
неподалеку от церкви; там я торжественно
вручил свои подарки: Теду — астролябию
(вызвавшую у него щенячий восторг), Касси —
изумрудные серьги-капельки (выбранные
Делией в Париже у того же Картье). Ради
такого случая Фернандо и Хесус ма-
териализовались и самозабвенно накачивались
граппой, не выказывая при этом никаких
признаков хотя бы легкого опьянения.
Кастанеда тоже был с нами: он сдержал свое
обещание Касси стать ее посаженным отцом. Я
сообщил ему о своем решении; он отнесся к
нему скептически, но препятствовать не стал.
— Ты все-таки донкихотствуешь, — сказал он.
— Хотя, может быть, поступаешь мудро. Только
учти: сосредоточив Силу в своих руках, тебе нужно
будет с ней договариваться. А условия договора
могут прийтись тебе не по вкусу.
— Я сумею найти компромисс, — ответил я. —
Уверен, что смогу предложить условия,
устраивающие обе стороны.
Он усмехнулся:
— Надеюсь, ты окажешься прав.
partizan-l.livejournal.com