#1 Parting
«Вот ты сидишь такая красивая на краю джакузи с шампанским.
Улыбаешься. В чулках своих кружевных и с маникюром блестящим.
Просто вылитая богиня любви. А мне всего этого, вот не поверишь, не надо.
Потому что любовь - не товар, а жизнь - не одна лишь ярмарка неоновых витрин.»
У нас была странная пара без особых перспектив - мальчик, целующий одиночество, рука об руку с девочкой, обнимающей пустоту.
Ты бережно носила в рюкзаке кроличью лапку, а я - трупы изломанных сигарет. Одевала яркое - в моём же образе было проблематично найти хоть одну деталь без тёмных оттенков.
Ты искрилась, словно радуга на заре, в отличие от меня, бликующего тенью тумана от израненной поверхности кривых зеркал пасмурного дня.
Противоположности способны обрести друг друга в определенный момент, но отнюдь ненадолго.
Впрочем, может, мы оба просто однажды пошли не той дорогой...
Спрашиваешь: «Как ты?».
И я не придумываю ничего лучше, чем ответить: «Так же, как если бы воздушные шарики моего обаяния превращались в конфетти, а я слепо верил, что потерял их в далеком прошлом».
- Что делаешь?
- Всё, как обычно, дорогая... Пью чай из собственных слез, сваренный по твоему фирменному рецепту.
Вот так и пишет она мне сообщения среди ночи, а я, заспанный, не нахожу сил бороться с ленью, чтобы ответить, как следует. Очереди из многоточий, восклицательных знаков, щепетильно набранных на клавиатуре её аккуратными пальцами, и мои, совсем не к месту, нервные смайлы. Напряжение нарастает, кажется вот-вот взорвётся чертов экран, изрезав мне лицо тысячей осколков. Она явно ждёт от меня чего-то такого, чего я, по определению, ей дать не могу, и, кажется, обижается лишь сильнее. Встаю с постели, смотрю в окно - мало у кого в доме напротив горит свет. Наверное, даже закурил бы сейчас в задумчивости, имей подобную привычку. Мысли путаются, хочу её вроде, но не настолько... люблю, но не до конца... Всё как-то половинчато, потому я просто бросаю наш диалог на полуфразе. Только вряд ли теперь усну, ибо вновь, зачем-то, стану думать о ней.
Многоточия через строку и обиды меж. Диалоги без начала и конца, ночи online напролёт. Заспанные глаза и первые лучи рассвета в отражениях миллионов мониторов. Нас, почти с детства, вживили в матрицу Сети, и мы, загипнотизированные мерцанием курсора, более не имеем шансов на гармоничное существование без звуков ритмичного постукивания клавиш на заднем фоне.
Многие давно затерялись в мемах, хештегах и статусах. Что если бы интернета вообще так и не появилось? Или если кто-то могущественный просто вырвал бы гигантскую вилку из главной розетки, навсегда исключив путь перезагрузки? Возможно, я бы тогда просто гонял по крыше голубей, с удивлением вспоминая иногда, как это - держать пальцы ровно, а не скрюченными над экраном смартфона...
Забыл, что было вчера, и не знаю, что будет завтра, но сейчас в моих руках - застывшая глыба льда её сердца... И я, во что бы то ни стало, должен попытаться его растопить.
Или всё ровно наоборот, и изъян – как раз во мне?
Ты хоронишь меня под лавиной собственных чувств, и я до конца не имею понятия, есть ли у меня хоть малейшее желание выбираться на поверхность.
Потом новый день. Встреча. Ты молчишь, я - тоже. Словно разделенные невидимой стеной. Мне хочется принять душ, смыть с порезанной свежими упреками кожи засохшую кровь. Надеть чистую одежду, собрать сумку, бесшумно юркнуть к выходу, деликатно не хлопая дверью.
Начать новую жизнь, перелистнуть страницу. Но эмоции чужды принятию обдуманных решений, и вполне может случиться, что растекшиеся от совместных слез чернила строк пережитых нами эпизодов, перекинутся на единственный бережно хранимый чистый лист. И мы до конца дней станем жалеть, анализировать и временами сомневаться в правильности поступка, совершенного много лет назад.
Подобные мысли только усиливают колебания и запутываешься лишь сильнее. Это как дороги, ведущие в никуда, брести по которым бесполезно, но, как назло, те кажутся привлекательнее прочих.
Как ожоги на пальцах вследствие неудачных попыток влюбиться...
Словно собираешь бесконечный пазл, меняющийся кардинально с каждым новым добавляемым элементом, но всё равно не изначально искомый. В итоге, одни решают задачу исключительно упорством, иные, напротив, сметают осточертевшие элементы со стола, уходят прочь. Ирония в том, что доподлинно неизвестно, чей же способ, в конечном счете, несёт в себе эффективную целесообразность.
Остаётся надеяться, что с «тем самым» человеком когда-нибудь в определенной точке пространства встретиться обязательно предстоит. Просто, возможно, я приду к этому заветному месту дорогой жёлтых опавших листьев, а она - линией замерзшего ручья слегка заметённого снегом. Иными словами, все дороги или тропинки, рано или поздно, сольются в единую, где на последнем километре начнут проявляться контуры силуэта той, после которой новые поиски потеряют смысл.
Тогда ты возьмешь меня за руку, и мы отправимся в горы к озеру слёз. Вода, несомненно, окажется прохладно-солёной - зато никаких завышенных ожиданий. Я разведу костёр на берегу, на нашем излюбленном месте, у поваленного дерева людских переломанных судеб. Укроемся одеялами, обнявшись, и будем весело любоваться луной из заплесневелого сыра, окруженной звёздами, которых никогда не существовало.
Я буду умирать и возрождаться ради твоего сиюминутного взгляда, падать, с трудом выискивая силы подняться, рушить материю, воссоздавая вокруг призраки болезненных фантомов.
Пусть даже загорится этот мир, и мне придётся вдыхать остатки кислорода гибнущей в агонии атмосферы, я буду лишь просить не покидать меня, остаться рядом до конца.
Наверное, в момент именно личностного выбора, по пути тебе с человеком или нет, жизнь и проверяет нас на прочность. Тогда ощущаешь себя престарелым серфером в противоборстве с волнами себе не по уровню. И начинает казаться, что захлебнёшься от любой следующей, но, глотая солёную воду, ждёшь той идеально единственной, способной вывести на высшую точку. Плевать, что вскоре неминуемо с неё упадёшь, ведь до того обязательно случится судьбоносная секунда триумфа, ради обладания коей не жаль претерпеть трудностей и лишений.
Страдание - не зазорно, ибо порой лишь через него мы способны дотянуться до целей, расположенных цинично за пределами наших максимально смелых устремлений. Главное, никогда не опускать рук - даже если кажется, что воля снизилась до минимально критичного уровня. Только в борьбе мы подтверждаем личное право на ежедневное существование, даже если весь смысл последнего - жить прошлым, бесконечно пробуя перехитрить «эффект бабочки».
Жизнь без страданий вообще представляется мне чем-то вроде резинового бутерброда с пластилиновым соусом, завалявшегося последним экземпляром на верхней полке в супермаркете по уценёнке.
И тут я вспоминаю, что прах и кости - это в общем-то всё, что останется после... Сознание гонит прочь объективную неотвратимость финальной точки, момента, когда глаза закроются, а сердце более не ударит вновь. Чёрт, даже звука земли, осыпающей крышку гроба, уже будет не услышать. Остаётся лишь пользоваться нехитрым оружием, допущенным нам правилами в схватке с неизбежным - жить на полную в погоне за мечтой и любить, будто в последний раз.
Тогда, при любом выборе, ошибки, с философской точки зрения, уже быть не может.
Подозреваю, почти в каждой любовной истории, негатив и повседневная изоляция аффекта быта составляют превалирующую часть от всего остального. Нужно лишь уметь точно определять момент, когда отношения начинают тебя безвозвратно разрушать.
Мне это напоминает ситуацию, когда вроде только что было чистое небо, но вдруг, откуда ни возьмись, собралась гроза. Лежишь, слушаешь, как шины машин прорезают потоки воды, а капли методично барабанят по листьям, грустишь вместе с дождем, пытаясь смириться с мыслью, что чувства умерли, залипнув на осколках твоего маникюра. И мы уже, на самом деле, давно чужие, но по виду - роднее некуда, но это всё - уже не то, напускное. Будто брат с сестрой, проснувшиеся вдруг однажды в одной постели. А игра стихии за окном - не блажь природы вовсе, а мои слезы, растворяющиеся в лабиринтах пустоты меж нами.
Ты меня ненавидишь, а я тебя... скорее, люблю. Парадоксы наших отношений, где всё стабильно протекало не так, как ожидалось... Я мог прождать тебя три часа в метро, с цветами, и, в итоге, дождаться, а на следующий день не иметь терпения даже на жалкие пять минут. Ты могла говорить мне жестокие обидные вещи, а после обнимать так, что я моментально забывал обо всём на свете. Мы опаляли собственную кожу при малейшем сближении, но продолжали изнурительно заниматься самоуничтожением без попыток остановиться или, хотя бы, сомнений. Паузы в разговорах сменяли ссоры, а трудные дни - ночные схватки мокрых тел при свечах в блеске отражения зеркал. Были мгновения, когда я буквально жаждал спокойной жизни, но ты не позволяла мне снизить темп этого проклятого ралли без победителей, когда же минуты сомнений наступали у тебя, то тут уже я безжалостно повышал уровень адреналина. Мы гибли от яда друг друга, но не могли представить, как это - отказаться от прощупывания границ общего предела. Вполне возможно, у меня такие холодные глаза, а у тебя - столь брезгливая отстранённость в мимике именно потому, что, в определенный момент, мы осушили чувства друг друга без остатка, но, даже обнаружив дно, посчитали, что нам всё равно того мало.
Не всегда понятно, кто именно та, что... В начальный момент любовного помутнения кажется, что разглядел волшебный свет в одной из миллионов, но всегда существует риск ошибиться. Впрочем, разве возможны по-настоящему фатальные ошибки, когда, даже после разрыва, понимаешь, что, по факту, был счастлив довольно долго, и воспоминания о том не сотрутся никогда? От силы, слегка поблекнут.
Наконец, решаюсь – всё прекратить. Ты плачешь в трубку, а я молчу, не в силах подобрать верных слов. Нет, я совсем не жесток, просто в таких случаях не срабатывают все фразы мира. Меня хватает лишь на: «Поверь, так будет лучше. Без меня. Ты должна быть счастлива и найдется мужчина...»
Мою душу будто поджаривают на медленном огне. Разбивать чьё-то сердце - всегда преступление. Паузы разговоре становятся длиннее, я параллельно сотню раз колеблюсь - не вернуть ли всё обратно? Возможно, стоит сказать, что я погорячился, ошибся? К чему лукавить - мне ежесекундно хочется остановиться, но, отчего-то, я держусь из последних сил, чтобы не дрогнуть.
В трубке гудки, в сознании продолжает звучать твой голос, прокручивая отдельные эпизоды разговора. Боль в голове обретает вполне осязаемую словесную форму:
«Вот-вот – она скоро умрет. Последняя зелень за окном. Чёрт. Или, быть может, мне повезёт. И я просплю всю долбанную зиму, дождавшись, когда случайный луч растопит замшелых улиц лёд. В тот день я застыну у окна со стаканом в руке, мечтая о тебе, но знать бы, ты где? Пошлю эсэмэской очередные глупые стихи, наберу, наконец, номер, а в ответ - лишь гудки. И захочется мне тогда, чтобы весна и вовсе не начиналась, зачем она вообще, со всем напускным блеском, надеждами, если внутри всё сломалось? Стану мечтать о лете, как торчок, случайно смывший дозу в туалете, а за стеной опять закричат соседские дети, какие могли быть и у нас, если бы мы сутками не залипали в интернете. Но что теперь обо всем этом вспоминать? Жаль, в собственных снах я продолжаю каждую ночь тебя целовать… Опять...
Видимо, обществу необходимы люди, которым суждено исключительно страдать. Удаляясь от окна, продолжаю смотреть на желтеющий клён. Возможно, всё не так плохо, ведь я, хоть раз, но всё же был в кого-то влюблен.»
Залипаю потом в прострации, смотрю в одну точку. Мысли где-то далеко. Зацепились, прижавшись всем своим телом к стенкам подсознания, чтобы остервенело дергать за струны покалеченной души. Обрывки воспоминаний, спутанных в клубок радостей и обид, пространные размышления ни о чем, вся эта каша, в какой-то момент нагружающая серое вещество до логичного цикла перезагрузки, безнадежно зависшего в моем случае. И вот я сижу, пялясь в эту невидимую настенную точку. В ожидании, когда всё снова заработает.
Бессонные ночи сменяют друг друга, когда непроизвольно вглядываешься в редкие огни окон соседнего дома. В наушниках сотый раз прокручивается одна и та же заунывно-тоскливая песня. Думаешь - вот бы прикоснуться к скучающим звездам, вырваться из одиночества городских окраин и поцелуев нескончаемой зимы. Кажется, что все эти попытки рефлексии и самоанализа - есть ни что иное, как отрыжка сознания, утомленного привычными заботами обезумевшего мира. Вроде паузы на отдых, перезагрузки батареек с надуманно-бесполезным итогом.
Откуда ни возьмись вылезают размалеванные куклы-вуду моих тревог, прежде трусливо спрятанных в углу антресоли подсознания. В свое время я обломал ногти в кровь, пытаясь выцарапать им их ехидные глаза, но проклятые существа теперь смотрят на меня, как и прежде, с нескрываемым наслаждением и укором. Потому начинаю прокручивать в памяти мгновения счастья, которые у нас, хоть иногда, но были в определенном количестве, цепляться за них, словно за крохотные маячки ностальгии, спасающие от окончательного падения в воронку пропасти уныния.
Взять хоть даже то волшебное лето, проведенное в странах бывшей Югославии:
«Мост, горы, река и твои глаза. Душный балканский вечер под бутылку вина. Случайная остановка после утомительной дороги, спровоцированная исключительно прихотью судьбы, ведь я прежде и не слышал названия городка, о котором Иво Андрич, много лет назад, написал книгу, позволившую ему стать нобелевским лауреатом. Вот так бывает, что сливается в плюс буквально всё: и цвет луны в небе, и форель, игриво плещущаяся в Дрине, и запах наступающей ночи с бесцельными прогулками по уютным улицам в толпе местной молодежи. Когда всё нравится настолько, что ты не хочешь уезжать, но понимаешь, что есть лишь один вечер, не можешь заснуть, сидишь на балконе до самой зари, так и не раскусив, что это за метаморфоза произошла с тобой где-то глубоко внутри. Возможно, это было то самое место, куда неистово тянуло душу долгие годы или просто удивительно совпали обстоятельства? Трудно ответить, но та неповторимая июльская ночь, несомненно, стоила того, чтобы её пережить.»
Спустя какое-то время и воспоминания перестают исцелять, исчезая, словно волшебные тропические острова, от которых ты гребешь на своей скромной лодке всё дальше. Потом те уже едва заметны в дымке горизонта, но ты, почему-то, продолжаешь вглядываться в их очертания до последнего момента, когда больше не остаётся совсем ничего, и согревает лишь надежда, что однажды ты приплывёшь к новым, ещё более фантастическим участкам суши.
Интересно, простит ли она меня? Если не сейчас, то, может, позже?
Не каждый из нас вообще способен это делать - прощать. Даже когда тяжело, больно и кажется, что нет будущего. Когда ревность и обида застилает глаза. Уйти или остаться – в конечном счёте неважно, куда приоритетнее по-настоящему искреннее прощение, позволяющее сбросить с себя навсегда бремя губительного негатива.
Жаль, впрочем, раны, крохотные такие отверстия в ткани души, словно от выстрелов профессионального снайпера - всё равно останутся.
Поэтому, если можешь, прости меня, и лети прочь... ласточкой, в небо, без конца...
И я пишу на бумаге, прежде чем выбросить её в мусорную корзину, всего несколько строк:
Добро пожаловать в мир,
Где сожжено всё вокруг,
Где я уже не кумир,
А просто твой лучший друг.
Где крыльям больно парить,
И даже времени нет,
Чтоб образ твой уловить,
Или нащупать твой след.
И таким образом прощаюсь с тобой сам для себя. И пытаюсь идти дальше. С оттенком легкой печали на заднем фоне, как бывает, например, в погожие дни середины сентября, когда складывается ощущение, что на мгновение вернули лето, которого ты, в силу календаря, уже и не слишком-то достоин, с одной лишь целью - после забрать, сразу и безжалостно.
Каждый из нас - постоянно находится в дороге. Не важно, дорога ли это успеха, обретения смысла либо исколотых вен. Все мы безостановочно что-то ищем, вопрос лишь, придем ли когда-нибудь к запланированному изначально или это, наоборот, явится противоположностью тому, чего мы столь продолжительно жаждали?
Ночью мне вновь снится она.
Делает маникюр, а слезы капают прямо на покрываемые лаком ногти. Зачем вообще она этим занимается? Наверное, чтобы просто как-то отвлечься. Ведь тот, кто казался всем, больше не позвонит, не придет и не оценит эти чертовы лепестки сакуры, которые она сейчас столь старательно пытается вывести кистью. Он её вероломно бросил, и мир, казалось, моментально рушится прямо на глазах, утопая в ярости обиды и скорби. Солнце более не радует, проклятые улыбки на лицах прохожих теперь раздражают настолько, что хочется буквально расцарапать эти счастливые физиономии в кровь.
По вечерам опять будут слезы, мороженное и романтические мелодрамы со счастливым концом. Она, на самом деле, никогда не думала, что столь одинока, но, почувствовав то впервые, оказалась не готовой к жизни в подобной фазе.
После, недели спустя, пробует курить, читать книги по мотивации и выгибаться на йоге в роскошном фитнесс-центре. Пустота внутри не уходит - кажется, лишь расширяется. Она пытается заполнить ту случайными свиданиями, мимолетными романами. Потом покупает кота. После сдаёт животное маме и уезжает в Африку работать в благотворительной организации. Ищет себя, пытается расти духовно по техникам модных восточных практик. Осваивает даже чёрную магию, и потому искренне верит, что теперь её бывший на всю жизнь будет мучиться с грыжей, может, даже простатитом, благодаря её ловким манипуляциям с иглами и тряпичной куклой.
Впрочем, чувство одиночества не уходит. Тогда она плюет на Африку с этими вечно ноющими голодранцами и местными мужчинами, хищно разглядывающими её, словно бедняк - кусок жаренного стейка, и возвращается домой. Погружается с головой в бизнес, относительно успешно...
Потребляет, потребляет, потребляет...
Уже даже очередные платья от кутюр нет возможности куда-то впихнуть, не выбросив предыдущие, из старых коллекций, но счастье неуловимо быстро улетучивается, проявляясь на краткие мгновения, а после вновь - тоска, попытки отвлечься, рефлексии на тему бессмысленности бытия.
Однажды, гуляя по набережной Ниццы, она видит улыбчивого бездомного, играющего на губной гармошке, то и дело прикладывающегося к бутылке дешёвого вина, машущего рукой всем прохожим сразу, с наслаждением подставляющего лицо весеннему солнцу Лазурного берега. Непонятный импульс, зародившийся где-то внутри её годами расширявшейся пустоты в груди, заставляет подойти поближе. Монеты в несколько евро звонко падают в эмалированную тарелку с лепестками сакуры, точь-в-точь такими же, какие она так любила рисовать лаком.
- Спасибо, мадам, - благодарит бездомный.
- Я хотела бы спросить, месье, почему вы счастливы? Как вы вообще можете улыбаться в вашем-то положении? В чём секрет? - спрашивает она, медленно растягивая слова, но чересчур часто хлопая накладными ресницами.
- Всё просто. Однажды я пришёл к элементарному выводу, что жизнь - есть боль. И не наступит когда-либо желанный праздник райского будущего, проецируемого сознанием. Мы здесь ни для чего не нужны. Суетимся, страдаем, любим просто так. Болтаемся по воле случайности, чьей-то жестокой иронии в качестве исключительно злой шутки эволюции. И тогда мне стало легче. Требовалось лишь пропустить через себя эти слова, поверить в них, не отрицая, принять как сокрушительную данность. Теперь я радуюсь каждому дню, тёплому ветру, терпкому вкусу вот этого виноградного напитка, стуку каблуков милых девушек по мостовой, не задаваясь лишними вопросами, терзаниями или поиском смыслов. Я просто существую, не привязанный к чему-либо.
Женщина долго смотрит на этого странного грязного человека, чем-то напоминающего финик, сморщенный на солнце. Люди идут и идут, солнце катится по небу, а она всё стоит, слушая нехитрую мелодию губной гармошки. После, наконец, уходит.
Чтобы просто жить. Без причин, страхов и самосожалений.
Утром получаю сообщение с какого-то фейкового, уже удаленного, аккаунта: «Если когда-нибудь будешь счастлив - расскажи потом, как оно...»
Вбиваю в поиск твоё имя, раз десять щепетильно просматривая профайл за профайлом. Не нахожу - видимо, и его заблокировала.
У тебя в телефоне я в чёрном списке, а электронной почты даже и не знал никогда. Возможно, скоро нас разделят тысячи километров, и я чувствую, что вряд ли теперь когда-нибудь ещё прочту от тебя хоть строчку.
Рассвет, дорога, пейзаж, сотканный из молекулярных частиц, которые не прекратят движения, даже когда нас с тобой не станет. Позади - ничего, впереди - всё. И так будет всегда.
Аэропорт. Скольжение меж облаков. Город при приземлении, различаемый, будто на ладони. Воздух, встречающий путника ароматом весны и лаской природной простоты. Горы, бескрайнее море - здесь, правда, есть всё. Мир прекрасный и бесподобный.
Только не для нас. Не для нас...
Вечер. Тяну руки, но не могу улететь. Сижу у костра, считая песчинки на пальцах, неспешно-долго, примерно до момента, когда на небосводе вспыхивает последняя звезда. Ты будто присутствуешь рядом, но мне это только так кажется - пронзённое печалью сознание, порой удивительно вовремя, рисует спасительные образы. Пытаясь обнять призрак за талию, я лишь ловлю ладонью остатки ночного тепла. Дым от обугленных поленьев поднимается куда-то вверх тонкой серой полоской, и мне начинается казаться, что более не осталось мечты или устремлений, способных увлечь меня за собой.
Мы потеряли всё, что у нас было, в мутной окутанности бестолковыми ссорами, забросив за радугу слёз любые попытки к примирению. Поверь, я столько раз жаждал отыскать дорогу к границам той фантастической реальности, где даже критически ошибки прошлого легко поправимы благодаря силе собственных желаний, но подобные места встречаются только в моих снах.
Возможно, вообще единственное, что мне теперь останется -
облизывать взглядом закаты, предаваясь воспоминаниям, отравлявшим и исцелявшим в равной степени, писать стихи, а после пить кофе с примесью пепла собственноручно сожженных тетрадей, выискивать в каждой толпе твои глаза среди тысяч незнакомок, раз за разом перечитывать твои строки на странице социальной сети, переписывая те на белоснежные листы формата А4, приговорённые к неминуемой смерти в мусорной корзине, едва на них будет проставлена финальная точка. Бережно сжимать в ладонях старую фотографию, проводя по ней пальцами вдоль линий твоего силуэта бессчетное число раз, словно свихнувшийся шаман, в какой-то момент научившийся таким образом переноситься в то самое время и место, где всё начиналось, а наши сердца ещё не израсходовали предначертанного им запаса добра и нежности.
Когда живешь чувствами, предпочитая импульсы сердца холоду разума, переносишь, в итоге, больше боли, чем способен изначально.
Спустя время, ты - с Ним, я – с Ней. Почему, в итоге, всё вышло, как вышло? Неужели наши желания - нечто вроде мыльных пузырей по ветру, приговоренных, рано или поздно, лишь эффектно лопнуть?
Вдруг всё же это была именно любовь... та особенная, настоящая, которая лишь раз, где существовали только мы, да невидимый циферблат обратного отсчета над нашими головами, безжалостно отсекающий секунды, часы, дни, целую жизнь? И если такую утрачиваешь безвозвратно, то вне зависимости от длительности отношений, она чудесным образом успевает выжечь эмоции без остатка, а ты скитаешься потом долгие годы по планете, опустошенный, с холодными глазами, словно пластиковый манекен, по ошибке обтянутый человеческой кожей.
Мне неожиданно представляется картина, как, спустя много-много лет, ты плачешь, а слёзы плавят снег, которым ты бросаешься в бессильной злобе в надгробие того, кто надолго пришёл в твою жизнь после меня. В голове у тебя в этот миг сменяются кадры прошлого с ванильным привкусом - прежде ты и помыслить не могла, насколько тот в действительности был сладок. Отпуска у моря, рука в руке навстречу солнцу, вечерний фильм, целые сцены которого пропускались из-за жарких объятий и периодических поцелуев, романтические прогулки по центру города под грохот фейерверка…
Время летит всегда резче, нежели нам представляется. Вот и ты ходишь на кладбище год за годом, а кажется, будто только вчера это случилось впервые. Счастье иллюзорно, реальность хрупка - даже на поверхности надгробия уже можно разглядеть мелкие длинные трещины, и тебе становится страшно...
Потому что всё, к чему мы стремимся, в конечном счете, рано или поздно, превращается в пыль.
#2 Loneliness
«Однажды, застыв в эпицентре танцующей толпы,
заполнившей пляж, казавшийся доселе бескрайним,
я вдруг до боли четко ощутил собственное
одиночество...»
Наслаждение моментом – наверное, сложнейшее из доступных нам искусств, и у меня на протяжении целой жизни не очень-то получается добиться в нём хоть сколь-нибудь заметного прогресса.
В наушниках играет что-то лиричное, бреду по исхоженным вдоль и поперек тротуарам родного двора в декорациях осени на излете октября, когда хочется застегнуться на все пуговицы сразу. Сухие листья даже не шелестят под подошвами - видимо, им лень или просто нет сил. Изможденные обыватели, вереницей тянущиеся к метро и обратно, движутся сейчас быстрее, нежели обычно, наверное, всё дело в пятнице. В воздухе витают нотки бабьего лета, утраченного уже пару недель как. Тучи, облепившие небосвод, выглядят неизбежным проклятием, снижающим почти к нулю вероятность появления луны или звезд. Потому последние в мегаполисах исключительно свои, медийные - иные нам, в общем-то, без надобности.
Города… Урбанистические тюрьмы человеческого духа, зона отчуждения глобализации, где блеск глаз заменяет мерцание экранов или неона, а жар сердец - тепло перегревающихся аккумуляторов или процессоров смартфонов. Места, где мы безучастно трагично одиноки, задушенные лентами автострад, со сломанными о плиты заборов заводских окраин костями, зрачками, выжженными кричащим светом биллбордов.
Почему я вообще до сих пор не сбежал? Стокгольмский синдром, вероятно... ибо город, так или иначе, оставляет отпечаток внутри каждого из своих детей, подсаживая на кайф бесконечных доз его ритма, пусть наутро и обязательно затошнит от противоестественности яда его объятий.
Прежде я буквально растворялся в оживлении улиц, искусно обученных ловле неподготовленных путников с последующим пережёвыванием тех всего за ночь. Вопрос всегда заключался сугубо в том, какой эта ночь получалась. Согретой компанией очаровательной незнакомки, вознесшей тебя на вершину эмоций, исчезнувшей под утро, не оставившей контактов, когда после годами вынужден вглядываться в лица первых встречных в тщетной надежде вновь её встретить? Или это ночь, завершившаяся пьяной дракой, где на твоих глазах погиб лучший друг?
Город разучил меня наслаждаться песнями ветров, когда, прислонившись к горной тверди у края обрыва, с упоением рассматриваешь близлежащие деревеньки в качестве забавных скоплений ярко-золотистых мерцающих огоньков где-то далеко внизу. Считаешь звезды, восторгаясь отблеском их сияния. Кутаешься одеялом ночного тепла, распивая родниковую воду, испытываешь головокружение от перенасыщения кислородом...
Убежден, каждый из нас заслуживает подобного, хотя бы потому, что появившиеся на этой планете сотни тысяч лет тому назад люди изначально существовали именно так, а не задыхались от испарений углекислого газа, мучаясь аллергиями от регулярного употребления пластиковой пищи.
Вместо этого мы лежим, умирая в пространстве бетонных коробок. Час за часом, день за днем. Я даже предпочел бы погибнуть с тобой, милая, от холода, распластавшись посредине белоснежно-ледяного озера в окружении хвойного леса, в объятиях, которые после трупного окоченения не смогла бы разомкнуть никакая спецтехника, нежели на протертом диване в душной комнате, стариком, загнанным в апатию обыденности существования.
Наконец, спускаюсь в подземный ад, где змея стальных вагонов с краткими периодическими интервалами уносит собственных жертв далеко прочь. Облепленный телами, шатаюсь в такт покачиваний поезда, пробую размышлять о разном, но ничего позитивного на ум не приходит. Что я вообще, чёрт возьми, делаю среди всех этих хмурых измождённых лиц? Каторжников с понуро опущенными головами под пыткой ожидания достижения пунктов следований.
Мою кровь подпитывает интернет-соединение, скользя ровно упакованными килобайтами прямо по лабиринтам изможденных вен. Кажется, что наличие wi-fi в подземке - важнее присутствия кислорода, ибо хоть как-то спасает от скуки. Как бы мне хотелось, вместо всего этого, просто пойти и покататься по волнам на доске...
В вагоне затхло и убого, все окончательно устали друг от друга, но вынуждены ежедневно повторять сей аттракцион, каждый раз смотря куда угодно, но только не в глаза окружающим. Не с кем поговорить, и никто не услышит. Обреченная пропасть, даже если и стоим вплотную. Мы инстинктивно строим преграды, новые стены, защищаем внутреннее «Я» ото всех, словно сама природа оберегает нас от внешней среды, заложив подобную модель поведения.
Самый настоящий мир слепых, завидующих глухонемым.
Хорошо ещё, что бомжей сегодня нет или подвыпившего парня не выворачивает рядом прямо на пол. Не верю, что судьба не могла подыскать мне места получше в эту самую минуту.
Пассажиры поголовно в чёрном, как и я. Армия тараканов в погоне за иллюзорным успехом. Состав выныривает из туннеля к открытому пространству, мир вдруг начинает крутиться, как и пейзаж за окном - кажется, что я не тот и не там. Что меня подменили, но не в роддоме, как это порою случается, а прямо сразу на небесах - в чертогах колыбели вселенной. Изначально планировалось, что впервые вскрикнув, я открою глаза, увижу синие небеса юга, поймаю обонянием несколько ноток соленого морского бриза, а едва начав ходить, побегу среди пальм босиком по раскаленному песку...
Видимо, что-то пошло не так. И вот я здесь. Хамелеон-дальтоник, способный эффективно сливаться лишь с одной цветовой палитрой, как две капли воды похожей на мою жизнь. Серой.
От нечего делать рассматриваю девушку, робко забившуюся в соседний угол. Удивительно, как этот недосып, перегруженность проблемами, привычно-городская отчужденность убивает в нас способность видеть прекрасное, подмечать детали. Например, персиковый лак в цвет узорчатого платка, небрежно нанесенный на её ногти, быстро наполняет моё сердце гармонией, зажигая в памяти вспышки бронзовых закатов упущенного лета. Порой она столь стремительно хлопает ресницами, что мне кажется, будто это крылья мистической бабочки порхают пред моим взором. Почти гипнотизируя, заставляют заворожено оторопеть в промежутке бесконечного мгновения. В подобные моменты понимаешь, возможно, в мире есть даже нечто выше любви, вроде искренности чудес первозданной красоты, способной побеждать любое зло и несовершенство окружающей реальности.
Образ прекраснейшего из земных насекомых погружает в воспоминания. Со мной всегда так происходит – ностальгическая меланхолия наступает неожиданно резко, окутывая восприятие тысячей мягких щупалец:
Был период, ты буквально светилась изнутри, но я не сумел надолго сберечь этот огонь - лишь погрелся подле него ночью однажды всего часа на два-три. Минуты тогда летели предательски искрометно. Мне остро хотелось вцепиться ногтями в каждую, заставив их притормозить. Требовалось сказать друг другу так много, но мы просто лежали молча, изможденные, в объятиях под липкой духотой июля, разом лишившего остатков последних сил. После, уже уходя, я смотрел как ты спала - мерное вздымание груди, легкая улыбка, твоя... такая бледная... кожа...
Некоторым из нас судьба порой выдает заведомо проигрышную колоду карт. Застыв тогда у края кровати, опустошенный, я вдруг подумал - ты впорхнула ко мне в жизнь, именно словно бабочка с золотыми расписными крыльями, которую мне бы всё равно никогда не удалось приучить жить в неволе. Лишь поймать на миг, подержать на ладони...
А на следующий день ты умерла.
Интересно, аромат её духов терпкий или едва уловимый? Конфетный или фруктовый? А кем она работает? Или ещё пока учится? Можно было бесконечно прокручивать в голове вопросы подобного толка, в итоге, формируя для себя абсолютно любой образ.
Допускаю, существует вероятность нагло подсмотреть в экран её телефона, возможно, запомнить имя из профайла социальной сети, если то окажется хоть сколь-нибудь нестандартным, выловить его через поиск, прислать запрос добавления в друзья. Вот только зачем? Да и что я ей скажу? Она ведь окажется обычной, такой, как и я, как все...
Нет, не стоит, пусть лучше незнакомка останется мимолетно-светлым бликом моих воспоминаний, хоть на пару дней, пока окончательно её не забуду.
Наш мир, как назло, слишком циничен, материален до уродливой чрезмерности и потому подталкивает своих обитателей улизнуть от него в параллельную вселенную фантазий, домысливаний, даже откровенных галлюцинаций. Нет, ну право, представим максимально позитивный вариант - девушка принимает мой запрос, начинается активное общение, после - встречи, далее обнаруживается, что это то самое чувство – лежит, ластится у нас на ладонях. Гуляем дни, ночи напролет, в промежутках меж разговорами и сексом.
Далее? Женимся? Хорошо, допустим. Рожаем детей? Согласен, куда же без этого, рано или поздно, такое бы неминуемо произошло. Строим карьеры, не зная, на чьи бы плечи переложить орущих вечно капризничающих отпрысков? Вероятно. Считаем засаленные банкноты, копя на что-то… Ладно, представим, даже живем обеспечено, света белого не видя в ловушке офисных стен...
Гнемся под обстоятельствами, методично теряя сознание от удавки быта? Определенно. Говорим «я тебя люблю» на автомате, не всегда даже получая обратный ответ. Сравниваем эмоции первых лет взаимоотношений и на контрасте понимаем - что-то не так... Бежим к семейному психологу, разводимся спустя какое-то время, и вперед - к адвокату. Делим этих несчастных малышей... Или, если сохраняем брак, живем по привычке. Занавес.
Пока я обо всем этом думал, толком не заметил, что она покинула вагон. Силуэт на мгновение мелькнул у края платформы, двери резко закрылись, выдернув меня из оцепенения. Наверное, упустил очередной шанс. Как же хорошо, что их в жизни обычно более одного. Почему-то ощущаю себя несуразной фигуркой, вроде изорванной тряпичной куклы, от порядком запачканной одежки которой к окружающим тянется множество незримых нитей. Стоит лишь потянуть за одну...
Вопрос только, кто, в действительности, тянет? Что если мы упускаем возможность судьбоносно познакомиться или просто сделать нечто ценное в собственной жизни не по причине скромности, лени, а вследствие независящего от нашей воли жестокого стечения обстоятельств? Что если всё предательски предопределено? В подобный момент понимаешь, мир грёз - всегда лучше. Там, по крайней мере, каждый волен делать, что хочет и как.
Мы рождаемся в одиночестве и умираем аналогично, проводя большую часть жизненного пути в прогулках по лабиринтам собственных мыслей. В таком случае выходит - мало что вообще имеет значение. Кроме, пожалуй, внутреннего мира, формируемого трагедией опыта пережитых эмоций.
Эскалатор преодолен, свобода… осенний ветер по-садистски треплет лицо. Мягкий свет фонарей придает картинке кукольных кварталов стеклянного центра истинно-первородное волшебство. Небо немного расчистилось - звезды вскоре начнут украшать его своими бусинками слез.
Останавливаюсь у резной лавочки на краю тротуара, рассматриваю, наве