ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ 5 глава




Такие дни были физически утомительными, опустошающими. Мне не давали спать, отправляли карабкаться по вантам или приставляли к помпам под палубой, где я и урывал короткие мгновенья сна, свернувшись клубочком у корпуса корабля.

Затем погода налаживалась, и жизнь продолжалась. Я смотрел, как проводили свои дни более опытные матросы — как они пьянствовали, играли и путались с женщинами, и понимал, насколько относительно скромными были мои собственные похождения в Бристоле. Я вспоминал тех парней, которых я встречал в тавернах Уэст-Кантри, считавшими себя матёрыми пьяницами и дебоширами. Если б они видели моих товарищей в деле! Драки возникали на пустом месте. В одно мгновение. Обнажались ножи. Проливалась кровь. За первый месяц на море я услышал больше хруста костей чем за предыдущие семнадцать лет моей жизни. А не забывай, ведь я рос в Свонси и Бристоле.

Но какими бы ярыми ни были эти драки, они гасли так же внезапно, как и разгорались. Мужчины, которые мгновение назад держали ножи у горла друг другу, мирились, похлопав по спине. Хлопки эти казались столь же жесткими, что и удары в драке пару секунд назад, но желаемого эффекта достигали. Согласно правилам, все конфликты следовало завершать на берегу дуэлью, саблями или на пистолетах. Конечно, этого никто не хотел. Ссора — это одно дело, умереть — совсем другое. Поэтому драки заканчивались так же быстро, как начинались. Гнев вспыхивал и угасал.

Поэтому мало кто на корабле враждовал по-настоящему. Просто мне не повезло, что нашелся тот, кто точил зуб на меня.

Впервые я это понял на второй или третий день на борту. Я ощутил пристальный взгляд мне в спину, повернулся и ответил улыбкой. Дружелюбной улыбкой. По крайней мере, я считал её таковой. Но иногда дружелюбная улыбка может показаться дерзкой усмешкой, и это только разозлило того парня. В ответ мне был послан яростный взгляд.

На следующий день, когда я шёл по шканцам, меня ударили локтем, причем так сильно, что я упал на колени, и когда я взглянул вверх, ожидая увидеть улыбающееся лицо — "попался!" — то увидел лишь усмешку на лице того самого парня, когда он повернулся через плечо, шагая в свою сторону. Огромный был амбал. У такого не хочется стоять на пути. Но похоже было, именно там я и оказался.

Позже я рассказал об этом Пятнице, чёрному матросу с палубы, у которого гамак был рядом с моим. Когда я описал ему ударившего меня мужика, он сразу понял о ком речь.

— Это Блэйни.

Блэйни. Вот и всё, что я знал об этом мужике. К несчастью, — имеется в виду, к несчастью для меня, — Блэйни меня ненавидел. Он терпеть меня не мог.

Наверное, была причина. Учитывая, что мы ни разу не говорили, вряд ли это была основательная причина, но важным было то, что причина эта существовала — у Блэйни в голове, и, в конечном счете, только это и имело значение. Это, и то, что Блэйни был огромен и, по словам Пятницы, умело владел саблей.

Ты, наверное, уже догадалась, что Блэйни был одним из первых, кого я встретил в первый вечер, когда прибыл перед отплытием "Императора". Я знаю, что ты думаешь: он был тем, с кем я заговорил первым, весь готовый преподать мне пару уроков за проявленную дерзость.

Нет, если ты так думаешь, то ошибаешься. Блэйни был одним из парней, сидевших на бочках за игрой в карты. Обычный, грубоватый мужлан, с выступающим лбом, толстыми бровями, которые постоянно собирались вместе, как будто бы он всегда был чем-то озадачен. В ту ночь я едва обратил на него внимание, и теперь, когда я вспоминаю это, мне кажется, что поэтому он и озлобился на меня; тогда и родилось его недовольство: он почувствовал, что я не заприметил его, и этого было достаточно, чтобы раздражение переросло в ненависть.

— Почему он зол на меня? — спросил я, на что Пятница лишь пожал плечами и пробормотал "Не обращай внимания". Потом он закрыл глаза, указывая, что разговор окончен.

Так я и делал. Не обращал внимания.

Ясное дело, это злило Блэйни ещё больше. Он не хотел, чтобы его игнорировали, он хотел, чтобы все его видели. Чтобы все его боялись. Я этого не делал — и да, это подливало масла в огонь его ненависти.

 

ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ

 

Тем временем стоило задуматься о другом. Например, о том, что прошел слушок, будто капитану не хватало награбленного. Вот уже два месяца как мы не совершили ни одного налета, и пока наш заработок был едва более полпенни. По кораблю разносился шум недовольства, причем он исходил в основном из каюты капитана. Скоро стало всем ясно, что ему казалось, будто он придерживался условий сделки, но получал при этом одни гроши.

Какой сделки, спрашиваешь? Короче, как каперы мы обеспечивали присутствие Ее Величества; мы были кем-то вроде не завербованных солдат в ее войне против испанцев. В обмен нам позволялось совершать налеты на их корабли совершенно безнаказанно, читай: нам разрешалось брать у них все, что душе угодно. До сих пор мы так и делали.

Но ряды испанской флотилии редели с каждым днем. В портах ходила молва, что война шла к концу, что скоро подпишут мир.

Капитан Долзелл, стоит отдать ему справедливость, был прозорлив, и он, углядев, откуда дул ветер, решил, что нам, со скудной добычей, пришла пора действовать иначе, чем уговаривалось по свидетельству.

Капитан снял треуголку, смахнул пот с бровей, и снова надел шляпу. Трэффорд, старпом, стоял рядом с ним, когда тот обратился к нам:

— Этот налет озолотит нас всех, ребята, ваши карманы треснут по швам. Но я должен предупредить — и я подведу вас как капитан, если не сделаю этого, — что ради этой наживы придется рисковать.

Рисковать. Точно. Рисковать быть пойманными, наказанными и кончить на виселице.

Говорили, у висельника в кишках пусто. Штаны пирата сшивали у щиколоток, чтобы не вываливалось дерьмо. Больше всего меня пугало именно это унижение. Не хотел бы я, чтобы Кэролайн запомнила меня болтавшимся на веревке и смердящим дерьмом.

Не ради того, чтобы оказаться вне закона, стать пиратом, я покинул Бристоль. Если бы я остался на корабле и согласился с планом капитана, то так оно бы и вышло. За нами бы погнался объединенный флот Ост-Индской компании и Ее Величества.

Я присоединился к каперам не чтобы стать пиратом, но возвращаться домой без гроша в кармане тоже не входило в мои планы. Мне пришла в голову мысль, что я смогу откупиться от своих врагов, что если я вернусь с состоянием, то смогу заплатить за свою голову.

Но нет, я записался сюда не для пиратства. "Я заработаю деньги законными путями," — решил я.

Умоляю, прекрати ухмыляться. Сейчас я знаю, что это звучало старомодно, но когда-то во мне пылало рвение, а голова была забита мечтами. И поэтому, когда капитан, предложив нам пиратство и добавив, что он знал, что далеко не всех устраивал такой расклад, посоветовал несогласным дать знать об этом немедленно или навеки смириться, чтобы он смог организовать им высадку с корабля, я почти шагнул вперед. Почти.

Пятница остановил меня незаметным движением руки. Даже не взглянув на меня. Он просто остановил меня, так и глядя вперед. "Погоди," — сказал он, едва пошевелив губами, и причины не заставили себя ждать. Пятеро членов экипажа — пятеро хороших мужей, не желавших быть причастными к пиратству, — поднявшись на шканцы и последовали совету капитана, по первому же слову которого старпом выбросил их за борт.

Там и тогда я решил хранить молчание и до поры до времени — и лишь до поры до времени — следовать за капитаном. "Я попиратствую, получу свою долю, затем покину корабль," — подумал я. — "Затем присоединюсь к каперам (в конце концов, я к тому времени был уже бывалым моряком) и буду отрицать собственное присутствие на "Императоре", когда экипаж совершил столь позорное преступление, как пиратство".

Это был не самый хитрый план, согласен. Я знал, что у него были свои недостатки, но мне, оказавшемуся снова между молотом и наковальней, выбирать не приходилось.

Как только выброшенные за борт скрылись за нами из виду, капитан вкратце обрисовал свой план. Он не стал заходить далеко и предлагать наброситься на Королевский Флот — это было бы самоубийством. Зато он знал, что один определенный корабль — наша цель — плавал в водах в Вест-Индии. Туда в январе 1713 года и направился "Император". 

 

ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ

 

 

Январь, 1713 года.

 

Переплывая с острова на остров, мы пришвартовывали корабль в укрытых бухтах или устьях рек, и моряки отправлялись на берег за запасами древесины, воды, пива, вина и рома. Мы могли торчать там целыми днями напролет, убивая время охотой на черепах, пальбой по птицам или, когда нам было особенно везло, угоняя крупный рогатый скот, коз или свиней.

Однажды нам пришлось кренговать "Императора", и для этого мы протащили судно на берег и затем, не без помощи такелажа и кильблока, перевернули его. Мы сожгли водоросли и раковины факелами, залатали дыры, а все сгнившие доски заменили, и все это произошло под руководством плотника, который обычно ожидал подобных работ с нетерпением. Его можно было понять, потому что мы, пользуясь случаем, ремонтировали ещё мачты и рангоуты, и у него появилась приятная возможность покомандовать старшим рулевым и первым и вторым помощниками, у которых не было выбора, кроме как подчиниться, заткнув рот.

Это были счастливые дни, проведенные за охотой, рыбалкой и наблюдением за неудобствами, которые испытывали старшие по званию. Я почти жалел, когда нам вновь пришлось выйти в море. Но мы снова отправились в путь.

Корабль, который был нам нужен, был торговым судном Ост-Индской компании. Многие матросы считали эту затею довольно опрометчивой. Мы понимали, что нападением на это судно мы фактически объявляли себя в розыск. Но капитан заявил, что весь патруль Карибского моря состоял из трех военных кораблей да двух шлюпок, а на "Галере Амазонки", корабле Ост-Индской компании, хранилось сокровище, так что от нас всего-то требовалось напасть на корабль в открытом море, ограбить и удрать как можно быстрее.

— Неужели команда "Галеры" не сможет опознать нас? — вслух спросил я. — Неужели они не скажут Флоту, что на них напал "Император"?

Пятница одарил меня недобрым взглядом, но мне было все равно.

Мы нашли "Галеру" на третий день нашей охоты.

— Вижу корабль! — раздался крик с мачты. Эту фразу мы слышали часто, так что особо ни на что и не рассчитывали в тот момент, а лишь смотрели, как капитан и квартермейстер шептались между собой. Минутой спустя они кивнули, мол, это "Галера", и мы взяли курс на него.

Подплыв ближе, мы подняли британский флаг, и "Галера" осталась на месте, приняв нас за дружественных британских каперов.

В принципе, мы ими и были. В теории.

Мы зарядили пистолеты и проверили сабли. Абордажные крюки и пушки были наготове. Когда мы поравнялись с "Галерой", их команда поняла, что мы были настроены на битву. Мы находились достаточно близко, чтобы увидеть панику на их лицах.

Мы заставили их идти наравне с нами. Наши матросы кинулись к планширю, где встали, готовые к действиям, нацеливая пистолеты, заряжая пушечные орудия или обнажив сабли и оскалив зубы. У меня не было пистолета, а моя сабля была ржавым старьем, которое рулевой откопал на дне сундука, но тем не менее. Зажатый между мужиками вдвое старше меня, но в десять раз свирепее, я изо всех сил старался не уступать им в оскале, чтобы выглядеть так же свирепо и устрашающе.

Пушки были нацелены на "Галеру". Одно слово, и они бы открыли огонь, один залп, один выстрел — и судно разломалось бы надвое, отправляя всю его команду на морское дно. На их лицах было то самое отвратительное, испуганное выражение. Выражение лиц мужчин, пойманных в ловушку. Мужчин, которым предстояло испытать что-то ужасное.

— Пусть явится ваш капитан, — прокричал наш первый помощник сквозь расстояние между судами. Он вытащил часы и, перевернув их, поставил поверх рейки. — Пусть притащится до того, как закончится песок, не то мы откроем огонь.

Их время почти вышло, когда капитан "Галеры" наконец появился на борту. Разряженный во всё свое самое лучшее, он смерил нас взглядом, полным, по его мнению, смелости — которая ничуть не скрывала тревоги в его глазах.

Он сделал так, как было сказано, и приказал спустить лодку, затем спустился с борта и, орудуя вёслами, направился к нашему судну. Втайне я сочувствовал ему. Он сдался на нашу милость, чтобы защитить свою команду, и это было достойно восхищения, и когда он поднимался по веревочной лестнице, когда над ним издевались матросы с нижнего уровня, которые заряжали пушки, когда потом его грубо схватили за плечи и протащили через перила реек и поволокли в ют, голова его оставалась высоко поднятой.

Когда его рывком подняли на ноги, он вырвался из рук державших его матросов, откинул плечи назад, и, поправив пиджак и манжеты, потребовал встречи с нашим капитаном.

— Да, я здесь, — откликнулся Долзелл, спускаясь с кормы с Трэффордом, его первым помощником. На голове капитана красовалась треуголка, под которой была повязана бандана, а в руках он держал обнаженную саблю.

— Как ваше имя, капитан? — спросил он.

— Капитан Бенджамин Причард, — мрачно ответил тот, — и я требую объяснения происходящего.

Он старался выпрямиться в полный рост, но не дотягивал до Долзелла. Мало кто мог до него дотянуть.

— Объяснения происходящего, — повторил Долзелл. На лице капитана красовалась тонкая улыбка. Наверное, это был первый раз, когда я видел его улыбающимся. Он окинул взглядом своих людей, собравшихся на палубе, и среди команды раздались жестокие смешки.

— Да, — ответил капитан Причард с акцентом, присущим членам высшего класса. Почему-то это напомнило мне о Кэролайн. — Именно это я и имею в виду. Вы знаете, не так ли, что этот корабль принадлежит и управляется британской Ост-Индской компанией, и находится под полным протекторатом флота Её Величества.

— Как и мы, — ответил Долзелл, указывая на английское знамя, колыхавшееся над бомбрамселем.

— На мой взгляд, вы утратили эту привилегию в момент, когда остановили нас под угрозой выстрела. Если только, конечно, у вас нет для этого веской причины.

— Есть.

Я бросил взгляд на команду "Галеры", застывшую под дулами наших пистолетов, но так же, как и мы, заинтересованную происходящим на палубе. В воцарившейся тишине можно было бы услышать звук упавшей иголки. Единственными звуками были шум волн, бившихся о корабли, да шепот ветра в парусах.

Капитан Причард растерялся.

— Есть?

— Есть.

— Понятно. Тогда, возможно, нам стоит выслушать её.

— Да, капитан Причард. Я приказал вашему судну встать борт о борт с нашим, чтобы мои люди смогли разграбить всё ценное. Видите ли, наши находки на море в последнее время стали чрезвычайно скудны. Мои люди начинают беспокоиться. Им интересно, сколько им заплатят за это путешествие.

— Вы — приватир, сэр, — ответил капитан Причард. — Продолжите это — и станете пиратом, вас будут искать. — Он обратился ко всей команде. — Вас всех будут искать. Флот Её Величества разыщет вас и арестует. Вас всех повесят в доках и выставят в цепях в Уэппинге. Вы действительно этого хотите?

"А заодно обмочиться при смерти. И вонять дерьмом", — подумал я.

— А я слышал, будто Её Величество вот-вот подпишет договоры с Испанией и Португалией. Как капер я буду больше не нужен. Как вы думаете, что я буду делать дальше?

Капитан Притчард нервно сглотнул, ибо не знал ответа. И впервые я увидел, как капитан Долзелл улыбался во все свои 32 черных и обломанных зуба, напоминавших расхищенное кладбище.

— А теперь, сэр, как Вы посмотрите на то, чтобы обсудить, где вы храните сокровище, которое, вроде как, находится у Вас на борту?

Капитан Притчард открыл было рот, чтобы возмутиться, но Трэффорд молча схватил его за шкирку и зашвырнул в каюту навигатора. Команда же внимательно следила за матросами "Галеры", и воцарилась тяжелая, угрожающая тишина.

Потом мы услышали крики.

Я подскочил, сверля глазами каюту, откуда они доносились. Бросив взгляд на Пятницу, я увидел, что он тоже с каменным лицом неотрывно смотрел на дверь каюты.

— Что происходит? — спросил я.

— Ш-ш-ш. Говори тихо. По-твоему, что может происходить?

— Они его пытают?

Он закатил глаза.

— А ты чего ждал? Рома и сахара?

Крики продолжались. Выражения лиц команды "Галеры" изменились. Секунду назад они смотрели на нас с ненавистью и презрением, будто бы высчитывали нужный момент для хитрой и неожиданной контратаки. Будто мы были подлецами и негодяями, и вот-вот получили бы как раз то, что и заслуживали подзаборные шавки вроде нас. Но сейчас в их глазах читался лишь ужас в ожидании нашего следующего шага.

Это было странно. Происходящее одновременно пристыдило и подстегнуло меня. Я причинил много боли и разбил много сердец, но никогда, никогда я не был жесток просто во имя жестокости. Долзелл сказал бы: "Это не жестокость ради жестокости, но жестокость ради того, чтобы узнать, где же сокровище", но это было бы правдой лишь наполовину. Ибо, если честно, наши люди смогли бы заметить, что и где плохо лежит, как только оказались на палубе. Но нет, истинной причиной пыток капитана были те самые изменившиеся лица команды. Истинной причиной пыток был страх и ужас.

Я не знаю, сколько времени прошло. Минут пятнадцать или около того. Но этого было достаточно, чтобы крики сделались невыносимыми, чтобы закончилось безжалостное хихиканье матросов и чтобы даже самые бессердечные из них вслух задумались, что, пожалуй, хватит уже с него, с капитана. И, словно по команде, дверь каюты распахнулась, и на пороге появились Долзелл и Трэффорд.

С выражением мрачного удовлетворения на лице капитан осмотрел свою команду, потом команду "Галеры" и затем показал пальцем и позвал:

— Ты, парень.

Показал пальцем на меня.

— Д-да, сэр, — заикаясь, ответил я.

— В каюту, парень, будешь следить за капитаном, пока мы не проверим, насколько правдивую информацию он нам скормил. Ты тоже, — он показал еще на кого, но я не видел, на кого именно. Я поспешил к квартердеку, стараясь удержать равновесие и не улететь за борт, а наша команда готовилась к захвату следующего судна.

Я пережил два шока, когда зашел в каюту и увидел Притчарда.

В каюте был большой обеденный стол, отодвинутый к стене. Стол навигатора со всеми картами и инструментами стоял там же.

Посреди каюты, привязанный к стулу, сидел Притчард с руками, связанными за спиной. В каюте витал противный запах, который я никак не мог опознать.

Капитан Притчард сидел, свесив голову. Услышав скрип двери, он вскинулся, сфокусировав взгляд затуманенных глаз на мне.

— Мои руки, — прохрипел он. — Что они сделали с моими руками?

Прежде, чем я смог это выяснить, явился очередной сюрприз в виде второго "надзирателя". Им оказался никто иной как Блэйни.

Вот черт. Он закрыл за собой дверь, посмотрел на меня, затем на избитого Притчарда, потом опять на меня.

Снаружи доносились крики нашей команды, готовившейся к атаке на другой корабль. Но мне казалось, будто это все происходит далеко и не имеет ко мне никакого отношения, будто бы я не знаю никого из них. Не спуская с Блэйни глаз, я обошел Притчарда кругом и бросил взгляд на его связанные руки. И тут меня озарило, что это был за запах.

Это был запах обгоревшей плоти.

 

ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ

 

По-видимому, Долзелл и Трэффорд вставили зажженные фитили между пальцев капитана Причарда, чтобы заставить его говорить — остатки от них были рассыпаны по полу. Рядом стоял кувшин с чем-то, напомнившим мне рассол, когда я принюхался к нему. Видимо, использовали, чтобы лить на его раны и усилить боль.

Ладони Причарда были покрыты волдырями, где-то обуглены дочерна, где-то залиты кровью, напоминая по состоянию недожаренное разваренное мясо.

Я поискал взглядом фляжку воды, все ещё опасаясь Блэйни, гадая, почему он ничего не делает. Почему он ничего не говорит.

Он избавил меня от хлопот.

— Смотри-ка, — проскрипел он, — мы оказались вдвоём, наедине.

— Да, — сухо ответил я. — Повезло, правда, приятель?

Я увидел кувшин воды, стоявший на длинном столе.

Он не обратил внимания на мой сарказм.

— И что ты хочешь сделать?

— Ищу воду, чтобы промыть его раны.

— Капитан не приказывал промывать его раны.

— Парень, ему больно, не видишь?

— Не смей так говорить со мной, сопляк, — отрезал Блэйни с яростью, которая охладила мне кровь. Но я не собирался этого показывать. Хвастался удалью. Всегда притворялся перед окружающими крутым парнем.

— Ты как будто ищешь повод подраться, Блэйни.

Я надеялся, что слова звучали увереннее, чем я чувствовал себя на самом деле.

— Может, так и есть.

У него была пара пистолетов и абордажная сабля на поясе, но серебро, блеск которого показался в его руках, оказалось изогнутым кинжалом, появившемся словно из ниоткуда.

Я сглотнул.

— Чего ты хочешь, Блэйни, сейчас, когда начнётся атака на корабль, и нас оставили стеречь капитана? Понятия не имею, почему ты против меня, и как сильно я тебе не нравлюсь, но, боюсь, мы уладим это в другой раз, если, конечно, у тебя нет идеи получше.

Блэйни оскалился, сверкая золотым зубом.

— О, у меня есть идеи, мальчишка. Например, этот капитан постарался сбежать, и прикончил тебя по пути. А вот ещё одна — ты решил помочь капитану. Развязал его руки и постарался сбежать, а я тебя остановил, и убил вас обоих. Эта даже лучше. Как тебе?

Я видел, что он говорил серьёзно. Блэйни долго ждал своего часа. Несомненно, он хотел избежать порки, которую получил бы, если бы побил меня, но сейчас были время и место, которые играли ему на руку.

Потом случилось что-то, что отрезвило меня. Я присел, чтобы взглянуть на капитана, и моё внимание что-то привлекло. На его руках был перстень с символом, который я узнал.

В день, когда я очнулся на Императоре, я нашёл зеркало под палубой и проверил свои раны. У меня были порезы, ссадины и царапины. Я выглядел так, как должен был — человек, которого побили. Была одна отметина, там, где меня ударил человек в капюшоне. Его кольцо оставило след на коже. Символ креста.

И теперь я увидел тот же самый символ здесь, на кольце капитана Причарда.

Несмотря на положение мужчины, я не удержался и спросил:

— Что это?

Мой голос, чуть слишком громкий, чуть слишком резкий, привлек внимание Блэйни, и он оттолкнулся от двери каюты и прошёл глубже в комнату, чтобы посмотреть, в чем дело.

— Что именно? — спросил Притчард, но Блэйни уже приблизился к нам. Он тоже заметил кольцо, но его заинтересовало не значение, а стоимость. Без промедления и не обращая внимания на боль Притчарда, он сдернул перстень, содрав вместе с тем сожженную кожу с пальца.

Крики капитана стихли далеко не сразу, и когда он наконец замолк, его голова поникла и опустилась на грудь, а слюна длинной нитью растянулась до пола каюты.

— Отдай мне кольцо, — сказал я Блэйни.

— С чего бы это?

— Ну же, Блэйни… — произнес я, но затем снаружи послышалось громкое "Вижу корабль!"

Наша вражда не забылась, но ее пришлось отложить на какое-то время.

— Жди здесь, — сказал Блэйни, убрав свой кинжал, и вышел из каюты посмотреть, что случилось.

В дверном проеме глазам открылась картина внезапной паники, но как только корабль накренился, дверь наглухо захлопнулась. Я переместил взгляд с нее на капитана Притчарда, стонавшего от боли. Я никогда не хотел быть пиратом. Я был пастухом из Бристоля. Да, я искал приключений, но честными путями, а не грязными. Я не был преступником или бандитом. Я никогда не хотел иметь ничего общего с пытками невинных людей.

— Развяжи меня, — сухим и полным боли голосом сказал капитан. — Я смогу помочь тебе. Я могу обеспечить тебе помилование.

— Сначала расскажи о кольце.

Капитан Притчард медленно мотнул головой из стороны в сторону, словно желая стряхнуть боль.

— Кольцо? Какое кольцо?.. — спросил он, совершенно сбитый с толку, пытавшийся понять, с чего этот палубный матрос задал такой неуместный вопрос.

— Некто, кого я считаю своим врагом, носил кольцо точно как у тебя. Мне нужно знать, что оно означает.

Он собрался. Он говорил хрипло, но взвешенно.

— Оно означает великую мощь, мой друг, такую великую мощь, которая может тебе помочь.

— А что если эту великую мощь использовали против меня?

— И это тоже можно будет уладить.

— Чувствую, ее уже использовали против меня.

— Освободи меня, и я своим влиянием разоблачу их. Какое бы зло тебе не причинили, я это исправлю.

— Это касается любимой женщины. И нескольких влиятельных людей.

— Есть влиятельные люди и влиятельные леди. Клянусь Библией, парень, нет проблемы, которую невозможно решить. Какое бы зло тебе не причинили, это можно исправить.

Мои пальцы уже возились с его узлами, но как только веревка ослабла и сползла на пол каюты, дверь резко распахнулась. На пороге стоял капитан Долзелл. Глаза его дико горели, а в руках сверкнула обнаженная сабля. За его спиной на корабле поднялась настоящая суматоха. Моряки, мгновения назад готовые взять "Галеру Амазонки" на абордаж настолько организованно, насколько это было возможно, почему-то носились в смятении.

Капитан Долзелл сказал всего одно слово, и этого было достаточно.

— Каперы. 

 

ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ

 

— Сэр? — спросил я.

Мне повезло, что Долзелл был слишком озабочен развитием событий, чтобы задаваться вопросом, чем же я занимался, стоя позади стула, на котором сидел капитан Притчард.

— Каперы прямо по курсу, — вскрикнул он.

В ужасе я перевел взгляд с Долзелла на развязанные руки капитана Притчарда.

Притчард аж ожил. Он не мог не съязвить Долзеллу, но ему хватило ума держать руки за спиной.

— Это прибыл Эдвард Тэтч, чтобы спасти нас. Лучше беги, капитан. В отличие от тебя Эдвард Тэтч — приватир, который верен короне, и когда я расскажу ему, что здесь произошло…

Долзелл сделал два размашистых шага вперёд и вонзил саблю в живот Притчарда. Тот, нанизанный на лезвие, туго выгнулся. Его голова откинулась назад и взгляд вверх-тормашками на миг застыл на мне, и затем тело безвольно рухнуло на стул.

— Ты ничего не скажешь своему дружку, — осклабился Долзелл и вытащил саблю.

Руки Притчарда свободно повисли по бокам.

— Его руки развязаны, — Долзелл перевел обвиняющий взгляд с Притчарда на меня.

— Ваша сабля, сэр, она разрезала веревку, — ответил я, и он вроде поверил.

Капитан развернулся и выбежал из каюты. В тот же момент "Император" тряхнуло; позже я узнал, что это корабль Тэтча взял нас на таран. Одни говорили, что капитан ринулся в бой, но удар приватирского корабля стряхнул его с палубы, и тот перелетел через планшир прямиком в воду. Другие — что капитан при мысли об эшафоте спрыгнул с борта, чтобы избежать поимки.

В комнате навигатора я взял абордажную саблю и пистолет, который засунул за пояс, затем выскочил из кабины на палубу.

Бой на корабле шёл полным ходом. Каперы взяли нас на абордаж с правого борта, а моряки "Галеры Амазонки" воспользовались возможностью дать отпор с левого. Нас было безнадёжно меньше, и я, когда еще только полез в драку, понял, что мы уже проиграли. По всей палубе, казалось, разлилась река крови. Куда бы я не взглянул, везде лежали моряки, с которыми я служил, мёртвые или умиравшие на планшире, с телами, исполосованными алыми ранами. Остальные все ещё сражались. Грохотали мушкеты и пистолеты, постоянно звенела сталь, умиравшие кричали от адской боли, и буканьеры издавали боевые кличи.

Но, тем не менее, каким-то образом я избежал сражения. Я никогда не был трусом, но я не уверен, что обменялся более чем парой ударов с врагом до того, как битва, казалось, завершилась. Многие из наших были мертвы. Остальные начали опускаться на колени, бросая сабли на палубу и надеясь, несомненно, на милосердие наших врагов. Кто-то все еще бился, включая старпома, Трэффорда, и рядом с ним был моряк, которого я не знал; вроде его звали Меллингом. Я увидел, как двое из нападавших буканьеров накинулись на Меллинга и ударили саблями с такой силой, что, каким бы ты не был умельцем в фехтовании, отразить нападение бы не удалось. Он, с заметными ранами и порезами на лице, оказался прижат к лееру, и затем раздался его крик — те двое пронзили его.

Там был Блэйни. И еще, не очень далеко, там стоял капитан каперского судна — мужчина, имя которого, как я потом узнал, было Эдвард Тэтч, и который станет известен всему миру как Черная Борода. Он был таким же, как и говорят в легендах: высокий и худощавый с толстыми темными волосами, хотя его борода тогда еще была не столь длинной. Он полез в драку; его одежда забрызгалась в крови, и сабля была алой от нее. Он с одним из своих людей пробрались вперед по палубе, и вышло так, что я оказался с двумя из наших — с Трэффордом и Блэйни.

Блэйни. Иначе и быть не могло.

Сражение пришло к концу. Блэйни переводил взгляд с меня на Трэффорда и затем на Тэтча. В его голове мгновенно зародилась идея, и он тут же высказал ее капитану Тэтчу.



Поделиться:




Поиск по сайту

©2015-2024 poisk-ru.ru
Все права принадлежать их авторам. Данный сайт не претендует на авторства, а предоставляет бесплатное использование.
Дата создания страницы: 2017-12-12 Нарушение авторских прав и Нарушение персональных данных


Поиск по сайту: