Жене и Нине
В первозданных мирах – на Земле или в космосе где-то –
Много тайных дорог и даров, неземных голосов.
За весной апогеем сбывается яркое лето.
А искусство есть память инертных и смертных часов.
Тут болота-равнина-болота-равнина-болота…
И лишь изредка – в ясные дни – панорама видна.
Живописец – в трудах, его спутница – с чувством полета –
Очарована всей перспективой: от неба – до дна…
Лес в картинах стоит как живой, будто дышит и слышит, –
На бумаге мы лес вековой за минуты растим!
Самоучка-художник пейзажи карельские пишет –
Ту же землю родную, где каждое лето гостим.
Но весомых штрихов, что в значеньи холма иль пригорка, –
Всё же мало. Художник на пристальный труд свой – сердит.
Муза снова бодрит, ставит чайник. Лимонная корка
На веранде в полотнах – и та натюрмортом глядит…
Вдруг нам дарят картину знакомые наши по даче.
Ты несешь ее нежно и крепко. Места – хороши.
Среди сдержанных этих красот – как могло быть иначе?
Жаль, что мало высоких и подлинных мест – для души!
А в природе меняются виды в одно дуновенье…
Ей не надо художников, зрителей, прочих гостей.
Птицы тут доверяют друг другу свои откровенья,
Что ни пишется – чудом: без рамок, имен и кистей!
XVIII. * * *
Остывает нарядная печка,
Хлебом пахнет горячая гречка.
Дышит наша одежда зимой.
На прощание с дачей – прогулка.
Слово в воздухе – колко ли, гулко.
Поедим – и поедем домой.
То от печки несет перегаром,
То дымит, что не снилось сигарам, –
Мы на свежесть спешим, на мороз!
Наедимся на полдник бананом –
И не надо на счастье вина нам,
И не надо на зло папирос!
Зáмки стройные – снежная сказка,
Не потекшая краскою маска,
Не посмертная маска, но – лик…
Атмосферно и живо, но хрупко.
Не в кармане ли дрогнула трубка,
Точно крохотной птички «пилик»?
А неделю спустя? – Могут рухнуть
Декорации. Стоит лишь ухнуть
Где-то филину – падает пласт…
Даже скоро вернемся – иное
Ждет нас: слякотное, ледяное…
Зимний день и на драму горазд.
Как завишу от внешнего мира!
Как люблю его, будь то квартира
Или дача, дорога ли, дом.
В этом – внутренний мир мой, хоть в этом –
Озарения меньше. Со светом,
Что извне, я расстанусь с трудом.
Снег – что мрамор: сплошная лепнина.
Меж деревьев – промерзшие пни на
Обочинах. Что – с высоты?
В лес и к озеру – смутные тропки.
Убирая так много за скобки,
Плакать хочется – от красоты!
XIX. * * *
Соберемся в пятницу на дачу.
Сколько раз на трассе нам везло!
А приедем – холод, и в придачу –
Света нет: случайно ли, назло?
Дымчатая мгла глаза нам выест.
Звездную туманность подглядим.
Разве этот мимолетный выезд
Судьбоносно – так необходим?
Невтерпеж – на даче неуютной.
Глупо печку в темноте топить.
Глупо – под порыв сиюминутный –
Время в путь обратный торопить.
Но, устав от старой керосинки,
От звенящей этой тишины,
Выйдем в ночь – под снежные косинки,
Городского шума – лишены.
В электричество теряя веру,
Сядем в наше милое авто –
Провернем поездку, как аферу-
Авантюру… С ветерком? – А то!
В городе – черно, серо и вязко,
Зá городом – дышится зимой.
Полукружьем светится развязка,
И заносит на пути домой.
Яркие в глазах мерцают мушки –
Жизнь мелькнула! Глянешь – живы все.
Это – оглушенных как из пушки –
Бог нас спас на встречной полосе!
XX. * * *
В ураганом разбитом лесу
Смутно верится в милость Божью.
Это толстому колесу
Просто едется по бездорожью.
Всё величье финских камней* –
Как бы плит могильных – болото
Освещает, а где – темней,
Там бредет с фонариком кто-то…
Что-то сказочное тут есть –
То кикимора, то кукушка.
Страшный мир и страшная месть –
Не для детского правда ушка.
Продолжается жизнь. На дрова
Бурелом берут на полянах.
Вверх растет цветная трава,
В стеблях – брызги бутылок стеклянных.
В человеческий рост цветы,
Дальше – глуше, и больше елей.
В полусне, в полуслове ты
Чуешь запах лесных похмелий,
Ловишь летнюю благодать,
Аж не страшно всего лишиться,
Ведь сознанье – ни взять, ни дать –
Всеохватно на мир ложится.
Вызнав жизни лучшую треть,
Хорошо б (не как Гоголь – во гробе)
В полноте бытия умереть,
С ясной грустью, в лесной утробе!..
XXI. * * *
Суходольское озеро, поле овса,
Знали финских крестьян имена вы.
Лишь далекая ругань охранного пса
Долетит до заросшей канавы.
Где-то дальше должны быть гудки поездов.
Там еще одну строят дорогу
Над Вуоксой. Хоть мало в пути городов,
Путь суровый ведет в Кондопогу…
Затонувшие танки в Вуоксе – глухи,
А над ними – гребцы-баламуты.
За чужие поступки, ошибки, грехи
Как ответишь: за что? почему ты?..
Кто теперь назовет, чтó тут было вчера
И какой нам досталось ценою?
Смутно видно, как в землю ушли хутора,
Смутно слышно – за всей тишиною –
Многозвучие финских крестьянских ребят.
Финский ДОТ стал отхожею ямой.
До сих пор по земле своей финны скорбят –
Той, что мне дорогá панорамой.
ДОТ советский – южней – не дождался врага,
Проезжаем за ДОТом село мы.
Утешительны мирных озер берега,
Рукотворны в лесах буреломы.
Как представить тот быт, тот домашний уют,
Где природа с историей – сонны,
Где по-фински напевно нам птицы поют,
Где высокие сосны – колонны?
Но насколько со сменой границ и имен
(Суходольское – Suvantojarvi)
Оказался и берег, и лес зайклемен?
Ветер с севера кутает в шáрфе.
Постою, помашу на прощанье рукой
И когда-нибудь вспомню об этом:
Как тут в августе пахло травой и тоской,
И блаженным, и минувшим летом…
XXII. * * *
Мне ночью снилась Кереть:
Цвет приглушенный вод,
Их пульса не измерить, –
И светлый небосвод.
Дремотные болота,
Притихшие леса.
Слабей, чем позолота,
Рассвета полоса.
В красотах сдержан север
И в то же время он –
Похожий на шедевр
Целебный полусон…
Пышнее берег южный –
Там небо тяжелей,
Там блеск воды жемчужной…
Карелия – милей.
Быть может, я приучен
К цветам родной глуши,
Но тон ее созвучен
Тонам моей души!
XXIII. * * *
Нет, не я о лете вспоминаю –
Лето вспоминает про себя:
И про то, как тишину сминаю,
И как щурюсь, тень и свет любя,
И как камень глажу я шершавый,
И как пчел ловлю для парника,
И как ловит муху – левой, правой –
Котик мой с лицом озорника…
Вспоминает, леденея, камень,
Вспоминает, облетая, куст,
Вспоминает луч меж облаками,
Замирая, шелест веток, хруст,
Вспоминают, коченея, почвы
Лета первозданного тепло,
Молча вспоминает дом: «Не прочь вы
Воротиться?..» – и дрожит стекло.
Цепенеем в белой тишине мы,
Бормочу, снежинка на губе:
«И, хоть для себя мы в прошлом немы,
Всё в нас тайно помнит о себе!..
Листьев шорох, следом – снега шепот.
В путь от календарных лет и зим
К лету первозданному, где опыт.
Образ мира – так невыразим!
2014–2016, Карельский перешеек, СПб, Новгород
* В языке народа коми «ком» – «могила».
* Долина Свободы – населенный пункт Красногорского района Алтайского края.
* Учеными обнаружен на Ганимеде (спутнике Юпитера) океан, подобный земным, в котором возможно существование жизни.
* Есть научная гипотеза о наличии у канареек мозговой речевой зоны.
* Имеется в виду разобранная железная дорога «Новгород ― Старая Русса».
* Святое Поозерье ― намоленные места вдоль берега озера Ильмень под Новгородом, места разрушенных монастырей.
* Улица, названная в честь местного художника В.С. Сварога (1883―1946).
* Георгиевская церковь, в которую ходил Достоевский.
* См. одноименный фильм Любови Аркус об Антоне Харитонове.
* Река на Карельском перешейке.
* ВНИИСК ― Всесоюзный научно-исследовательский институт синтетического каучука, при котором в свое время функционировал пионерлагерь «Чайка», располагавшийся на берегу Черемухинской бухты.
* Финские гранитные противотанковые надолбы на Карельском перешейке.