Государственный капитализм в России

ВСТУПЛЕНИЕ

Основной вопрос, который интересует социалистов всего мира, это каков общественный строй в России. Вторая в мире держава претендует на воплощение идей социализма. И это повсеместно широко признано. Десятилетиями на Западе и в странах третьего Мира социалисты левого уклона искренне верили, что руководители Советского Союза их поддерживают и что критиковать Россию могут только «противники коммунизма». Самым же простым аргументом противников революционного социализма до сих пор является вопрос «А как насчет России?» пли более грубо «Убирайтесь в Россию».
Сегодня же мы знаем, что то зло, с которым борются социалисты в других странах, присуще и Советскому Союзу.
В 1956 г. Хрущев в своей речи, которая никогда не была опубликована в самой России, предал гласности деяния своего предшественника, уничтожившего «тысячи честных и ни в чем неповинных коммунистов», включая «70% … членов ЦК, набранных на 17 съезде партии, 1018 из 1966 делегатов этого съезда». И более того, он рассказал, как Сталин организовал «массовую депортацию целых народов с их родных мест вместе с коммунистами и комсомольцами, без всякого исключения».
В начале 60 годов издательства, контролируемые государством, начали издавать такие романы, как «Один день из жизни Ивана Денисовича» Солженицына, из которых стало известно о существовании рабского труда и его использовании в массовом масштабе. Сейчас, при Горбачеве, в советской прессе появилась информация о репрессиях при Сталине, но речь идет не о тысячах, про которые говорил Хрущев в 1956 г., а о миллионах людей.
Разрушались иллюзии. И не только словами советских руководителей, но и их делами. В 1956 году тот же самый Хрущев, который обличал преступления Сталина, посылает в Венгрию полумиллионную армию и тысячи танков на подавление восстания, возглавляемого рабочими советами, похищает и казнит главу Венгерского правительства — коммуниста Имре Надя. Спустя 12 лет приемник Хрущева, Брежнев, снова использует войска на этот раз в Чехословакии, захватив большинство членов чехословацкого «коммунистического» правительства, включая их лидера, Александра Дубчека, отправляет их в качестве заключенных в Москву: Прошло еще 12 лет и советские войска пересекают границу Афганистана, убивают

«коммунистического» лидера страны Амина и начинают захватническую войну, по методам ведения ничем не отличавшуюся от американской во Вьетнаме.
Россию во всем мире отождествляли с делом социализма, так как бытовало мнение, что существовал единый «социалистический блок», в который входила не только Россия, но и Китай, Северная Корея, Северный Вьетнам и все страны Восточной Европы. Однако мы стали свидетелями, что «коммунистические» страны конфликтуют между собой так же, как и западные, Югославия (при Тито) и Китай при Мао Цзе-Дуне разорвали дипломатические отношения с Советским Союзом и готовились к возможной войне с ним. В 1969 г. мы были свидетелями военных действий между Советским Союзом и Китаем, а в конце 70 годов — между Китаем и Вьетнамом. Вьетнамская армия захватила соседнее «коммунистическое» государство Кампучию, свергнув режим, который, как показали вьетнамцы, уничтожил 10% своего собственного народа.

Долгое время многие социалисты пытались закрывать глаза на эти факты, утверждая: «Да, в коммунистических странах есть деформации, но планирование экономики является существенным преимуществом по сравнению с капиталистической системой Запада». Сегодня и этот аргумент не состоятелен. Сам Горбачев снова и снова заявляет о том, как отстала советская экономика и в какое хаотическое состояние впал механизм планирования. Советские экономисты всех мастей утверждают, что экономический рост сегодня составляет четверть того, что был 30 лет назад, и что идет огромный экономический спад.
Выявление истинного положения в восточных странах изменило климат, в котором обсуждаются социалистические идеи. Сорок лет назад было общепринято считать, что каковы бы ни были их недостатки, восточные страны развивались более динамично, чем Запад и третий Мир. Сегодня бытует противоположное мнение. Политики прокапиталистической ориентации на Западе настаивают на том, что централизованное планирование хуже свободного рынка. Те, кто занимается вопросами экономики на Востоке, часто соглашаются с этим, считая, что рынок можно опустить.
Эти новые предложения повлияли на значительную часть левых, и среди них сформировалось новое представление о сложившейся ситуации. Некоторые социалисты, ранее верившие в систему, которая существовала при Сталине, Хрущеве и Брежневе, теперь возлагают надежды на реформы, обещанные Горбачевым. Они считают, что человечество спасут перестройка и гласность. Другие пришли к заключению, что капиталистическая система западных стран превосходит социалистическую и с экономической точки зрения, и с политической. Типичной является новая книга английского журналиста и бывшего

члена редакционной коллегии «Нью Лефт Ревью» Антони Барнета, который пишет: «Образ жизни и общественный строй западных стран гораздо лучше спланирован и организован, чем в Советском Союзе». В России «организация системы бессмысленная. Она приводит к потере природных и человеческих ресурсов». И ее экономика «менее динамична, чем капиталистическая … ».
Такой анализ легко может привести к тем выводам, которые делают правые.

Если западные страны во всех отношениях превосходят восточные, то, по логике вещей, надо поддерживать политику западных стран. Таким путем пошли французские «новые философы» — сначала они преклонялись перед Мао и Сталиным, а сейчас являются горячими сторонниками НАТО, французской атомной бомбы и контрас Центральной Америки.
Дискуссии, которые ведутся среди левых о Советском Союзе, не являются новыми. Их же можно было слышать и 40 лет назад, когда Сталин укреплял свою власть в Восточной Европе, а его союзник, Мао Цзе-Дун, держал под контролем весь Китай. Тони Клифф впервые написал книгу «Государственный капитализм в России» в 1947 г. с целью противостоять им.
Клифф стал социалистом-революционером в 30 годах и принимал активное участие в троцкистском IV Интернационале, сначала в Палестине, а затем в Британии. Но в троцкистском движении в 1947-48 годах наступил глубокий кризис, который явился предвестником кризиса, наступившего после 1968 года в левом движении в Европе и Северной Америке и длится последнее десятилетие. После подъема в 1944-45 годах борьба рабочего класса пошла на убыль. Затем международное рабочее движение было разъединено холодной войной.
На социалистов оказывали давление, чтоб они определили свою принадлежность к тому или иному противоборствующему блоку. Обстоятельства вынуждали тех революционеров, которые выступали и против Сталина в России, и против западных стран, принять какую-то одну сторону.
Клифф был уверен, что противостоять такому давлению можно только с помощью нового фундаментального анализа общественного строя Советского Союза, «основанного на учении корифеев марксизма». Такова была цель написания этой книги. Как он писал в первом вступлении в 1947 году, он старался избежать двух опасностей: «во-первых, опасности веры, застывшей в ортодоксальности, которая представляет собой простое повторение некоторых пустых формулировок, во-вторых, опасности отхода от позиций марксизма при анализе нового явления. Первый подход не сможет вывести нас из лабиринта действительности, так как он не имеет динамики и не дает понимания ее сложности; при втором подходе мы «путаемся в лабиринте».

Однако еще и сегодня мы сталкиваемся с этими двумя подходами. С одной стороны, некоторые продолжают утверждать, что Россия — «рабочее государство» или «социалистическое» общество, но исходя из этого, не могут объяснить ни одной из самых главных черт советского общества. С другой стороны, есть такие, которые настаивают на сложности или «уникальности» советского общества, даже, утверждая, что те, кто живет на Западе, не могут понять его.
Клифф придерживается совершенно другого взгляда. Он утверждает, что революционное рабочее государство, которое родилось в 1917 г., в 20 годах под влиянием окружающего капиталистического мира деградировало, а исчерпавший себя рабочий класс постепенно потерял контроль и тот оказался в руках у новой бюрократии. В тяжелую зиму 1928-29 годов количественные изменения перешли в качественные. Те, кто управлял государством, отняли последние элементы власти у рабочих в городах, согнали крестьян в колхозы, подчинили себе все общественные классы и заставили их функционировать по своей программе, абсолютно отличной от революционной программы 1917 года. Стремление свергнуть мировой капитализм был заменен лозунгом, выдвинутым Сталиным, «догнать и перегнать» западные страны. Это означало, что в Союзе начали копировать все методы, использованные в процессе индустриализации в странах Запада: выселение крестьян из родных, обжитых мест, насильственное увеличение и без того антисанитарных, перенаселенных городских трущоб, под угрозой голода и взрослых и детей принуждали работать на заводах и фабриках по 12, 14 и 16 часов в день, принимали законы, лишающие рабочих элементарных прав, ввели систему рабского труда, поощряя и дополняя наемный труд, Того, чего достиг британский капитализм с помощью огораживания и расчистки общинных земель, актов присоединения и закона о бедных, работорговли и системы плантаций, Сталин решил добиться с помощью коллективизации под дулом нагана, введением трудовой книжки и антизабастовочных законов, строительством огромного количества трудовых лагерей. Но он пытался сделать за 20 лет то, что британский капитализм сделал за 200 лет. Все эти меры, втиснутые в такой короткий исторический промежуток времени, привели к ужасающим последствиям.
В первых двух главах Клифф подробно рассматривает изменения, которые происходили в Советском Союзе в этот период. Он показывает, как великие достижения рабочих и крестьян 1917 года были сведены на нет по мере того, как революция изолировалась и бюрократия набирала силу. Он показывает, как в 1928-29 гг. с введением принудительной индустриализации были разрушены последние элементы власти рабочих. Он показывает, как разговорами о «планировании» бюрократия скрыла факт полного подчинения производства

товаров массового потребления производству средств производства.
Когда эта книга была опубликована впервые, эти факты сами по себе были для читателей откровением. Это было время, когда сильные западные коммунистические партии и сочувствующие им из социалистических партий считали Россию социалистическим раем с реальным планированием, которое из года в год улучшало условия жизни всего народа.
Но цель Клиффа не только обличить сталинскую Россию с точки зрения рабочего, а выявить основную динамику этой системы и рассмотреть ее в историческом аспекте.
Это он делает в следующих четырех главах, Он доказывает, что для марксиста название конкретного общественного строя должно определить динамику его развития. Общественный строй России — это бюрократический государственный капитализм и ей приходится, как любому западному капиталисту, осуществлять постоянный контроль с целью эксплуатации рабочих и накопления все большего количества «мертвого труда». Именно это объясняет ту деградацию, до которой дошли рабочие и крестьяне в сталинский период и создание колоссальной системы террора.
Основной динамикой, определяющей действия бюрократии, является накопление, а, в свою очередь, накопление порождается военно-экономическим соревнованием между сталинской бюрократией и различными западными капиталистическими странами. Без этого внешнего давления советская история была бы совсем другой; но, однажды возникнув, государственный капитализм становится активной составной частью мировой системы, вынуждая руководителей других стран следовать по пути конкурирующего накопления.

Но и это еще не все. Маркс показал, что капитализм отличается от всех предыдущих форм производства присущим ему механизмом накопления. Но есть еще и другое отличие, — капитализм создает эксплуатируемый класс, более многочисленный, чем когда-либо, более однородный, чем когда-либо, более сконцентрированный, чем когда-либо, а, следовательно, более могущественный, чем когда-либо. Несмотря на ужасы капитализма, от использования рабского труда и до создания атомного оружия, он постоянно создает своего собственного могильщика.
В этом отношении государственный капитализм ничем не отличается от западного капитализма.
В заключении Клифф пишет: «Первоначальным результатом индустриализации и «коллективизации» в России было укрепление позиций бюрократии. Спустя несколько лет начался противоположный процесс; ныне каждый шаг вперед в развитии производительных сил подрывает позиций бюрократии.

Бюрократия увеличивает численность рабочего класса на основе наивысшей его концентрации, какую когда-либо знала история. И сколько бы она ни пыталась уничтожать пропасть между сконцентрированным наемным трудом и сконцентрированным капиталом, сколько бы она ни пыталась прикрываться при этом лозунгом «социалистической собственности», бюрократия создает силу, которая рано или поздно придет с ней в жестокое столкновение».
После восстаний в Берлине в 1953 году, Познани и Будапеште в 1956 году, Праге в 1968 году и в Гданьске в 1980 году это не кажется таким уж смелым высказыванием. Но Клифф писал эти строки в 1947 году, когда Сталин находился на вершине своей власти и подавляющее большинство народа считало оппозицию его режиму немыслимым явлением. То, что с тех пор произошло, является ярким подтверждением теории, которую разработал Клифф, теории, которая сорок лет назад была в состоянии отбросить в сторону и слепой оптимизм тех, кто был приверженцем сталинской системы, и мрачный пессимизм Оруэлла и многих других, кто являлся ее противником.
Это именно та теория, которая необходима сегодня. Тех, кто придерживается сталинской модели в стремлении достичь социального прогресса, в главных западных странах становится все меньше. Но есть очень много людей, которые ставят знак равенства между революционным социализмом и сталинизмом, и они делают вывод, что надо отказаться и от того, и от другого. Они говорят, что революция всегда ведет к тирании и что свободный рынок бесспорно экономически выгоднее сознательного планирования производства. Книга Клиффа направлена против сталинской политики и той реакции, которая возникла на руинах этой политики.
Книга Клиффа выдержала четыре издания на английском языке. Основной текст данного издания основан на материале 1955 г., который незначительно отличается от первого варианта (в основном изменен порядок расположения глав, а также добавлен материал о расколе между Югославией и Советским Союзом в 1948 г. и внесены некоторые изменения в раздел о кризисе в государственном капитализме).
Материал, представленный в первом приложении, о взгляде Троцкого на Россию, первоначально был включен в основной текст. Он представляет собой решительную отповедь тем, кто под влиянием Эрнеста Манделя или Исаака Дойчера призывают придерживаться анализа сталинской системы, сделанного Троцким.
Второе приложение было написано как отдельное эссе в 1948 г. сразу после завершения основного текста и опровергает мнение, что Советский Союз — это новый тип общественного

строя, отличный от социализма и капитализма. В то время это мнение разделял бывший американский троцкист Макс Шахтман. В последние годы разные писатели, такие, как Рудольф Баро, Антонио Карло, Хиллел Тиктин, Джордж Бене и Янос Кис (они подписывают свои совместные работы псевдонимом Раковски), вновь вернулись к этому же мнению. Казалось бы, что этот взгляд станет «общепринятым» среди значительной части антисталинской левой интеллигенции. Критика Клиффа разбивает и старые, и более новые варианты этого аргумента.
И последняя деталь. В издании 1964 г. Клифф предупреждает: «Читатель, незнакомый с концептуальной схемой марксистской теории, может испытать определенные трудности при чтении всей книги подряд. Главы V, VI и особенно VII вероятно будут несколько трудны, а потому их следует читать в конце». Надо сказать, что эти главы очень важны, и в них Клифф пытается разрешить основные проблемы, стоящие перед теми, кто хочет рассматривать Россию в свете марксистской схемы динамики капитализма.

Источник: Т. Клифф "Государственный капитализм в России", 1991, стр. 3-13

ГЛАВА ПЕРВАЯ

СОЦИАЛЬНО-ЭКОНОМИЧЕСКИЕ ОТНОШЕНИЯ В СТАЛИНИСТСКОЙ РОССИИ

Начнем изучение сущности сталинского режима с описания некоторых характерных особенностей экономических и социальных отношений, господствующих в России. Обзор фактов послужит основой для дальнейшего анализа и обобщения. В данной главе будут затронуты следующие вопросы, отражающие различные аспекты сталинского режима в России:

1. Контроль над производством.
2. Рабочим запрещается организованно защищать свои интересы.
3. Дезинтеграция рабочего класса.
4. Лишение рабочего всяких узаконенных свобод.
5. Женский труд.
6. Принудительный труд.
7. Подчинение потребления накоплению; подчинение рабочих средствам производства.
8. С одной стороны, накопление капитала, с другой — рост нищеты.
9. Подчинение промышленности войне.
10. Производительность труда и рабочий.
11. Экспроприация крестьянства.
12. Налог с оборота.
13. Подчинение человека собственности.
14. Изменения в системе распределения.
15. Бюрократический аппарат и его «руководство».
16. Россия — индустриальный гигант.

Контроль над производством (1)

Сразу, же после революции было принято решение о том, что управление всеми заводами должно находиться в руках профсоюзов. Так, в программе Российской Коммунистической партии, принятой на VIII съезде партии (18—23 марта 1919 г.), провозглашалось:
«Организационный аппарат обобществленной промышленности должен опираться в первую голову на профессиональ

ные союзы. Они должны… превращаться в крупные производственные объединения, охватывающие большинство, а постепенно и всех поголовно, трудящихся данной отрасли производства.
Будучи уже, согласно законов Советской республики и установившейся практики, участниками всех местных и центральных органов управления промышленностью, профессиональные союзы должны прийти к фактическому сосредоточению в своих руках всего управления народным хозяйством, как единым хозяйственным целым. Обеспечивая, таким образом, неразрывную связь между центральным государственным управлением, народным хозяйством и широкими массами трудящихся, профессиональные союзы должны в самых широких размерах вовлекать последние в непосредственную работу по ведению хозяйства. Участие профессиональных союзов в ведении хозяйства и привлечение ими к этому широких масс является, вместе с тем, и главным средством борьбы с бюрократизацией экономического аппарата Советской власти и дает возможность поставить действительно народный контроль над результатами производства».
Партийные ячейки участвовали в управлении промышленностью вместе с рабочими заводскими комитетами. Совместно с ними и под их контролем работал технический директор; все вместе они составляли треугольник.
По мере усиления бюрократизма в партии и профсоюзах треугольник все более и более становился просто вывеской и постепенно все дальше отходил от рабочих масс. Тем не менее рабочие могли еще оказывать на него давление и некоторые элементы рабочего контроля сохранялись до появления пятилетнего плана. А. Байков, который не является сторонником рабочего контроля и превозносит деятельность Сталина, говорит:
«Де факто в этот период (до пятилетнего плана) директор в значительной степени зависел от органа рабочего профсоюза - «завкома» (заводского профсоюзного комитета) и от партийной ячейки — органа коммунистической партии на предприятии. Представители этих организаций считали своим долгом наблюдать за деятельностью директора и, как правило вмешивались в его распоряжения» (2).
Когда началось широкое движение за индустриализацию, с треугольником нельзя было больше мириться, так как самое его существование помешало бы полностью подчинить рабочих требованиям накопления капитала. Поэтому в феврале 1928 г. Высший Совет Народного Хозяйства издал документ, озаглавленный: «Основные положения относительно прав и обязанностей административного, технического и обслуживающего персонала промышленных предприятий», направленный на ликвидацию треугольника и установление полного и неограниченного контроля директора (3). В сентябре 1929 г. Центральный

Комитет партии принял решение, в котором говорилось, что рабочие комитеты «не должны, однако, вмешиваться непосредственно в руководство предприятием и тем более подменять собой администрацию, всемерно способствуя действительному проведению и укреплению единоначалия, росту производства, развитию предприятия и тем самым улучшению материального положения рабочего класса». Директору было предоставлено право полного и единоличного руководства заводом. Все его хозяйственные распоряжения должны были стать теперь «как для нижестоящей администрации, так и для рабочих безусловно обязательными» (4). Л. М. Каганович, известный инициатор всяческих нововведений в хозяйственной области, заявил: «Мастер является полновластным начальником цеха, директор является полновластным начальником завода, и каждый из них обладает всеми правами, выполняет все обязанности и несет ответственность, которые сопутствуют этим должностям» (5). Его брат М. М. Каганович, один из руководящих работников Народного Комиссариата тяжелой промышленности, заявил: «Нужно прежде всего укрепить единоначалие. Нужно исходить из того основного положения, что директор является полным единоначальником на заводе. Все работники завода полностью ему подчиняются» (6).
В одном учебнике по советскому хозяйственному праву, изданном в 1935 г., содержалось даже следующее утверждение: «Единоначалие [является] самым важным принципом организации социалистического хозяйства» (7).
Треугольник был официально похоронен в 1937 г. когда на пленуме Центрального Комитета Жданов, бывший тогда заместителем Сталина, сказал: «…треугольник представляет из себя совершенно недопустимую форму… Треугольник представляет нечто вроде какого-то коллегиального органа управления, в то время как наше хозяйственное руководство совсем иным образом построено» (8).
Новая система управления была четко определена в одном официальном руководстве: «На предприятии есть полновластный руководитель, всем распоряжающийся и в соответствии с этим за все отвечающий - директор предприятия» (9).
И далее: «Единоначалие предполагает строгое разграничение обязанностей администрации и партийных и профсоюзных организаций во всех звеньях управления. Вся оперативная деятельность по выполнению плановых заданий непосредственно проводится администрацией… Начальник цеха, директор завода, начальник главка - полновластный руководитель в пределах вверенного ему участка, и общественные организации не имеют права вмешиваться в его распоряжения» (10).
Насколько нелепо в свете этих высказываний звучат слова настоятеля Кентерберийского собора: «Цеховая демократия — это оплот советской свободы» (11).

В первые несколько лет после революции как юридически, так и фактически только профсоюзы имели право устанавливать размеры заработной платы. В период нэпа размеры заработной платы устанавливались путем переговоров между профсоюзами и администрацией. Далее, с введением пятилетнего плана, заработная плата все чаще и чаще определялась хозяйственно-административными органами, такими, как комиссариаты и главки, а также персонально директорами заводов. Этот вопрос подробно рассматривается в одном из следующих разделов данной главы, однако приведем несколько типичных высказываний как иллюстрацию взглядов советских руководителей на право директора устанавливать заработную плату. В июле 1933 г. Вейнберг, один из ведущих профсоюзных руководителей, заявил: «Интересы правильного построения системы зарплаты и нормирования труда… требуют возложения ответственности за это дело непосредственно на административно-хозяйственных и технических руководителей. Это также диктуется необходимостью действительного проведения единоначалия и хозрасчета в цеху… Они [рабочие] не должны защищаться от своего правительства. Это совершенно неправильно… Это подмена хозоргана… Это «левацкое» оппортунистическое извращение, срыв единоначалия и вмешательство в оперативное управление… Это необходимо ликвидировать» (12). В следующем году Орджоникидзе, бывший тогда комиссаром тяжелой промышленности, выступая на совещании работников тяжелой промышленности, сказал: «Вы сами - директора, начальники цехов и мастера - должны лично заниматься зарплатой во всех ее конкретных деталях и никому не передоверять этого важнейшего дела. Зарплата - могучее оружие в ваших руках» (13). Несколько позже Андреев, член Политбюро, заявил «Нормирование должно находиться в руках прямых руководителей производства… они должны лично устанавливать нормы» (14).
Так создалось ненормальное положение, когда Расценочно-конфликтная комиссия, сохраняя свое название, оказалась в то же время совершенно отстраненной от участия в установлении размеров заработной платы и норм выработки (15).

Рабочим запрещается организованно защищать свои интересы

При Ленине и Троцком рабочие имели право защищаться даже от своего собственного государства. Так, например, Ленин говорил: «…государство у нас рабочее с бюрократическим извращением… Наше теперешнее государство таково, что пого-

ловно организованный пролетариат защищать себя должен; а мы должны эти рабочие организации использовать для защиты рабочих от своего государства и для защиты рабочими нашего государства» (16).
Не подлежало сомнению, что государство не должно было подавлять забастовок. На XI съезде партии только один из лидеров партии, В. П. Милютин, предложил «не допускать стачек на государственных предприятиях» (17). Остальные заявили, что участие в стачках является долгом членов партии, даже если они не согласны с большинством, стоящим за забастовку. И действительно, в первые несколько лет после революции было большое количество забастовок. Так, в 1922 г. в забастовках на государственных предприятиях участвовало 192 000 рабочих: в 1923 г. их число составило 105 000; в 1924 г.- 43 000; в 1925 г. - 34 000; в 1926 г. - 32 900; в 1927 г. - 20 100; в первой половине 1928 г.- 8900. В 1922 г. число рабочих, вовлеченных в трудовые конфликты, равнялось 3,5 млн., а в 1923 г.- 1 592 800 (18).
В настоящее время профсоюзы, если они могут быть названы профсоюзами, ничего не делают для защиты интересов рабочих. Их равнодушие ярко иллюстрируется тем фактом, что между девятым и десятым съездами профсоюзов прошло семнадцать лет (1932 - 1949), а за эти годы произошли коренные изменения в положении рабочих; так, например, был отменен семичасовой рабочий день, введено стахановское движение и принято много драконовских законов. Когда съезд наконец все же собрался, он отнюдь не представлял рабочих как показывает его социальный состав: 41,5% делегатов были освобожденными профсоюзными работниками, 9,4% были техниками и только 23,5% были рабочими (19). (На предыдущем съезде, в 1932 г., 84,9% делегатов были рабочими).
Кроме того, «профсоюзы» совсем не имеют права голоса при установлении заработной платы. В 1934 г. заключение коллективных договоров было прекращено (20). В 1940 г. Шверник, председатель Центрального Совета профессиональных союзов, так объяснил отмену коллективных договоров:
«…когда план является решающим началом в развитии нашего народного хозяйства, вопросы заработной платы не могут разрешаться вне плана, вне связи с ним. Таким образом, коллективный договор как форма регулирования заработной платы изжил себя» (21).
(Интересно отметить, что в книгах, издаваемых для заграницы, например в «Справочнике по советским профессиональным, союзам» Лозовского (Москва, 1937, стр. 56 — 57), по-прежнему говорится о коллективных договорах, как если бы они все еще существовали.)
В феврале 1947 г. так называемые коллективные договоры стали заключаться снова, но сталинские руководители разъяс-

нили, что эти новые договоры не имеют никакого отношения к тому, что в других местах считается коллективными договорами, поскольку они не затрагивают вопросов заработной платы. Как писал Шверник в ежемесячном профсоюзном органе: «Любое изменение заработной платы… может быть произведено только решением правительства» (22). И соответственно один официальный комментатор по трудовому праву писал: «Само собой разумеется, что нынешние коллективные договоры по своему содержанию не могут не отличаться от тех коллективных договоров, которые заключались в то время, когда тарифы заработной платы и некоторые иные условия труда не устанавливались законом и постановлениями Правительства» (23).
Учебники по трудовому праву, изданные между 1938 и 1944 гг., даже не упоминают об этом вопросе. Однако в учебнике, изданном несколько позже (1946 г.), говорится:
«Жизнь, однако, показала, что восстановление колдоговорной практики нецелесообразно. Коллективный договор как особая форма правового регулирования трудовых отношений рабочих и служащих изжил себя. Детальная регламентация всех сторон этих отношений нормативными актами государственной власти не оставляет места для каких-либо договорных соглашений по поводу тех или иных условий труда» (24).
В учебнике по трудовому законодательству, изданном в 1947 г., воспроизведен Кодекс законов о труде, за исключением статьи 58, которая гласит: «Размер вознаграждения нанявшегося за его труд определяется коллективными и трудовыми договорами» (25). Вместо этого мы читаем: «Размеры оплаты труда рабочих и служащих в настоящее время определяются постановлениями Правительства (или на основе его указаний)… Соглашение сторон в области установления размера оплаты труда играет подчиненную роль. Оно не может противоречить закону и допускается лишь в рамках, строго предусмотренных законом, - например, при установлении точного размера заработной платы в тех случаях, когда штатным расписанием ставки определены в размере «от - до»; при определении размера оплаты труда лиц, приглашенных на работу по совместительству, и др.» (26).
Точно так же А. Степанов, заведующий отделом заработной платы в ВЦСПС, писал: «Тарифные сетки и ставки утверждаются Правительством» (27).
Ясно, что коллективные договоры, не содержащие какого бы то ни было соглашения относительно заработной платы (а этот вопрос, в конечном итоге, представляет для рабочих наибольший интерес при заключении такого договора), причем процедура заключения договора такова, что за правительством остается решающий голос по всем основным пунктам, являются не чем иным, как бюрократической формальностью и обманом.

Дезинтеграция рабочего класса

Несмотря на то, что современные крупные капиталистические промышленные предприятия служат, без сомнения, могучим объективным фактором в деле сплочения рабочих как класса, предприниматели имеют в своем распоряжении ряд эффективных способов для подрыва этого единства. Одним из наиболее важных способов является поощрение конкуренции между рабочими при помощи системы сдельной оплаты труда. Та же угроза голода, которая может побудить рабочих к объединению против предпринимателей, может также повести к их разобщению в борьбе за существование.
Так, например, с этой целью система сдельщины была использована в широких масштабах в нацистской Германии.
«Разрядные ставки заработной платы, принятые в социалистических профессиональных союзах, - писал Франц Нейманн - заменены «сдельной оплатой» (Leistungslohn), определимой в разделе 29 [нацистской] Хартии труда. «Железный принцип национал-социалистического руководства, - сказал Гитлер, выступая на партийном Съезде чести, - не допускать какого бы то ни было увеличения размеров почасовой заработной платы, с тем чтобы увеличение заработка происходило единственно за счет повышения производительности». Непреложным правилом при установлении заработной платы является заметное предпочтение, отдаваемое сдельщине и премиальной оплате даже для подростков. Такая политика совершенно деморализует рабочих, так как играет на самых эгоистических инстинктах и приводит к резкому увеличению количества нечастных случаев на производстве» (28).
Нейманн объясняет затем, почему нацисты так усиленно используют систему сдельной оплаты труда: «Преимущественное использование сдельной заработной платы превращает проблему дифференциации заработной платы в важнейший вопрос социальной политики. Необходимо, чтобы эту проблему рассматривали не как экономическую, а как решающую политическую проблему контроля масс… Дифференциация заработной платы является квинтэссенцией национал-социалистской политики в области заработной платы… Политика в области заработной платы сознательно направлена на обман масс» (29).
Сталинисты используют методы сдельщины с той же целью. После введения пятилетних планов число промышленных рабочих, получающих сдельную оплату, резко возросло: к 1930 г. оно составляло около 29% от общего числа рабочих, к 1931 г. оно возросло уже до 65%, к 1932 г.- до 68% (30). К 1934 г. около трех четвертей всех промышленных рабочих принимало участие в так называемом «социалистическом соревновании» (31).
В 1944 г. «социалистическим соревнованием» были охвачены рабочие и служащие различных отраслей промышленности в

следующих масштабах: нефтяная промышленность - 82%; авиация - 81%; производство вооружения - 85%; станкостроение - 81%; военное снаряжение - 81%; автомобильная промышленность -86%; производство электрооборудования - 83%; резиновая промышленность - 83%; хлопчатобумажная промышленность - 91%; обувная промышленность - 87% (32). В 1949 г. более 90% рабочих участвовало в «социалистическом соревновании» (33).
Для того чтобы еще более обострить конкуренцию, вместо простой сдельщины, при которой оплата прямо пропорциональна производительности как это практикуется в других странах, в России введена прогрессивная сдельщина. Приводимые ниже примеры служат иллюстрацией этой системы. В одном руководстве по нефтяной промышленности приведена следующая шкала оплаты (34):

Таким образом, рабочий, перевыполняющий норму на 50% получает оплату на 110% выше нормы; если его производительность на 70% выше нормы, то оплата на 189% выше нормы; если его производительность на 100% выше нормы, то оплата на 300% выше нормы, и т. д.
В некоторых других отраслях промышленности существует еще большая разница в оплате. Так, например, на предприятиях Министерства станкостроения принята следующая шкала прогрессивной сдельной заработной платы (35):

Следовательно, рабочий, перевыполняющий норму на 50%, получает оплату на 200% выше нормы!
Система прогрессивно-сдельной заработной платы вдвойне реакционна в русских условиях. Так как количество товаров широкого потребления предопределяется планом и так как рабочие, перевыполняющие норму, могут купить гораздо больше товаров, чем им полагается согласно их выработке, то отсюда следует, что рабочие, не выполняющие норму, получают, даже меньше товаров, чем в действительности им полагается согласно их выработке.
Система прогрессивно-сдельной заработной платы дает государству возможность снижать жизненный уровень рабочих путем постоянного повышения обязательных норм выработки. Действительно, вслед за началом стахановского движения и конце 1935 г. произо