не исчерпывается этой функцией. Философская антропология обязана выйти за
пределы эмпирического понимания игры и прежде всего разработать концепцию
принципиальной структуры, бытийного строя и имманентного бытийного понимания
игры.
Человеческую игру сложно разграничить с тем, что в
биолого-зоологическом исследовании поведения зовется игрой животных. Разве
не бесспорно наличие в животном царстве многочисленных и многообразных
способов поведения, которые мы совершенно не задумываясь должны назвать
"играми"? Мы не можем найти для этого никакого другого выражения. Поведение
детей и поведение детенышей животных кажется особенно близкими одно другому.
Взаимное преследование и бегство, игра в преследование добычи, проба
растущих сил в драках и притворной борьбе, беспокойное, живое проявление
энергии и радости жизни -- все это мы замечаем как у животного, так и у
человека. Внешне -- прямо-таки поразительное сходство. Но сходство между
животными и человеком сказывается не только в поведении человеческих детей и
детенышей животных. Человек -- живое существо, "animal": бесчисленные черты
сближают и роднят его с животными, и близость эта столь велика, что
тысячелетиями человек ищет все новые формулы, чтобы отличить себя от
животного. Вероятно, один из сильнейших стимулов антропологии -- стремление
к подобному различению. Животное избегает человека. По крайней мере дикое
животное со своим ненарушенным инстинктом старается обойти нас стороной, оно
чуждается нарушителя спокойствия в природе, но не "различает" себя от нас.
Человек есть природное создание, которое неустанно проводит границы,
отделяет самого себя от природы, от природы вокруг и внутри себя --
обездоленное животное, не управляемое уже надежными инстинктами, обреченное
отстранять себя, -- оно уже не существует просто так, но, скорее, отброшено
назад на свое бытие, отражено к нему, оно относится к самому себе и к бытию
всего сущего, неустанно ищет потерянные тропы и нуждается в определениях
самого себя, чувствует себя "венцом творения", "подобием бога", местом, где
все, что есть, обращается в слово, или же вместилищем мирового духа.
Человеческий дух уже разработал многочисленные формулы для того, чтобы
Утвердиться в своей исключительности и необыкновенной весомости, чтобы
Дистанциироваться от всех прочих природных созданий. Возможно, трудным делом
Окажется отобрать среди подобных различений те, которые идут от нашей
гордости и высокомерия, и те, которые на самом деле истинны. Пусть некоторые
из этих формул ложны -- несомненно то, что мы различаем и существуем в
подобных различениях. Акт постижения человеком самого себя имеет
предпосылкой противопоставление себя всему остальному сущему. Животное не
знает игры фантазии как общения с возможностями, оно не играет, относя себя
к воображаемой видимости. С точки зрения науки о поведении, специфически
человеческое в игре выявлено быть не может. Неотложной задачей философского
осмысления остается утверждение понятия игры, означающего основной феномен
нашего бытия, вопреки широкому и неясному использованию слова "игра" в
рамках зоологического исследования поведения. Задача эта тем неотложней, чем
обширнее материалы о психологии животных. То обстоятельство, что человек
нуждается в "антропологии", в понятийном самопонимании, что он живет с им
самим созданным образом самого себя, с видением своей задачи и определением
своего места, постоянно пеленгуя свое положение в космосе, что он может
понимать себя, лишь отделив себя от всех остальных областей сущего и в то же
время относя себя к совокупному целому, ко вселенной, уже само это есть
антропологический факт огромного значения.
У животного нет никакой "зоологии", и она ему не нужна, тем более --
как бы с противоположной стороны -- у него нет "антропологии". Конечно,
домашнее животное знает человека, собака -- своего хозяина, дикий зверь --
своего врага. Но подобное знание инакового сущего не составляет момента
самопознания. Антропология -- не какая-то случайная наука в длинном ряду
прочих человеческих наук. Никогда мы не становимся для себя "темой",
предметом обсуждения, как природное вещество, безжизненная материя,
растительное и животное царства. Человек действительно бесконечно
интересуется собой и именно ради себя исследует предметный мир. Всякое