I
Ницшеанский нигилизм, т. е. его идея, что в мире не существует объективного и предшествующего той форме, которую мы сами придаем ему, порядка или структуры, имеет, как считает философ, своим следствием то, что люди, согласные с этим утверждением, не подвержены искушению непочтительного отношения к человеческой жизни из-за того, что она, дескать, контрастирует с чем-то вечным, неизменным или изначально благим. Как метафизик, он стремился нарисовать картину мира, существующего на самом деле, - и оказалось, что картина пуста, коль скоро мир не имеет ни структуры, ни порядка. Таким образом, у людей не должно больше быть иллюзий ни в отношении мира, ни в отношении самих себя, и, освободившись от ошибочных взглядов, они могли бы приступить к осуществлению своей подлинной задачи - возвысить человечество до такой степени, какой ранее оно никогда не достигало. Ницше полагал, что люди не смогли осуществить свое жизненное предназначение, т.к. они приняли то, что он расценивал как совершенно ложные философские посылки; поэтому-то он и придавал такое большое значение философской критике. В этом он чувствовал настоятельную необходимость, что удивительно для философов, которые, как правило, не склонны предполагать, что их откровения будут оказывать прямое воздействие на поведение людей, так как ему казалось, что только через адекватное философское понимание люди смогут избавиться от смирения перед недостойным их положением, в которое их заключили обычай и дурные привычки мышления. Его философия, как он надеялся, не сможет служить инструментом обеднения, унижения или стагнации жизни. И он чувствовал, что ему выпала огромная удача "после целого тысячелетия искажения и путаницы однажды снова найти путь, который ведет к Да и Нет"'. Я надеюсь, что у нас уже есть определенное представление о том, чему он говорил "нет". Теперь нас будут интересовать его позитивные идеи.
По крайней мере, две из его позитивных идей, каждая из которых загадочна сама по себе, однако обе они, как это будет показано, связаны друг с другом, представлены в произведении "Так говорил Заратустра", которое сам Ницше считал шедевром. Исторический Заратустра (Зороастр) верил в то, что мир является ареной всеохватывающего конфликта между двумя космическими силами, одна из которых добро, другая - зло. Наш долг в этой борьбе, учил Заратустра, состоит в том, чтобы становиться на сторону светлых сил. Но поскольку Ницше находился "по ту сторону добра и зла", то он не верил в космологию Дзен-Авесты. Однако раз Заратустра был первым, кто совершил ошибку, полагая, что моральные ценности являются объективными характеристиками универсума, он же должен стать первым, кто исправит ошибку и будет агитировать в пользу новой философии. Так что Ницше избрал его своим "сыном" и литературным персонажем, устами которого была высказана его собственная философия.
Ницшевский Заратустра провозглашает относительность всех ценностей и моральных оценок, на разный манер повторяя, что каждый народ прежде был привержен различным системам ценностей, выработанным им в соответствии с местными условиями его существования. Он говорит, что имеется тысяча целей. И, следовательно, человечество, как таковое, не имеет единственной цели или всеобщей морали:
"Тысяча целей существовала до сих пор, ибо существовала тысяча народов. Недостает еще только цепи для тысячи голов, недостает единой цели. Еще у человечества нет цепи".
Заратустра и хочет заполнить эту моральную лакуну и возвещает объединяющую людей цель. Эта цель - ubermensch (сверхчеловек).
"Смотрите, - заклинает он, - я учу вас о сверхчеловеке! Сверхчеловек- смысл земли".
Это первая из позитивных идей Ницше, которую мы должны рассмотреть.
Я отдал предпочтение немецкому термину "ubermensch" перед известным переводом его на английский язык как "Superman" не столько потому, что он был впоследствии использован сценаристами и составителями комиксов (полагаю, что читатели философских книг способны оставить в стороне подобные второстепенные ассоциации), а потому, что префикс super - не может не вводить в заблуждение. В связи со словом "человек" возникает значение, что ubermensch - это Сверхчеловек. И он мог бы быть таковым, но каким образом? Существует сверхчеловеческая сила, ум, страсть, стойкость - и без уточнения контекста слова Ницше могли бы быть поняты как призыв воплотить в жизнь гораздо более атлетический идеал, чем он сам предполагал. Некоторые из комментаторов Ницше использовали благонравное "Overman", но оно, по крайней мере для меня, звучит слишком высокомерно с его аллюзиями к повелителю и надзирателю и в действительности не позволяет избежать тех нежелательных конкретизации, которые, как оказалось, содержатся в слове "Superman". Если использовать префикс over -, то в значении "over the hills far away" ("над холмами и гораздо выше"), а не в значении "I take my orders from the man over me" ("я получаю указания от вышестоящего человека"): он означает как запредедьностъ, так "и превосходство, однако ни одно из этих значений не присутствует в префиксе super. Если бы я хотел быть эксцентриком, я использовал бы имеющийся в английском языке префикс preter-, как в словах "preternatural" ("противоестественный") или "preterhuman" ("нечеловеческий"). Но это могло бы сильно напоминать о призраках, а слово "preterman" вводило бы в заблуждение. Поэтому я решил оставить немецкое слово непереведенным. Таким образом, как в случае с неопределяемым термином, включенным в систему аксиом, мы сможем установить его значение через контексты, в которых он встречается, и тем самым удовольствуемся неявным определением.
Идея об Ubermensch (сверхчеловеке), при всей ее дурной славе, вряд ли может быть обнаружена в каких-то сочинениях Ницше, за Исключением "Заратустры". Она отличается от большинства характерных для него взглядов, которые изложены в его весьма обширном наследии. Даже в "Заратустре" ничего конкретного, по существу, не говорится. В качестве идеала, к которому мы должны стремиться в своем человеческом обличье, эта идея выступает как исключительно неопределенная и неконкретная цепь. Ubermensch (сверхчеловек) противопоставляется тому, кого Ницше называет "последний человек" (der Letzte Mensch), и кто стремится как можно больше походить на всех других, который счастлив просто потому, что счастлив: "Счастье найдено нами", - говорят последние люди, и моргают". Это - стадный человек современной ему эпохи, и Ницше-Заратустра презирает его. Тем не менее он не будет уточнять цель, поскольку он имеет в виду людей - неважно, кого конкретно и где они проживают, - которые благодушны, безропотны и готовы довольствоваться самими собой, принимая мир таким, каким он им дан. Эти люди, как я полагаю, считают, что человеческие существа - это как раз то, чем они являются, что человеческая природа не может быть изменена. Против этого Заратустра говорит:
"... человек есть нечто, что должно превзойти. Что сделали вы, чтобы превзойти его?
Все существа до сих пор создавали что-нибудь выше себя; а вы хотите быть отливом этой великой волны и скорее вернуться к состоянию зверя, чем превзойти человека?..
Человек - это канат, натянутый между животным и сверхчеловеком, - канат над пропастью...
В человеке важно то, что он мост, а не цепь: в человеке можно любить только то, что он переход и гибель".
Человек одновременно переход и гибель. Мы превосходим себя, преодолевая нечто в самих себе, и это то, что гибнет и оставляется нами. Мы погибаем главным образом как человеческие существа ради того, чтобы стать чем-то более возвышенным. Человеческая жизнь есть жертва (или должна ею быть) во имя не чего-то транс- или экстрачеловеческого, а во имя достижимого для нас, жертва, придающая нам силы преодолеть (частично) самих себя. В отличие от аскетического идеала этот идеал не является деморализующим. Он не подчеркивает нашу никчемность, а определяет наши достоинства как находящиеся в процессе изменения. Мы превосходим себя вчерашних, но еще не доросли до себя будущих, и нам предстоит найти более возвышенный образ себя как человеческих существ. Ubermensch (сверхчеловек) - это не белокурая бестия. Белокурая бестия остается позади, будем надеяться, навсегда. Ubermensch (сверхчеловек) - впереди.
"Хорошо, - кто-то может заметить, - давайте продолжим далее". Что же именно нам нужно делать? Простые призывы стать лучше вряд ли помогут ребенку, который не имеет понятия, что означает "быть лучше". Возможно, он понимает только то, что кое-какие поступки, которые он совершает, больше делать не следует. Возможно, он перестанет совершать некоторые из них. Это может сделать его лучше. Однако предмет разговора об Ubermensch. (сверхчеловеке) связан конечно же не только с тем, чтобы перестать делать нечто, что мы делали ранее, а с тем, чтобы двинуться в новом направлении. Но куда? К какому конечному пункту? Вероятно, Ницше заслуживает упрека в том, что оставил данный вопрос до такой степени открытым. Его сестра уверяла Гитлера, что он и есть тот, кого имел в виду брат, когда говорил об Ubermensch (сверхчеловеке). Читатели старшего поколения верили, что Ницше подразумевал некий конкретный образ, взятый, по крайней мере, из прошлого. Ницше был убежденным почитателем героев. Он высоко оценивал Гете, Наполеона, Микеланджело, Юлия Цезаря и, что наиболее странно, Чезаре Борджиа. Разумеется, он был отнюдь не единственным, у кого вызывали восхищение все эти люди. Они представляют собой образцовые примеры (за исключением Борджиа) великих людей. Но было бы несерьезным и бесполезным делом утверждать, что наш идеал должен быть похож на них. Мы не могли бы сделать и первого шага, если бы не выказывали им хотя бы показного уважения. По крайней мере, в недавнем прошлом на каждого аскета, ввергавшегося в состояние самоуничижения и протеста при сопоставлении себя со своей безнадежной мечтой о добродетели, приходятся сотни тех, которые сокрушались по поводу скупости судьбы, не наделившей их талантами этих великих героев. Если Ubermensch (сверхчеловек) должен быть неаскетическим идеалом, он должен быть достижимым, а его реализация должна преисполнять нас чувством избранности и значимости. Но в действительности нет смысла вглядываться в прошлое в поисках примеров, поскольку в нашей истории еще никогда не было ни одного Ubermensch (сверхчеловека). Ницше пишет:
"Душное сердце и холодная голова - где они встречаются, там возникает ураган, который называют "избавителем".
Поистине, были люди более великие и более высокие по рождению, чем те, кого народ называет избавителями, эти увлекающие все за собой ураганы!
И еще от более великих, чем были все избавители, должны вы, братья мои, избавиться, если хотите вы найти путь к свободе!
Никогда еще не было сверхчеловека! Нагими видел я обоих, самого большого и самого маленького человека.
Еще слишком похожи они друг на друга. Поистине, даже самого великого из них находил я - слишком человеческим!"
Мы можем, если захотим, рассматривать это в качестве формулы характера. "Душное сердце плюс холодная голова минус человеческое, слишком человеческое". Однако все это, будучи отделенным от экстравагантного языка и стремительных модуляций песен Заратустры, окажется слабой и слишком знакомой рекомендацией, являющейся, пожалуй, прямым продолжением моралистической традиции. Она говорит лишь, что мы должны стремиться держать под контролем как нашу эмоциональную, так и интеллектуальную жизнь, не ущемляя одну в пользу другой, и что мы не должны быть мелочными и "просто" человечными. Есть некоторая ирония в том, что Ницше наименее оригинален там, где он оказался наиболее влиятельным. Речь идет о древнем, почти языческом идеале, а именно: страсти нужно обуздывать, а не подавлять, в противоположность позиции тех, кто исповедует воздержание, скрывая порочные стремления, а ведь это последнее было официальной моральной рекомендацией до совсем недавних времен.
Следовательно, Ubermensch (сверхчеловек) - это не белокурый гигант, подавляющий своих более мелких собратьев. Это просто радостное, безвинное, свободное человеческое существо, обладающее инстинктивными побуждениями, которые, однако, не порабощают его. Он - господин, а не раб своих побуждений, и, следовательно, он в состоянии что-то сотворить из себя, нежели стать продуктом инстинктивных проявлений или внешних препятствий. Сверх этого Ницше мало говорит о деталях, за исключением выражения скрытой похвалы тем, чьи страсти обращены на создание научных, художественных или философских произведений. Он сделал идею об Ubermensch (сверхчеловеке) изменчивой, а не устойчивой, чтобы ей придали ценность те из нас, кому удастся воплотить ее. Если Ubermensch (сверхчеловек) воспринимался как задира, чья радость состоит в грубой демонстрации силы, то в этом Ницше должен винить только самого себя. Его примеры вводили в заблуждение относительно его принципов. Когда в "Ecce homo" он пишет, что Ubermensch (сверхчеловек) может быть обнаружен скорее в Чезаре Борджиа, чем в Парсифале, он не утверждает, что Чезаре Борджиа и есть Ubermensch (сверхчеловек) или что он является его моделью во всем, кроме того, в чем он отличается от Парсифаля. Но Парсифаль - это оперный герой позднего Вагнера, против которого Ницше выдвигает два обвинения: что он целомудренен и что он является христианином. Этот упрек частично был вызван желанием шокировать, а частично является примером тонких инверсий и частных намеков и шуток, которыми изобилуют сочинения Ницше. Он никогда не был столь дисциплинированным, чтобы писать собственно для публики, и нужно быть хорошо знакомым с его биографией, чтобы не воспринимать буквально то, что нередко представлялось лишь каламбуром для посвященных. Его величайшим несчастьем был тот буквализм, с каким его интерпретировали даже наиболее симпатизировавшие ему критики. В его сочинениях очень много сугубо личного, что вообще не имеет отношения к философии. А как он писал Якобу Буркхардту, "все личное в действительности только комично".
II
Как представляется, Ницше считал, что идеал Ubermensch (сверхчеловека) не может быть достигнут или реализован автоматически, в ходе естественного развития событий. В этом отношении его учение является чем угодно, только не разновидностью дарвинизма. Действительно, мы знаем, что Ницше считал, что выживают и доминируют негодные и что все большее и большее количество индивидов, которые становятся все более и более похожими друг на друга, должны будут со временем подавить своей численностью исключительных личностей, которые могли бы прорваться к новой перспективе и более возвышенной форме жизни. Временами он говорит, что раз ухудшения в человеческом материале были столь значительными единомыслие и единообразие мировоззрений приняли столь широкие масштабы, то дальнейшее развитие и прогресс просто невозможны - неизбежно последует нивелировка человеческого типа и приостановка духовной эволюции. Ницше предупреждает - или это делает Заратустра - об опасностях, исходящих от "последнего человека":
"Настало время, чтобы человек поставил себе цель свою. Настало время, чтобы человек посадил росток высшей надежды своей.
Его почва еще недостаточно богата для этого. Но эта почва будет когда-нибудь бедной и бесплодной, и ни одно высокое дерево не будет больше расти на ней.
Горе! Приближается время, когда человек не пустит более стрелы тоски своей выше человека и тетива лука его разучится дрожать!..
Горе! Приближается время, когда человек не родит более звезды. Горе! Приближается время самого презренного человека, который уже не может презирать самого себя.
Смотрите! Я показываю вам последнего человека".
Бесспорно, это звучит как предсказание все возрастающей, если так можно выразиться, человеческой энтропии из-за всеобщего снижения активности ввиду отсутствия внешних источников энергии для маневрирования и противодействия естественному движению к распаду, а также неизбежного уменьшения свободной энергии. В действительности Ницше не верил, что "последний человек" в указанном смысле слова когда-либо будет или мог бы существовать. Не будет и не может быть последней стадии в человеческом развитии или чего бы то ни было подобного, И это, как он предполагал, может быть доказано. Если можно было бы прийти к конечному пункту развития, то он уже был бы достигнут. Если он был бы достигнут, то никакие изменения не были бы возможными. Но изменения имеют место, поэтому, финальное состояние не достигнуто, и, следовательно, оно никогда не наступит…