выпускник Императорской Николаевской Царскосельской гимназии 1916 года (серебряная медаль), этнограф, религиовед, фольклорист, расстрелян
Фотоальбом Маториных
Имя видного советского этнографа и религиоведа, первого директора Музея антропологии и этнографии АН СССР Николая Михайловича Маторина, было надолго вычеркнуто из истории отечественной науки. Его книги, которые по отзывам специалистов, не утратили научного значения по сей день, были изъяты из библиотек. Лишь недавно, благодаря юбилейной статье Г. А. Носовой1 и статьям петербургского историка А. М. Решетова2,3,4,5стало известно о многогранной деятельности Маторина и его значении для науки.
Николай Михайлович родился 5 (18) августа 1898 г. в усадьбе Первитино близ Лихославля в Тверской губернии. Он был первенцем в семье православного, мещанина, чиновника Михаила Васильевича Маторина (1870-1926) и Зинаиды Николаевны (1874-1939), происходившей из дворянских родов Хвостовых и Римских-Корсаковых.6
Н.М. Маторин в форме гимназиста, 19126
Глава семьи Михаил Васильевич служил казначеем (бухгалтером) Царскосельского Дворцового правления7, после 1917 года работал хранителем царскосельских музеев7.
Семья Маториных жила по адресу ул. Малая, д. 66, по соседству с Императорской Николаевской Царскосельской гимназией, в котрую старший сын семьи Маториных — Николай поступил 7 января 1912 года8, и закончил её в 1916 г. с серебряной медалью. Первоначально он учился в 12 гимназии в СПб.
17 февраля 1916 года Николай принимал участие в семейном литературно-музыкальном вечере в рользу недостаточных учеников, устроенном преподавателем А.И. Малоземовым для раненных госпиталей Царского Села. Вечер посетил Цесаревич Алексей с сестрами — великим княжнами Татьяной, Ольгой и Анастасией. Николай прочитал на вечере очень популярное в те годы стихотворение "Реймский звонарь".9
Кроме Николая, в семье росло еще шестеро детей — три брата и три сестры.
Окончив гимназию, Николай поступил на историко-филологический факультет Петроградского университета, но проучился там недолго, в 1917 году его призвали на военную службу. В армии он также долго не задержался — грянул Октябрьский переворот, и Николай вернулся домой.10
Маторин Н.М. — выпускник гимназии, архив МНГ
Так же, как и многие другие мальчики Николаевской гимназии, которую называли "литературной", в годы юности, еще гимназистом, Николай писал стихи. Его стихи даже печатались в местной газете "Царскосельское Дело"7:
После 1917 года он всей душой принял идеи революции, занялся пропагандистско-лекционной работой. В 1918 г. он уже лектор Отдела народного образования уездного Детскосельского совдепа, агитатор Детскосельского уездного военкомата.
В марте 1919 года вступил в ряды партии большевиков.
Хотя он не имел законченного высшего образования, в 1920-1922 гг. Н. М. Маторин был послан на партийную работу в г. Гдов.
Здесь судьба свела его с работницей Гдовского уездного комитета Лидией Петровной урожденной Ильменской (1895-1968). Лидия Петровна родилась 22 марта 1895 г. в г. Новая Ладога. В 1910 г. вступила в партию большевиков. В начале 20-х годов работала в коммунальном и женском отделах Гдовского укома, где в агитпропотделе активную деятельность развивал Н. М. Маторин. В 1920 г. они поженились. В дальнейшем занимала различные посты в культурно-просветительских учреждениях Ленинграда, Себежа, Казани. В последние годы свободной жизни в Ленинграде возглавляла журнал «Работница и крестьянка».
Н.М. Маторин, 1920 6
После приезда он непродолжительное время занимал посты секретаря Председателя Петроградского Совета и секретаря Председателя Исполкома Коммунистического Интернационала. Молодой партийный работник не мог тогда предполагать, что эти должности впоследствии станут роковым этапом в его биографии, поскольку председателем вышеупомянутых организаций был Григорий Евсеевич Зиновьев, от знакомства с которым в дальнейшем пострадал не только Маторин.
С 1922 года Николая Михайловича стали привлекать к преподаванию о6щественно-политических дисциплин в различных вузах города. С 1924 года он читал курс «Методика изучения деревни» на этнографическом отделении Географического института (в дальнейшем — географический факультет ЛГУ), в 1923-1926 гг. был научным сотрудником НИИ марксизма, занимал видное место в партийной организации Ленинграда.
На XIV съезде партию (1925 год) Зиновьев и его сторонники потерпели поражение. После этого его сторонников, среди которых оказался и Маторин, с большим понижением отправили на периферию.
В феврале 1926 года Николай Михайлович был направлен на низовую работу в органы народного образования Псковской облает, где одновременно с основной работой продолжил научные изыскания, занимался литературной деятельностью, писал лирические стихи.
В 1927 году его перевели Казань. Здесь им была написана первая большая научная работа12. Время, проведенное в Татарии, стало периодом становлении Маторина как ученого-этнографа.
В 1928 году Николай Михайлович возвратился в Ленинград, получив приглашение вести занятия на этнографическом отделении географического факультета ЛГУ. Последующие шесть лет стали периодом стремительного взлета Н.М.Маторина как ученого, преподавателя, организатора и руководителя этнографической науки.
Н.М. Маторин со своей супругой Л.П. Ильменской, начало 1930-х3
Активную, в целом позитивную роль сыграл Н. М. Маторин в Совещании этнографов Москвы и Ленинграда, состоявшемся в нашем городе 5—11 апреля 1929 г. Он выступал с докладом. Несомненно правильными были его тезисы о необходимости широкого участия Этнографов в проводимых преобразованиях, учета этнических особенностей и др. В журнальных статьях конца 20-х—начала 30-х гг., он отстаивал тезис о важности сохранения этнографии как самостоятельной науки, в то же время считая ее наукой исторической. Надо не забывать, что в те годы еще шел спор о месте этнографии в системе наук.
В течение ряда лет Маторин был председателем Отделения этиофафии при Географическом обществе, в 1930 году был приглашен на работу в АН СССР, на должность заместителя председателя Комиссии по изучению племенного состава населения СССР, опубликовал ряд работ по изучению современной деревни.
В январе 1930 г. Н.М. Маторин был приглашен на работу в АН СССР, на должность заместителя председателя Комиссии по изучению племенного состава народов России (КИПС), в дальнейшем — Института по изучению народов СССР (ИПИН). Здесь ему удалось в короткий срок значительно активизировать работу научного коллектива по изучению религиозных верований и синкретизма, культуре и быту современного колхозного села, экспедиционную деятельность и т. д.
В октябре 1930 г. Николай Михайлович был избран на ответственную должность директора Музея антропологии и этнографии им. Петра Великого (Кунсткамера). По сведениям А. М.Решетева, под руководством Маторина в музее были открыты ряд новых экспозиций и выставок, налажены связи с крупнейшими зарубежными музеями, введены в практику новые методы экспонирования с использованием кинофильмов, японского кукольного театра и театра теней, музыкальных и звуковых иллюстраций.
Н.М.Маторин — участник Первого Всероссийского музейного съезда (декабрь 1930 г.), Всероссийского археолого-этнографического совещания (май 1932 г.), Первого Всесоюзного географического съезда (апрель 1933 г.), член оргкомитета Первой Всесоюзной конференции по фольклору (1934 г.) и т, д.
К 1931 году он стал профессором, ведущим специалистом по проблеме религиоведения, прежде всего, сектанства, читал курсы лекций в нескольких учебных заведениях. Им была написана монография «Женское божество в православном культе. Пятница-Богородица. Очерк по сравнительной мифологам» (М, 1931). Под его редакцией и при его участии было создано популярное учебное пособие «Первобытное общество» (Л., 1932), впоследствии запрещенное и изъятое из библиотек, поскольку некоторые из его авторов были репрессированы.
В 1931—1933 гг. - Николай Маторин - ответственный редактор журнала "Советская этнография".
Уже в 1932 г. В Кунсткамере была подготовлена выставка по австралийцам и андаманцам (отдел "Первобытный коммунизм"), был организован Кабинет музееведения и истории этнографии. Научно-исследовательская работа была теснейшим образом увязана с деятельностью по реэкспозиции Музея. Стали регулярно проводиться заседания с научными докладами, возросло количество научных публикаций Музея. Была организована подготовка экскурсоводов, проводились семинары для преподавателей средних школ.
В 1933 году на базе Музея антропологии был создан Институт антрополоши и этнографии СССР (ИАЭ), первым директором которого стал Н. М. Маторин. Возглавляемый им Институт с первых дней своего существования стал комплексным научным и музейным учреждением с широкими международными связями. Маторин принял большое участие в создании Музея религии и атеизма, разместившегося в здании Казанского собора.
К работе в Музее и Институте Н. М. Маторин привлек ряд молодых талантливых ученых, среди которых были С. М. Абрамзон, И. Н. Винников, С. В. Иванов, Н. А. Кисляков, Н. Ф. Прыткова и др. Научная работа была организована по трем секциям: этнографической, антропологической и фольклорной. Значительно активизировалась деятельность Ученого Совета, укреплены позиции ученых старой школы (Д. К. Зеленин, Е. Г. Кагаров и др.), создавалась нормальная обстановка для творческой научной и музейной работы. Институт, возглавляемый Н. М. Маториным, с первого года своего существования заявил о себе как о крупном комплексном научном учреждении с широкими внутрисоюзными и международными связями.
Главным вкладом Н.М. Маторина в науку явились работа по изучению истории народных верований и мировых религий, исследование проблем религиозного синкретизма (взаимопроникновения религий), основанные на литературном, музейном и полевом материалах. Положительная роль Маторина заключалась также в отстаивании существования этнографии как науки, хотя бы как части общей исторической науки.
С 1933 г. он член Музейной Комиссии АН СССР. Ответственных должностей, постоянных и временных, у него было более чем достаточно. Несомненно, это было связано в немалой степени и с его партийностью; как члена партии его ставили на определенные участки научно-организационной работы для проведения партийной политики. Этим обстоятельством, видимо, объясняется его поведение на Первом музейном съезде, когда он громил безоружного, невинного профессора Б. Ф. Адлера, "предательский поступок" которого выразился в публикации статьи в немецком специальном научном журнале.
В то время все общественные науки должны были строго следовать установкам марксизма-ленинизма, а изучение религии было возможно лишь под видом научного атеизма. Неудивительно, что Николай Михайлович принимал деятельное участие в работе различных антирелигиозных организаций, как, например, «Союз воинствующих безбожников», организовывал антирелигиозные выставки, проводил партийную линию в возглавляемых им научных и музейных учреждениях, служа одно временно и науке, и безбожному советскому режиму13.
Его энергичная деятельность на посту директора ИАЭ, видимо, перестала yстраивать руководящие и идеологические органы. Под влиянием начавшихся против него интриг, в декабре 1933 года Николай Михайлович подал (возможно, вынужденно) заявление об освобождении от должности директора и с 1 января 1934 года был пере веден на должность старшего специалиста ИАЭ. Руководящую роль в Институте ИАЭ стал играть вновь назначенный заместитель директора — опытный кадровик и специалист по марксизму, впрочем, впоследствии, также расстрелянный.
В 1934 году Николай Михайлович еще продолжал заниматься научной работой, выезжал в этнографические экспедиции, занимался фольклористкой, но каток репрессий неумолимо надвигался, деятельность Н. М. Маторина на посту директора Института явно не устраивала руководящие органы.
с 1 января 1934 г. он был освобожден от этой должности с оставлением в качестве старшего специалиста Института. В новой структуре учреждения ему даже поручили возглавить группы первобытного коммунистического общества и фольклора доклассового общества. Планировалось его участие в юбилейном номере журнала "Советская этнография", посвященном 50-летию выхода книги Ф. Энгельса "Происхождение семьи, частной собственности и государства".
Н.М.Маторин в одной из экспедиций. Конец 1920-х гг4
После убийства С.М. Кирова (1 декабря 1934 г.) в Ленинграде начались массовые преследования интеллигенции, подвергся чистке партийный аппарат. 29 декабря 1934 г. партком АН СССР исключил Маторина из членов ВКП(б) как бывшего оппозиционера, «не порвавшего идейных связей с контрреволюционной зиновьевской оппозицией», а через пять дней он был арестован.
Меч был поднят, было ясно; надо ждать ареста. В ночь на 3 января 1935 г. он был арестован.
13 февраля 1935 года по приговору Особого Совещания НКВД СССР его осудили на 5 лет исправительно-трудовьи лагерей "за контрреволюционную деятельность", с отбыванием срока в лагере близ совхоза Малек под Ташкентом.
27 февраля 1935 года в Ташкент в административную ссылку была отправлена жена с детьми.
Н.М.Маторин в лагере не только работал в поле, но и бесперестанно писал научные статьи и поэтические произведения. Среди них — ряд любопытных этнографических поэм:" Ана, дочь рыбака. Мегрельское сказание",, "Повесть о мудром строителе Тативе. Армянская легенда", "Карелия", "Мир Пулат-Хан. Из башкирских преданий", "Дагестан". 14
Он отправил в "Советскую этнографию" написанную еще в Ленинградской тюрьме статью "Фольклор как исторический источник", составил "Программу для собирания материалов по религиозным представлениям и культу. Бытовой ислам", написал статью "В Брянских лесах (этнографические материалы из села Чернино быв. Орловской губернии)", вынашивал планы защиты докторской диссертации… Он вел дневниковые записи, писал стихи, имел возможность встречаться с семьей...
В марте 1935 года вышло постановление о высылке из Ленинграда социально чуждых элементов — дворян, а в апреле его братья Дмитрий, Михаил и Роман Маторины были осуждены на 5 лет лагерей как социально опасные элементы15. Их матьбыла сослана в Стерлитамак, а жена Н.М. Маторина с детьми — в Ташкент.17
В то время лагерные условия, во всяком случае, в лагере под Ташкентом были относительно мягкими, и Николай Михайлович имел возможность встречаться с семьей, вести дневниковые записи и знакомиться с прессой. Он даже продолжил научную деятельность: отправил статью в журнал «Советская этнография», беседуя с заключенными, собирал материалы по религиозным представлениям, культу и бытовому исламу, работал над докторской диссертацией.
В архиве дочери Н. М. Маторина сохранились написанные им в лагере стихи:
Я погружен в позорную трясину,
Но звездочки мне светят до сих пор.
Когда-нибудь болото я раздвину
И выйду вновь на солнечный простор.
Николай Михайлович наивно верил в свое освобождение и торжество коммунистических идеалов, раскаивался в своей «оппозиционной деятельности».
Его дальнейшая судьба показала всю иллюзорность подобных рассуждений. 18 февраля 1936 г. Н. М. Маторина из лагеря отправляют в Ташкент на пересыльный пункт, а оттуда — в Ленинград, где началось новое следствие по делу "контрреволюционной зиновьевской группы".
11 октября 1936 года дело Н. М. Маторина было рассмотрено выездной сессией Военной Коллегии Верховного Суда СССР. Ему было предъявлено обвинение в том, что он "является активным участником контр-революционной троцкистско-зиновьевской террористической организации, осуществившей 1 декабря 1934 г. злодейское убийство С.М Кирова". На основании статьи 58-8, 11 УК РСФСР он в тот же день был приговорен к высшей мере наказания