В эпоху международного терроризма, когда у всех на устах атаки пресловутой группировки «Аль-Каиды», мировое информационное пространство вместе с неопровержимыми фактами давно уже бороздят и различные стереотипы. С учетом же того, что большинство террористических атак, ставших реальностью, теперь уже не только на Ближнем Востоке, но и в странах Запада, как правило, совершают выходцы из мусульманских стран, слова «ислам» и «религиозный фундаментализм» сегодня все чаще воспринимаются широкой общественностью как равнозначимые понятия.
Однако определение понятия «религиозный фундаментализм» как сугубо исламский феномен — изначально неправильное восприятие действительности, поскольку сегодня он присущ для всех конфессий, религиозных течений и сект. По сути, религиозный фундаментализм является порождением нашего времени как пример наличия острых противоречий между достаточно консервативным массовым сознанием и стремительно меняющимся миром, где религиозным догмам противоречит либеральный рационализм современного общества. В этой связи его необходимо рассматривать как общую для всех религий «тенденцию, выражающую отрицательную реакцию консервативных религиозных кругов на секуляризацию, т.е. эмансипацию науки, культуры и общественной жизни от религии, что стало причиной маргинализации последней». И, несмотря на то, что в различных религиях проявление фундаменталистских тенденций имеет различные причины, о религиозном фундаментализме можно говорить как о едином глобальном феномене.
Неслучайно суть самого слова «фундаментализм» означает движение за сохранение устоявшихся фундаментальных основ религии, без которого ни одна религия не смогла бы устоять и обеспечить свою дальнейшую экспансию в эпоху глобализации и стремительно меняющейся системы человеческих ценностей.
Впервые термин «фундаментализм» был применен в США для характеристики консервативного крыла протестантизма, направленного против либерального протестантского рационализма, допускавшего вольности в толковании Библии.
Окончательно же протестантский фундаментализм оформился в идеологическое течение в начале прошлого столетия в южных штатах США преимущественно среди евангелистов, пресвитериан, баптистов и методистов. Выступая против любой попытки научного объяснения мира и противопоставляя науке религиозные авторитеты и постулаты, фундаменталисты Юга США далее выступили уже как сформировавшаяся и хорошо организованная политическая сила, обзаведшаяся собственным лобби в правительствах ряда южных штатов. Так, в штатах Арканзас, Теннесси и Миссисипи им удалось добиться принятия законов, запрещавших преподавание в государственных школах дарвинского учения о происхождении человека. В последующем протестантский фундаментализм стал оказывать ощутимое влияние на общественную жизнь и политику через своих представителей в органах власти и общественно-политических организациях. Так, например, в современном американском обществе протестантские фундаменталисты широко известны своей непримиримой позицией по отношению к абортам, сексуальным меньшинствам, довольно негативным отношением к межконфессионально работающим христианам. Кроме того, они не особо жалуют людей иного вероисповедания, даже к католикам относятся предвзято.
Роль протестантских фундаменталистов стала в особенности заметной во время президентских выборов в США в 2000 г., когда, по мнению многих наблюдателей, сенатор республиканец Д.МакКейн на предварительных выборах (primary) проиграл другому республиканцу Дж.Бушу-младшему именно потому, что выступил с резкой критикой в адрес консервативных протестантских деятелей, которых в самой Америке многие считают столь же радикальными, как и исламистов. В частности, Д.МакКейн сделал акцент на критике фундаментализма и нетерпимости, не учитывая при этом тот факт, что в США именно консервативно настроенные американские телевизионные проповедники имеют непосредственное отношение к формированию общественного сознания. Кстати, среди множества других христианских фундаменталистских движений США существует и учение так называемых «христиан идентичности», которые исповедуют радикальный антисемитизм. Согласно их учению мир делится на потомков Адама — белых людей, или истинных израэлитов, и на детей сатаны (евреев и прочих нечистых). В настоящее время наиболее сильной является группировка «христиан идентичности» «Арийские нации», возглавляемая пастором Ричардом Батлером, который некогда был активным членом террористической организации «Порядок». По мнению некоторых экспертов, организация «Арийские нации» имеют свои вооруженные отряды по всей Америке и самым тесным образом сотрудничают с неонацистскими движениями и организациями, а также имеют связи с Ку-клукс-кланом.
Среди католических фундаменталистских организаций наиболее известными являются общество «Св. Пия Х», основанное Марселем Лефевром в 1970 г. и направленное против модернизма, либерализма и социализма, а также «Божъе дело», «Воины божьи», «Лига католической контрреформации» и другие. В той или иной степени под влиянием католического фундаментализма находятся и праворадикальные партии Западной Европы, такие, как, например, ультраправый «Национальный фронт» Жан Мари Ле Пена.
Аналогичным образом устойчивые фундаменталистские установки характерны исламу, иудаизму, индуизму, православию, сикхизму, буддизму и многим другим религиозным общинам, тайным орденам и братствам.
Что касается собственно исламского фундаментализма, то этот термин, как и вытекает из вышесказанного, заимствован из христианства. Всплеск его активности пришелся на два основных этапа.
Первый этап берет начало с 60—70-х гг. прошлого столетия, когда ультраконсервативные течения в исламе получили мощный импульс к развитию в результате национально-освободительных войн в мусульманских странах Азии и Африки, а также вследствие распространения и усиления идеи панарабизма в арабском мире, начала исламской революции в Иране и после вторжения советских войск в Афганистан.
Второй этап ознаменовал собой начало новой эры противостоянии Востока и Запада после трагических событий 11 сентября 2001 г. и начала международной антитеррористической кампании США и их союзников в Афганистане и Ираке. Именно под знаменем борьбы с международным терроризмом мир узнал о рождении новой, более организованной и специфической формы религиозного фундаментализма — исламского фундаментализма.
Специфика исламского фундаментализма в целом связана с несколькими обстоятельствами.
Во-первых, в силу того, что основная концепция исламского фундаментализма — определение независимого «пути исламского развития», ведущая к установлению «единого исламского халифата» как наиболее идеальной формы государственного правления. При этом надо отметить, что, в силу разнообразных факторов и изменений в мире, появилось сразу несколько вариаций «исламского пути развития», в зависимости от степени их радикализации.
Во-вторых, специфика исламского фундаментализма в значительной степени была обусловлена разрушительным внешним воздействием, когда неоправданные заимствования и часто неприемлемое механическое копирование моделей развития передовых стран в мусульманских странах приводили к резкому ухудшению социально-экономической ситуации, что сказалось на значительной политизации исламского фундаментализма.
В этой связи вполне резонным предстает мнение Абдель Кадера Йасина, который уверен, что реальными территориями распространения политизированного исламского фундаментализма сегодня являются не Иран, Саудовская Аравия или малые государства Персидского залива, которые сами опасаются роста исламского фундаментализма, а ряд густонаселенных арабских стран, таких, как Египет, Алжир и Судан. Все три страны имеют некоторые общие черты и причины для этого: демографический взрыв, неудовлетворительное экономическое состояние в государстве и, соответственно, рост безработицы, а также различные виды и степени интенсивности репрессивных мер против политического инакомыслия. Естественно, считает он, что в подобных условиях это вызывает активный протест со стороны исламских движений, которые он выделяет в качестве «карательного фундаментализма».
В-третьих, исламский фундаментализм вышел за рамки общепринятой концепции религиозного фундаментализма за счет стремления самобытных национальных культур, идентифицирующих себя в рамках единой исламской цивилизации, отгородиться, защититься от всепоглощающего процесса «вестернизации», охватившего все сферы жизнедеятельности традиционного мусульманского общества и фактически приведшего в упадок моральные и духовно-нравственные стороны общественной жизни в мусульманских странах. Именно в исламском фундаментализме наиболее ярко выражены апелляция к морально-нравственным ценностям и попытка доказать превосходство исламского общества в противовес аморальности современной западной цивилизации.
Исламский теолог Сайид Муджтаба Лари в своей книге «Западная цивилизация глазами мусульманина» смог живо и красочно охарактеризовать отношение ислама к вестернизации: «Слишком многие видят только пленительные внешние черты цивилизации, но слепы к мучительным трагедиям и кризису морали современной эпохи. Цивилизованный мир выставляет напоказ свои поверхностные чары, что люди, которые недолго живут там, охотно отказываются от своей способности понимать и судить, закрывая глаза на неприятные факты и проступки».
В-четвертых, на специфику исламского фундаментализма определенное значение оказал этнический фактор. К примеру, в странах Северной Африки (Магриба) в качестве противовеса арабо-мусульманской культуре выступает «фактор североафриканских этнических меньшинств». Поэтому здесь нередко под флагом исламского фундаментализма можно обнаружить проявление воинствующего арабского национализма, вернее его религиозной формы, в отношении коренных народностей: берберов, туарегов, коптов и других исконных народностей Северной Африки. К такому выводу меня наталкивает анализ ситуации вокруг этнических меньшинств на Ближнем Востоке в целом и в странах Магриба в частности.
К примеру, берберы Магриба — значительная этносоциальная общность, довольно сильно отличающаяся от арабского большинства. «Точное количество берберов трудно определить из-за продолжающейся с XI в. и по сей день арабизации Магриба. Из них кабилы — значительная группа берберов в Алжире, для которых арабский этнос чужд. К примеру, один из теоретиков берберизма Лхаусин Мтугги утверждал, что Берберия никогда не была Востоком, и воспевал берберский патриотизм. Другой представитель кабильской интеллигенции, политический деятель Рабиа Зенати, прямо призывал соотечественников “обрести французскую душу и западное мышление”».
Подобных примеров идейно-национального противостояния, продолжающихся по всему Магрибу, где по сегодняшний день проживают различные этносоциальные группы, сохранившие свою идентичность, довольно много. Однако суть такого противостояния заключалась в том, что коренные народности Северной Африки стремятся установить культурный плюрализм, ведут борьбу против крайностей и перехлестов арабизации, присущих арабским националистам, прикрывающимся при этом исламскими лозунгами.
В целом, рассматривая и анализируя тенденции возникновения и развития исламского фундаментализма, в первую очередь необходимо ответить на два важных вопроса: «Почему в современном мире идея создания средневекового исламского халифата продолжает будоражить мысли его многочисленных сторонников?» и «Что на самом деле представляет собой исламский халифат?».
Для того чтобы ответить на эти вопросы и создать определенную целостность представления об исламском халифате, необходимо рассмотреть историческую формацию политической системы исламского мира. И в этом нам не обойтись без мнения видного исламского теолога Назиба Аюби, которому, как нам кажется, удалось подойти к этой теме наиболее глубоко, осмысленно и объективно. «Политическая система исламского мира, — по его мнению, — основана на: шариате, арабских племенных традициях и политическом наследии завоеванных стран, особенно Персии и Византии. Влияние первого источника исламской политической системы было ощутимо в период первых праведных халифов, которых, как известно, было четверо (Абу Бакр, Омар, Осман, Али), второго — в эпоху династии Омейядов, третьего — в период правления династии Аббасидов и Османских династий. Первые халифы основывали свою легитимность на трех традиционных принципах: шура (консультация с ближайшими советниками), акд (контракт между правителем и подданными) и бай’а (клятва верности). И именно в этот период своего развития исламская политическая система в наибольшей степени была соприкасаема с демократическими принципами».
Назиб Аюби называет эту политическую систему «прямой демократией». Однако в дальнейшем, при династии Омейядов, сложилась наследственная монархия, после чего основным объектом внимания исламской юриспруденции стала проблема власти халифа, т.е. лидера как политического символа и единства общества. При Аббасидах первоначальная концепция таухида (единобожие) была трансформирована в концепцию верховной и абсолютной власти правителя — единственного источника реальной политической власти.
Таким образом, абсолютизация политической власти правителя становится характерной чертой исламской политической мысли вплоть до наших дней. Политическая власть рассматривается как инструмент, с помощью которого утверждались основные догматы божественного послания. Поэтому в сегодняшних условиях возможность рассмотрения халифата как альтернативы демократии вызывает большие сомнения.
В целом же ислам с самого начала стремился обосновать основные принципы политического сосуществования мусульманской общины как мусульманского государства. Соответственно, продолжают действовать исторически сложившиеся закономерности и связи, закрепившие в массовом сознании стереотипы нераздельности ислама и политики, социального и духовного образа жизни мусульман. Исламский фундаментализм является одним из идейных направлений и выступает за возвращение к «первоначальному» исламу, построение исламского государства в виде «халифата» и регулирование общественно-политической, социально-экономической и религиозно-культурной жизни на основе Корана и шариата.
К числу основных положений исламского фундаментализма, которые актуальны и в нынешних условиях, следует отнести и норму групповой солидарности, расширяющую до рамок единства всех членов религиозной общины и сплачивающую не только при совместном участии в религиозно-ритуальных обрядах, но и в других видах общественных отношений.
По мнению М.Степанянц, основа норм групповой солидарности заложена в специфической ценности ислама — братстве (милат). Поскольку человек есть творение Бога, то все люди — «дети» Аллаха и, значит, «братья» между собой (согласно Священному Корану, кровным отцом мусульман является пророк Ибрахим). Исламское братство, подразумевающее единство в вере, приобретает конкретный, практический смысл, когда встает вопрос о путях его достижения. Для претворения идеала в жизнь в качестве главного средства предполагается «джихад». Текст Корана открывает широкие возможности для различных толкований данного принципа. В некоторых местах мусульманам предписывается только тогда начинать борьбу с «неверными», т.е. кафирами, когда они сами подвергнутся их нападению. В других же местах Корана проповедуются ненависть и вражда против всех «неверных». Однако здесь важно отметить, что не в отдельных текстовых положениях Корана лежат неточности, а в самих толкователях, которые и допускают кривотолки священных писаний. Резюмируя свою мысль, М.Степанянц пишет: «В свою очередь, все это позволило правящим классам мусульманских государств предать забвению оборонительный характер джихада и сделать его оправданием агрессивных замыслов».
Вообще идеологи исламской реформации старались предложить такую трактовку концепции джихада, которая отвечала бы духу своего времени и была бы всеобъемлющей и универсальной. К примеру, Сайид Ахмад Хан утверждал, что: «Священная война неизбежна только в двух случаях — при агрессии против мусульман, предпринятой не для территориальных захватов, а исключительно для искоренения ислама, и при запрещении мусульманам исповедовать свою религию в каком-либо государстве».
Однако реалии современного мира таковы, что, как и в прошлом, так и сегодня, реакционные силы широко используют идею джихада для достижения сугубо политических целей, что весьма на руку тем, кто на мировом информационном пространстве пытается отождествить исламский фундаментализм с политическим экстремизмом и международным терроризмом.