– тем и "легче"), за деньги исцеляют (какою силой?) – ложь поселилась под сводами
многих храмов – и потому в каждой секте – свой "Христос", не похожий на других, на
которого они кощунственно предъявляют права. И потому – "Слепые веселятся, глухие
поют, но зрячие исполняются тумана и скорби" – говорит Иерарх в книге "3ов". Но все же:
"Явлю вам утешение – чистые идеи не умирают, хотя бы все морозы угрожали льдами", –
так сказал Тот, чье Имя не произносилось – Молчание! Теперь – какое счастье – мы знаем
Его... Он был у колыбели Христа-младенца, в пустыне был спутником его и до конца дней
планеты пребудет с нами.
Нет, Тайна Великих Владык – не для людского ума. Мария говорит, что Фалес –
ближе к Христу. Он "откатил камень материи от дверей своего внутреннего святилища",
но никогда не расскажет нам конкретно ни о том, как он это сделал, ни о том, как сердце его
прозрело тайну Христа – ведь и автор этого не знает. Мы узнаем это только на собственном
опыте КРЕСТНОГО ПУТИ. Нет иной дороги, и времени нет, ибо Спаситель грядет:
"И повторяя Имя Мое, и утверждаясь в труде Моем, вы дойдете до дня Моего".
Сумейте Учителя слушать!
Алла Армаити
В САДУ МАГДАЛЫ
ФАЛЕС АРГИВИНЯНИН, ЭМПИДИОКЛУ, СЫНУ МИЛЕСА АФИНЯНИНА. О
ПРЕМУДРОСТИ ВЕЛИКОГО ГАЛИЛЕЙСКОГО УЧИТЕЛЯ РАДОВАТЬСЯ!!!
Слушай, друг мой, внимательно, ибо вот – никогда быль более странная, более
таинственная не тревожила ухо смертного. Быль, говорю я, Фалес Аргивинянин, а не
легенда!
Когда маяк круга Вечности увенчал своим бледным лучом мое чело, как знак
Высшего Посвящения Фиванского Святилища, я, Фалес Аргивинянин, и Клодий
2Македонянин, удостоившийся той же степени, тогда мы приняли из рук Великого Иерофанта
питье кубка жизни, и он послал нас в таинственное убежище к Сыну Мудрости – Гераклиту,
коего людская молва нарекла – Темным. Ибо не понимали ни его, ни его учения. Сколько
протекло лет, пока мы впитывали его мудрость, сколько раз покидали убежище, чтобы нести
людям положенные крохи знания, и вновь возвращались обратно – нет надобности считать.
В один из таких промежутков, когда я был в мире под личностью философа Стоика, я нашел
и тебя – друг Эмпидиокл, около мудрого Сократа и завязал покрепче те нити, которые
связывают нас от времени почивающего под вулканами и волнами океана Города Златых
Врат (Атлантида). Однажды Мудрый Учитель призвал нас к себе и сказал: "Идите в мир –
приветствовать от нашего имени нового нашего Учителя, Грядущего в мир. Я не скажу вам,
где вы его найдете. Ваша собственная мудрость да будет вам указующим перстом". "Но если
этот Учитель столь велик, – сказал Клодий Македонянин, – то почему ты сам, Мудрый, не
выйдешь ему навстречу?"
"А потому, – ответил нам Гераклит, – что я знаю – КТО ОН. И вот мое знание
говорит мне, что я недостоин встречи с ним. А вы его не знаете; знаете только от
меня, что Он – Великий Учитель – и ничего более. Только слепые могут безнаказанно
глядеть на Солнце".
Я в ту пору еще умел повиноваться и молча вышел с Клодием. На другой день
верблюды уносили нас к северу, к Святилищу Черноликой Аштар. Там последние черные
жрецы, молчаливые, как камни пустыни, направили нас к великому центру, чье имя –
Молчание, счет годам которого утерян планетным календарем, и где назначение – ждать
конца, дабы быть последним могильщиком Земли. Когда мы с Клодием простерлись перед
ним во прах, он ласково поднял нас и сказал:
– Дети! Я видел ЕГО. ОН был младенцем. Я поклонился ЕМУ. Если сын мой
Гераклит послал вас к Нему – идите. Ныне ОН уже сеет семя. Но помните, дети, когда вы
найдете ЕГО – вы потеряете все.
Больше ничего не сказал нам сын Утренней Звезды, чье имя – Молчание, чье бытие –
тайна, чье назначение – быть восприемником и могильщиком Земли, чье наименование –
ЖРЕЦ НЕИЗРЕЧЕННОГО.
Ничего не сказал Он – только указал рукой на север. Снова затерялись мы в пустыне.
Ни слова не говорили мы – только ловили знакомые нам токи Мудрости. Мы не боялись
потерять все, ибо мы умели повиноваться. И вот достигли мы Палестины, откуда, казалось
нам, исходили токи, так странно перемешанные с отвратительными флюидами народа –
служителя лунной силы. Мы задыхались в густой атмосфере их храмов, где царила ложная
мудрость, лицемерие и жестокость. Мы говорили с их жрецами – хитрыми, богатыми
людьми, мы спрашивали их: нет ли между ними мудрых учителей. Случалось, нам
указывали на таких, но, увы, – мы находили людей более лживых и более глупых, чем толпы,
и еще более жестоких. Народ, простой народ, забитый и одураченный жрецами, охотно
делился с нами своими преданиями, полными суеверия и искажения.
Но я, Фалес Аргивинянин, и Клодий Македонянин слышали здесь отзвуки Великих
Сказаний Красной Расы, преломленных в научных призмах солнечных халдеев,
исковерканные диким невежеством иудейских жрецов – жалкого наследия ренегата и
безумца Козарсифа. Но народ этот ждал Учителя – Учителя в пурпуре и броне,