ЕЩЕ О НЕКТАРНЫХ ПАСТБИЩАХ 23 глава

Колонка, скользя, вырывается из лодочки и, осы­пая ловко уклоняющуюся от удара пчелу пыльцой,

362

с силой проносится по касательной вверх, стукаясь о парус.

И вот цветок открыт.

Слизистая пленка рыльца осталась на парусе, а пчела, глубже просовывающаяся к основанию стол­бика за нектаром, уже оставила на пестике зерна пыльцы, принесенные ею на себе с других цветков.

Все эти события укладываются в одну-две секунды, не больше, но расшифровка значения и назначения каждой подробности потребовала многих лет упорной работы биологов.

Иногда вместо дикой пчелы на лодочку опускается шмель. Это грузное и сильное насекомое действует сходным образом. Но шмель обычно с такой жадно­стью и так неуклюже пробирается к запасам нектара, что цветок остается после его посещения вконец иско­верканным. Лодочка часто оказывается вывернутой из чашечки, колонка — сдвинутой в сторону, а парус даже ломается... Впрочем, несмотря на это, семена в цветке все же завязываются.

В итоге, если при прочих благоприятных условиях посев люцерны достаточно насыщен дикими пчелами и шмелями, урожай семян обеспечен.

Однако на гектаре хорошего посева люцерны еже­дневно в течение примерно месяца распускается доб­рых пятьдесят миллионов цветков, каждый из которых может быть полностью оплодотворен после по мень­шей мере двукратного посещения пчелами. Это значит, что для исправного опыления всех цветков на гектаре цветущей люцерны требуются тысячи насекомых-опы­лителей.

Но одновременно с успехами сельского хозяйства площади всяких посевов, в том числе и посевов лю­церны, расширяются, а вся дикая природа, в том чис­ле и дикие насекомые, все больше и больше оттес­няются. И поэтому нехватка диких насекомых — опы­лителей люцерны — уже и сейчас ощутительно сказы­вается в наиболее развитых сельскохозяйственных районах и именно в самых передовых хозяйствах становится помехой к получению высокого урожая семян.

362

Таково одно из противоречий, сложившихся на этом участке стыка природы и производства.

Однако производство располагает теперь вполне удовлетворительным способом дрессировки пчел. Ка­залось, чего бы проще? Почему не заставить пчел опылять люцерну так же, как их заставили опылять красный клевер?

Сотни опытников в колхозах и совхозах, десятки ученых в институтах и на агрономических станциях принялись подкармливать пчел в ульях люцерновым сиропом.

Дрессируемые этим способом пчелы действительно начинали усердно летать на посевы, настойчиво об­следуя цветок за цветком. Данные о количестве дрес­сированных домашних пчел, посещающих цветки лю­церны, были очень обнадеживающими. Однако насту­пала осень, и даже на участках, заведомо посещав­шихся дрессированными пчелами, урожаи семян ока­зывались совсем мизерными.

Результаты обмолота: семенной люцерны были весьма разноречивыми.

Многие специалисты искренне разуверились в воз­можности решить задачу при помощи домашних пчел, а некоторые, ссылаясь на итоги своих опытов, объ­явили, что дрессировка даже вредна.

В подтверждение приводились справки об урожае семян на многих участках вблизи от пасек, где пчел было явно больше и где, несмотря на это, люцерна не­редко давала даже меньше семян, чем на участках, удаленных от пасеки, куда, следовательно, прилетало значительно меньше домашних пчел.

Очень поучительно, что в данном случае именно меньшие сборы семян были подтверждением действен­ности дрессировок.

Разгадка этого парадокса заключается в поведении пчел-сборщиц на цветке люцерны.

Домашние пчелы, которые несколько крупнее ди­ких и значительно мельче шмелей, обычно садятся не ка зев цветка, а сбоку — на парус или на цветонож­ку. При этом они не касаются отростков весел. Если даже пчелы опускаются на лодочку, то обычно только

364

прямо, опираясь одновременно на оба весла. В обоих случаях они беспрепятственно пробираются к запасам нектара, просовывая хоботок к основанию паруса, при­чем таким образом, что автомат, осуществляющий открытие цветка, не приводится в действие.

Цветок остается закрытым.

Закрытым и ограбленным, поскольку пчелы все же выбирают нектар. А цветки, лишенные нектара, теряют привлекательность для насекомых и не посе­щаются ими. Поэтому цветок и остается неопы-ленным.

В итоге, вместо того чтобы повысить урожай семян, дрессированные пчелы даже снижали его.

В тех же случаях, когда какая-нибудь неловкая пчела случайно задевала ножками отросток весла и открывала таким образом замок, колонка с силой в пять граммов мгновенно выбрасывалась из лодоч­ки, ударяла насекомое, прищемляя то ножку, то хобо­ток... После этого пострадавшая пчела, с трудом освободившись из капкана, долго отдыхала, сдается даже, потирая ушибленную часть тела.

Имеется немало наблюдений, говорящих о том, что насекомые, получившие такой урок, нередко совсем перестают посещать цветки люцерны.

Однако наряду с этим отдельные пчелы вполне ус­пешно и самым правильным образом открывают цветок.

Весь этот клубок противоречивых фактов долго не удавалось распутать. Расшифровке их мешали и ча­стые случаи самопроизвольного раскрытия цветков люцерны, особенно темноокрашенных. Это наблюдает­ся, как правило, в жаркие дни. Полагают, что рас­крытие цветка связано с неодинаковыми термически­ми свойствами разных участков его тканей. Повиди-мому, так и есть. Во всяком случае, пучок солнечных лучей, направленный через увеличительное стекло на нижнюю половину щели лодочки, сам, без всякого прикосновения руки, моментально вскрывает цветок.

Цветок может оказаться вскрытым и в ветреный день в результате механического воздействия — от качания, встряхивания, удара.

365

Такое механическое вскрытие легко воспроизвести искусственно. Когда по поверхности цветущего траво­стоя люцерны взад и вперед протягивают обычную веревку, то некоторый процент цветков раскрывается. Однако и на подготовленном таким образом участке работа дрессированных пчел все же не всегда повы­шала урожай семян в достаточной степени.

И снова объяснение этому оказалось скрытым в не­согласованности анатомии цветка и тела домашней пчелы: дрессировка побуждает пчел собирать нектар, а при посещении цветков, даже вскрытых, пчела ча­сто добирается до нектарников, не касаясь рыльца... И снова цветок остается неопыленным.

Было от чего прийти в уныние!

Один из люцерноведов защитил даже диссертацию, в которой черным по белому доказывалось, что медо­носные пчелы не могут опылять люцерну.

В Саратовском институте зернового хозяйства юго-востока отказались примириться с этим безнадежным выводом.

— Опыление не удается потому, что пчелы собира­ют только нектар, — сказали саратовские специали­сты. — Но ведь мы же знаем, что в тех случаях, ког­да пчелы берут с люцерны пыльцу, опыление цветка происходит безукоризненно. Видимо, надо попытаться принудить пчел сбивать обножку на люцерне. Прав­да, хороших способов дрессировки пчел на пыльцу по­ка нет. Что же, попробуем действовать методом голо­го принуждения...

И на обширный посев люцерны в колхозе имени Ворошилова вывезены были девять пчелиных семей одинаковой силы. У трех из них отобрали из гнезд все запасы пыльцы (пергу); у других трех пыльцу отобра­ли и, кроме того, в ульи стали ежедневно ставить люцерновый сироп для дрессировки сборщиц; послед­ние три семьи служили контролем.

Следует добавить, что в шести первых подопыт­ных семьях летки ульев с первого дня были перего­рожены сплетенными из тонкой проволоки пыльце-уловителями. Просветы в сетках уловителей рассчи­таны так, что они дают возможность пройти в улей

366

пчеле, но принесенные ею обножки срезают и срывают.

Так что сколько бы пчелы ни собирали пыльцу, семьи все же испытывают неутолимое перговое голо­дание, и все время сборщицы продолжают вылетать в поле за обножкой.

Способ, слов нет, жесток, и испытание не может пройти для подопытных семей бесследно. На этот счет никто не обманывался.

Теперь осталось проверить, как поведут себя сбор­щицы. Об этом рассказали данные анализа пыльцы в обножках, которые приносились пчелами разных се­мей в их родные гнезда.

Оказалось: в первые три семьи, не получавшие си­ропа, но оставленные без перги, с люцерновой обнож­кой возвращалась из полета примерно треть сбор­щиц — раза в три больше, чем в контрольных. В дрес­сированные же семьи, оставленные без пыльцы, с лю­церновой обножкой возвращалась из полета примерно половина сборщиц — почти в четыре раза больше, чем в контрольных.

Задание можно было -считать выполненным: пчелы подчинились указанию агрономов и, вопреки всему, стали летать на люцерну, опыляя ее цветки и способ­ствуя завязыванию семян.

Но пчелиная семья, лишенная запасов перги, об­речена на более или менее быстрое угасание. И, ко­нечно, уже нечего рассчитывать на то, чтоб измочален­ные, ободранные острой проволокой пыльцеуловите-лей сборщицы могли давать мало-мальски сносные запасы меда в гнездах.

Вполне естественно, что за решение проблемы пче-лоопыления люцерны должны были взяться и селек­ционеры.

Они давно видели, что в любом посеве имеются растения люцерны, в какой-то мере разнящиеся по размеру, по мельчайшим деталям устройства цветков, по степени упругости колонки, по силе и пригнанно-сти замыкающего аппарата лодочки и весел.

И селекционеры заставили самих пчел помочь им в отборе наиболее легко оплодотворяемых растений.

367

Зимой в теплице расчеренковали несколько десят­ков кустов люцерны и каждый клон — так называют селекционеры всю группу растений, полученных от од­ного с помощью вегетативного размножения, — вы­растили отдельно.

Находка заключалась здесь в том, что растения в пределах клона разнятся очень мало. В данном слу­чае их с полным правом можно было рассматривать как одно растение. Но если одно растение среди мно­жества других та или иная пчела может посетить случайно (к тому же и заметить ее здесь не просто), то посещение пчелами разных клонов, само собой разумеется, может быть несравненно легче обна­ружено.

После того как все клоны были высажены в поле и зацвели, наблюдатели ежедневно, с одиннадцати утра и до трех пополудни, через каждые полчаса под­считывали число пчел на растениях каждого клона в отдельности, особо ведя счет цветкам, которые ока­зались вскрыты пчелами.

В первый же день наблюдений стало ясно, что раз­ные клоны с разной силой привлекают к себе пчел. В то время как на одних было зарегистрировано не больше двух пчел, на других их насчитывали свыше шести десятков. На лучших клонах процент исправно вскрытых цветков доходил до восьмидесяти шести! Выявленные различия продолжали наблюдаться и в последующие дни.

Выходило, что на отдельных клонах медоносные пчелы работают не менее успешно, чем дикие, оди­ночные.

С другой стороны, наблюдения за мечеными пче­лами помогли проследить за тем, как привлекаются люцерной сборщицы разных пчелиных семей. Выясни­лось, что семьи тоже в определенной мере различают­ся и по проценту посещающих люцерну пчел, и по подробностям повадки сборщиц на цветках, и по степе­ни пригодности для правильного вскрытия колонки, для нанесения пыльцы на рыльца.

Но в таком случае вполне реально вырисовывалась возможность сопряженной, встречной селекции, кото-

368

Только в тех цветках, которые весной были опылены пчелами, завязываются плоды яблони и груши.

Во многих районах, где большие площади заняты подсолнечником или гречихой, к посевам, требующим опыления, подвозят пчел.

рая из форм, успешнее вскрываемых медоносными пчелами, создаст новые сорта «пчелоопыляемой лю­церны», а из пчелиных семей, более пригодных для успешного опыления, создаст специализированные породы «люцерноопыляющих пчел». Такой отбор, в те­чение ряда поколений систематически подкрепляемый и поддерживаемый дрессировочным -воспитанием на люцерновом сиропе и также на люцерновой перге, должен привести в конце концов к нужной цели.

Соединенные усилия растениеводов и пчеловодов, их смелый творческий поиск и кропотливый, как ис­кусство ювелира, труд проложат, таким образом, путь к получению надежно высоких урожаев люцерновых семян и разрешат, наконец, одну из насущных агро­номических задач современности, стоящих на пути дальнейших побед научного земледелия.

КРЫЛАТЫЕ ПОМОЩНИКИ

Находка в Дер эль Медине. — Какую обножку со­бирали пчелы три тысячи лет назад. — Еще о кле­верном и люцерновом пастбище для пчел. — Как могут быть усовершенствованы цветки плодовых по­род, подсолнечника, хлопчатника, льна. — Новые за­дачи селекционеров — растениеводов и пчелово­дов. — Опыление пчелами — звено селекционной и семеноводческой техники.

Расшифровщики иероглифов давно прочитали на древних папирусах сообщения о том, что египтяне, погребая умерших, ставили в усыпальницы утварь с разными яствами, в том числе с сотовым медом.

Документальных свидетельств, подтверждающих эти сведения, накопилось много, однако ни в одной из древних гробниц, открытых в Египте за последнее столетие, никто ни разу не находил никаких следов ни меда, ни сотов. Даже специально организованные поис­ки оставались безуспешными, что дало повод некото­рым египтологам усомниться в точности расшифров­ки текстов.

Но вот в конце сороковых годов в одной гроб­нице, обнаруженной при раскопках в Дер эль Медине,

 

24 Пчелы

369

Вблизи города Тебен (Верхний Египет), и отнесенной специалистами к так называемой эпохе девятнадцатой династии, существовавшей за 1 350 лет до нашей эры, была найдена плоская глиняная посудина — подобие миски — с остатками медового сота.

Более трех тысяч лет хранился в гробнице этот обломок сотов, к изучению остатков, точнее следов, которого были привлечены крупнейшие специалисты. Слишком много места потребовалось бы, чтоб в дета­лях описать ухищрения исследователей, преодолевав­ших необычайные технические трудности изучения насквозь почерневшей, спекшейся, сухой медовой пыли.

Ограничимся коротким изложением наиболее суще­ственных для нас итогов анализа. Из остатков меда отобрали пылинки цветня и по ним определили бота­нический состав растений, с которых был собран мед. Одновременно определили ботанический состав цве­точной пыльцы в меде, который пчелы собирают в том же районе в наши дни.

В древнеегипетском меде не нашли почти ни од­ной пылинки цветня тех растительных видов, какие обнаруживаются в образцах современного меда, про­изводимого пчелами в основном ио нектара полевых культур. Мед, пролежавший три тысячи лет в гробни­це мумии, был собран только с древесных пород: ди­ких — лесных и культурных — садовых.

Находка в Дер эль Медине серьезно подкрепила уже не раз высказывавшуюся и прежде мысль о том, что пчела была в прошлом насекомым по преимуще­ству лесным и что века одомашнения превратили это насекомое, питавшееся нектаром и пыльцой лесных пород, в насекомое, питающееся нектаром и пыльцой пород полевых.

Если принять эту точку зрения, то придется признать, что и пчелы вынуждены, оказывается, при_: способляться к новой, непривычной для них пище. И тогда более понятными становятся многие обнару­живаемые сейчас факты несогласованности, отсутствия взаимной пригнанности между природой медоносной пчелы и природой многих сельскохозяйственных куль-

тур, в эволюционном плане несравненно более моло­дых, чем пчелы.

И красный клевер и люцерна, о которых выше шла речь, приспособились в естественных условиях расти разбросанными куртинами большего или меньшего размера. Здесь же в почве вокруг них гнездятся обыч­но разнообразные виды длиннохоботных шмелей, кото­рые так идеально приспособлены к опылению клевер­ных цветков; в почвенных норках, в сухих стеблях трав, под прогреваемыми солнцем камнями обитают различные виды одиночных пчел и ос, которые так прекрасно вскрывают и опыляют цветы люцерны.

Обнаружив выдающиеся кормовые достоинства клевера и люцерны, люди перенесли их на свои поля, причем, как справедливо было замечено, искусствен­ный отбор кормовых трав мало касался, и хотя эти растения используются давно, рост и развитие их в культуре идут по законам, сложившимся еще при естественном отборе.

Но, вырвав кормовые травы из свойственной им среды и посеяв их на распаханных нивах, человек, не подозревая о том, оборвал природные связи, поддер­живавшие в прошлом окультуриваемые виды. Крас­ный клевер и люцерна перенесены на возделываемые и удобряемые поля и расцвели здесь, но опылявшие их шмели и одиночные пчелы остались на «родине» этих трав — на целинных и некосимых лужайках, на незатопляемых бровках пойм.

Следует учесть, что в естественных условиях кле­вер и люцерна никогда не образуют столь обширных зарослей, как те, которые созданы на полях, а кроме того, что на выравненном агротехникой фоне культур­ных полей растения проходят все фазы развития дружнее, чем в природной обстановке. Поэтому-то на цветущем культурном поле кормовых трав требуется насекомых-опылителей несравненно больше, чем в природных зарослях тех же видов.

Медоносные пчелы, все больше и больше превра­щающиеся в основного опылителя сельскохозяйствен­ных растений, в сущности говоря, только начинают еще приспосабливаться к использованию нектарного

371

24*

и пыльцевого пастбища на посевах красного клевера и люцерны.

Вот почему так настойчиво встают вопросы о вы­ведении короткотрубчатого клевера и длиннохоботной пчелы, о создании пчелоопыляемой люцерны и люцер-ноопыляющей домашней пчелы. Эти селекционные за­дачи продиктованы насущной необходимостью сделать более тесными не закрепившиеся до сих пор органиче­ские связи между видом красного клевера и видом медоносной пчелы, между видом медоносной пчелы и видом люцерны.

Не менее остро может стоять та же задача и в тех случаях, когда связь между каким-нибудь раститель­ным видом и пчелами должна быть не вновь создана, а восстановлена.

Обобщая выводы из истории изменения животных и растений в домашнем состоянии, Дарвин специаль­но рассмотрел вопрос о так называемой координи­рующей силе, в большей или меньшей степени общей всем органическим существам, и отметил, что «когда человек вызывал какое-нибудь изменение важной части, он обыкновенно делал это не намеренно, но в соотношении с какой-нибудь другой заметной частью».

Замечание это имеет прямое отношение к рассмат­риваемому вопросу, и оно стоит того, чтобы его обдумать.

Известно, что одни растения люди выращивают ради урожая семян (зерновые, бобовые), другие — ради мякоти плодов (плодовые, ягодные, бахчевые), третьи — ради зеленых листьев (капуста, табак), чет­вертые — ради волокна стеблей (прядильные), пя­тые — ради корней или подземных клубней (свекла, картофель). При этом, изменяя растения отбором и воспитанием, человек понуждал их усиленнее разви­вать именно те части, ради которых данный вид расте­ний возделывается. Селекционер сосредоточивал внимание на зернах или на плодах, на клубнях или на листьях. Он увеличивал их в размере, делал более

372

богатыми белком, или более сладкими, или более жир­ными, или более сочными, или более пряными, или более крахмалистыми, и в то же время — более лежки­ми, транспортабельными, разваримыми. Применитель­но к своим целям он увеличивал длину пушка, которым снабжены семена хлопчатника, изменял состав млеч­ного сока мака и состав жиров тунга и клещевины, содержание никотина в зрелых листьях табака и со­держание теина в молодых листьях чая, структуру стебля льна и конопли...

Естественные виды — порождения природы, форми­руемые условиями жизни, изменяются лишь «для соб­ственной пользы», только для того, чтобы сохранить­ся и процветать.

Другое дело — виды, которые содержатся челове­ком в условиях культуры.

Отбор всегда имеет определенную цель, и человек, ведущий отбор, действует в соответствии со своей за­дачей, целеустремленно.

Ни у живого животного, ни у растения селекцио­нер, в частности, «не может, — как писал Дарвин, — наблюдать внутренних изменений в более важных органах; он и не обращает внимания на них, пока они совместимы со здоровьем и с жизнью» его питомцев.

«Какое дело заводчику до небольшого изменения в коренных 'зубах его свиней, или что значит для него добавочный коренной зуб собаки, или какое бы то ни было изменение кишечного канала или иного внутрен­него органа? —спрашивает Дарвин. — Скотовод забо­тится о том, чтобы мясо его скота хорошо поросло жиром и чтобы внутри живота у его овец накоплялся жир; этого он достиг».

Невольно вспоминается, что буквально в тех же выражениях и Ф. Энгельс, разоблачая близорукость бесплановой капиталистической системы, показывал, что весь ее строй направлен на достижение ближай­ших целей и наиболее непосредственных результатов.

«Когда отдельный фабрикант или купец продает изготовленный или закупленный им товар с обычной прибылью, то это его вполне удовлетворяет, и он совершенно не интересуется тем, что будет дальше

с этим товаром и купившим его лицом». Точно так же обстоит дело и с последствиями вмешательства в жизнь природы. «Какое было дело испанским планта­торам на Кубе, выжигавшим леса на склонах гор и получавшим в золе от пожара удобрение, которого хватало на одно поколение очень доходных кофей­ных деревьев, — какое им было дело до того, что тро­пические ливни потом смывали беззащитный отныне верхний слой почвы, оставляя после себя лишь обна­женные скалы!»

Энгельс писал, что при капиталистическом спосо­бе производства «и в отношении естественных и в от­ношении общественных последствий человеческих дей­ствий принимается в расчет главным образом только первый, наиболее очевидный результат».

Возьмем для примера хотя бы плодоводов-ориги-наторов, создателей новых пород фруктовых деревьев.

Какое дело было этим селекционерам до того, что в цветках выведенных ими пород, скажем, яблони, расположение тычинок мешает пчелам добираться до нектарников или что пыльца, образующаяся в пыльни­ках, неполноценна как корм для пчел? Селекционер заботится о том, чтобы плоды его сорта были вкусны и красивы, чтобы деревья были достаточно холодо­стойки и урожайны. Этого он достиг!

Но вот одна из новинок селекции английских пло­доводов — сорт под названием сеянец Брэмлея. Гово­рят, вполне хороший сорт. Возможно'. Однако наблюдениями установлено, что цветы деревьев этого сорта пчелы посещают раза в четыре меньше, чем, к примеру, цветы растущих рядом деревьев пармена ворчестерского.

— Похоже, старые пчелы оповещают молодых, что-им нечего делать на сеянце, — жалуются садоводы, замечая, как пренебрегают пчелы-сборщицы цветами этого сорта.

Оказывается, пчел отваживает от сорта и необыч­но большая длина тычинок в цветках сеянца Брэмлея и то, 'что тычинки собраны в цветке гуще, плотнее, чем

371

в цветках любого сорта: плотная щетка высоких и жестких тычинок не дает хоботку пчелы добраться до нектара, как она это делает на других цветках.

И на цветках еще одного нового английского сор­та из числа оранжевых пепинов тычинки образуют барьер между пчелой и нектаром.

К тому же некоторые из новых сортов яблони (и сеянец Брэмлея в том числе!) образуют дефект­ную пыльцу, которую пчелы явно избегают собирать.

— Селекционеры, не обращающие внимания на особенности строения цветков плодовых и не прово­дящие браковки по этому признаку, допускают серьез­ную ошибку, — заключают исследователи.

А ведь плодовые породы, как и пчелы, — «выход­цы из леса». Цветки плодовых приспособлены к опы­лению пчелами, как правило, лучше, чем растения многих полевых культур. И все же искусственный отбор, однобоко направленный к одной цели, может ненамеренно вызвать в соотношении с другими важ­ными изменениями такое изменение цветков, которое, по существу говоря, предопределяет относительное снижение качества плодов и относительную недолго­вечность нового сорта.

Таких фактов в практике растениеводства немало.

Подсолнечник — одно из важнейших в нашей стра­не- масличных растений — опыляется перекрестно. В полевую культуру это растение перенесено ховсем недавно, немногим больше ста лет тому назад. И хотя селекция масличного подсолнечника не насчитывает еще и ста лет, среди сортов этого растения имеются уже и такие, в семенах которых содержится свыше сорока, почти пятьдесят процентов жира.

Каждое семя — это буквально капля жира в лузге! Разве селекционера, выводившего такой маслич­ный шедевр, тревожило, что цветки этого сорта выде­ляют мало " нектара, или что его пыльца неполно­ценна как корм для пчел, или что корзинки соцветий выделяют липкий клей, в котором вязнут и погибают посетившие корзинку насекомые-опылители? Селек-

ционер заботился о том, чтобы семянки его сорта были достаточно богаты жиром, чтобы корзинки были достаточно велики по размеру и чтобы лузга семян хорошо отделялась от ядра. Этого он достиг. Честь и слава ему!

Но в то же время мы теперь знаем, что ухудшив­шиеся условия перекрестного опыления не могут прой­ти для нового сорта бесследно. Мичуринская теория, учение о жизненности растительных организмов по­могли нам увидеть в цветке растения орган восста­новления, орган повышения жизненности вида. Сле­довательно, если условия перекрестного опыления цветков ухудшены, то это в конце концов неизбежно сказывается на жизненности потомства.

Мы уже знаем — об этом подробно говорилось в главе «Живая кисточка», — какое значение для пло­довитости растений имеет и многократность посеще­ний цветков пчелами и раздражение поверхности рылец, обтираемых хитиновым покровом тела пчел. Мы знаем также о том, какое значение для жизнен­ности, для жизнеспособности и жизнестойкости потомства растения имеет смесь пыльцы, принесен­ная с тычинок множества посещенных насекомым цветков.

Относительная недолговечность даже лучших сор­тов самоопыляющихся культур теперь общепризнана. Можно думать, что и потомство перекрестников, для которых ухудшились условия опыления, обречено на то, чтобы быть менее долговечным, менее жизненным, чем оно могло бы и должно быть.

Не случайно же в опытах многих исследователей искусственное дополнительное опыление смесями пыльцы неизменно повышало урожаи подсолнечника. А из посева семян, полученных от обильного опыления смесями пыльцы, получались растения более мощные, более жизнестойкие, более урожайные.

Как понимать подобный факт? Он говорит, оче­видно, о том, что при обычных условиях, без дополни­тельного опыления, цветки растений остаются не пол­ностью опыленными.

Причин для этого в посевах разных культур много.

Если говорить о подсолнечнике, это значит, что перед селекционерами — создателями новых, еще луч­ших, чем нынешние, сортов стоит задача выводить такие формы, соцветия которых не будут ловушками для пчел, у которых цветы будут давать много некта­ра и которые благодаря этому будут настолько усерд­но посещаться пчелами, что в результате обильного перекрестного опыления цветков в корзинках они бу­дут давать более высокие и более устойчивые урожаи более урожайных семян.

В отличие от подсолнечника хлопчатник — расте­ние самоопыляющееся: коробочки его могут завязы­ваться и от опыления цветков собственной пыльцой. Однако десятки проведенных на многих сортах иссле­дований показали, что когда на рыльце цветка нане­сена пыльца с тычинок другого растения, коробочка получается более крупная, лучше выполненная. Похо­же даже, что такие коробочки реже опадают. Влия­ние перекрестного опыления не исчерпывается при этом повышением урожая в год оплодотворения: из семян от перекрестного опыления получаются расте­ния более мощные, более стойкие против невзгод, более урожайные.

Первые производственные опыты, проводимые в хлопкосеющих колхозах Азербайджанской ССР, показывают, что вывоз достаточного количества пчел на хлопковые поля заметно повышает урожай хлопка.

Казалось бы, раз все это так, почему недостаточно используют хлопкоробы пчел для повышения урожай­ности хлопчатника?

Оказывается, цветки многих сортов хлопчатника мало привлекательны для пчел. Растения хлопчатника выделяют нектар не только внутри цветков, как это обычно бывает, но и вне цветков, около цветков, на стеблях, в пазухах листьев. Открытые внецветковые нектарники отвлекают пчел от посещения венчиков. Кроме того, относительно крупный размер и шипова­тая форма неклейкой пыльцы хлопчатника мешают пчелам собирать ее и сбивать в обножку.

Если бы сконцентрировать нектарники хлопчатни­ка только в венчиках цветков, а кроме того, отобрать

377

сорта с пыльцой более мелкой и менее шиповатой, то привлекательность цветков для пчел усилилась бы, и это повысило бы урожай и улучшило урожайные качества семян хлопчатника.

Полевые опыты с пчелами на масличном льне-кудряше тоже давно подтвердили возможность уве­личения урожая (и главное — повышение качества) семян масличного льна. Теперь такие же работы на­чаты и с прядильным льном-долгунцом.