Уже во Фрунзе экспедиция благодаря содействию правительства Киргизской ССР получила радиостанцию. Здесь же к ней присоединился радист А.Ф. Заикин. Дальнейшие события еще раз подтвердили, что рация
стала неотъемлемой частью снаряжения экспедиций, направляющихся в отдаленные районы.
***
Путь от Пржевальска к долине Иныльчека, пройденный уже столькими экспедициями и группами, был проделан за пять дней. Маршрут проходил через ущелье Тургань-ак-су, перевалы Чон-ашу и Беркут. Вместо перевала Тюз, на котором снег, покрывавший лед, стаял, вследствие чего путь для каравана оказался слишком трудным, — пришлось пойти соседним перевалом — Ачик-таш.
Невдалеке от языка ледника Иныльчек был устроен караванный лагерь экспедиции. Рядом с лагерем лежал огромный камень, когда-то принесенный сюда ледником. Лагерь назвали Чон-таш (большой камень).
Отсюда начался следующий этап работы экспедиции. Необходимо было провести караван хотя бы к устью ледника Звездочка, где предполагалось устроить базовый лагерь.
По поверхности ледника Иныльчек в результате сильного таяния льда протекало множество бурных потоков, промывших во льду глубокие русла. Еще в прошлые годы группы, посещавшие ледник, отмечали увеличение числа озер на его поверхности. В 1938 г. таких озер стало еще больше, и размеры их увеличились. Обход одного такого озера отнял у экспедиции целый день: по его ледяным берегам пришлось прокладывать тропу для лошадей.
От пути, проложенного предыдущими экспедициями, конечно, не осталось и следа. Всю работу каждый год приходится проделывать заново. Снова нужно отыскивать наиболее удобный путь для лошадей, маркировать и прокладывать тропу.
Некоторое время удалось итти в широкой правой краевой трещине1, по дну которой шумел довольно большой поток. Затем пришлось перейти на левую сторону ледника. Это было вблизи от места, где виднелся конец Северного Иныльчека. Еще дальше, от ледника Комсомолец, где начинается открытый лед, тропа пролегла по середине Иныльчека. Несмотря на изменения, происшедшие на поверхности ледника, общее направление пути каравана совпадало с маршрутом, по которому провели своих лошадей почти все предыдущие экспедиции. Вероятнее всего, это направление явится наиболее удобным и в последующие годы.
4 дня продолжался переход от языка Иныльчек до правой морены ледника Звездочка, где был разбит базовый лагерь.
К сожалению, лошадей в базовом лагере оставить было невозможно: корма для них нигде вблизи не было, да и большой пользы здесь они принести не могли. Караванщиков с лошадьми отправили обратно к лагерю Чон-таш. Однако предполагалось, что периодически часть лошадей будет доставлять в верхний лагерь дрова и свежую дичь — горных козлов.
Почти сразу же была установлена радиостанция. Натянули антену и поставили отдельную палатку для радиста. Вскоре оттуда донеслось:
— Алло! Алло! Говорит Тяньшанская высокогорная экспедиция. Я — Роби, Я — Роби! Роман, Ольга, Борис, Иван... Роман, Ольга, Борис, Иван... Перехожу на прием. Прием, прием...
Роман, Ольга, Борис, Иван — обозначали буквы позывных рации, которой был присвоено название Роби. Вскоре эти четыре имени настолько надоели, что участники экспедиции затыкали себе уши, как только надоевший голос радиста слышался из палатки. Связь удалось наладить непосредственно с Фрунзе, и, только когда была плохая слышимость, радиограммы отправлялись через ближайшие радиостанции, расположенные в районе Пржевальска.
Радиостанция позволяла не только поддерживать связь с миром, но и в случае необходимости получить поддержку.
Однако все же нужно было так построить работу экспедиции, чтобы всегда в лагере оставались люди для помощи ушедшим на разведку или восхождение альпинистам. Участники экспедиции были разделены на три отряда. Единовременно из лагеря могли отсутствовать два из них. Третий, находившийся в резерве1, заодно отдыхал.
Все, наконец, было готово, и работа началась. Необходимо было наверстать упущенное время. Уже первые разведки подтвердили предположение, что безымянная вершина находится в верховьях ледника Звездочка, поэтому направление дальнейших работ было ясно.
По утрам, в солнечную, ясную погоду на льду вблизи лагеря можно было наблюдать необычное зрелище. Альпинисты занимались физзарядкой. Обнаженные до пояса, покрытые потом, загорелые тела блестели в лучах солнца. А на ногах валенки...
Фон этой почта идиллической картины составляла замыкавшая ледник Звездочка стена «безымянной» вершины. Ее крутые склоны были покрыты льдом и снегом; лишь кое-где виднелись пласты породы. Это были, главным образом мраморы.
Теперь нужно было исследовать ледник Звездочка и произвести разведку и подготовку пути восхождения. Вся кропотливая работа по исследованию ледника проходила под неустанным наблюдением и руководством Августа Андреевича Летавета.
Ледник Звездочка еще не был до этого полностью пройден. Экспедиции, работавшие в этом районе, наблюдали ледник с Иныльчека или ограничивались небольшими экскурсиями в нижней его части.
После нескольких дней работы появилась возможность подвести первые итоги результатам трудоемких маршрутов к верховьям, ледника. Ледник Звездочка назван так Украинской экспедицией в 1931 году. Этот ледник является самым большим из левых притоков Иныльчека. Место впадения Звездочки в Иныльчек расположено на высоте 4100 м, в 37 км от языка последнего1. Ледник сразу производит впечатление большой мощи. В нижней своей части он очень широк, почти так же, как Иныльчек. Он заполняет свою долину на ширину в два километра.
Альпинисты прошли нижнюю часть ледника, хорошо видимую с Иныльчека, потому что она расположена с юга на север. И вот тут-то и оказалось, что ледник не заканчивается у замыкающей его с юга стены, а резко, почти под 90°, поворачивает вдоль хребта и стекает с востока на запад.
Общая протяженность ледника Звездочка оказалась большей, чем предполагалось ранее: его длина достигает 18 км. При наблюдении со стороны Иныльчека верховья Звездочки закрыты большим контрфорсом хребта Ак-тау. Справа, с этого хребта, в Звездочку впадает восемь ледников. Слева ледник ограничен: в верхней части — стеной «безымянной» вершины в хребте Кок-шаал-тау, а в нижней части — отрогами этого же хребта. С крутых, покрытых снегом склонов то и дело срываются лавинами тысячетонные массы снега. Это постоянное пополнение играет существенную роль в питании ледника.
По мере того как альпинисты поднимались вверх, изрезанное трещинами и буграми нижнее течение ледника сменила сравнительно ровная поверхность верхней его части. Здесь поверхность льда покрывал толстым слоем снег. Под ним скрывались глубокие трещины, неразличимые и поэтому еще более опасные.
Пик Победы (7439 м). Вид с ледника «Звездочка»
Фото А.А. Летавета
Вот и верхний конец ледника. Отсюда, вероятно, можно перевалить в верховья Южного Иныльчека. Слабо выраженная седловина в восточной части цирка, по-видимому, и есть перевал Высокий. Контуры пройденного ледника зарисованы, сделаны необходимые засечки при помощи буссоли. Они помогут правильно изобразить схему ледника и окружающих гор.
Но не только составление схемы занимает умы альпинистов. Все время взгляды их притягивают к себе ледяные склоны Кок-шаал-тау. И каждый прикидывает возможные пути к вершине.
На остановках само собой возникает обсуждение возможных маршрутов. Горячие споры вызывают достоинства и недостатки каждого варианта. Конечно, снизу трудно разглядеть детали, но все же ясно: восхождение будет трудным. Трудным из-за большой высоты, холода, изменчивой, коварной погоды. Трудным еще потому, что и сам путь сложен технически, многие участки его очень круты...
Но, чем труднее восхождение, тем более необходимо все предусмотреть и, по возможности, облегчить штурмовую группу, на долю которой выпадут главные трудности. На общем совещании разбирали план восхождения. Было решено устроить, силами вспомогательных групп, два лагеря на пути восхождения. Кроме того, выше по леднику, у подножья вершины нужно было организовать лагерь-базу. Комсомольцы — участники экспедиции шутя называли этот лагерь «наш город Комсомольск на Звездочке».
После нескольких выходов групп вверх на склоны вершины на высоте 4800 м появился второй лагерь: снежная пещера. Еще один лагерь устроили на так называемом втором плато, на высоте 5200 м. Сколько бивуаков придется еще устраивать самой штурмовой группе по пути к вершине, неизвестно, но, вероятно, не менее четырех. Ведь от второго плато до вершины остается еще примерно 1800 м по вертикали.
***
9 сентября первый отряд выступил из «города Комсомольска» к вершине. Предполагалось, что следом за ним отправится и второй отряд.
Часы показывали 10 час. 30 мин., когда Гутман, Мирошкин, Иванов и Рацек подняли свои рюкзаки и направились ко второму лагерю. Их не провожали. В лагере больше никого не было: все остальные занимались переброской очередной партии грузов снизу, из базового лагеря на морене.
В своем дневнике руководитель штурмовой группы Л. Гутман записывал:
«Через полчаса начался подъем на второе плато. С первых шагов мы убедились в трудности подъема на высоту по северному склону. Снег рыхлый, сухой и легкий, как пух. Это зимний несмерзающийся снег, в котором можно «плыть», но не вырубать ступеньки. Мы, собственно, и «плыли». В самом мелком месте снег по колено. На крутых склонах, составляющих 80 процентов пути, продираешь снег коленом, затем таранишь грудью, разгребаешь руками до более или менее плотного основания и только тогда бьешь ступеньку. Часто, встав на выбитую ступеньку, съезжаешь обратно. Рюкзаки весят по 18-20 килограммов, высота 4250-4800 м, воды ни капельки. Кажется не будет конца этому изнурительному и однообразному пути.
Лишь к 4 час. 30 мин. вечера мы добрались до ниши «4800», в которую второй отряд раньше забросил продукты и снаряжение. За 6 часов мы поднялись на 550 м по вертикали. В 5 час. приступили к копке пещеры. Пещера получилась тесноватая, но уютная. Углубиться нам помешал слой леденеющего фирна, в котором ломались наши алюминиевые лопатки.
Беспокоит недостаток сухого спирта — «меты». Днем сверху мы видели, как медленно двигались с нартами второй и третий отряды. Этак они не поспеют к сроку. В чем дело?
10 сентября. Утро встретили двумя неприятностями. Володя Рацек плохо спал ночь, у него разболелись десны. Погода испортилась, туман и снег. Но, так как по плану к нам должны сегодня притти снизу, то мы решаем все же двигаться вверх, но не всем. Володя Рацек и Женя Иванов остаются ждать Летавета. Он решит, куда итти Володе. Ваня Мирошкин и я уходим.
Альпинисты на леднике Звездочка.
На заднем плане пик Чапаева и Хан-тенгри
Фото А.А. Летавета
Снег такой же, как вчера. Два часа плутаем между сбросами1 и склонами. Туман сгущается, ориентировка потеряна, и мы вынуждены вернуться в пещеру. Снизу никого нет...
«Мета» у нас плохая, разложившаяся, она, видимо, сильно подмочена на складах Всесоюзного комитета, расходуется ужасающе быстро: вместо обычных 12-14 палочек на кипячение миски воды уходит 30-35 палочек. Так «меты» не хватит.
11 сентября. Проснулся рано, видимости опять нет. Но и снегопада, метели тоже нет. Ждем просветления. К 8 часам вышло солнце, туман рассеялся. Увидели лагерь внизу. Людей как будто там нет, жизни не заметно. Как-то сразу начинает подбираться тревога. Неужели что-нибудь случилось!
В 8 час. 45 мин. вышли Мирошкин и я — вверх, Иванов и заболевший Рацек — вниз. Прощаемся без слов. Печальные глаза Рацека все говорят, Женя Иванов должен вернуться обратно с Сидоренко.
Едва мы тронулись в путь, как раздался крик Жени:
— Смотрите, люди!
Мы оглянулись вниз. Оттуда, по направлению к лагерю «4800» двигались две черные точки. Мы стали кричать знакомое всем альпинистам: «И-оо-го-го». Точки остановились. Затем стали писать какое-то слово на снегу. Было смешно смотреть, как две точки крутятся и движутся взад и вперед. Слово это мы так и не разобрали...
Еще раз даю Жене указание относительно сроков выхода к нам и, на всякий случай, контрольный срок нашего спуска. При спуске прошу соблюдать особую осторожность»2.
***
В это время внизу разворачивались непредвиденные события, которые изменили весь план дальнейшей работы. Снаряжение и продукты, необходимые для штурма вершины, составляли довольно значительный груз. Чтобы облегчить доставку всего необходимого из базы на морене в лагерь «город Комсомольск», были использованы лыжи, из которых сделали трое нарт. Оставшиеся внизу альпинисты Летавет, Черепов, Мухин, Юхин, Сидоренко, Гожев и Чатбеков утром 9 сентября начали перетаскивать нарты вверх по леднику.
За несколько дней обильного снегопада ледник покрылся толстым слоем рыхлого снега. Неровная поверхность ледника делала движение очень медленным. Низкие нарты захватывали много снега, и от этого работа становилась еще более тяжелой. Все это привело к тому, что отряду пришлось остановиться на ночь, лишь немного не достигнув цели. До «Комсомольска» оставалось не более двух километров.
Всю последующую ночь опять шел снег, но, когда к 10 часам снегопад уменьшился, решено было все же пройди оставшееся до лагеря расстояние. Только что возобновилось движение, как в 15 м от места ночлега В. Мухин, тащивший в паре с И. Юхиным сани, вдруг исчез. Там, где он только что стоял, в снегу темнела дыра. Под метровым слоем снега во льду была скрыта трещина.
В течение следующей минуты все остальные были уже возле отверстия в снегу. На тревожный оклик ответа не было. Сидоренко быстро приготовился спуститься вниз, к Мухину. Он уже подошел к трещине, как вдруг из нее раздался слабый, глухой крик. Это кричал Мухин. Он пришел в себя и просил спустить веревку. У него еще хватило силы самому обвязаться, но после этого он снова потерял сознание.
Со времени падения прошло не более 15-20 мин., и вот Мухин снова на поверхности ледника. Пролетев в глубину трещины не менее 17-18 м, он получил довольно серьезные ранения. Особенно пострадала нижняя челюсть: кость была переломана в двух местах.
Первая помощь была оказана тут же, на месте. Проф. Летавету, физиологу по специальности, пришлось на время стать хирургом. Большие раны лица были стянуты самодельными скрепками. Для их изготовления использовали жесть консервных банок, — ничего другого под руками не оказалось.
Первой помощи было недостаточно. У Мухина поднялась температура, необходимо было принимать меры, чтобы доставить пострадавшего в ближайшую специальную хирургическую больницу: через Пржевальск в Ташкент. Но без помощи самолета такая эвакуация затянулась бы безнадежно долго.
Радиостанция экспедиции сообщила во Фрунзе о случившемся. Полученный вскоре ответ указывал место возможной посадки санитарного самолета. Ближайшая площадка находилась в долине реки Иныльчек, в 40 км от Чон-таш — караванного лагеря экспедиции. Для того, чтобы доставить туда Мухина, требовалось не менее 10 дней. Нужно было спуститься к караванному лагерю, вернуться назад с лошадьми, а затем снова путь по леднику с тяжело раненым...
Итак, самолет был вызван на 21-е.
За лошадьми отправились спустившийся сверху Рацек и Чатбеков. Они прошли весь трудный тридцатисемикилометровый путь по Иныльчеку в течение одного дня с небольшим. Утром 13 сентября они уже подходили к Чон-ташу, и вскоре оттуда вышел небольшой караван. Несколько лошадей с караванщиками обратно к леднику Звездочка вел Чатбеков. 14-го, поздно вечером, лошади были в лагере на морене.
Мухина удалось доставить к посадочной площадке вечером 17 сентября. Эти совершенно исключительные темпы передвижения оказались возможными только благодаря самоотверженности всех участвовавших в транспортировании. Состав экспедиции уменьшился. Вместе с Мухиным выбыли сопровождающие его Рацек, Черепов и Юхин.
***
Во время этих событий Гутман и Мирошкин находились наверху, в лагере «5200». Туман и расстояние помешали разглядеть сигналы, предлагавшие спуститься.
12 сентября, после того как все меры для доставки Мухина в больницу были приняты, Сидоренко, Иванов и Гожев вышли из лагеря. Было принято решение продолжать штурм, и 14 сентября три альпиниста уже поднимались к второму плато.
Два дня Гутман и Мирошкин пережидали непогоду. Снизу никто не пришел. Что же делать? Неужели спускаться?
«14 сентября. Два дня мы пролежали здесь, в лагере «5200». Два дня ветер трепал палатку, сбивая на нас иней. Два дня палатку засыпало снегом. Температура в палатке колебалась от 10 до 14 градусов мороза. «Мета» истощилась, мы имеем по литру воды в день на двоих, да и этот запас кончается.
Сегодня день замечательный, но холодно. Часов в десять вылезли из палатки. Собираемся. Подхожу к началу спуска. Кричу. И мне отвечают. Вот радость! И отвечают где-то близко, видимо, из первой пещеры. Значит к нам идут, несут «мету». Конец страданиям, — начало штурма.
Мы решаем итти вперед, так как нужно выбрать и проложить путь по ребру на востоке, по которому предполагаем начать подъем. Идем медленно. На высоте отсиживание, подобное нашему, всегда сказывается отрицательно на спортивной форме.
Снег такой же глубокий, рыхлый, итти так же утомительно, только подъема почти нет. Через час мы присели и увидели вылезающих на плато альпинистов. Их было трое. Мы стали перекликаться, затем, осмотрев путь впереди, я убедился, что перед нами сброс, а дальше — ровное поле, ведущее к гребню. Путь ясен. Мы решили ждать товарищей. Это были Саша Сидоренко, Женя Иванов и Саша Гожев. Они рассказали нам о случившемся внизу»1.
Вечером того же дня альпинисты достигли северо-восточного гребня, по которому нужно было подниматься дальше. Здесь, после двух с половиной часов тяжелой работы, была вырыта еще одна пещера. Высота этого бивуака — 5300 м. За целый день трудного пути поднялись только на 100 м. В этом лагере были оставлены продукты, необходимые для спуска, и часть снаряжения. «15 сентября. Вышли в 10 часов. Мы всегда выходили поздно, когда солнце хоть немного нагреет воздух. Сегодня идем очень медленно. Очень много времени ушло на преодоление двух «жандармов». Первый — обледенелые скалы, засыпанные снегом. К «жандарму» выводит очень узкий снежный гребень. Охранение тщательное, лазание только поочередное. Крюк вбить нельзя, нет места. Неровности, за которые можно зацепиться, — подо льдом или под снегом. Идущий первым уходит далеко вперед, и охраняющему его не видно.
Второй «жандарм» — выше и больше первого. Двумя зигзагами, комбинированным лазанием с рубкой ступенек в обледенелых скалах мы взяли и его»2.
В течение всего следующего дня продолжался крутой подъем по гребню. Снег с наветренного склона гребня от действия постоянно дующих с этой стороны ветров очень уплотнился. Его поверхность настолько твердая, что трудно выбить ногой ступеньку. Заболел Мирошкин. Что с ним — определить трудно, однако это, по-видимому, не горная болезнь. Он силится продолжать движение, но это ему дается с большим трудом.
Снова ночлег. Подъем был крутым, и за день поднялись на 660 м. Высота 5900 м. До вершины еще не менее 1000 м по вертикали.
Утром 17 сентября состояние Мирошкина не улучшилось, и ему, к сожалению, приходится спускаться вниз. Сопровождать его Гутман предложил Гожеву. Прощаясь, Гожев отвернулся: трудно было отказаться от восхождения после всех трудностей, особенно, когда цель кажется такой близкой. Но отправлять Мирошкина вниз одного нельзя.
Для трех альпинистов, продолжавших подъем, этот и следующие дни были заполнены напряженной упорной работой. Снова увеличились технические трудности пути. Сказывалась высота. Во второй половине дня, перед началом подъема по ледопаду, остановились. Высота 6280 м. Здесь у скал поставили палатку. Немного выше начинается ледопад. В лабиринт его трещин альпинисты вступили утром 18 сентября. Шли на кошках. Против ожидания путь по ледопаду оказался не очень сложным. Затем снова вышли на снежный склон, на котором остановились на последний перед вершиной ночлег. На высоте 6600 м установили палатки седьмого, с начала подъема, лагеря.
Гутман может отметить своеобразный «юбилей»: десять дней прошло, как он вышел из лагеря у подножия вершины. Кажется, как давно это было. Но теперь до вершины уже совсем близко, и на следующий день она будет взята. А главное — все, кажется, идет хорошо. И он вспоминает спуск с Хан-тенгри, когда обмороженные, поддерживая друг друга, напрягая последние остатки сил, они двигались вниз...
Он оглядывает товарищей. Конечно, высота и усталость сказываются. Все обросли бородами и обгорели, но все же бодрости никто не теряет. Только Саша Сидоренко иногда недовольно хмурит брови.
«19 сентября. У нас такое впечатление, что фетровые валенки «садятся». Они как будто стали теснее и давят ноги. Больше всех недоволен валенками Саша.
Наконец, идем без рюкзаков, налегке. Ничто не мешает, а итти все же тяжело. Главное препятствие теперь — это кошки. Нога кажется пудовой.
Стало еще холоднее. Утром в палатке было на 5-б см инея. Температура в ней перед выходом, когда солнце нагрело и иней с солнечной стороны стаял, была 22° мороза»1.
Вершина кажется совсем близкой. Но много еще часов трудного пути до нее. Последнее препятствие — крутой ледяной склон.
«Впереди идет Женя, я иду последним. Итти в кошках трудно и опасно. На середине склона Женя вбивает крюк: так охранять надежней и легче. В маленькой трещине отдыхаем. Простое дело забивки ледового крюка внизу здесь, на высоте 6700 м, становится трудным и сложным. Ледяной крюк забивается равномерно и беспрерывно, но руки мерзнут, а прекратить заколачивание нельзя, покуда крюк не вбит.
Дальше пошел простой путь. В общем, мы совершенно изменили направление, намеченное внизу. Подъем прямо на юг оказывался крутым и длинным. Более легким был путь на юго-восток по ледяным террасам, образованным сбросами. Этот путь выводил к вершинным склонам.
Вот широкий гребень. Это вершина стены. Высота 6930 м. На восток и юго-восток, мельчая, уходят горы. Стройность хребтов горной цепи нарушается. А потом это море мелких пиков исчезает вовсе. С юго-запада надвинулся фронт густых облаков.
Все закрыто, только одна не известная еще вершина, острым ножом прорвав гущу облаков, торчит над этим неспокойным морем. Видимо, это очень высокая вершина»2.
По одиннадцати и более часов в день шли альпинисты, спускаясь вниз. Тесные валенки сыграли печальную роль: у Сидоренко обморожены ноги. Двадцатого кончилась «мета», и пить нечего. Жажда еще больше подгоняет людей, и поздно вечером 22 сентября восходители за два дня до контрольного срока пришли в лагерь «4000».
Взятую вершину победители назвали пиком 20-летия Комсомола, славный юбилей которого отмечался в 1938 г.
Экспедиция заканчивала свою работу. Казалось, все было ясно: ледник Звездочка исследован, безымянная вершина побеждена и получила имя. Однако прошло несколько лет, и к этому вопросу неожиданно снова пришлось вернуться.
***
Несмотря на деятельность всех экспедиций, работавших в районе Хан-тенгри, точной карты всего этого узла все еще не было. Без нее дальнейшее исследование было невозможным, а уже собранные материалы неполноценными. Съемка точной карты этого района старым способом была почти невозможна. Слишком велики были трудности проникновения в верховья всей запутанной сети ледников и ущелий. Выполнение этой задачи современными методами было поручено специальной топографической экспедиции под руководством П.Н. Рапасова.
В конце мая 1943 г. на ташкентском вокзале собрались участники экспедиции. Посадка была шумной. Члены топографической и триангуляционной групп вносили в вагон свои инструменты. В нескольких купе размещались работники аэросъемочного отряда. Обычная вокзальная суета. Наконец раздались звонки и поезд медленно отъехал от перрона...
Как это всегда бывает в горах Тянь-шаня, погода не баловала людей. Выпало много снега, для лошадей приходилось пробивать в нем траншей... Дожди, а выше и снег продолжались весь июнь. Первые группы топографов пробивались по горным долинам и ледникам к вершинам. Они поднимались по крутым склонам, таща на себе тяжелые теодолиты, рейки и другие приборы. Пользовались урывками хорошей погоды для наблюдений намеченных пунктов.
Наступил июль. Погода оставалась неизменно плохой. Дождь сменял снег, и наоборот. Реки вздулись и переправы были часто невозможны. Несмотря на это, со 2 июля все топографы и триангуляторы приступили к работе. Самолеты, расположившиеся в Пржевальске, пытались прорываться сквозь пелену тумана и туч, окутывавших пики. Но это было опасно, а главное — бесполезно: съемку все равно в такую погоду нельзя было делать.
К концу августа погода несколько улучшилась. Начиналась лучшая пора тяньшанского лета. Пользуясь каждым погожим днем, люди работали до изнеможения, пытаясь наверстать упущенное время. Работали, несмотря на то, что бурные воды горных потоков часто отрезали от баз снабжения, и тогда не хватало еды, несмотря на то, что подниматься на большой высоте с грузом было очень трудно. Не все привыкли к высоте, и многих мучила горная болезнь.
Задание было выполнено в срок. Когда в начале октября погода вновь и уже безнадежно испортилась, отряды экспедиции уже сворачивали свои лагери и начали готовиться к обратному пути.
Еще в разгар работы триангуляторы, засекая вершины гор, получили неожиданный результат. Высота одной из вершин оказалась 7439,3 м. Неподалеку была обнаружена еще одна, до того не известная, вершина с отметкой 6873 м.
7439 м. Почти на полкилометра выше Хан-тенгри! Результат действительно неожиданный.
Как могла бы столько лет скрываться от глаз многих исследователей вершина более высокая, чем Хан-тенгри? Еще Мерцбахер совершенно категорически заявил, что Хан-тенгри — первая по высоте вершина Тянь-шаня. Все остальные, по его мнению, значительно уступали «Повелителю духов», а ведь в распоряжении Мерцбахера был замечательный документ — прекрасная панорама этого района. Панорама была сфотографирована с удобной точки зрения и в хорошую погоду, когда облака ничего не закрывали. Но, с другой стороны, оказался же пик 20-летия Комсомола почти равным по высоте Хан-тенгри. Значит, Мерцбахер все же ошибался.
П.Н. Рапасов писал: «Интересно отметить, что пики 7439,3 и 6873,0 несмотря на их значительную высоту, были видны только с трех-четырех вершин и большую часть времени были окутаны туманом. Из долин и ледников этих пиков не видно.
Только этим и можно объяснить, что до сих пор они не были известны, хотя в районе наших работ бывал ряд экспедиций и отдельных альпинистов»1. Замечание Рапасова не совсем точно отражает действительное положение вещей. Вершины эти, особенно пик 7439, конечно, альпинисты неоднократно видели2. Действительно достойно удивления, что никто из членов многочисленных экспедиций и восходители на пики Хан-тенгри и 20-летия Комсомола не заметили, что вершина эта на полкилометра выше пика Хан-тенгри.
Для проверки правильности полученных топографами высот создана специальная комиссия. Она проверила вычисления и нашла их правильными. Подтверждение открытию топографов было получено также от летчика Богомолова. Пролетая над Хан-тенгри, он видел на юг от него более высокую вершину. Этот же летчик произвел впоследствии аэрофотосъемку района.
Итак, там, где много десятков лет главенствовал Хан-тенгри, была неожиданно обнаружена вершина, не только соперничавшая, но значительно превосходившая его по высоте. Топографы назвали ее пиком Победы.
В сентябре 1947 г. Совет Географического общества СССР наградил группу топографов во главе с П.Н. Рапасовым за открытие ими пика Победы большой золотой медалью имени Семенова-Тян-Шанского3.
Карта, составленная в результате работы топографической экспедиции, позволила получить, наконец, правильное представление о расположении хребтов и ледников этого интереснейшего узла высокогорного Тянь-шаня.
В частности, было еще раз подтверждено отсутствие длиннейшего ледника Кой-кап, предположенного Мерцбахером; уточнена длина ледника Южный Иныльчек, оказавшаяся намного меньше, чем это ранее указывалось, — всего 57 км (а не 80, 65, 64 и т.п. — у разных авторов).
Карта, составленная топографами, позволила А.А. Летавету в совокупности с результатами работы его экспедиции на Мраморную стену указать на еще одну чрезвычайно существенную ошибку Мерцбахера (см. очерк «Мраморная стена»).
***
Когда известие об этом открытии дошло до альпинистских кругов в Москве, то оно вызвало недоумение и даже недоверие.
Массив пика Победы со склона Хан-тенгри
Фото Саладина
Восходители на Хан-тенгри, участники экспедиции на пик 20-летия Комсомола пожимали плечами. В указанном топографами месте, в 20 км южнее Хан-тенгри, никто из них не видел еще одной вершины, которая была бы настолько выше «Повелителя духов». Прошло еще немного времени, и в Москву приехал мастер спорта Рацек, участник топографической экспедиции. Он привез фотографии, карты и другие материалы — результаты работы экспедиции П.Н. Рапасова. Заинтересованные альпинисты с нетерпением ожидали его доклада. В назначенный день собрался весь спортивный актив Всесоюзной секции альпинистов.