Доклад С.В. Чичериной,
читанный в Общем Собрании Общества Востоковедения
В Восточной и Юго-Восточной России инородцев проживает около 24 миллионов.
Вот по переписи 1897-го года цифровые данные об этих инородческих племенах:
| 1. | Киргиз вместе с каракиргизами, каракалпаками, тюрками, таранчами | 4,886,946 |
| 2. | Татар | 3,737,627 |
| 3. | Среднеазиатских инородцев: | |
| а) узбеков | 726,534 | |
| б) сартов | 968,655 | |
| в) туркменов | 281,357 | |
| А всего | 1,976,546 | |
| 4. | Башкир | 1,439,136 |
| 5. | Грузин, имеретинцев, мингрельцев | 1,336,448 |
| 6. | Армян | 1,173,096 |
| 7. | Мордвы | 1,023,841 |
| 8. | Чуваш | 843,755 |
| 9. | Чеченцев, аваров, даргинцев, кюринцев, казакумов | 819,576 |
| 10. | Калмыков и бурят | 479,311 |
| 11. | Татов и таджитов | 445,453 |
| 12. | Вотяков | 420,97 |
| 13. | Черемис | 375,439 |
| 14. | Финнов и корелов | 351,169 |
| 15. | Курдов и осетин | 271,665 |
| 16. | Зырян и пермяков | 258,309 |
| 17. | Якутов | 227,384 |
| 18. | Тюрков | 208,822 |
| 19. | Кабардинцев и абхазцев | 170,672 |
| 20. | Кумыков и ногайцев | 147,488 |
| 21. | Тунгузов | 66,27 |
| Всего в России | 20,659,9231 |
Но так как с 1897 года население России возросло на 15%, то нынешнее число восточных и юго-восточных инородцев должно превосходить 24 мил. Эти инородческие племена частью находятся в теснейших родственных, торговых и бытовых отношениях с племенами, обитающими в Китае, Афганистане, Персии и Турции. Отсюда понятно, что то или иное отношение их к России может иметь серьезное значение для всего русского государства.
Что же было сделано, чтобы сблизить с русским народом хотя бы инородческие племена, населяющие Приволжский край?
„Все инородцы населяющие восточную часть Европейской России и всю Сибирь“, пишет Ильминский в 1863 году, „относятся к одному этнографическому семейству, которого древняя вера была шаманство, и доселе существующее в захолустьях Сибири. Шаманство признает единого верховного Бога, обитающего на небе, и множество подчиненных божеств, попечению которых поручены разные на земле местности и урочища и даже различные статьи хозяйства. Их благодетельному действию противостоит враждебное черное существо, которое старается делать зло человеку. Человек поставлен в полную зависимость от этих могучих существ, и потому старается умилостивлять их жертвами и заклинаниями, по указанию шаманов. Христианство, по взгляду шаманствующих инородцев, есть русская вера; священник тот же шаман; молитвы те же шаманские заклинания. Поэтому шаманствующие инородцы не отрицают христианства, а только признают его верой не своей, а русской, почему вопрос об обращении ограничивается для них переменой народности и только в смысле обрядовом. Точно также шаманство относится к исламизму как к „вере татарской“2.
Ислам, проникший первоначально в IХ веке на территорию нынешней Казанской губернии в существовавшее тогда Болгарское царство, был сильно ослаблен или почти уничтожен нашествием монголов язычников.
Затем ислам вновь появляется в Волжском крае, как религия хана Золотой Орды.
Но несомненно, что магометанское наслоение было самым поверхностным. Масса народа только считалась магометанской, жила же языческой верой. Эта старинная татарская языческая вера, несомненно, лежала в основе миросозерцания и быта татар в период их подчинения России.
Крещение татар началось в конце XVI века, после покорения Казанского царства.
Казанский архиепископ и его сподвижники начинают распространять христианство среди язычествующих инородцев, и крещеные ими татары известны впоследствии под именем „старокрещеных“. Ηо, после смерти этих первых христианских просветителей, крещеные инородцы были предоставлены самим себе и остались без всякого духовного руководства. Они еще не успели утвердиться в новой для них вере: церквей было мало, русские священники не понимали языка своих прихожан и совершали богослужение на непонятном для них языке, школ и переводов молитв на инородческие языки не было ни в 16, ни в 17 веках. Вследствие этого, старокрещеные татары, хотя и назывались христианами, но на самом деле оставались совершенными язычниками. Православие только отделило их и как бы прикрыло с самого начала от ислама. Поэтому по крещеным татарам, каковыми они были в 16 веке и сохранились до половины 19 века, и можно, до некоторой степени, судить о том, каковыми были татары-магометане и другие инородцы во время присоединения Казани.
В 18 веке правительство снова усердно принялось за крещение инородцев, но для этого дела не было достаточно подготовленных людей. Не умея воздействовать на народ путем проповеди, инородцев привлекали материальными выгодами, напр. освобождением от податей, которые снимались с новокрещеных и перекладывались на язычников. Рядом с этим давали и другие льготы.
Количественно достигнуты были значительные результаты: огромное число инородцев приняло православие. К сожалению, нельзя не отметить, что иногда инородцы привлекались к православию не только льготами, но и карательными мерами.
В брошюрке священника Прокопьева „К истории просвещения инородцев Казанского края в 18 веке“, мы находим следующие данные:
„Ряд мер для обращения инородцев в христианство начинается в XVII веке. 71 статьей, XX гл. Уложения, иноверцам, живущим по купчим у иноземцев разных вер, в случае принятия христианства, предоставлено право выхода из крепостной зависимости, по уплате 15 р. выкупа с человека...
С началом XVIII в. защитниками интересов новообращенных инородцев являются представители церкви. По их просьбам не только были подтверждены правительством прежние льготы, но даровано много новых льгот. Благодаря этому, число обращающихся в христианство быстро увеличивается. Но до учреждения Новокрещенской Конторы число обращающихся в христианство инородцев было все-таки сравнительно не велико.
С учреждением Новокрещенской Конторы не только были подтверждены правительством прежние льготы, но прибавлены еще и новые. При учреждении же миссии указом от 11-го сентября 1740 г. повелено было: с новокрещенных не спрашивать в течение 3-х лет подушных денег и других поборов, а взыскивать оные вместо их с оставшихся в тех местах некрещеных инородцев, освобождать новокрещенных от работы на казенных заводах, не спрашивать с них ни рекрутов, ни денег в рекрутские складки. Приходящим ко крещению, „в награждение за восприятие свящ. крещения“, положено давать каждому по кресту медному, весом по пяти золотников, да по одной рубахе с порты и по сермяжному кафтану, с шапкой и рукавицами и т. д. Сверх того каждый новокрещеный оделялся деньгами..... Так как инородцы стали креститься массами и вследствие этого невозможно стало взыскивать подати и другие сборы только с оставшихся в тех местах некрещеных, то, по представлению Дмитрия Сеченова, Синод, согласно с Сенатом, определил: за новокрещеных всякие подати и сборы править с некрещеных не с одних только тех, в коих уездах будут восприявшие веру православную, но по всей Казанской губернии, на оных остающихся в неверии раскладывая взыскивать...
... Поэтому часто случалось, что иноверцы изъявляли желание креститься и не видав миссионеров и не слыхав их проповеди, узнавши только от светских людей о привилегиях, предоставленных новокрещеным. Так, советник Ярцов в Шацкой и Тамбовской провинции в 9 месяцев обратил ко Христу 10.000 иноверцев. Бывали нередко и такие случаи, когда инородцы из желания воспользоваться лишний раз подарками крестились по два и по три раза. А вот еще одно свидетельство. В 1802 г. в Нижегородской губ. начались массовые отпадения крещеных татар. Васильскому земскому исправнику было поручено собрать сведения, давно ли и по каким побуждениям приняли означенные татары крещение. Татары деревни Ишеевой дали ему следующую сказку:
| №№ | Наименование новокрещенных татар. | Лета | Давно ли и по каким случаям приняли они |
| М. Ж. | христианскую веру? | ||
| 1. | Степан Афанасьев | 70 – | Оного Афанасьева крещен отец Афанасий, по крестном отце Емельянов, для трехлетней льготы от всех податей. |
| Жена его Агафья Иванова | –50 | ||
| У них дети: | |||
| Анна | –14 | ||
| Неонила | –13 | ||
| 2. | Павел Петров | – – | Оный крещен назад тому лет восемь во избежание телесного наказания за кражу лошадей. |
| Жена его Аксинья Андреева | –80 | ||
| 3. | Вдова Наталья Афанасьева | –40 | Показанной вдовы и нижеписанного брата Ивана крещ. отец Афанасий Емельянов для трехлетней льготы от платежа крестьянских податей. |
| У нее дочери: | |||
| Анисья | –40 | ||
| Татьяна | –14 | ||
| 4. | Иван Афанасьев | 13 – | |
| У него жена Настасья Иванова | –50 | ||
| У них дети: | |||
| Федор | 40 – | ||
| У него жена Наталья Васильева | –23 | ||
| Естафий | 28 – | ||
| Трофим | 12 – | ||
| Устинья | –10 | ||
| Аксинья | –20 | ||
| 5. | Яким Иванов, холост | 60 – | Оный крещен назад тому лет 20 во избежание телесного наказания за кражу из амбара разного имущества. |
| 6. | Семен Иванов | 50 – | Оный крестился по желанию своему в совершенном возрасте назад тому лет 25, по случаю взятья себе в жену солдатки, во избежание обращения ее, по их магометанскому закону, к первому мужу во время из службы его отставки. |
| У него жена Марфа Андреева | –45 | ||
| У них дети: | |||
| Николай | 17 – | ||
| Василий | 15 – | ||
| Николай | 4 – | ||
| Дарья | –20 | ||
| Авдотья | –10 | ||
| Ирина | –8 | ||
| 7. | Флегонт Михайлов, холост | 45 – | Оный крещен назад тому лет 7 во избежание наказания за кражу лошадей. |
| 8. | Андрей Иванов | 60 – | Оный крещен назад тому лет 30 во избежание от рекрутской очереди3 |
| У него жена Марья Ивановна | –45 |
Последствием всего этого было чисто внешнее принятие христианства, и эти „новокрещеные“ татары стали постепенно отпадать в ислам. В настоящее время отпало большинство новокрещенных.
Кроме таких неумелых миссионерских приемов, делались и неумелые попытки просвещения инородцев посредством школ.
В 18 веке для всего инородческого населения, живущего в Приволжских губерниях, имелась только одна школа в Казани, а в деревнях не было ни одной; поэтому и грамотных инородцев почти совсем не было. В 20-х годах 19-го века даже эта единственная Казанская школа, так называемая „новокрещенская“, была закрыта по недостатку средств.
В 40-х годах 19 века среди инородцев стали открываться удельные и волостные школы, но так как преподавание в них шло на русском языке, которого инородцы не понимали, то население относилось к этим школам весьма недружелюбно, тем более, что оканчивающие в них курс ученики отторгались от своей среды, уходили большею частию в писаря, и научались брать взятки, пьянствовать и притеснять своих же сородичей. Менее же способные ученики, проучившись в школе несколько лет над усвоением непонятной науки на непонятном языке, часто исключались из школы по урослости, не окончив курса, или, в лучшем случае, лишь вытвердив наизусть несколько молитв и рассказов из священной истории.
„Я из-за Закона Божия целый год простоял у притолки“, – говорил мне один священник чувашин на мой вопрос о его учении в русской школе.
Все вышеизложенные правительственные мероприятия, конечно, не могли иметь никакого влияния на духовное развитие инородцев; поэтому влияние ислама в Волжском крае, начиная с 16-го века, все усиливалось. Сначала это усиление совершалось медленно, путем личного воздействия отдельных из магометан, совершивших путешествие в Мекку и набравшихся там, или в Константинополе, или Бухаре, магометанской мудрости и святости.
В конце 18-го века, в царствование Екатерины II, правительство само содействовало этому укреплению магометанства. В 1788 году Екатерина II учредила Уфимское муфтийство, которое дало магометанскому духовенству крепкую организацию и объединило весь Приволжский мусульманский мир. Рядом с этим в Казани неоднократно печатались Коран и другие мусульманские вероучительные книги на правительственные средства. Около 1785 г. правительство насильно вводит Ислам в киргизскую степь, где он дотоле существовал лишь по имени. На казенный счет строятся там мечети, Казанские и Уфимские татары посылаются муллами в киргизские мечети и учителями в киргизские школы. В некоторых частях степи, напр. в области Семиреченской, в Букеевской орде, в Петропавловске, казаки нагайками загоняли в мечети киргиз. Но и доныне мусульманство в Киргизской Степи не везде укоренилось. Есть такие местности, где киргизы редко видят татар, незнакомы с исламом и не имеют мечетей.
Однако в Приволжских губерниях ислам утверждался все прочнее. Постепенно стала создаваться и мусульманская печать, которая является новой объединяющей силой.
Повышение образовательного уровня мулл обусловливало и повышение строя конфессиональных мусульманских школ медрес и мектеб. Эти школы были близки к народу, потому что преподавание в них велось на родном языке учащихся.
Число школ, размножению которых способствует их чрезвычайная дешевизна, растет с поразительной быстротой, оставляя далеко за собой школы русские.
Сами руководители этих школ – муллы были близки к народу и умели на него влиять.
В „Дневнике старокрещеного татарина“, напечатанном в Православном Обозрении за 1864 и 1866 годы, передан следующий разсказ.
Собрались крещеные татары в избе и рассуждают: „поневоле некоторые из нас стали жить по-татарски, что они всегда слышат от татар доброе назидательное слово; мы ходим к татарам и слышим и видим, что у них мулла постоянно с ними вместе в артели обедает, и тут перед ним сидят татары чинно и слушают его учение; а он все говорит им о книжном слове. А наши попы не любят сидеть с нами. Хотя случится когда им обедать у нас, и тогда даже сидеть нельзя, а стой, торчи на ногах; иначе за непочтение считают и начинают бранить. И так век проходит, что от них назидательного не услышишь. Положим, иные священники не знают по-татарски, а которые знают, тем бы надо при случае говорить нам о вере на нашем языке“.
Старо-крещеный татарин, автор этого дневника, рассказывает в другом месте, как он зашел к русскому старику – священнику. „Он, кажется, из неученых, уроженец того же села и, живя от роду своего между татарами, говорит по-татарски отлично. В его доме помещается сельская школа. Но, когда он узнал, что я крещеный, сказал: „я крещеных как собак не люблю“ и ушел от меня“.
Под влиянием всех выше перечисленных условий мусульманское религиозное самосознание развивалось все больше и больше, и сильный мусульманский мир стал невольно втягивать в себя шаткие в своих верованиях племена крещеных и язычествующих инородцев.
Старания русского духовенства и русской администрации противодействовать этому слиянию не удерживало крещеных инородцев от отпадений в ислам, но возбуждало мусульман. В муллах стало развиваться воинствующее направление, а близость их к народу способствовала распространению такого настроения и в народной массе, посредством религиозного строя школ.
Уже в 18 столетии начинаются массовые отпадения крещеных язычествующих инородцев в ислам и повторяются на всем протяжении 19 века. Инородцы, к какому племени они бы не принадлежали, называют это „перейти в татары“, потому что отпавшие принимают чисто татарский облик в жизни, обычаях, наружности; совершенно сливаются с татарами и забывают о своем происхождении.
Причина отпадений крещеных инородцев в ислам вполне понятна. С одной стороны на них влияла хорошо организованная мусульманская пропаганда, с другой – русское духовенство относилось к ним вполне равнодушно, а непонятное богослужение не могло на них оказывать никакого влияния.
В конце 18 столетия Казанский архиепископ Амвросий свидетельствует, что „инородческие племена чуваш и черемис не имеют и малого понятия об истинах веры, к которой приведены св. крещением“.
С 19 века начались массовые отпадения крещеных в ислам, и в начале каждого нового царствования подается на ВЫСОЧАЙШЕЕ имя масса прошений о дозволении перейти в магометанство. Когда прошения были отправляемы в Петербург, инородцы, имея в руках квитанцию от почтовой конторы, объявляли приходскому духовенству, что они более не христиане.
Порядок делопроизводства об отступниках приблизительно таков: об уклоняющихся в мусульманство приходский священник сообщает консистории; она, по рассмотрении дела, определяет: 1) объявить местной полиции, 2) возвратить дело обратно с предписанием увещевать. Дело, обыкновенно, кончалось появлением становых, исправников, иногда и губернаторов и ссылкой отщепенцев в Сибирь.
Эти постоянно повторяющиеся отпадения побудили, наконец, правительство взяться за духовное оружие, и оно стало озабочиваться изданием переводов священных книг на разные инородческие языки.
Первые переводы восходят к 17 столетию и началу 19-го; но до 60-х годов этого столетия переводы были неудовлетворительны со стороны внутренней сущности и внешнего исполнения. Инородческие языки, в своем первобытном виде, совсем не имеют слов для выражения отвлеченных понятий. Такие слова надо создать, то есть надо взять подходящее слово в его реальном значении и в сознании народа возвысить его до означения отвлеченного понятия. Когда же это оказывается невозможным, надо употребить русское слово. Первые переводчики этого не понимали. Не понимали они и своеобразного синтаксиса инородческих языков и переводили слово в слово, от чего получалась совершенная бессмыслица. Переводы изобиловали или русскими оборотами, или арабскими, турецкими и персидскими словами, так что были для народа совершенно непонятны.
В 1847 году для борьбы с массовыми отпадениями крещеных татар в ислам, был по распоряжению правительства образован особый Переводческий Комитет при Казанской духовной Академии. Председателем его с 1848 года был Казанский архиепископ Григорий Постников, главным руководителем профессор Казанского Университета ориенталист Казем-Бек, а одним из сотрудников молодой бакалавр Н. И. Ильминский.
В течение 10 лет Комитет перевел главнейшие священные и богослужебные книги, но допустил при этом те ошибки, которые делали все прежние переводчики: то есть переводил на книжный татарский язык, испещренный арабизмами, и печатал арабским шрифтом. Летом 1856 года Ильминский, по поручению архиепископа Григория, объездил несколько крещенотатарских селений и читал народу эти переводы. Оказалось, что они народу совершенно непонятны. Тогда Ильминский пришел к убеждению, что необходимо делать переводы на живой народный язык и печатать их русскими буквами, приспособленными к фонетике инородческих языков, путем небольших изменений. Первый же опыт осуществления этой мысли дал прекрасные результаты; едва грамотные – крестьянские мальчики свободно читали и понимали новые книги. Этот новый переводческий прием был принят за правило в основанной в 1876 году в Казани, по предложению Московского Митрополита Иннокентия, Переводческой Комиссии Православного Миссионерского Общества. Ильминский сделался первым председателем этой Комиссии и душой переводческого дела, но работал все время во взаимодействии не только с учеными лингвистами, а главным образом с самими инородцами, иногда даже с учениками крещено-татарской школы.
Этот введенный Ильминским принцип – переводить для народа с помощью этого же самого народа – доныне свято соблюдается в Переводческой Комиссии.
С основанием в 1867 г. Казанского Братства Св. Гурия и в 1876 году Казанской Переводческой Комиссии, к делу просвещения инородцев впервые привлекается частная инициатива. Казенные административные приемы заменяются общественной самодеятельностью. Это направление ясно проглядывает в первом уставе братства Св. Гурия, которое было основано Казанским Архиепископом Антонием и организовано им вместе с Ильминским, как свободное общественное учреждение.
Архиепископ Антоний, человек исключительных способностей и глубокой, искренней религиозности, до сих пор живет в памяти Казанского Общества, как истинный святитель.
В деле просвещения инородцев он стоял исключительно на христианской точке зрения. Он отлично сознавал бесплодность канцелярских распоряжений в миссионерском деле, и хотя имел возможность создать административно-миссионерский орган, ему подчиненный, учредил братство во имя Св. Гурия. Это было первое в России братство после знаменитых русских братств на Западе. Ни одно из открытых после Антония, в других епархиях братств не было задумано так широко. Архиепископ Антоний стремился привлечь светское общество к служению церкви и начертал и утвердил для братства замечательный устав. По этому уставу, во главе братства стояли председатель и совет, избираемые на год общим собранием. Все члены Казанского Общества могли входить в состав братства и свободно работать. Себе Архиепископ оставил лишь покровительство. Ни рапортов, ни почтительнейших донесений от братства не требовалось, а требовался лишь интерес к делу. Председателем братства могло быть даже светское лицо и звание это в течение нескольких лет нес с величайшей охотой попечитель Казанского Учебного Округа П. Д. Шестаков.
В настоящее время, когда миссионерское дело всюду делается предписанием Консистории, представляется удивительным, что 2 человека, которые держали в своих руках высшую духовную и учебную власть, сознательно отрекаются от нее в пользу случайного состава общего собрания и совета братства. Происходило это из убеждения этих лиц, что в деле миссии не следует опираться на административные распоряжения, что распространение православия должно быть результатом с одной стороны бескорыстного одушевления православных русских людей, а с другой – свободного тоже бескорыстного проникновения им инородцев. Православная церковь, по мысли Архиепископа Антония, должна была являться в глазах инородцев собранием верующих русских людей, а не административным учреждением.
Когда Архиепископ Антоний, или попечитель Шестаков, находили возможным привлечь казенные средства к миссионерскому делу, то эту казенную помощь они не выставляли как результат своего личного подвига, а ставили дело так, чтобы инородцы видели в этом помощь добрых русских людей. Когда миссионерство имеет характер казенный, оно заранее обречено на неуспех. По основным законам русской империи правительство не миссионерствует, а миссионерство есть дело частной инициативы.
Такое направление, данное братству Архиепископом Антонием, открывало свободу частным лицам приходить на помощь церковной власти. Затем Архиепископ Антоний твердо стал на православной точке зрения, что духовенство должно быть соплеменно пастве и не припутывал, вопреки канонам, обрусительной, или иной политики к делам церкви.
Ко всем начинаниям Ильминского и его сотрудников Архиепископ Антоний относился без всякой задней мысли, тепло и задушевно. Ильминский и созданные им учреждения находили в Архиепископе горячую, сердечную поддержку.
Удар соборного колокола, возвестивший смерть Архиепископа Антония, вызвал у Ильминского и во всей Учительской Семинарии, с тревогой следившей за болезнью Архиепископа, глубокое, искреннее горе.
П.Д.Шестаков принадлежал к лучшим деятелям 70-х годов прошлого столетия. Горячий патриот и твердый администратор, он стоял в учебном деле за самодеятельность учащего персонала и за участие общества в деле народного образования. Инспектор народного училища того времени не имел права ссориться с земскими учреждениями. Инспекторов, которые не умели ладить с представительными учреждениями, Шестаков переводил на другие места. В области инородческого образования Шестаков проявил свое убеждение о необходимости участия общества в этом деле двумя фактами: во-первых тем, что, когда учредилось в Казани братство для просвещения инородцев, он вступил в него не в качестве почетного члена, а в качестве заурядного братчика и работал как обыкновенный член; во-вторых, что он дозволил Ильминскому возникающие тогда школы организовать не как казенные учреждения, а как частные.
Из горячего русского патриотизма Шестакова вытекало его доброе участливое отношение к инородцам. Когда времена переменились, когда обращение к участию общества стало считаться подозрительным, а патриотизм стал проявляться в виде нетерпимости к инородцам, Шестаков ушел из братства. Замечательно, что даже такой облеченный доверием человек, как Шестаков, подвергся в братстве обвинению в поощрении сепаратизму. 5гже тогда назревала среди русского духовенства оппозиция против увеличения числа инородческого духовенства потому, что это влекло к уменьшению числа доходных приходов.
Выход Шестакова был началом конца Антониевского Братства, которое в 1896 году, под давлением архиерейской власти, заменено братством, в котором участие общественного элемента сведено к нулю.
Под участливой охраной Архиепископа Антония и П.Д.Шестакова школо-просветительное дело, созданное и направленное Ильминским, быстро росло и развивалось.
Система образования восточных инородцев, носящая по ныне название „системы Ильминского“, возникла сама собой, почти случайно, на почве приноравливания преподавания к живым потребностям жизни.
Когда Ильминский начал заниматься переводами на живой народный язык инородцев, ему потребовался постоянный помощник, простой благочестивый человек. Такого помощника он нашел в лице, молодого крещеного татарина, крестьянина Мамадышского уезда Казанской губернии Василия Тимофеева Ильминский привез его в Казань и устроил его сначала водовозом при монастыре, а затем практикантом татарского языка в Казанской Духовной Академии, где сам состоял в это время профессором.
Зимой 1863 года один старо-крещеный татарин из родной деревни Тимофеева, привез к нему сына учиться. За этим мальчиком, через месяц, приехал другой, а за ним третий – все из той же деревни. Они учились зиму 1863 года, помещаясь вместе с учителем и его семьей, в наемной квартире, в подвальной комнатке, за Академией.
В июне 1864 года Тимофеев, вместе со своими учениками, отправился на родину. Их чтение и пение православных молитв на родном языке понравилось вообще крещеным татарам, а пример их заохотил других мальчиков. Тимофеев объехал несколько деревень; всюду крещеные татары заинтересовывались его учением, и зимой в Казань к нему приехало уже 19 учеников и 1 ученица. В начале своего существования школа была чрезвычайно скромная и жила, главным образом на пожертвования, но в этой школе Василий Тимофеев и Ильминский вместе вырабатывали приемы разумного преподавания, примененного к инородцам. Преподавание в школе шло на инородческом языке, по учебным книгам, напечатанным русскими буквами. Усвоив русскую азбуку, ученики легко переходили к чтению на русском языке; скоро из мальчиков, считавшихся прежде неспособными к образованию, стали вырабатываться превосходные учителя и миссионеры. Окончив курс в Казанской школе, крещеные татарчата расходились по своим родным деревням и там, иногда уже в возрасте 14–15 лет, открывали маленькие школки. Эти школы – отрасли, оставались в живой связи с Казанской Центральной крещено-татарской школой, которая все росла и развивалась.
Заботу об этих школах приняло на себя братство св. Гурия, а Казанская Центральная крещено-татарская школа осталась на правах частного учебного заведения, в ведении Директора Казанской Учительской Семинарии.
В 1869 году Василий Тимофеев был посвящен во священники и положил собой начало целой плеяде прекрасных священников, вышедших из недра народа, что дало возможность ввести во многих инородческих приходах богослужение на инородческих языках. В священники шли лучшие из инородческих учителей, а главным рассадником учителей сделалась основанная в 1872 г. Казанская Учительская Семинария, первым директором которой был Ильминский, и основанная в тех же годах Симбирская чувашская учительская школа.
26 марта 1870 года получили Высочайшее утверждение, выработанное при Министерстве Народного Просвещения, „Правила о мерах к образованию инородцев“, которые устанавливали, что орудием первоначального обучения для каждого племени должно быть родное его наречие, а учителя инородческих школ должны быть соплеменны своим ученикам, притом знающие хорошо русский язык, или русские, владеющие соответственным инородческим наречием.
В 1883 году был издан Синодальный указ о допущении богослужения на инородческих языках, доселе практиковавшегося лишь по епископским разрешениям; а в 1889 году Св. Синод принял Правила 26 марта 1870 года и для начальных инородческих школ Духовного Ведомства.
Таким образом „Система инородческого просвещения“, выработанная Ильминским, завоевала себе постепенно официальное признание.
К чему же сводилось практическое осуществление идей Ильминского?
Он желал дать инородцам молитву и богослужение на их родном языке, и близкую им школу с родным языком как основой воспитания и как орудием для изучения языка русского, потому он хлопотал о духовенстве и учителях из инородцев, об устройстве школ и приходов, о переводе книг на инородческие языки. Он стремился и к усвоению инородцами русского языка, в целях культурных, государственных и практических, а рядом с ним отводил место в школе и языку церковно-славянскому, на который смотрел, как на связь всех православных славян, к которым должны примкнуть и инородцы. Он мечтал о слиянии всех, без различия религий, инородцев в одну русскую семью, поэтому хлопотал о допущении в русские учебные заведения язычников на льготных правах, без обязательного крещения; хлопотал и о совместном с русскими обучении мусульман, без всякого покушения на прозелитизм, и издавал для киргиз светские книги.
Хотя его горячая религиозная душа и желала видеть инородцев членами православной церкви, – отсюда горячий отклик его на все миссионерские запросы, – но он отнюдь не был узким фанатиком.
Он был безусловным противником всякой полемики и всякой пропаганды, и всегда ратовал за постепенное воспитательное духовное влияние школы.
Для характеристики такого влияния приведу рассказ одного учителя – вотяка, которого я встретила в Вятской губернии. „В моей школе“, говорил мне этот учитель, „до моего поступления все преподавание велось на русском языке. Когда я стал заниматься в этой школе, я завел пение молитв на вотском языке и к концу года мы с учениками стали петь в церкви на клиросе. Когда хор запел по-вотски, ученики вотяки соседней земской школы, которые никогда не слыхали молитв на вотском языке, с жадностью прислушивались к понятному им пению и воровали у моих учеников тетрадки, чтобы списывать молитвы“.
„В вотской земской школе нашего села, – говорил мне один священник-инородец, – была русская учительница, учение велось на русском языке, ученики привыкли учиться по-русски машинально, и когда я им дал вотские книги, то они ничего не понимали. Прочитают, а рассказать не могут, потому что привыкли читать машинально. Когда же вотяки учатся с самого начала на природном языке, то они привыкают следить за мыслью“.
В школах, поставленных по системе Ильминского, которые мне удалось посетить, меня поражало в учениках какое-то особенное серьезное и сознательное настроение. Я заметила также, что такое настроение проникает и в деревню и влияет на весь ее строй и даже на ее внешний быт.
Таким образом жизнь вполне оправдала идеи Ильминского и доказала их справедливость, их соответствие потребностям инородцев.
К сожалению, наступившее в России, в конце прошлого столетия, господство узкого национализма принесло с собой враждебные системе Ильминского течения и великий просветитель в 1891 году, незадолго до своей смерти, писал горькие слова: „Против инородческого образования воздвигается издавна, и чем дальше, тем больше, вражда и брань с разных сторон и разного содержания... Есть люди, которые почти ждут моей смерти, полагая, что я единственная опора и защита инородчества“.4
Эти опасения оказались пророческими.
II.
Н. И. Ильминский скончался 27 Декабря 1891 года.
С тех пор дело просвещения инородцев продолжает расти и развиваться.
Летом 1904 года мне удалось совершить объезд некоторых инородческих местностей, посетить более 30 селений в 4 губерниях: Казанской, Симбирской, Вятской и Уфимской и познакомиться с несколькими десятками инородческих деятелей.
Все виденное и слышанное мною убедило меня, что слова, не раз произнесенные при мне в Петербурге: „Дело Ильминского погибло, людей нет,“ – совершенно несправедливы. Люди есть: – преданные, самоотверженные, отдающие самих себя всецело на служение делу. Этим людям приходится вести упорную борьбу, чтобы отстоять дело инородческого просвещения, потому что враги, о размножении которых писал Ильминский, после его смерти, воспользовались господством в высшем Правительстве узко-национальных идей, чтобы провозгласить систему Ильминского сепаратистической и подрывать ее развитие. И в Министерстве Народного Просвещения, и среди некоторых представителей Духовного Ведомства, стали бояться этого сепаратизма, о котором усердно доносили местные чиновные администраторы; благодаря исключительному господству бюрократии, эти местные администраторы получили возможность действовать почти бесконтрольно. В инородческих школах Приволжья начались гонения против инородческих языков, запрещение инородческих книг, перемещение учителей-инородцев в русские школы и замена в инородческих школах русскими, не знающими языка своих учеников. В инородческих приходах начался поход против богослужения на инородческих языках, так что инородческому духовенству трудно стало работать.
Одним из самых ярких признаков проникновения Духовного Ведомства бюрократическим духом, явилось падение Казанского братства Св. Гурия. Реформы начались с того, что Братству был дан обязательный председатель в лице епископа Чебоксарского, викария Казанской епархии, не взирая на то, что такой епископ часто не имел ни подготовки, ни интереса к делу. Затем удлинен был срок службы членов Совета и установлено, что председатель и ½ членов Совета назначаются местным архиереем, а членами братства состоят все служащие по Духовному Ведомству и все духовенство.
Братство постепенно обратилось в Канцелярию архиерея и наполнилось ученым сановным духовенством, которое стало проповедовать свои миссионерские теории и даже задумало передать Братские школы в епархиальный училищный Совет с тем, чтобы свободнее заняться полемикой и пропагандой, что совершенно противоречило взглядам Ильминского.
В Министерстве Народного Просвещения система Ильминского в течение неско<