Содержание
От автора
Глава 1. В Царьград
Глава 2. Сельские будни
Глава 3. Радости и будни
Глава 4. Новые заботы
Глава 5. Памятный год
Глава 6. А ну, кто лучше?
Глава 7. Сам погибай, а товарища выручай
Глава 8. «У лукоморья дуб зеленый...»
Глава 9. В школу
Глава 10. Хорошо и плохо
Глава 11. На новом месте
Глава 12. Каникулы
Глава 13. Первое крещение
Глава 14. «Меня прозвали большевиком»
Глава 15. Пришла желанная пора
Глава 16. Мечта сбывается
Глава 17. Гроза
Глава 18. По военным дорогам
Глава 19. Земля в огне
Глава 20. Неожиданная встреча
Глава 21. Снова в строю
Глава 22. Краснодон в те дни
Глава 23. На перепутье
Глава 24. Решающий разговор. Клятва
Глава 25. Тайная схватка
Глава 26. Нас партия ведет
Глава 27. Реют красные флаги
Глава 28. Первый арест Бориса
Глава 29. Трудные дела
Глава 30. «Главное - не терять присутствие духа»
Глава 31. Ночная облава
Глава 32. Лучше смерть в борьбе, чем жизнь в неволе
Глава 33. В Освобожденном Краснодоне
Глава 34. Палачам не уйти от суровой расплаты
Глава 35. Клятва воина
Глава 36. Снова в Молдавии
Глава 37. Памяти отважных
От автора
У многих тысяч и миллионов матерей война отняла самое дорогое в жизни - детей. Героической смертью погибли два моих сына - Борис и Михаил.
В первые дни Великой Отечественной войны они добровольцами ушли на фронт. Сначала их зачислили в рабочий батальон. Они копали окопы, строили военные сооружения, блиндажи. Вскоре судьба разъединила их. После сильных боев под Николаевом, когда наши войска оставили город, рабочий батальон расформировали.
Братья были на разных участках и потеряли друг друга из виду.
Несколько дней Борис ходил из одного военкомата в другой с просьбой зачислить его в ряды Красной Армии. Документов у него не было, но все же его зачислили в санитарно-хирургический отряд. Однако вскоре, узнав, что он хорошо владеет румынским языком, перевели сначала в штаб дивизии, а потом в штаб полка переводчиком.
Михаил тщетно пытался найти брата. Как-то случайно он обнаружил в своей походной сумке адрес дяди, который жил в городе Краснодоне, и решил идти туда. Только через месяц добрался в Донбасс. В то время мы с мужем, эвакуировавшись из Молдавии, уже жили у его брата.
Вскоре пришло письмо от Бориса. С радостью сообщал он, что его зачислили в Красную Армию. Михаил пробыл у нас несколько дней. Он не хотел отставать от брата и пошел в военкомат с просьбой отправить его на фронт. Просьбу удовлетворили: он уехал в школу минометчиков, закончил ее и с боями прошел до берегов Балтики, очищая от проклятого врага родную землю. Михаил погиб в бою за освобождение Эстонии в августе 1944 года.
Летом 1942 года в боях под Харьковом часть, в которой служил Борис, попала в окружение. Оставался один выход: попытаться отдельными группами перейти линию фронта, ни в коем случае не сдаваться в плен.
Борис с товарищем добрался до Краснодона, когда город уже заняли вражеские войска. В те мрачные дни встреча с любимым сыном была мукой. В городе повсюду рыскали фашисты. Мысль, что я рискую потерять сына, холодила сердце. Немцы могли в любую минуту арестовать Бориса. Когда я рассказала ему о своей тревоге, он ласково обнял меня и тихо, но твердо сказал: «Ты напрасно не волнуйся. За наше правое дело не страшно и умереть! Не они нас, а мы их всех уничтожим и снова будем свободны».
Борис стал членом подпольной комсомольской организации «Молодая гвардия». Все силы, всю страстность молодости отдал он делу священной борьбы с фашистскими захватчиками.
В центре Краснодона, на площади, рядом с памятником «Клятва», братская могила, на которой начертаны имена и фамилии погибших. Здесь похоронены отважные юноши и девушки, отдавшие свою жизнь за свободу и счастье советского народа. Здесь лежит и мой незабвенный, горячо любимый сын Боря. Не дожил он до радостного Дня Победы, не увидел свою родную Молдавию свободной и счастливой.
...Светлую память о героях Краснодона глубоко чтит молдавский народ. Это я почувствовала сразу, как только мы вернулись из эвакуации в село Царьград. К нам приходили односельчане, выражали сочувствие в постигшем нас горе, высказывали свое восхищение подвигами молодогвардейцев и гордились боевыми делами своих земляков, наших сыновей Бори и Миши.
И позднее, когда мы переехали в Кишинев, я получала много писем из разных уголков страны.
В теплых и дружеских письмах советские люди не только разделяли наше большое горе, но и просили рассказать о жизни наших сыновей.
«Мы просим Вас написать нам подробно о детстве и школьных годах ваших сыновей, а мы, в свою очередь, обещаем Вам, что никогда не забудем имена героев, отдавших свои молодые жизни за свободу и счастье любимой Родины. Мы будем стараться хорошо учиться и быть такими же мужественными и храбрыми, какими были Ваши сыновья», - писали мне пионеры, школьники, комсомольцы.
Нужно было отвечать на письма. Тяжело было в каждом письме рассказывать о своем горе, постоянно растравлять глубокую рану, которая не заживает, несмотря на прожитые годы. Невыносимо больно было описывать те мучения, которым подвергались юноши и девушки в фашистских застенках.
Много встречалась, беседовала я со школьниками, студентами, бойцами Советской Армии. И, хотя трудно было мне рассказывать о геройской гибели моих сыновей, шла на эти встречи. Я видела ребят, которые с горящими глазами, затаив дыхание, слушали мой рассказ. Они забрасывали меня вопросами: «Скажите, а вы знали Олега Кошевого? А какой был Сережа Тюленин? Вы его видели? А хорошо они учились? Кто из молодогвардейцев остался в живых?» Иногда мне приходилось слышать и такой вопрос: «А почему вы не напишете обо всем, что рассказали нам?"
Вот после таких встреч у меня и возникла мысль написать книгу о моих сыновьях. Мне хотелось, чтобы эта книга о Борисе, Михаиле и их товарищах пробуждала у молодежи высокие патриотические чувства, стремление стать верными сынами Советской Родины, достойными продолжателями того дела, за которое боролись молодогвардейцы.
Мне пришлось несколько раз побывать в Краснодоне. Особенно запомнилась встреча, посвященная 20-летию со дня создания краснодонского партийно-комсомольского подполья. Собрались представители общественности города, родители молодогвардейцев, многочисленные гости из разных уголков страны. Среди гостей были посланцы Азербайджана, представители экипажей теплоходов «Олег Кошевой», «Иван Земнухов», «Сергей Тюленин».
В торжественной тишине вносятся алые знамена. Одно из них внесли члены подпольной комсомольской организации «Молодая гвардия» В.И. Левашов, Н.М. Иванцова и Р.П. Юркин. Зазвучала песня
Это было в Краснодоне,
В грозном зареве войны...
Не только матери, многие в зале плакали. В памяти встало пережитое. Но в зале было так много юных лиц: парни, девушки. Под барабанную дробь влился ручеек красногалстучной пионерии. От их чистых, звонких голосов потеплело на душе. Все они наши дети, дети матерей нашей Родины. У них должно быть счастливое будущее. Без войны, без страданий, что выпали на долю наших ребят.
Глава 1. В Царьград
Лето 1919 года. На необъятных просторах России полыхал пожар гражданской войны. В жестоких боях с белогвардейцами и интервентами утверждалась народная власть Советов.
В то незабываемое лето я ехала навстречу новой, неизвестной жизни на родину мужа, в Молдавию.
С Григорием Амвросиевичем Главаном я познакомилась в Севастополе, куда наша семья переехала из Петрограда для лечения тяжело больной матери. Врачи уверяли, что южный климат может благотворно повлиять на ее здоровье. И действительно, маме вскоре стало лучше.
Здесь, в шумном южном городе, военной крепости на Черном море, я подружилась с Григорием Главаном, высоким, статным артиллеристом, служившим тогда в береговой охране. Мы полюбили друг друга и собирались пожениться.
Война безжалостно разрушила наши планы, надолго нас разлучила, заставив жить в тревоге и неизвестности.
Но вот, кажется, все невзгоды позади. Мы опять вместе. В стареньком, поскрипывающем и позвякивающем поезде едем мы по незнакомой мне земле.
В вагоне тесно и душно. Я стою у открытого окна и жадно гляжу на мелькающие за окном пейзажи нового края, где мне придется жить.
Степь, изрезанная холмами и лощинами, редкие перелески, поля, напоминающие своей пестротой лоскутное одеяло, виноградники на склонах. Узкие длинные полоски кукурузы и подсолнуха близко подступают к железнодорожному полотну. Цветущий, в желтом венчике, подсолнух старательно заглядывает в лицо солнцу, привольно шумит на ветру раскидистая кукуруза, поблескивая глянцем листьев.
Вот промелькнули невдалеке босые деревенские мальчишки: они гонят домой коров и овец. Увидели поезд и бросились бежать к насыпи, позабыв про скотину, что-то кричат нам, машут руками, смеются. Я помахала им в ответ рукой.
Наш поезд то ныряет вниз, то, тяжело дыша, карабкается вверх по склону. И опять в знойном мареве плывет перед глазами волнистая степь.
Мне немного грустно. Позади остались девичьи годы, привычная жизнь, родные места. Впереди неизвестность.
На душе тревожно и оттого, что на пограничной станции нас задержали румынские военные, и я впервые услышала страшное слово "сигуранца" (тайная полиция в королевской Румынии, известная особой жестокостью).
Муж с трудом добился разрешения следовать дальше. Встреча с румынскими пограничниками оставила на душе горький осадок.
- Ты не волнуйся, они скоро уйдут из Бессарабии, - успокаивает меня Григорий Амвросиевич. - Непременно уйдут...
- Уже Дрокия близко, определяет он по знакомым с детства приметам.
Вскоре впереди показались белые домики, затерявшиеся среди густо разросшихся вишен и акаций. Поезд остановился у темного кирпичного здания вокзала, и пассажиры, спеша и толкаясь, стали выходить из вагонов.
- Вот мы и дома, радостно сказал муж, сойдя на перрон. - Теперь до Царьграда рукой подать.
По перрону веселой гурьбой прогуливались парни и девушки. Они над чем-то подшучивали, смеялись, лузгали семечки. В лучах заходящего солнца на их лицах играл розовый отсвет, и оттого они казались еще более юными и свежими. Когда поезд, дав прощальный гудок, скрылся за поворотом, молодежь стала с песнями расходиться по домам. Оказывается, они, по заведенному здесь обычаю, каждый вечер выходят навстречу поезду, чтобы разнообразить жизнь и отдохнуть после трудового дня.
В большое молдавское село Царьград, раскинувшееся в трех километрах от станции Дрокия, мы прибыли в сумерках.
Село утопает в зелени. Белая акация со старым кряжистым комлем и широко раскинувшейся кроной, кудрявая, в мелкой листве вишня с красными бусинками плодов, откуда-то забредший клен, густая поросль сирени - все это плотно обступает дома и зеленой листвой шумит перед окнами.
Мы поселились в маленьком домике в самом центре села. Мать мужа, приехавшая в родное село повидать сына, встретила нас радушно. Три года она не получала от него никаких вестей и все это время терзалась страшной мыслью: уж не погиб ли он на войне?
И вот Григорий вернулся. Как же тут не порадоваться матери? Она хлопотливо угощает нас, и слезы радости катятся по ее старческим щекам.
Но после счастливой встречи в первый же день произошла маленькая размолвка. Узнав, что сын женился на городской, старуха окинула меня недобрым взглядом, упрекнула Григория:
- Чего же ты городскую-то в жены взял? Не приживется она здесь. Нежные они больно.
Через день, холодно простившись с нами, она возвратилась к дочери, в соседнее село. Знакомые свекрови изредка передавали мне поклоны от нее. Старуху интересовало одно: не сбежит ли сноха, «городская белоручка», сумеет ли она взять ухват в руки.
Вначале я очень переживала все это, но потом смирилась. Что поделаешь? У свекрови было свое представление о людях из города. Клятвами и обещаниями ее не убедишь. Потомственная крестьянка привыкла верить не словам, а делу. Забыв о размолвке, я с увлечением принялась за устройство нашего семейного гнезда.
Глава 2. Сельские будни
Первую зиму в деревне мне и впрямь приходилось очень трудно. После таких больших и шумных городов, как Петроград и Севастополь, с привычным для меня укладом жизни, я оказалась в сельской глуши, где вся жизнь строилась на не знакомом мне крестьянском труде.
Глинобитный дом, доставшийся Григорию Амвросиевичу после смерти его отца, нуждался в ремонте. Сад и двор были запущены. С утра до поздней ночи мы возились по хозяйству. Муж починил забор, крышу, ворота, я вымыла и побелила комнаты (у нас их было две и кухня). В саду посадили малину, виноград, перекопали огород. И хотя с непривычки у меня болели руки и спина, зато спала я здоровым, крепким сном. Вставала рано, еще до восхода солнца, и снова принималась за работу. Особенно хотелось мне развести вокруг дома побольше цветов. Дорожку от калитки до дома я засадила по одну сторону лилиями, по другую – ирисами.
Односельчане Григория Амвросиевича проявили большой интерес к своему вернувшемуся из дальних краев земляку. Часто заходили они к нам. Усевшись на завалинке или прямо на теплой земле, подробно расспрашивали мужа о том, что происходит в России, смогут ли большевики удержаться у власти, не собирается ли Ленин послать Красную Армию в Бессарабию, чтобы выгнать румынских оккупантов. Выражали надежду: не вернется ли в Бессарабию бригада Котовского?
Женщины составляли отдельный кружок. Горестно вздыхая, говорили они о погибших на войне близких и любимых людях, о трудной вдовьей жизни, о хозяйственных нехватках.
Иногда в разговоры вторгалась и радостная нотка: кто-нибудь сообщал о предстоящей свадьбе или о том, что удалось купить корову. Сочувствуя мне, неопытной, начинающей хозяйке, женщины приносили саженцы, клубни пионов, георгинов, вместе со мной высаживали их.
Вскоре наш дом, сад и двор приняли вполне обжитой вид. Зеленели молодые деревца, ярко цвели цветы. Вечерами, сидя во дворе на скамейке, мы с удовольствием вдыхали тонкий аромат цветущих пионов, ириса.
По праздникам перед домом под скрипку, трубу и барабан в веселом жоке кружилась молодежь. Хороши молдавские песни и танцы, горячи, мелодичны и разнообразны, как сама жизнь народа. Они то навеют грусть, то опалят удалью, раздольным весельем, шуткой, то в спокойном и медленном, как течение Днестра, напеве дойны ярко прозвучит народная мечта о счастье и свободе.
Незаметно, в труде и заботах, текли наши сельские будни. После жаркого лета наступила дождливая осень. Деревья в саду оголились, цветы увяли. Уныло и однообразно стучит в окно дождь. На улице непролазная грязь, дороги непроезжи. Село притихло. Но в каждом доме под надежной крышей не утихает беспокойная человеческая жизнь. Долгие осенние вечера я заполняю вышиванием, чтением книг или, отдавая дань своему давнишнему увлечению, рисую.
Медленно тянется непостоянная и капризная в этих краях зима. Часто выпадают дожди. Вдруг неожиданно установятся теплые солнечные дни. От земли курится пар, набухают почки на деревьях, и думаешь: пришла весна. Но подует холодный ветер, ночью ударит мороз, тучи заволокут небо, и на скованную льдом землю начнет падать мягкий пушистый снег.
...В один памятный мне зимний день в нашей семье произошло радостное событие. 24 декабря 1920 года у нас родился сын. Еще задолго до его появления на свет муж говорил мне:
- Если родится сын, назовем Борисом...
Глава 3. Радости и будни
Рождение первенца всегда приносит большую радость молодым родителям. С появлением ребенка в доме становится словно светлее, жизнь протекает интереснее, крепнут семейные узы. Но и забот становится больше.
Сколько страхов натерпелась я, когда кто-нибудь брал на руки маленького, совсем беспомощного моего сына. Как бы не стиснули, не повредили его хрупкое тельце!
- Да полно тебе, успокаивал меня муж. - Такой крепыш растет...
Боря действительно был крепким. Был он спокоен, не капризен и рано стал проявлять склонность к самостоятельности.
Однажды летом, когда ему не было еще и трех лет, я вывела его погулять во двор, а сама вернулась готовить обед. Прошло часа два. Выхожу на крыльцо - Бори нет. Встревоженная, бегу на улицу. Смотрю: важно переваливаясь на своих коротких ножках, идет по пыльной дороге Боря с шоколадкой.
- Мамочка, смотри, я сам купил! - кричит он мне издали.
Оказывается, Боря вышел со двора и отправился на другой конец села - в лавочку. В ней мы покупали продукты и иногда брали с собой сына. Он хорошо запомнил дорогу и решил сам пойти туда. Лавочник дал ему в долг шоколадку.
Встретив Борю, я сделала вид, что очень рассердилась. А он обнимал меня пухлыми ручонками, ласкал и все приговаривал:
- Я сам купил, сам.
- Нехорошо, сынок, уходить без спросу, - пожурила его я и пообещала рассказать отцу: отца он немного побаивался.
- Я не буду больше, мамочка. Не говори папе.
О своем обещании Боря скоро забыл, и через несколько дней юный покупатель в кредит повторил путешествие в лавочку.
Как-то отец взял его с собой в Сороки. В городе остановился у знакомого, у которого была дочь ровесница Бори. Оставив с ней сына, Григорий Амвросиевич ушел по своим делам в город.
Боря недолго играл в чужом саду. Воспользовавшись тем, что няню позвали в дом, он открыл калитку и улизнул на улицу. Вернувшийся к обеду Владимир Иванович (так звали нашего знакомого) не обнаружил юного гостя и поднял переполох. Прежде всего, конечно, досталось няне. А потом Владимир Иванович сообщил о случившемся в полицию.
Григорий Амвросиевич, вернувшись, также бросился на поиски сына.
Полиция по приметам отыскала Борю в другом конце города. Узнав беглеца, полицейский остановил его. Боря не растерялся и важно заявил:
- Меня зовут Борис Главан. Я ищу своего папу.
Несмотря на такой солидный тон, полицейский взял Борю на руки и отнес к Владимиру Ивановичу.
Увидев отца, Боря вдруг расплакался и с укором сказал:
- Куда же ты ушел, папа? Я тебя ищу, ищу...
Дома он оживленно рассказывал мне о своих похождениях. Теперь я уже не решалась отпускать его с мужем в город.
Глава 4. Новые заботы
В конце октября 1923 года у меня родился второй сын. Назвали его Михаилом. С рождением Миши забот, естественно, прибавилось. Но и Боря стал серьезнее, будто повзрослел и, на правах старшего покровительственно относился к своему брату. Он очень любил малыша и самоотверженно старался помогать мне: катал Мишу в коляске по комнате, следил, чтобы тот не обронил соску, отдавал подаренную ему конфету, а когда Миша спал, говорил шепотом.
Эта привязанность с каждым месяцем крепла. В день, когда Миша начал самостоятельно ходить, Боря торжествовал:
- Теперь мы с ним будем играть и бегать. Правда, мамочка?
- Да он ходить-то еще не научился, а ты уже бегать, - смеялась я.
- Так это ж совсем легко, - доказывал Боря.
Я радовалась, что Боря так заботится о своем младшем брате: строит ему из кубиков домики, сооружает башни, «подземные ходы» и что-то старательно объясняет. Самой любимой игрой моих мальчиков была «поездка в Сороки». Заходя в комнату, я часто заставала там ужасный беспорядок: скамейки и стулья перевернуты, впереди сидит Боря с кнутом в руке, за ним Миша, он держит в руках котенка и радостно покрикивает на «кучера».
- Мы в Сороки едем, - поясняет мне Боря и подхлестывает кнутом «лошадь».
Приходилось мириться с беспорядком и не мешать их игре.
Детство Бори и Миши проходило в деревне, и они почти не видели настоящих игрушек. Было у них только по ведерку и лопаточке, которые я привезла из города. Боря все мечтал о «настоящей» лошадке. Как-то мы взяли его с собой в Бельцы. Проходя по главной улице, Боря внимательно рассматривал витрины магазинов и вдруг, остановившись, радостно закричал:
- Мамочка, смотри, лошадь! Купи, пожалуйста!
На витрине действительно красовался темно-рыжий, с гордо поднятой головой, в позолоченной уздечке конь. Мы зашли в магазин, спросили цену. Красавец-конь стоил непомерно дорого, не по нашим деньгам.
Боря был очень огорчен этим и всю обратную дорогу вспоминал о сказочном коне, увиденном в магазине.
- А ты не горюй, успокаивал его отец. - Вот накопим денег и купим коня. А пока будешь скамейки переворачивать.
И я, и муж часто рассказывали детям сказки. Боря особенно любил сказки о богатырях, о храбрых и сильных людях. В долгие зимние вечера, когда в трубе завывал ветер, дети сидели у горячей печки и слушали. В комнате тепло и уютно. В такой обстановке кажутся особенно грозными битвы богатырей с темными силами зла. Заканчивалась сказка, и дети опять просили:
- Папа, расскажи еще. Про Фэт-Фрумо-са (добрый молодец - по-молдавски) расскажи, про Илляну Косынзяну.
И Григорий Амвросиевич негромким басом снова начинал:
- В некотором царстве, в некотором государстве...
Он рассказывал до тех пор, пока у ребят не начинали слипаться глаза. Полусонных я раздевала их и укладывала спать.
Среди сказок были такие, которые вызывали раздумья. Помню, однажды муж рассказал детям такую, похожую на быль, сказку.
- В некотором царстве, в тридевятом государстве жил один богатый человек. Был он страшно скупой и жадный, и люди не любили его. Но когда богач проходил по улице, все низко кланялись ему, и только один старик не хотел ему кланяться, отворачивался. Это был гордый и честный человек. Он не мог уважать богача, который издевался над крестьянами, кормил их гнилыми огурцами и заплесневевшими сухарями.
Однажды летом, в самую страдную пору, народ не вышел на работу к богачу. Созревшие хлеба начали осыпаться. Тогда в дом богача пришел старик: «Видишь, как плохо быть жадным, сказал он богачу. Из-за своей жадности ты можешь потерять весь урожай. Не скряжничай, корми крестьян сыто, и они уберут хлеб».
Всю ночь не спал богач. Не хотелось ему уступать, но и хлеб был жалко потерять. Под утро он кликнул слуг, велел зарезать несколько баранов, накрыть на дворе столы и досыта накормить крестьян.
- Молодец старик, добился своего, - радовался Боря.
Росли наши дети вместе, были неразлучны, а вот характеры, наклонности у них были совсем разные.
Мы выписали румынский детский журнал «Диминяца копиилор» («Детское утро»). Боря и Миша с удовольствием слушали стихи о забавных похождениях Хапали - комического героя этого журнала. Кроме стихов, рассказов и картинок журнал издавал приложение, рассчитанное на развитие детской смекалки. В журнале печатались замысловатые фигуры, из которых, если правильно вырезать их и склеивать, можно было сделать различные игрушки: самолет, мушку, корабль, домик.
Боря и Миша часами возились над этими приложениями. Вот тут-то и было видно, кто из них настойчивее и терпеливее. Мише быстро надоедала игра, он или откладывал приложение, или же просил меня помочь. Боря, наоборот, подолгу сидел за столом, вырезал не торопясь, аккуратно, старался точно следовать линиям, которые были на рисунке. Он забывал обо всем: об улице, о товарищах и сосредоточенно работал ножницами. Борю увлекало желание увидеть, что же из этого получится, какая игрушка. Он не бросал работу, пока не добивался своего. А закончив, спешил ко мне.
- Смотри, мама, какой красивый самолет получился, - и бежал с игрушкой на улицу, чтобы показать ее товарищам.
Ребята придирчиво рассматривали самолет. Недовольные тем, что Борю приходиться подолгу ждать, они не выказывали своих восторгов, а деловито замечали:
- Упрямый ты, Борька.
Глава 5. Памятный год
Тот горестный год мне очень хорошо запомнился.
Январь стоял лютый, морозный. По ночам стены трещали от стужи.
- Это мороз пробивает щели. Хочет к нам в дом забраться, - шутил муж.
Снегу выпало много, и старики, глядя на заваленные сугробами улицы, сокрушенно качали головами:
- Давненько не было такой зимы.
Как-то вечером, впустив за собой клубы белого пара, к нам зашел сосед Герасим. Он обмел веником снег с валенок, снял кушму, перекрестился и негромко печально произнес:
- Слыхали, в России Ленин умер?
- Кто сказал? - вскрикнул Григорий Амвросиевич.
- На мельницу ездил, в Бельцы... Люди говорили, будто в газетах пропечатано... Рабочие мельницы митинг устроили... почтить Ленина... Полиция, говорят, двоих арестовала.
Наступило тяжелое молчание. Муж и Герасим, чтобы скрыть волнение, понурив головы, стали свертывать цигарки. За окном потрескивал мороз.
- Как же теперь, Григорий Амвросиевич? - растерянно спросил Герасим, сделав глубокую затяжку. - Говорили, Ленин пошлет Красную Армию освободить нас. А как же теперь... без Ленина?
Григорий Амвросиевич молчал. Чем он мог утешить потрясенного горем крестьянина? Он, как и многие другие, считал румынскую оккупацию временным явлением и надеялся, что правительство Румынии выведет свои войска из Бессарабии. Но шли годы, а оккупанты продолжали хозяйничать на бессарабской земле. Надежды на свое освобождение молдавские крестьяне связывали со светлым именем Ленина.
И вот его не стало...
- Видать, самим придется бороться, - со вздохом сказал Герасим - Только что из этого выйдет?.. Вон в Хотине поднялись, а что получилось? - Он жадно затянулся дымом, словно хотел заглушить тяжелые мысли.
- Нет, без России нам нету житья, - вдруг убежденно говорит Герасим и, нахлобучив кушму, молча выходит.
Ленин... Мне вспоминается бурная весна 1917 года. Толпы народа у Финляндского вокзала в Петрограде. Владимир Ильич произнес вещие слова: «Да здравствует социалистическая революция!»
... «Как же теперь, без Ленина?» - вспомнились мне горькие слова Герасима. В то время я сама не нашлась бы, что ответить.
Но ленинские идеи проникали во все уголки земного шара, поднимая угнетенных на борьбу за лучшую жизнь.
Однажды в сентябрьский день 1924 года муж вернулся с работы хмурый, взволнованный. Не отрывая глаз от газеты, он возмущенно говорил:
- Негодяи! Ах, подлецы!
- Что случилось? Кого ты ругаешь? - спросила я.
- Вот, читай, - протянул он мне газету, - в Татарбунарах крестьяне не хотят признавать румынскую власть. Так королевские войска бросили против них артиллерию и расстреливают безоружных людей. Звери!
Позднее мы узнали, что на юге Бессарабии произошли грозные события. В Татарбунарах и во многих расположенных вокруг селах вспыхнули народные восстания. Восставшие изгоняли румынских бояр и помещиков и создавали органы народной власти Советы. В первые дни успех был на стороне восставших. Они очистили от оккупантов большой район и провозгласили в нем Советскую власть.
Румынское правительство бросило туда крупные силы пехоты и артиллерии. Много деревень было разрушено и сожжено, тысячи людей расстреляны и брошены в тюрьмы.
В 1925 году в Кишиневе состоялся суд над участниками Татарбунарского восстания, так называемый «Процесс 500». В нашем доме только и было разговоров, что об этом процессе. Пятилетний Борис, очень чуткий к словам взрослых, спросил меня:
- Мама, а зачем этих дядей убивают? Они плохие, да?
- Нет, сынок, они хорошие. Вырастешь большим - узнаешь.
В том же году Бессарабию посетил известный французский писатель Анри Барбюс. Он написал книгу «Палачи», в которой на весь мир заклеймил румынских колонизаторов.
Глава 6. А ну, кто лучше?
Весна и лето - самая желанная пора для детей. Сколько радости и забот приносит она!
Как только зажурчат ручьи, можно отправлять в плавание игрушечные корабли и парусные лодки или, выйдя в сад, слушать пение прилетевших из теплых краев птиц. Высоко в небе разливается звонкая трель невидимого жаворонка, а на вершинах деревьев, взмахивая крылышками, захлебываются от весенней радости скворцы. Где-то внизу подсвистывают им дрозды и синицы. Почки на деревьях набухли, они вот-вот лопнут и выпустят первые клейкие листочки.
Как только сойдет снег и немного подсохнет земля, начинается работа на полях и огородах. Мы с Григорием Амвросиевичем вскапываем грядки, сажаем помидоры, огурцы, арбузы, дыни. Боря и Миша с лопаточками и ведерками хлопотливо помогают нам: рыхлят землю, поливают. Их интерес к работе особенно усилится после того, как молодые побеги, окрепнув, пойдут в рост.
Однажды рано утром я пошла поливать огород и, к своему удивлению, увидела там Борю и Мишу. Они стояли на краю грядки и о чем-то спорили. Я остановилась, прислушалась.
- Да... ты себе забрал самые лучшие кусты, - обиженно говорил Миша. - Я папе скажу.
- Ничего и не лучшие, - возражал Боря, - у тебя тоже такие. Скажи просто, что ты струсил. И все.
- Ничего и не струсил. Я по-честному хочу.
Обернувшись, Боря заметил меня...
- Мама, мы поспорили... у кого красивее помидоры и арбузы будут. Ты судья. Ладно?
Я согласилась и отвела им совершенно одинаковые участки. Боря и Миша с большим усердием принялись за дело. Роль главного судьи взял на себя муж.
Мы поддерживали всякое начинание детей, если оно помогало развивать у них любовь к труду. Соревнование понравилось: можно было видеть, кто лучше и быстрее работает.
Начавшись с борьбы за красивые помидоры, соревнование затем распространилось на все, чем занимались наши дети. Мастерили они что-нибудь из дощечек или самодельных кубиков, отправлялись ли на прогулку в поле, поливали цветы - всюду можно было услышать:
- А ну, кто лучше?
Каждый из них старался гладко обстрогать доску, поймать самых красивых бабочек и самых больших кузнечиков, больше полить цветов. Все сделанное они показывали отцу. Григорий Амвросиевич, как главный судья, оценивал работу ребят и каждый раз определял победителя. Первое место чаще всего занимал Боря.
Очень любили дети наши прогулки за село. Стоило только выйти за левады - перед любопытным ребячьим взором открывались чудесные картины. Вот в зеленой пойме пасется стадо коров, а поодаль от него - отара овец. У овец, видимо, «обеденный перерыв», они сбились в кучу и стоят, понурив головы, отбиваясь короткими хвостами от мошкары. А может, они слушают музыку? Под старым развесистым вязом старик-пастух играет на флуере. Грустная тягучая мелодия плывет далеко-далеко и будто тает в раскаленном воздухе.
Боря и Миша внимательно вслушиваются в знакомый мотив.
- Мама, это дойна? Да? - спрашивает Боря. - Я бы целый день слушал.
Но через минуту они с Мишей уже прыгают по сухой комковатой земле в погоне за бабочками. Набегавшись, садятся на межу и дотошно расспрашивают меня о том, как из гречки, которая растет вот здесь, получается каша, а из пшеницы - хлеб, почему кукуруза такая высокая. Весело трещат кузнечики. На горизонте дрожит голубоватое марево, в тихой задумчивости стоят холмы. С прогулки возвращаемся поздним вечером с целой коллекцией бабочек и жучков. Когда мы, усталые, входим в наш уютный двор, на севере загорается первая звезда.
Как-то само собой получалось, что Боря становился заводилой во всех играх, и дети охотно признавали его своим вожаком. Вероятно, их привлекали его бьющая через край жизнерадостность, сердечность и простота.
Правда, звание «главного» надо было отстаивать. Среди ребят были смельчаки, которым тоже хотелось верховодить.
Помню, однажды Боря пришел в слезах. Всхлипывая, он рассказал, что пришел один из знакомых соседских мальчиков и сам стал заводить игры. Боря не пожелал уступить своего первенства, и они подрались. Свое поражение он переживал тяжело и даже пожаловался отцу в надежде на его поддержку. Но разговор с отцом принял совершенно неожиданный для Бори оборот.
- За дело тебя побили, - выслушав сына, сказал Григорий Амвросиевич. - Запомни: последнее дело - жаловаться на своих товарищей. Чтобы я этого не слышал.
Боря больше никогда не приходил с жалобами. Если ему случалось рассориться с мальчиками, он уходил с улицы. Потихоньку открыв калитку, чтобы не заметил отец, перебегал двор и прятался в саду или за домом. Там в одиночестве переживал свое поражение. Но сердиться долго не мог. Утром, едва открыв глаза, он спрашивал: «Ребята ждут?». Торопливо вскакивал с постели и спешил к окну. Если ребята сидели у калитки, то трудно было заставить Борю умыться и поесть: он рвался на улицу.