– Никакой я не Мэсэн! – я почему‑то почувствовал себя обиженным.
– Да вот и я гляжу: не похож ты на Мэсэна! – почему‑то обрадовался всадник. – Но кто же ты такой, хотела бы я знать?! Одет как Мэсэн, а рубаха белая, как у знатного человека… А идешь пешком – как такое может быть? Какой ты странный!
Я ничего не ответил, поскольку наконец‑то расслышал окончание глагола – Он сказал о себе хотела, как это понимать? – и удивленно захлопал глазами – дескать, ну и дела!
Всадница тем временем сняла маску, небрежным движением спрятала ее под плащом и уставилась на меня с откровенным, но вполне доброжелательным любопытством, близоруко щурясь и оттопырив нижнюю губку – удивительное дело, но это ей даже шло. Я тоже пялился на нее во все глаза: до сих пор я видел всего двух местных представительниц прекрасного пола: щекастую жену Таонкрахта и тощую разбойницу, раздавленную кровожадным свинозайцем, и эти леди не вызвали у меня никакого энтузиазма. А эта вооруженная до зубов дама показалась мне очень молодой и симпатичной.
– Что, ты мне ничего не расскажешь? – разочарованно спросила она. – Жаль… Не так уж много интересного происходит в моих владениях! Я теперь всю жизнь буду вспоминать нашу встречу и изводить себя догадками. Тебе не стыдно?
Ее последняя фраза меня покорила: эта грозная амазонка не пыталась шантажировать меня своим арбалетом и вообще не выпендривалась, как положено по законам жанра, а наивно старалась меня пристыдить – можно подумать, что я был пятилетним ребенком, а она – моей няней, юной и старательной, но совсем не строгой.
– Мне стыдно, – с улыбкой сказал я. – Настолько стыдно, что я готов рассказать тебе обо всем на свете, в том числе и о себе, если тебе действительно интересно.
– Еще бы! – восхитилась она. – А как тебя зовут?
– Ронхул, – честно сообщил я. К этому моменту я уже сам начал верить, что это и есть мое имя. Макс был временно отправлен на склад пассивной памяти – до лучших времен, если они еще соизволят прийти, эти самые лучшие времена…
– Ого! – уважительно отозвалась она. – Незнакомое имя! Но красивое… А ты, часом, не один из альганцев? Я там у вас не со всеми знакома…
– Нет, никакой я не альганец, – я решительно помотал головой. А потом понял, что даже не знаю, с чего начать, и стоит ли вообще начинать, и честно сказал: – Знаешь, это такая долгая история…
– Так это же просто отлично! – обрадовалась она. – Обожаю долгие истории. – Потом она скорчила лукавую рожицу, как маленькая избалованная девчонка и весело сообщила: – Ты заехал на мою землю, и теперь должен уплатить за проезд. Вот и расплатишься – своей долгой‑долгой историей… Знаешь, кто я?
Я отрицательно помотал головой.
– Я – Альвианта Дюэльвайнмакт, – торжественно сообщила она. Очевидно, предполагалось, что я тут же упаду в обморок от восхищения, но я не упал – по той простой причине, что ее благозвучное имя было для меня ничем иным, как очередным непонятным набором фонем. Поэтому я просто вежливо кивнул. Она тут же смущенно заулыбалась и добавила: – Род Дюэльвайнмактов владеет этой землей – так уж получилось… Вообще‑то, меня тут все знают. А многие даже боятся – не то что бы я такая страшная, но о Дюэльвайнмактах ходят самые причудливые слухи. И знаешь, Ронхул, я рада, что тебя это не смущает. Значит я не ошиблась: ты необыкновенный человек!
– Да уж, – саркастически вздохнул я. – Такой необыкновенный, что самому тошно…
– Подожди‑ка, – неожиданно заволновалась она, – а что у тебя за накидка? Это же волшебная вещь! Откуда ты ее взял, Ронхул?
Я не сразу понял, что она имеет в виду. Наконец до меня дошло: Альвианта во все глаза пялилась на одеяло Урга, которое по‑прежнему укутывало мои плечи.
– Мне Урги дали, – гордо сообщил я. Я уже уяснил, что мое личное знакомство с Ургами – настоящий козырный туз: услышав слово Урги, местные жители тут же падают на спинку и дрыгают лапками.
– Я так и подумала! – обрадовалась она. – Честное слово, Ронхул, я так и подумала, что сейчас ты скажешь, что знаком с Ургами! Это было предчувствие, я знаю. И поэтому я тебе верю… А у тебя бывают предчувствия?
– Иногда, – неуверенно признался я.
– Тогда ты все понимаешь, – с улыбкой заключила Альвианта. – Удивительное дело: вот так едешь, едешь по хорошо знакомой дороге, и вдруг встречаешь человека, который все понимает… – И решительно заявила: – Знаешь что? Я приглашаю тебя в гости. В свой замок. Я редко зазываю к себе гостей, но у меня еще одно предчувствие, Ронхул. Мне кажется, ты окажешься хорошим гостем. Мы будем обедать вместе – целый вечер, неторопливо и обстоятельно, словно сегодня праздник. И ты расскажешь мне свою историю – прямо сейчас, ладно? А потом расскажешь про Ургов. Может быть, ты знаешь, как их найти? Я бы не испугалась… Так ты идешь со мной? Только не отказывайся, пожалуйста! – Она тут же спешилась, взяла под уздцы свое удивительное животное, исполняющее обязанности лошади, и великодушно сообщила: – Я пойду пешком, в знак уважения к тебе. Ты же – не мой слуга, чтобы бежать рядом, держась за седло…
Я хотел было честно сказать ей, что мне надо спешить: искать каких‑то загадочных людей Вурундшундба, которые могут отправить меня домой – Мэсэн называл их ведьмаками, и это внушало некоторые надежды… Я уже открыл было рот, чтобы вежливо отказаться от приглашения, но ее зеленоватые глаза, по‑детски распахнутые в ожидании каких‑то небывалых чудес, заставили меня заткнуться. Какого черта, – подумал я, – она – прелесть, и умница, это видно невооруженным глазом, и потом, у нее в замке наверняка есть ванна… И я смогу расспросить ее о дороге, и об этих самых Вурундшундба, будь они неладны, и вообще… – одним словом, я с удивлением понял, что мне ужасно хочется принять ее приглашение.
– А твой замок далеко от этой тропы? – осторожно поинтересовался я. – Потому что если он далеко, я не смогу…
– Ну что ты! – рассмеялась она. – Только идиот станет строить свой замок вдалеке от Быстрой тропы, а среди моих предков не было идиотов. Скорее уж наоборот… Знаешь, Ронхул, я горжусь своими предками! Трое из моих предков были Великими Ранданами, в том числе и мой отец, Эйфальд – а это уже серьезно… Дюэльвайнмакты пришли на эту землю намного раньше альганцев, в те времена, когда Урги еще жили на поверхности – представляешь, как давно это было? Но Дюэльвайнмакты всегда были хозяевами на своей территории. Они не склоняли голову даже перед Ургами: у них был особый договор, в котором говорилось, что Дюэльвайнмакты могут сами решать, как вести себя в собственном доме… У моего дяди Бикантномьена хранится этот древний пергамент – будешь смеяться, но иногда я всерьез подумываю, что мне следует убить своего родственника: документ должен быть моим… Но все это пустяки! Знаешь, я так рада, что встретила тебя: мне кажется, что я могу рассказать тебе все что угодно, и ты все поймешь…
Я изумленно покачал головой: не потому, что меня удивили ее откровения касательно планируемого убийства дяди – просто я только сейчас заметил, что уже иду вслед за этой говорливой леди, удаляясь от тропы, с которой так боялся сворачивать.
– А ты потом покажешь мне, как вернуться на эту дорогу? – нерешительно спросил я.
– Даю слово! – легко согласилась Альвианта. И тут же снова затараторила: – Думаешь, это пустяки – дать слово? Считается, что слово любого из Дюэльвайнмактов дорого стоит! И вообще, у нас, в Эльройн‑Макте, очень серьезно относятся к вопросам чести. Вот альганцы способны нарушить любую клятву. Меня, правда, они никогда не обманывали, но мне просто повезло: альганец может обмануть даже Ванда, так все говорят… А ты умеешь обманывать, Ронхул?
– Думаю, что умею, – честно признался я. – Невелика наука!
– Только меня не обманывай, пожалуйста, – доверчиво попросила она. – Так не хочется все время гадать: правду ты сказал, или нет… Было бы здорово, если бы я могла просто получать удовольствие от беседы.
– Ладно, – улыбнулся я. Ее просьба показалась мне трогательной и наивной, и я неожиданно заявил самым что ни на есть торжественным тоном: – Обещаю говорить тебе только правду! – вот уж сам от себя не ожидал такого скаутского пафоса…
– Все, договорились! – обрадовалась Альвианта. – А теперь рассказывай, Ронхул: откуда ты взялся?
– Хороший вопрос, – вздохнул я. – Я именно взялся, лучше и не скажешь… Ты знаешь Таонкрахта?
– Пучеглазого альганского Рандана, что ли? – она наморщила лоб. – Знаю, конечно – кто же его не знает?! Единственный трезвенник среди этих непутевых альганцев!
– Трезвенник?! – возмущенно взвыл я. – Ничего себе! Да он не просыхает, этот трезвенник! От кувшина не отрывается.
– Да? – с сомнением протянула Альвианта. – Ну, может быть. Все меняется, конечно… А в свое время Таонкрахт получил должность Великого Рандана в шестой раз подряд, только потому что был единственным альганцем, твердо стоявшим на ногах после приема у молодого Ванда – по крайней мере, так все говорят…
– А что еще о нем говорят? – с улыбкой спросил я. Мне действительно стало интересно: обожаю собирать сплетни про знакомых!
– Много всего, как обо всех важных людях… Но мне кажется, он не очень хороший человек… Вообще‑то, он очень могущественный, это точно! Говорят, именно Таонкрахт привел сюда всех остальных альганцев – из таких далеких мест, что сказать страшно! И еще говорят, у него жена из уллов, – она неожиданно звонко расхохоталась. – Я ее никогда не видела, но должно быть они – забавная пара, хотела бы я посмотреть, что творится у них в спальне, и есть ли у нее хвост…– она внезапно осеклась и смущенно спросила: – А что, он твой друг?
– Нет, – усмехнулся я. – Скорее уж наоборот…
– Я рада за тебя, – совершенно серьезно сообщила Альвианта. – А теперь расскажи мне свою историю. Я пока не понимаю: почему ты вспомнил Таонкрахта?
– Ладно, слушай, – вздохнул я.
И я рассказал ей свою историю, не слишком подробно – так, в общих чертах – и не слишком правдиво: какие бы там обещания я не давал, но мне показалось, что лучше придерживаться слегка подкорректированной версии. Дескать, я – демон, которого призвал Таонкрахт, а он, дурак, что‑то напутал в заклинаниях, поэтому теперь я не могу вернуться домой без посторонней помощи… Мне ужасно не хотелось признаваться, что я – самый обыкновенный человек, случайно попавший сюда из какого‑то другого мира, беспомощный и бестолковый. Иногда говорить правду – все равно, что бегать голышом среди малознакомых, прилично одетых людей, а я никогда не был эксгибиционистом…
Альвианта скушала эту сказку не поперхнувшись: она охотно верила каждому моему слову. Не думаю, что она была так уж наивна, просто мой рассказ идеально вписывался в ее картину мира: очевидно, колдуна, вызывающего демонов, здесь можно было встретить чуть ли не в любом соседском замке, да и сами демоны время от времени охотно вступали в контакт с местным населением – почему бы и нет!
– Так ты – Маггот! Йох! Унлах! – восхищенно резюмировала она, когда я умолк. И с удовольствием повторила: – Ронхул Маггот. Хорошо звучит! – Она произносила слово демон так, словно оно было моей фамилией, а не названием вида – если можно так выразиться. Точно так же называл меня Таонкрахт – в те времена, когда у меня еще не было имени, которое можно сообщать посторонним. Хвала Ургам, теперь оно у меня имелось.
Я так увлекся своими монологом, что не заметил, как мы приблизились к толстой крепостной стене из темного камня. За стеной горделиво высился замок – его массивные очертания произвели на меня гнетущее впечатление, которое, впрочем, тут же рассеялось от веселого щебета хозяйки этого мрачного сооружения.
– Мы приехали, Ронхул! – сообщила она. – Как тебе нравится жилище моих предков? Это – Хапс Дюэльвайн Гаммо, самый древний из наших семейных замков, и он достался мне: я была единственной дочерью своего отца. Мне повезло, что он не успел наплодить других детей: тогда мне наверняка пришлось бы повоевать со своими братишками и сестренками, а это так хлопотно… – Альвианта неожиданно робко улыбнулась и смущенно объяснила: – Мы, Дюэльвайнмакты, никогда не уступаем своих прав добровольно, даже друг другу! Иначе что было бы с нашим добрым именем, о котором надо заботиться, несмотря ни на что…
– Святое дело, – авторитетно подтвердил я. – Как же без доброго имени!
– Я рада, что ты и это понимаешь, – проникновенно сказала она. Потом отцепила от пояса огромный меч и начала с силой колотить по воротам.
– Отпирайте, дурни – истошно завопила она, – я вернулась! Отпирайте, мать вашу!
Я изумленно покачал головой. У барышни были неплохие задатки: при усердных тренировках из нее мог бы получиться отличный пьяный сапожник… Она оглянулась на меня, увидела мою растерянную рожу и искренне огорчилась.
– Что‑то не так, Ронхул? Тебе не нравится, когда кричат? Но если я не буду кричать, эти дурни, мои слуги, не поймут, что им следует поторопиться…
– Все в порядке, – я очень старался быть вежливым, – мне нравится, когда кричат. Так что ори сколько влезет, если надо. Просто я удивился: у тебя такой сильный голос!
– О, это еще что! – гордо сообщила Альвианта. – Знал бы ты, как я пою, когда много выпью! Стены дрожат!
– Не сомневаюсь, – тактично согласился я.
– И правильно делаешь, – кокетливо улыбнулась она. И снова принялась колотить в ворота, сопровождая эти физические упражнения холодящими кровь воплями.
Ворота наконец открылись с таким надрывным скрипом, что я чуть не прослезился. На нас уставилось несколько взъерошенных субъектов. Они сонно ухмылялись, толкая друг друга в бока и пялились на меня с неподдельным любопытством.
– Чего скалитесь? – грозно спросила Альвианта. – Вот проиграю вас в кости заезжему альганцу, сразу узнаете, что такое настоящее веселье!
Слуги тут же стали смертельно серьезными, на их чумазых физиономиях появилось выражение неподдельного испуга.
– Боятся альганцев? – весело спросил я.
– Да кого они только не боятся! – небрежно отмахнулась она. Потом широко улыбнулась и доверительно сообщила: – Впрочем, для нашей дворни нет ничего страшнее альганцев: у них же там в каждом дворе цакка стоит! А у нас, в Эльройн‑Макте, это считается дурным тоном.
– Я столько раз слышал это слово, но так и не понял – что это такое? – Оживился я.
– Что – цакка? Да ничего особенного, такая специальная кормушка для домашней птицы и заодно колодка для непокорных слуг. Эти болваны, хурмангара, почти не чувствуют боли, так что лупить их можно от рассвета до заката – они и не почешутся. А вот когда питуп клюет их в зад, их пронимает.
– Понял! – обрадовался я. – Так я ее видел! В замке Таонкрахта я спал в комнате, под окном которой как раз стояла эта дрянь. И каждое утро на рассвете меня будили вопли очередного бедняги.
– С чем тебя и поздравляю, – расхохоталась она. – Не очень‑то вежливо с его стороны – поселить гостя в такой комнате. Ну да что с него взять – альганец, он и есть альганец!.. Ладно, Ронхул, что это мы все о ерунде говорим? Пошли в дом. Не знаю, как ты, а я есть хочу.
У меня не было никаких возражений против такой программы действий, и я мужественно нырнул вслед за ней в темноту замковых коридоров. Зал, куда привела меня Альвианта, был гораздо больше таонкрахтовского – просто стадион какой‑то! – но гораздо скромнее. Эти древние стены явно нуждались в косметическом ремонте. Древний пол и древний потолок – тем более. Впрочем, среди этих исторических достопримечательностей обнаружился небольшой оазис – в дальнем углу зала был постелен неземной красоты ковер, окруженный напольными вазами, в которых стояли живые цветы вперемешку с искусственными – некоторые из них показались мне настоящими шедеврами ювелирного мастерства, а другие были похожи на неумелые детские самоделки. В центре ковра стоял небольшой изящный столик, у столика приютились уютные кресла – не такие помпезные, как в гостиной Таонкрахта, зато куда более удобные, в чем я немедленно убедился, разместив в одном из них собственную задницу. Альвианта села напротив и испытующе заглянула мне в глаза. Она молчала целую минуту, потом заговорила хрипловатым взволнованным шепотом – таким голосом женщины обычно говорят о любви. Впрочем, ее вопрос действительно имел самое непосредственное отношение к любви:
– Ты любишь солено‑квашеную умалу, Ронхул? По‑улльски, с салом?
Я не выдержал и рассмеялся – от неожиданности.
– Не знаю, – сквозь смех выговорил я. – Никогда ее не пробовал.
– Сейчас попробуешь, – таким же волнующе воркующим голосом пообещала она. И тут же пронзительно завопила: – Мама, сколько можно возиться?! Мы уже полчаса сидим за пустым столом! Мне перед гостем неловко!
– Так уж и полчаса! Вот выдумщица… – в дальней стене зала бесшумно отворилась маленькая дверца, и оттуда вынырнула самая настоящая классическая старая ведьма: спутанные седые кудри, заостренный профиль хищной птицы, темный балахон, ветхий, но украшенный изумительной вышивкой. Вот только глаза у старухи были совсем не ведьмовские: тусклые усталые глаза пожилой женщины – печальное зрелище… Она принесла довольно объемистый бочонок, с явным усилием поставила свою ношу в центре стола, окинула меня равнодушным, но заведомо неодобрительным взглядом и обреченно спросила: – Чего еще подать‑то?
– И ты еще спрашиваешь! – Возмутилась Альвианта. – А блюдо? А вилки? Я же не одна за столом, чтобы руками есть! А кубки? А хомайское вино? Только не говори, что все выпито: вчера вечером я сама спускалась в погреб: там стояло еще несколько кувшинов, из тех, что в прошлом году привозили бунабские купцы… И где хлеб, фрукты и сладости? Ты же видела, что у нас гость!
– Вот уж воистину великое событие! – пробурчала старуха, выходя из комнаты.
– Ну вот что с ней делать?! – Альвианта комично приподняла брови. – Не убивать же, в самом деле… Все‑таки мама!
– Это была твоя мама? – удивленно уточнил я.
– Ну да, – затараторила Альвианта, – в свое время отец выгнал ее из замка, поскольку она довольно неумело пыталась его отравить: у нее был роман с кем‑то из моих дядюшек, или с обоими сразу, и они, ясное дело, ее уговорили. А после смерти отца, когда я усмирила своих родичей: придурковатого дядю Эфольда и этого хитрющего склочника, дядю Бикантномьена, и всем стало ясно, что я – хозяйка в своем доме и на доброй половине земель области Макт, и об этом было торжественно объявлено на совете всех руи Эльройн‑Макта, она пришла ко мне и попросилась обратно. Я ее пустила, и мы договорились: я даю ей кров и еду, а она прислуживает мне за обедом, шьет мне одежду, точит мой меч и рассказывает новости, когда мне становится скучно – все лучше, чем постоянно видеть перед собой рожи этих болванов, слуг…
– А ты не боишься, что она и тебя попытается отравить? – усмехнулся я. – От некоторых вредных привычек очень трудно избавиться!
– Знаешь, я об этом тоже думала, – серьезно согласилась она, – и пришла к выводу, что ей это невыгодно. Что она будет без меня делать? Кому она нужна? Если замок достанется кому‑то из моих дядюшек, ее тут же выгонят прочь: они до сих пор злятся на нее за эту неудачу с отцом, и за то, что она ему во всем призналась, а еще больше – за то, что она меня родила, я полагаю… Нет, мама – вполне ничего, но иногда ей начинает мерещиться, что она все еще юная и прекрасная хозяйка Хапс Дюэльвайн Гаммо, и ей тут все позволено… Вот так мы и живем, Ронхул Маггот! – неожиданно добавила она с такой изумительной иронией, словно рассказывала мне не о собственной жизни, а о каких‑нибудь забавных болванах – героях новой кинокомедии, или просто о соседях…
– А что это за руи, о совете которых ты говорила? – с вялым любопытством спросил я. Не могу сказать, что мне было по‑настоящему интересно, скорее это просто сработал условный рефлекс: спрашивать о значении любого непонятного слова.
– Ой, а ты и этого не знаешь? О чем же с тобой говорил Таонкрахт, если он не рассказал тебе самого главного? – искренне удивилась Альвианта. – Руи – это самые знатные люди в земле Нао, высшая каста. Я, например, из руи. Только руи может быть Вандом – и только после того, как его изберут прочие члены касты. И Великих Ранданов выбирают из руи…
– А Ванда именно выбирают? – Удивленно переспросил я. Вообще‑то, к этому моменту я уже решил, что Ванд – это что‑то вроде короля. А со слов Альвианты выходило, что Ванд – местный аналог президента.
– Ну да, выбирают, – кивнула она. – Но только руи, и только одного из своих. Это очень красивый ритуал, Ронхул, и мне жаль, что ты – не руи, и никогда не сможешь принять участие в этом обряде: чужим не разрешается при нем присутствовать, даже демонам… А есть еще хиурра, вторые по важности после руи: из них выбирают Эстєров. А третьи по значимости – шархи. Эти по большей части совсем голодранцы, но все‑таки какая‑никакая, а знать: из них выбирают Пронтов, к тому же, если бы не шархи, Ванд быстро остался бы без войска: с одними избалованными младшими сыновьями, э‑руи‑хагами и эхиурхагами, не очень‑то повоюешь… Тебе еще интересно?
– Сам не знаю, – честно сказал я. – Мне все интересно – все понемножку…
– И ничего не интересно по‑настоящему, да? – понимающе спросила она. – Знаешь, мне тоже! Всю жизнь ощущаю какое‑то странное равнодушие, немного похожее на холод в сердце: как будто все, что со мной происходит – не на самом деле. Как будто я просто сплю, и все равно прийдется просыпаться – поэтому не стоит слишком интересоваться подробностями сна… У тебя тоже так?
Я неуверенно кивнул. Альвианта не переставала меня удивлять: какая‑то гремучая смесь неправдоподобной, почти дикарской наивности и пронзительно ясного разума. Только что она с сокрушительной прямотой сформулировала мою основную проблему: мне всю жизнь не очень‑то удавалось поверить, будто все, что со мной происходит действительно имеет какое‑то значение – кроме, разве что, редких случаев, связанных в основном с физической болью, смертельной опасностью, и прочими неприятностями в таком роде…
Пожилая отравительница, тем временем, вернулась с ужасающих размеров подносом и принялась проворно расставлять на столе многочисленные блюда и кувшины. Потом она в очередной раз смерила меня подозрительным взглядом и неторопливо удалилась, демонстративно волоча за собой пустой поднос. Очевидно, мы должны были понять, какой он тяжелый, и посочувствовать несчастной старухе. Альвианта проворно вскрыла бочонок, небрежно отшвырнула крышку куда‑то в дальний угол зала с восторженным воплем: Йох! Унлах! – и проворно наполнила одну из пустых глубоких мисок аппетитно пахнущей смесью из каких‑то мелких кусочков, не поддающихся идентификации.
– Попробуй, Ронхул. Это солено‑квашенная умала по‑улльски, – торжественно сказала она. – Здесь, в земле Нао, никто так не готовит умалу. Можешь считать, что тебе повезло!
– Договорились: буду считать, что мне повезло! – миролюбиво согласился я.
Смесь оказалась чертовски вкусной, но, пожалуй, чересчур сытной. Я быстро понял, что буду ковыряться в своей миске до наступления ночи. Такая перспектива меня совершенно устраивала: кресло было удобным, мои ноги сладко ныли от усталости и пока не горели желанием снова накручивать занудные километры по лесной дороге, а прекрасная хозяйка дома казалась мне старинной подружкой – чем‑то вроде бывшей одноклассницы. Довольно странно, если учесть, что она была обитательницей совсем чужого мира, в котором я провел чуть больше двух недель, и пока даже не начал понимать, как он устроен… Впрочем, одно разительное различие между нами все‑таки существовало: пока я мучился над своей тарелкой, это хрупкое существо навернуло свою порцию с пугающей скоростью, удовлетворенно вздохнуло и потянулось за добавкой. Мне‑то всегда казалось, что такие изящные барышни питаются чем‑то вроде цветочного нектара, да и то в катастрофически малых дозах…
– Хочешь выпить, Ронхул? – промычала она с полным ртом. Я вспомнил чудовищную попойку с Таонкрахтом, внутренне содрогнулся и помотал головой.
– Дело хозяйское, – согласилась она, – не люблю уговаривать. Скажу только, что ты много теряешь. Хомайские вина – это нечто! Грех не попробовать, если предлагают…
– Ну, разве что, попробовать, – нерешительно кивнул я.
– А я о чем говорю?! Напиваться здесь, хвала Ургам, никто не собирается! В моем замке другие традиции, – гордо провозгласила Альвианта.
Что бы она там не говорила о традициях, у нее оказались странные представления о том, сколько вина требуется человеку, чтобы его попробовать: в кубке, который она для меня наполнила, вполне можно было искупать новорожденного младенца. Я не стал дискутировать по этому поводу, а осторожно пригубил ароматную ярко‑голубую жидкость. Это было вкусно и не слишком крепко, но я дал себе слово, что буду осторожен и ограничусь несколькими глотками за весь вечер: в глубине моей души жила жутковатая уверенность, что еще одного похмелья я просто не переживу!
– А ты можешь рассказать мне еще что‑нибудь, Ронхул? – внезапно спросила Альвианта. Она все еще жевала, но уж не с таким яростным энтузиазмом. – Как ты попал в Альган, и как потом добрел до моих земель, я уже знаю. Но мне интересно: а что было с тобой прежде? Когда еще у меня будет случай узнать, как живут демоны…
Я обреченно вздохнул: мне не очень хотелось в очередной раз проходить курс воспоминаний о прежней жизни, возможно закончившейся раз и навсегда, но за гостеприимство следует платить. Поэтому я открыл рот и прочитал ей первую часть своего ностальгического доклада, слегка адаптированного, чтобы полностью соответствовать версии о моей демонической природе. Ее глаза горели от восторга, она то и дело перебивала меня вопросами и сопровождала мой рассказ восхищенными комментариями – кажется, еще никогда в жизни у меня не было слушателя благодарнее.
– Да ты совсем ничего не ешь! – внезапно воскликнула она. – Мне, конечно, не хочется, чтобы ты умолкал, но голодный гость – позор для моего дома… Так что обрати свой взор к тарелке, а я могу развлечь тебя своими речами. О чем ты хотел бы услышать?
– О могущественных людях, которые называются Вурундшундба, – честно сказал я. – Урги посоветовали мне найти этих загадочных ребят, и мне хотелось бы узнать о них хоть что‑то…
– Чтоб тебе с горы три дня катиться! – несчастным голосом сказала Альвианта. – Я так хочу выполнить твою просьбу, Ронхул! Но я сама ничего не знаю про этих людей. Я вообще впервые в жизни слышу это слово: ву‑шу‑ру‑шу – как там дальше?.. Знаешь, у меня ведь не было времени получить хорошее образование. Отец учил меня только боевым искусствам – и правильно делал, как потом оказалось! А после его смерти я несколько лет занималась исключительно сражениями со своими родственниками. И только теперь у меня появилось время чему‑то учиться. Я начала читать книги из отцовских сундуков и даже вызвала к себе в замок трех книжников из касты Аа. Они приедут сюда на днях. Ты можешь их дождаться, Ронхул! Думаю, книжники смогут ответить на все твои вопросы – в противном случае непонятно, зачем они вообще нужны… А пока они едут сюда, ты можешь оставаться моим гостем. Думаю, у тебя в запасе найдется еще немало чудесных историй для меня – правда ведь? Ну что, ты остаешься? Решено?
– Давай сначала доживем до завтра, а там видно будет, – неопределенно пообещал я. Вообще‑то я твердо решил больше нигде не задерживаться: мне с лихвой хватило анабиоза, в который я внезапно впал, загостившись у Мэсэна. Но мне ужасно не хотелось портить настроение своей гостеприимной хозяйке прямо сейчас. Во‑первых, Альвианта была замечательной женщиной… во‑вторых – она была вооруженной до зубов замечательной женщиной, и забывать об этом мне не следовало ни при каких обстоятельствах – я и не забывал…
– Может быть, тебе еще что‑нибудь интересно, Ронхул? – робко спросила она. – А то мне неловко: обещала развлечь тебя занимательными речами, а сама тут же в кусты…
– Да не переживай ты так, – улыбнулся я. – Черт с ними, с этими ведьмаками Вурундшундба! Расскажи мне о земле Нао. А то я до сих пор так толком и не понял, куда меня занесло.
– Вот тут тебе повезло! – обрадовалась Альвианта. – В одной из книг моего отца как раз очень подробно об этом написано, и я все запомнила: слово в слово! Ешь и слушай, Ронхул. Вся Земля Нао вместе со всеми народами, там обитающими, делится на области чистые и смешанные, что определяется обычаями населения, манерой одеваться, манерой носить имя, манерой выговора и манерой думать. В Земле Нао располагаются три земли: Шантамонт, Альган и Эльройн‑Макт. Землю Нао омывает большое море Укан Мури. Через Укан Мури лежит путь в страну Уллов, в этом море находятся Хомайские острова. Оно соприкасается с берегами Шантамонта, в него несут свои воды реки, что рождаются в заливе Шан… – она на мгновение остановилась, сделала глоток вина, набрала побольше воздуха в легкие, закатила глаза к потолку и снова затараторила, как школьница на экзамене: – Шантамонт раскинулся по обоим берегам залива Шан и дальше, вглубь Земли Нао. И все берега этого великого залива принадлежат Шантамонту, за исключением той части, где расположен Средний Пастпт. По левому берегу залива Шан расположена область Нод. Одеваются и говорят там по‑особенному…
– А как именно? – равнодушно осведомился я.
– Ой, я сама точно не знаю, – простодушно призналась Альвианта. – Я еще никогда не была в Ноде. Но говорят, они там присвистывают, как птицы, а слуги знатных людей носят высокие колпаки… В книге сказано: по‑особенному – значит, по‑особенному! – Она снова закатила глаза и продолжила прерванный монолог: – В область Нод входят следующие ру: Хуул‑Нод, Ду, Шантак, Нодарда, Хафтарт, Тьо‑Шан‑Нод, Шан и Аст‑Нодлаух. Все это есть чистая область Нод. А ру Сомини и Ноудау расположены в дальнем углу земли, у самого моря, и живет там по большей части странный народ… А ру Клохд и Азта входят в смешанную область вместе с той частью Пастпта, которая принадлежит Шантамонту, и включает в себя ру Верхний Пастпт, Пастпт Нод‑Но и Пастпт‑Шантамонт. Тут проходит граница Шантамонта по левому берегу залива Шан. По правому берегу залива Шан расположен старый Шантамонт короля Шагма. В него входят ру Хау, Кобхау, Тантагаон, Тэтьокт, Глон, Лу, Шангшу, Хамтамонт, Киандиамаонт, Хамтамонт‑Аоль, Шатэкт, Тэкт. Все это – чистая область. Это – сердце Шантамонта. Одеваются и говорят тут по‑особенному, – Альвианта обратила ко мне умоляющий взор, в котором читалось: только не спрашивай, как – не сбивай меня пожалуйста! – но тут же что‑то вспомнила и заулыбалась: – Они так смешно шепелявят, Ронхул, я же сама слышала! А вот как одеваются – не помню…