Мы ставим все на свои места.
И исполняется все.
Дао де Цзин
ПРИБЫТИЕ СТРАННИКА
1.
Счастлив, как Улисс!
Большое путешествие подходит к концу.
Выйдя из воли, вновь родившись, но на этот раз сознательно, с широко открытыми глазами ребенок обретает мать.
Перед этим обретением он без содрогания встретил чудовище: одиночество, которого он больше никогда не будет бояться.
И полностью пробудившись, осознавая себя, свое тело, преисполненный благополучия, ребенок встречает материнскую грудь.
Которая здесь не для того, чтобы успокоить его тоску.
Ребенок не бросается к ней, как хватают первую попавшуюся ветку утопающие.
Нет, эта грудь знаменует собой жизнь.
Она говорит, как жизнь добра и тепла, щедра и полна.
“Наслаждение мира,
молочный сад,
сад меда,
моя мама,
как добра ты,
как прекрасна!”
Да, прекрасна, ребенок видит ее, пьет ее глазами.
Он впитывает этот взгляд, идущий сверху, восхищающийся им, тем, как он хорош.
И любовь наполняет его сердце точно так же, как молоко наполняет его живот.
Оставим этих двоих, которые столько сражались, они не перестают теперь наслаждаться экстазом друг друга.
Все исполнено, все замечательно.
А что касается нас, то мы тоже совершенно удовлетворены.
Мы хотели узнать, в чем заключается весь ужас рождения.
Мы говорили:
“Если бы только можно было понять, о чем кричат несчастные дети, входя в наш мир!
Что говорят они своими криками, что пытаются объяснить с помощью ног, рук, движения пальцев?”
Они говорят:
“Мне плохо. Я страдаю”.
Но еще больше они говорят:
“Мне СТРАШНО!”
Страх и боль - это одно и то же.
“Мне страшно! Я боюсь! Я боюсь!”
Они говорят, они кричат, эти несчастные, То, что кричали матери, производя их на свет.
Ни одна из них не выражала это словами, но их тело, тело женщин “в страдании” - это настоящий спазм, потрясение, заторможенность, напряжение, протест. Что же это, если не паника, ужас?
Этот ужас, который женщины переживают в процессе родов.
Этот страх приходит из мрака времени и из поколения в поколение женщины верно передают его, трансформируя роды.
То, что мы делаем для матери, не лучше ли сделать для ребенка?
2.
Страх - это неизвестное, совершенно новое, неузнаваемое.
Это нельзя сравнить, идентифицировать.
Чтобы избавить от страха новорожденного, ему надо лишь дать ориентиры.
А окружающий его мир, его новое королевство, показать ему бесконечно медленно, очень осторожно.
Изо всех новых ощущений надо давать ему только те, которые он может различить, выделить.
И, делая это, стараться усилить его воспоминания, чувства о прошлом.
Наконец. Он смелеет.
Он станет уверен в себе и осмелится идти вперед, если вновь обнаружит в неизвестной и даже враждебной вселенной что-то близкое, привычное.
Попробуем еще раз представить себе, что значит “родиться”.
Что видим мы на самом деле, мы, взрослые, старшие?
Ничего.
Или почти ничего.
Наши чувства притуплены.
Они утратили ту тонкость и свежесть, имя которым “юность”.
Они пресыщены. Не умеют ни удивляться, ни восхищаться.
Мы закрыты в наших собственных условностях, которым придаем так много значения, и которые являются лишь тем, чем являемся мы сами.
Что это значит?
Следите за моей мыслью.
Что мы видим в ландшафте?
Земледелец - земли, где вырастает урожай.
Финансист - разделение на участки.
Инженер мостов и дорог - мосты, которые надо соорудить, дороги, надо проложить.
Художник - тени, облака, горизонт.
А артиллерист - место для пушек!
В реальности - тысяча пейзажей.
Кто видит ландшафт в целом?
Слава Богу, никто: несчастный мог бы мгновенно сойти с ума.
Таким образом наши условности, привычки прячут от нас мир, защищают нас от его ошеломляющего, бесконечного многообразия.
Ничего подобного у только что родившихся малышей: их ощущения полны, oни не отфильтрованы, не упорядочены.
Какая же уверенность и легкость нужна рукам, которые выведут маленькое существо на берег!
Один неловкий жест, мгновение невнимания, нетерпение в движениях - и нить порвана!
Ребенок принимается кричать.
3.
Мы снова говорим:
“Что же, наконец, мешает нам увидеть, проникнуть в “другое” в “его” реальности?”
Теперь мы это знаем: это его маленькое “Я”, это туманная совокупность наших желаний, наших аппетитов, а еще больше - наших страхов.
На это ослепление, которое кажется собственностью человека, эпизод с обрезанием пуповины бросает особый свет.
Ни собаки, ни кошки, ни лошади, ни коровы не трогают пуповину, пока она бьется.
А человек делает наоборот.
В роддомах на пуповину буквально набрасываются: ее перерезают, едва ребенок родится.
Хочет ли человек подчеркнуть этим, что он порвал со своим происхождением?
Дает ли этим доказательство своего хваленого сознания?
Вернемся в родовое отделение.
Проследим внимательно, что там происходит.
Может быть мы поучимся у этого животного с репутацией сознания чувствительности.
В процессе родов атмосфера становится, можно сказать, электрической и напряжение возрастает по мере того, как приближается развязка.
Акушеры и акушерки, несмотря на привычность происходящего, взволнованы не меньше.
Он не случайно выбрали свою профессию.
Можно поспорить, что у них есть собственная легенда, связанная с рождением.
Они прошли все это. Безусловно, с трудностями. И что-то в них есть, что напоминает об этом.
Во всех напряженных ситуациях, при сильном повышении эмоциональности, наше дыхание затрудняется.
Вопреки желанию.
Приближается окончание родов, и по мере этого напряжение достигает предела.
Эмоции заразительны.
Они усиливаются с феноменом эха, резонанса.
Появляйся же наконец, ребенок!
Каждый затаивает дыхание, сравниваясь при этом с новорожденным, не подозревая об этом.
“Задышит ли он?”
Кажется, что ассистент сейчас задохнется, сдавлено горло, сжата грудная клетка - он оживляет, не отдавая себе отчета, трагедию своего рождения!
Эти мужчины и женщины, увы, не имеют пуповины. Чтобы она питала их кислородом, и ситуация для них становится очень скоро непереносимой.
Надо же сделать что-нибудь!
Достаточно лишь дышать, открыть рот и набрать воздуха.
Результата мгновенный: ребенок кричит.
“Ах, он дышит!” - кричит человек.
“Ах, я дышу!” - должен был бы он сказать, если бы увидел правду. Это его горло разорвал крик.
Человек сделал свой вдох.
Это он сам задыхался.
А не ребенок, которому помогала пуповина.
Человек проецирует на ребенка свой собственный ужас.
На самом деле, кричит ли несчастный малыш, жертвенный ягненок, отягощенный грузом наших грехов?
Нет - наших страхов!
Какая бессмысленная, жалкая трагедия!
Все же есть веские основания для такого странного поведения.
Основания? Все это обоснованно?
Этот человек двигался вопреки собственному желанию, по следу собственных эмоций.
Он совершил такой обычный, но неузнаваемый им самим переход, который и лежит в основе того, что мы невинно полагаем воспитанием.
4.
Чего не хватает еще?
Рискуя упустить что-либо, нам надо в последний раз вернуть к крику. Этот крик стал нашей точкой отсчета.
“Нужно ли, чтобы ребенок кричал?”
Вопрос чрезвычайно важный. Здесь мы рискуем вызвать очень и очень большие недоразумения.
Ответ ясен и прост:
“ Да, надо, чтобы ребенок закричал ”.
Важно даже, чтобы крик был таким, что мы называем, хорошим. Звонким и сильным. Крик свободный, в котором все тело малыша участвует.
Этот крик - общий ответ всего тела, свидетель удовлетворительного тонуса.
Если ребенок родился вялым, он слабо пищит вместо того, чтобы достичь крика, свободного и удовлетворительного, в самые короткие сроки.
Все что должно быть ясно и не должно оставлять места никаким недоразумениям.
Добавим к этому, что если ребенок родится, удушенный собственной пуповиной, не раздумывая ни минуты. Надо перерезать ее, чтобы освободить ребенка.
Так же как мы не будем готовить к безболезненным родам женщину. Если мы наверняка знаем, что ей предстоит перенести операцию кесарева сечения.
Может показаться, что здесь мы противоречим себе и перечеркиваем несколькими линиями то, что говорилось перед этим.
Ничего подобного.
Надо, чтобы ребенок кричал при рождении.
Один вскрик. Или два.
И этого более, чем достаточно.
А затем пусть он дышит. Или кричит от ощущения силы, жизни, удовольствия.
А не от боли, тоски, страха, горя.
Пусть не будет плача, рыданий!
Не надо обладать изощренным ухом, чтобы различить это. Достаточно слушать внимательно, чтобы открыть, как широк и разнообразен диапазон новорожденного. И как много он может сказать… не говоря ни слова.
После того, как уделено столько внимания, никто не сможет спутать крик жизни, крик победы и крик огорчения, боли, испуга.
Всем ли детям дано родиться с подобной легкостью?
Да… и нет.
Вопреки тому, о чем говорят, пишут и чему учат, каждый ребенок сразу проявляет свой характер, свою личностью.
Все матери это засвидетельствуют.
Не в пику психологам и психофизиологам будет сказано.
Каждый ребенок рождается по-своему.
Все дети, тем не менее, следуют через одни и те же этапы, которые можно пройти более или менее быстро, более или менее легко, но следуя собственному ритму, который, безусловно, подчеркивает их характер, их темперамент.
Можно даже сказать: свидетельствует об их понимании.
Понимании…!
Да.
Если внимательно следить за лицом ребенка. Увидим, что он борется, протестует, так как он не понимает.
Не понимает?
Чего же?
Да то, что он рожден!
Для того, кто берет на себя труд проследить за тем, что говорит выражение лица ребенка, оно так ясно!
Когда, наконец, открываются глаза, все в них говорит:
“Но… где я? Что случилось со мной?”
И борьба, конечно, кончается, когда ребенок окончательно почувствует и поймет:
“Но… я родился!”
Можно ли еще сомневаться в том, что понимание уже есть?
Понимание? Сознание?
Или просто смелость?
Это, возможно, одно и тоже.
Никто не знает, насколько в этом случае различны человеческие качества.
Голос матери утешит, успокоит, усмирит бурю.
Если мать не здесь, если она находится под наркозом, пусть отец будет рядом; его голос так же близок.
И как бы то ни было, даже после травматического рождения ванна делает чудеса.
Еще - нужно уметь ждать, остаться неподвижным, нейтральным, ничего не ускорять, дать ребенку время “найти себя”.
Минут десять, иногда больше, необходимы, прежде чем мы почувствуем, что тело малыша расслабилось, и страх начал таять.
Если не постараться в это время стереть малейшие остатки пережитого, эмоциональный шрам останется навсегда. У этих детей останутся на всю жизнь иррациональные страхи.
Как понять, что “дело сделано”?
Очень просто: когда глаза открылись и больше не закрываются.
После трудных родов как долго нужно ждать, прежде чем ребенок решиться!
Он приоткрывает глаза.
И снова закрывает.
Ему так страшно. Он никак не осмелится.
Глаза снова открываются и снова закрываются.
Ребенок здесь, совсем близко.
Не двигайтесь. Не делайте ничего, что может усилить его страх.
Именно здесь надо стать “великим ловцом человеческой души”.
Наконец, глаза широко открываются.
“Да где же я? Что произошло со мной?!
Мы чувствуем, что малыш делает нечеловеческие усилия, чтобы понять.
И, наконец. Мы видим, мы чувствуем, что он понял!
“Ну да… я рожден!”
Да, теперь все.
Ребенок здесь.
Он останется.
Еще одна неожиданность: нет уродливых детей.
Есть такие, кого уродует страх.
Когда дети рождаются, Они чаще всего напуганы.
Как не отступить перед таким неблагодарным?
А ведь это уродство - лишь маска.
Маска страха.
Она падает, как только страх побежден.
И появляется человека.
Преображение невероятное.
Даже самый страшный малыш становится красивым.
Нет, не бывает уродливых младенцев.
Те, кого мы называем обиженными судьбой, лишь носят маску.
Дело любви заставить ее сбросить.
5.
- Ну, хорошо, допустим, - скажут некоторые, - возможно, вероятно, что в рождении нет ничего приятного для ребенка. И, может быть, даже, что для малыша - это ужасное событие. Но в этом возрасте нет памяти. О своем рождении не помнит никто. Значит, это просто неприятный момент в прошлом.
- Нет памяти?! Позвольте…!
- Но с помощью чего ребенок запомнит, чем зарегистрирует происходящее? Все знают, что после рождения, мозг, по крайней мере его большая часть, еще не работает.
- Ну вот опять! Может быть мозг еще не функционален, но в нем происходит все, что можно прочесть на лице ребенка.
- Да, да, безусловно. Но что происходило в момент рождения никто не помнит.
- Вот где ваша ошибка. Наоборот: рождение - в памяти каждого. Но эксперимент был настолько болезненен, что он находиться глубоко в подсознании, откуда пытается иногда всплыть. Иона и кит, Моисей, спасенный из вод - символизм прозрачен: речь идет об этой смерти, об этом утоплении, которого удалось едва-едва избежать.
- Ладно, если вы так считаете, Это вполне возможно на самом деле. Но, знаете, эти символы мне никогда не мешали спать.
- В самом деле? И у вас никогда не было кошмаров?
- Правда, были.
- Вы никогда не просыпались, ребенком, покрытый холодным потом, умирая от страха, прячась под одеяло?
- Но… да, это было.
- А в ближайшем прошлом вы никогда не имели проблем с дыханием?
- С дыханием?
- Не случалось ли такого, что в напряженный момент ваш голос срывался?
- Да, я это должен признать…
- Даже в области такой близкой и простой вы видите, насколько ограничена ваша воля. Ваш голос не слушает хозяина, скажем так даже - он предает вас.
- Боюсь, что придется признать и это.
- А не начинается ли дыхание с рождения?
- Это очевидно. Вы знаете… Вы убедили меня.
- Родиться - значит перейти в это измерение, всеобщее колебание и пульсацию, что и является жизнью. И что дыхание утверждает в нас. Это - открыться, отдаться ему, отплыть в путь в хрупком челне, который несет нас теперь от берега к берегу.
Это - участвовать в великом “все”.
Все, что наполнено дыханием.
Сотворение мира - дни, ночи, смена времен года, солнцестояния - это лишь дыхание.
И в нас - дыхание затруднено или свободно - вот перемены в нашей жизни.
Не приходилось ли вам говорить:
“Да, мне надо поучиться дышать”?
Как будто этому можно научиться! Как ужасно хотя бы частично ущемленное существование, когда невозможен настоящий смех. Или даже вдох.
Знаете ли вы, что психически больные люди не способны глубоко дышать? У несчастных как бы корсет на груди, который лишает их возможности полноты дыхания.
Таким образом, свобода дыхания зависит просто от вашей спины, значит, От позвоночного столба.
Малейшая блокировка, малейшее напряжение - и дыхание затруднено. А ваша жизнь испорчена.
Вы искалечены. И это навсегда.
Когда устанавливается это?
В первые мгновения после рождения.
Да, мой друг, не головным мозгом мы помним это событие, а просто спиной.
Здесь наши огорчения и страхи.
Именно спину надо освободить немедленно после рождения.
Иначе…
6.
И, наконец, скажем о главном:
- Хорошо, возможно, конечно, что рождение оставляет след и что от результата этого эксперимента зависит дальнейшее поведение, реакции ребенка, вкус, который он почувствует от своего существования.
Но он будет жить в мире насилия, злобы, лжи, он будет жить в джунглях.
Так пусть он сразу узнает, в какое осиное гнездо он попал, где закон - съесть или съедят тебя.
Да, верно, наше общество - джунгли.
Один взгляд по сторонам - и волосы от ужаса шевелятся на голове.
Перед тем, как спросить себя, необходимо ли видеть все в этом свете, надо рассеять одно недоразумение.
Дети, рожденные без насилия, избавленные от первого удара по голове, безвольны ли, отуплены ли они или же они способны противостоять жизни?
В последнем нет сомнения.
Они не агрессивны?
Безусловно.
Но агрессия - это страх, это просто маска, за которой прячется слабость.
Сила уверена в себе. Она спокойна, улыбчива. И расслаблена.
Мы придаем большое значение агрессивности, не видя, что это бич: она провоцирует, притягивает удары.
Если вы боитесь собаки, она вас укусит.
Счастливы те, кто не агрессивен: мир расстилается перед ними.
Но не для того, чтобы подпитаться от их слабости, а привлеченный их сиянием.
Вернемся к джунглям.
Это сказано не буквально: мы не встречаем больше на наших улицах тигров и медведей, страх не живет в наших городах.
Значит, мы узнали этот страх давно, когда еще жили в лесу.
Но зачем же тащить его за нами теперь?
И не ходят ли люди и теперь на рыбалку, на охоту?
Это ведь анахронизм.
Может быть настало время проснуться и заметить, что диплодоки и динозавры исчезли, что мы выращиваем хлеб, а топор из обтесанного камня давно устарел.
В Древней Спарте новорожденных бросали о землю. Этим воспитывались спартанцы.
Нужны ли НАМ войны?
Да, ответят некоторые. Так, в тайне, мы еще делаем насилие.
Пришел час наконец избавиться от этого тягостного прошлого.
А что касается тех, кто с раздражением отказывается открыться новому видению рождения, боюсь, что в глубине души они говорят себе:
“Жизнь была жестока ко мне. Я получал удары. Это сформировало меня. Пусть же удары формируют моих детей”.
Они говорят:
“Я страдал и раздражен этим. Пусть и их это коснется.
Око за око, зуб за зуб”.
Отвратительный закон возмездия, возвращающийся с точностью удара за удар, неспособный простить малейший долг, заставляющий платить наших детей за то, что мы должны были сами уплатить за страдания наших родителей.
“Родители ели зеленый виноград, а у детей оскомина”.
Кто не видит здесь ужасного замкнутого круга, дороги боли, где распят Иксион?
Кто не захочет разорвать этот круг?
Злопамятные и усталые от страдания и зла говорили:
“Женщина страдает от родовых мук? Значит, так нужно. Бог этого хочет”.
Это “так нужно” покрывает, как известно, грешника и искупляет прегрешения болью.
Хватит культа страдания!
Роды без боли, а точнее без страха, открыли нам глаза.
Страдание бесполезно, оно не удовлетворит никакого Бога, это какая-то неразбериха, чистое ослепление.
И отсутствие понимания.
А что касается агрессивности, это протест против недостатка любви.
Тем “негибким” людям, которые не хотят понять, надо повторить слова Лао Цзы:
“Приходя в этот мир,