Режим работы Музея «Мураново»

Усадьба Мураново

Автор: Наталья Бондарева

Усадьба Мураново (Россия, Московская область, Пушкинский район, Мураново, 4 км от ст. Ашукинская) неразрывно связана с несколькими литературными поколениями.

Первое, на что обращаешь внимание, подходя к усадебным постройкам это отсутствие традиционных: парадного двора и барского дома с колоннами (к тому времени мода на портики и мезонины миновала).
Да, усадьба Мураново — это не загородная резиденция сановного вельможи, а уютный семейный мирок, с разветвлённым хозяйственным комплексом. Хотя существующий деревянный дом, с кирпичными вставками деревенским не назовёшь, в его облике в равной степени сочетаются сельская простота и городской лоск.
Этот дом был построен в 1840—1842 гг. по плану и под руководством известного русского поэта Евгения Абрамовича Баратынского.
Женившись на дочери владельца Муранова Л.Н. Энгельгардта, генерал-майора и героя Очакова, соратника великого Суворова, Баратынский предпочитал шумной Москве — свою родовую усадьбу в Тамбовской губернии и Мураново.

Описание

1. Усадьба Мураново 2. Ф.И. Тютчев 3. Церковь в Муранове. Д.В. Путята, 1879 г. 4. Мураново. Усадебный дом и луг перед ним. Д.В. Путята, 1868 г. (фрагмент)

Типичный московский барин Сергей Львович Пушкин, отец великого поэта, так отзывался в письме к дочери о Баратынском: «Не зная бессонных ночей на балах и раутах, Баратынские ведут жизнь самую простую: встают в семь утра во всякое время года, отходят ко сну в девять часов вечера, и никогда не выступают из этой рамки...»
После смерти Л.Н. Энгельгардта, Евгений Абрамович на месте холодного летнего дома, возводит тёплый, зимний дом, чтобы перебраться в поместье всем семейством на постоянное житьё. Новое жильё было максимально комфортным и функциональным. Так, например, классная комната, предназначенная для обучения (семерых) детей Баратынского располагалась в центральной части здания, где был устроен верхний свет, что бы обычные окна не отвлекали детского внимания. Под домом проходил подземный ход для прислуги, призванный лишний раз не нарушать покоя хозяев. После внезапной смерти Баратынского, в 1844 г., имение перешло к Софье Львовне Путята, урождённой Энгельгардт, сестре жены поэта. Её муж — Николай Васильевич, близкий друг Баратынского, приятель Пушкина, был и сам близок к литературной деятельности. В гостях в Мураново у него бывали Н.В. Гоголь, В.Ф. Одоевский, С.Т. Аксаков, И.С. Аксаков, А.Н. Майков и др., таким образом литературные традиции усадьбы Мураново продолжались.
В последствии на дочери Путяты — Ольге Николаевне женился И.Ф. Тютчев, один из сыновей поэта Ф.И. Тютчева. Последний подолгу живал в Мураново и очень его любил.
Наконец, с усадьбой связано ещё одно литературное имя. На дочери Ф.И. Тютчева в 1866 г., уже немолодым человеком, женился И.С. Аксаков, сосед по имению и сам писатель-публицист. Так сплелись в Мураново многочисленные нити культурных связей.

Наталья Бондарева

Усадьба Мураново

Мураново. Это была небогатая подмосковная усадьба, типичная для первой половины XIX в., расположенная в живописной холмистой местности. История ее тесно связана с жизнью многих деятелей русской культуры. С 1816 по 1850 г. усадьба принадлежала семье Энгельгардт. С конца 1830 г. здесь жил поэт Е. А. Баратынский. С 1850 г. в ней поселилась семья Н. В. Путяты, представителя Общества любителей российской словесности. Владельцем Муранова был и Ф. И. Тютчев, гостями его бывали Аксаковы, Н. В. Гоголь, В. Ф. Одоевский,
А. И. Майков и др. С 1920 г. Мураново является литературным музеем. Сохранился дом, за которым находился фруктовый сад с персиковой и цветочной оранжереей. За ними простирался парк, раскинувшийся по берегам оврага. Небольшой, сильно заросший пейзажный парк отвечал скромному характеру усадьбы. Об этом парке написаны замечательные слова: «Здесь все настолько просто и незатейливо, что кажется, рука человека не прикасалась к этому уголку старого русского леса с его вековыми березами, зарослями кустарников и чуть видными дорожками-тропинками». Перед зданием музея растут березы, посаженные полукругом после войны. По углам дома находятся группы старых лип, сохранились также липовые аллеи, где высота деревьев достигает 36 м, а диаметр ствола — 74 см, состояние растений хорошее. Много в парке клена остролистного (высота 42 м, диаметр ствола 70 см), березы плакучей (высота 40 м, диаметр ствола 85 см), ели обыкновенной (высота 40 м, диаметр ствола 59 см) и дуба черешчатого (высота 36 м, диаметр ствола 74 см). Всего отмечено десять видов местной флоры. Интродуцентов немного — меньше восьми видов. Среди них — группы из караганы кустарниковой, жимолости татарской, чубушника виргинского, розы собачьей, таволги лионской и сирени обыкновенной (высота куста от 2 до 3 м). Состояние растений в большинстве случаев удовлетворительное. Из старых деревьев уцелел один экземпляр лиственницы сибирской (высота 27 м, диаметр ствола 56 см) и три экземпляра тополя душистого (высота 24 м, диаметр ствола 64 см).
Запрудой р. Талицы перед домом был образован большой пруд, цепь прудов поменьше окаймляла боковую границу усадьбы. Следы этой планировки частично сохранились. Следует организовать восстановление ассортимента и планировки парка и охрану старых насаждений.

Источник:
М.С. Александрова, П.И. Лапин, И.П. Петрова и др. Древесные растения парков Подмосковья, М., 1997

Из буклета «Мураново» без г. в. и без выходных данных
Музей-усадьба Мураново им. Ф. И. Тютчева

Судьба усадьбы Мураново необыкновенна. Связанная с именами двух лириков — Евгения Абрамовича Баратынского и Федора Ивановича Тютчева — она оставила глубокий след в истории русской культуры. Мемориальное значение этого «дома поэтов» огромно: он видел цвет русской интеллигенции XIX века. И сейчас он рождает удивительное чувство открытия — живого дома, так не похожего на музей, донесшего до нас творческий дух мастерской поэзии, строй мышления и чувствования людей прошедшей эпохи.
Посетителей Муранова не встречают ни белая колоннада, ни ажурное кружево ворот с добродушными львами, так хорошо знакомыми по описаниям старинных усадеб. Традиционная липовая аллея ведет к дому, откуда открывается великолепный вид. Сам дом, стоящий на склоне холма, не выделяется оригинальной архитектурой. Тем большее удивление вызывает его внутреннее убранство.
Распахнутые двери прихожей открывают анфиладу комнат. Анфиладное расположение прекрасно отвечало характеру быта того времени. Следование самым новым веяниям архитектуры не мешало усадьбам сохранять традиционную планировку комнат, и это не только не нарушало, но наоборот, выявляло ее возможности и достоинства, что ярко проявилось и в Муранове.
Мир парадного интерьера начинается с Большой гостиной — самой величественной и торжественной в доме. Отсутствие окон сообщает ей спокойную «сумеречность», свет проникает из расположенных по обе стороны проходных комнат с высокими дверями-окнами. Сознательно организованный и поданный пейзажный вид через эти окна входит внутрь гостиной, объединяя ее с природой.
Все здесь словно приглашает вас побыть подольше, то осматривая картины на стенах, то любуясь тонким набором ломберного столика, то вслушиваясь в мелодичный звон часов французской работы. Здесь «век нынешний» соседствует с «веком минувшим». Передовые идеи того времени требовали для своего выражения величественной торжественности, но такой, которая не подавляла бы человека. И это соответствие величия с соразмерностью человека проявилось и здесь. Прекрасная люстра черненой бронзы с позолотой висит низко, чуть выше человеческого роста, как это было тогда принято. От этого не только люстра обретала звучание в интерьере, но и придавалась ясность и человечность всей гостиной.
Белый камин привлекает внимание своей строгой нарядностью.

Роль камина в интерьере всегда была велика, вокруг него «обыгрывалась» мебель, появилась даже специальная «каминная» мебель. Рядом ставились кресла — отсюда любовались живой игрой огня. Камин является центром композиции стены, выступает как главное архитектурное украшение гостиной, иллюстрируя утверждение архитектора Н. А. Львова, что «камины в нашем климате служат только для красоты, для тепла от них мало толку». На камины ставили часы или вазы, над ними зачастую помещалось зеркало. В музее до сих пор хранится бочонок красного дерева для дров — удовольствия топить камин хозяева никому не уступали. Зачастую камин был еще и в кабинете. В остальных комнатах — печи.
Печи были неотъемлемой частью интерьера и зачастую считались предметом своеобразного щегольства. В одних случаях они подчеркивали архитектурную выразительность парадного помещения, в других — вносили элемент домашнего уюта. Мастерские по изготовлению печей были не только в столице, но и во многих провинциальных городах — этим объясняется их многообразие и широкая распространенность.
«Мурановский музей не только первоклассный литературный музей, но и редчайшее собрание произведений русской живописи»,— писал академик И. Грабарь. Несколькими поколениями владельцев здесь собрана прекрасная картинная галерея, включающая работы Рокотова, Кипренского, Тропинина, Саврасова, Айвазовского. Живопись в интерьере всегда была важной деталью декоративного убранства, здесь же она еще и связь времен, и страница русской истории.
Пастель немецкого художника Карла Барду знакомит с семьей генерал-майора JI. Н. Энгельгардта. В начале XIX века Мураново принадлежало его семье, и здесь бывал его родственник, поэт-партизан Денис Давыдов. По семейному преданию, однажды Мураново посетил А. С. Пушкин. В доме Дениса Давыдова познакомился со своей будущей женой Анастасией Энгельгардт поэт пушкинского «созвездия» — Евгений Баратынский. В послании к своему другу Н. М. Коншину Баратынский спрашивал:
Нельзя ль найти любви надежной,
Нельзя ль найти подруги нежной,
С кем мог бы в счастливой глуши
Предаться неге безмятежной
И чистым радостям души?..

«Подругу нежную» он нашел в своей жене и «счастливую глушь»— в Муранове.
В 1841 году Баратынский приступает к строительству нового дома, так как старый дом Энгельгардтов был уже мал и неудобен. Заурядная дотоле помещичья усадьба превращается в одно из литературных гнезд XIX века. Этот единственный в своем роде образец среднепоместной усадьбы раскрывает перед нами картину быта культурных представителей русского дворянства.
Создание интерьера было связано с общим процессом формирования личности и сознания в России той поры. После трагических событий 1825 года передовое дворянство искало прибежища в частной жизни. Умственная работа совершалась не на вершине государства, а в той прослойке интеллигенции, которая была духовным ядром страны. Дом становится тем обиталищем, откуда человек смотрит в мир, пытаясь осмыслить процессы, происходящие в обществе.
Вместе с кризисом передовой общественной мысли теряют свою ценность и былые связи с миром. Теперь видят глубокий смысл в изящном быте, хорошем вкусе, поэзии домашней жизни. Это направление в жизни России ярко отразил П. Я. Чаадаев: «Мы живем в стране столь бедной проявлениями идеального, что если мы не окружим себя в домашней жизни некоторой долей поэзии и хорошего вкуса, то легко можем утратить всякую утонченность чувства, всякое понятие об изящном».
Исчезновение из жизни «проявлений идеального» заставляет и Баратынского перенести центр тяжести из общественной жизни в жизнь личную. Об этом говорят строки из его письма одному из друзей: «Я живу потихоньку, как следует женатому человеку, и очень рад, что променял беспокойные сны страстей на тихий сон тихого счастья. Из действующего лица я сделался зрителем и, укрытый от ненастья в моем углу, иногда посматриваю, какова погода в свете». Это движение общественной жизни «вовнутрь» отразилось и в поэзии Баратынского. Он выпускает сборник «Сумерки», где все стихи проникнуты чувством безысходного пессимизма.
В 1844 году Баратынский уезжает в Италию, откуда пишет своим близким жизнерадостные письма. Тем неожиданнее было известие о его смерти. Мураново временно опустело. Через шесть лет усадьба перешла к его родственнику Николаю Васильевичу Путяте, известному московскому литератору. Он бережно сохранил то, что осталось в доме от его создателя.
Мураново при Путяте становится своеобразным литературным салоном. Здесь собирался круг людей, соединенных духовной общностью, чувствующих себя свободно и при общем разговоре, и при литературном чтении. Во время званых приемов гости разбивались на группы, одни вели беседу у камина, другие занимались карточной игрой, третьи музицировали, слушали модные романсы в исполнении кого-нибудь из присутствующих. Редко в те времена можно было встретить гостиную, где бы не стояло фортепиано. В разложенных на столах альбомах писали стихи, делали зарисовки.

Творчество поэта было немыслимо тогда без салона, быта, аудитории. Салон исполнял сразу несколько ролей: он был и автор, и слушатель, и критик. В Мураново приезжали Н. В. Гоголь, С. Т. Аксаков, В. Ф. Одоевский, А. Н. Майков, Я. П. Полонский. Дружеские отношения установились у хозяина Муранова и с Ф. И. Тютчевым. В 1869 году сын поэта Иван Федорович женился на дочери Путяты Ольге Николаевне. Узнав об этом, Тютчев пишет невестке: «Ничего не могло быть более отрадным, как укрепить и освятить эту старую, более нежели двадцатилетнюю дружбу новыми отношениями». Тютчев неоднократно бывал в Муранове. В 1873 году он умер в Царском Селе под Петербургом. В Мураново было перевезено почти все тютчевское наследие: архив, книги, принадлежавшие ему вещи.
В Муранове сохранилась обстановка мемориальных комнат Баратынского и Тютчева, уцелело множество мелочей, потому что были живы люди, знавшие назначение комнат и помнившие, где что стояло. В кабинете хранится письменный стол Баратынского, изготовленный мурановскими крепостными столярами. За этим столом он готовил последний сборник своих стихотворений. На столе чернильница, бювар и разные мелкие вещи, принадлежавшие поэту. На акварелях изображен мурановский дом таким, каким он был при Баратынском.
В этой же комнате размещена привезенная из Петербурга в 1873 году обстановка кабинета Ф. И. Тютчева. На письменном столе — гусиное перо со следами чернил, под зеленым абажуром — свечи. Эти свечи последний раз были зажжены самим поэтом, и этим пером он написал свои последние строки. Портреты, развешанные на стенах, знакомят нас с родными и друзьями поэта. Вот портрет Элеоноры Тютчевой — первой жены поэта. Ее памяти он посвятил стихотворение «Еще томлюсь тоской желаний». Рядом портрет ее сестры Клотильды Ботмер, к ней обращен ряд стихотворений Генриха Гейне. В доме Тютчевых в Мюнхене Гейне любил проводить вечера, импровизируя устные рассказы. Здесь же портрет второй жены Тютчева — Эрнестины Федоровны, женщины замечательной красоты и ума, как отзывался о ней И. С. Аксаков. Высоко ценя поэтический талант мужа, она немало потрудилась над собранием его литературного наследия.
Как свидетельство тесной дружбы — портрет П. Я. Чаадаева. Познакомившись с Чаадаевым после возвращения из-за границы, Тютчев охотно посещал его скромный дом на Ново-Басманной в Москве. В 1836 г. Чаадаев напечатал в журнале «Телескоп» свое «Философическое письмо». Вспоминая о впечатлении, которое оно произвело на передовые умы того времени, Герцен писал: «Письмо Чаадаева потрясло всю мыслящую Россию». Чаадаеву посвятил Пушкин свое знаменитое послание «Любви, надежды, тихой славы».

Библиотечная комната одна из самых уютных в доме. Теплый колорит ей придают старинные шкафы красного дерева, за стеклами которых поблескивают золотом корешки книг. Авторы этих книг были связаны дружбой с хозяевами Муранова. Имя Дениса Давыдова открывает длинный список гостей этого дома. Н. В. Гоголь и С. Т. Аксаков сами сиживали в этой библиотеке. Пушкина и Баратынского связывала нежная дружба, в Москве они часто встречались друг с другом. После приезда из Михайловского Пушкин читает ему «Бориса Годунова». «...Трагедия твоя исполнена высот необыкновенных»,— писал Баратынский. Здесь же часть книг из библиотеки Тютчева. Его произведения представлены несколькими изданиями. Тургенев одним из первых открыл красоту поэзии Тютчева. Лев Толстой писал, что он «просто обмер от величины его творческого таланта».
В библиотеке привлекает внимание паркет, набранный из сосны и мореного дуба. Художественный такт и чувство меры позволили создать паркет нарядный, но привлекающий к себе внимание ровно настолько, сколько полагается полу, по которому ходят. Когда смотришь на игру света и тени сосновых квадратов, выложенных перпендикулярно друг другу, чувствуешь всю удивительную прелесть дерева. Натертый воском, паркет не потерял своего естественного цвета, сохранив первоначальную свежесть.
Здесь же находится необычное бюро красного дерева. Поистине русские столяры-краснодеревцы ни в чем не достигали такой красоты и самобытности, как в этих чудесных бюро с откидными крышками, с целым лабиринтом самых затейливых ящичков, с разными забавными и такими хитрыми тайничками.
В число комнат, предназначавшихся для гостей, включались не только комнаты первого этажа, но и второго. После парадных залов приятно подняться по лестнице, увешанной гравюрами и цветными литографиями, и попасть в другой мир, немыслимый без парадных комнат, но связанных с ними законами контраста. Здесь уже нет белоснежных каминов, люстр, парадной мебели. Все здесь попроще, но и эти комнаты очень уютны и по- своему красивы.
В одной из комнат второго этажа останавливался Н. В. Гоголь. С тех пор она носит название Гоголевской. Мебели здесь не так много, комната кажется полупустой, но от нее веет спокойствием и уютом. Здесь собраны многочисленные акварели, запечатлевшие облик мурановской усадьбы.
В комнате напротив находится обстановка московского кабинета И. С. Аксакова — зятя и первого биографа Ф. И. Тютчева. Аксаков в 1866 г. женился на дочери Тютчева — Анне Федоровне. До замужества она была фрейлиной при царском дворе и описала придворную жизнь в интереснейших мемуарах «При дворе двух императоров». У окна — конторка И. С. Аксакова, за которой он любил работать стоя. Если вспомнить страницы романа Толстого «Война и мир», то князь Болконский работал стоя за такой же конторкой.
В одной из комнат мурановского дома Баратынский устроил классную для своих детей. Воспитание в то время было чаще всего домашнее, и такие комнаты встречаются во всех состоятельных домах. Чтобы дети не отвлекались, Баратынский устроил освещение через «фонарь» под потолком.

После осмотра этих комнат парадные комнаты кажутся еще более торжественными и нарядными. По-иному уже воспринимаются наполняющие их вещи — фарфор, часы, картины, мебель.
О мебели следует сказать отдельно, ибо именно она придает дому ту наполненность, без которой он казался бы пустым и необжитым. Мебель в усадьбе разностильная, но это не мешает ей «уживаться» друг с другом. Часть ее чинно расставлена вдоль стен, часть составлена уютными «уголками». Старинный низкий диван на двоих так часто упоминается в русской литературе, что воспринимается здесь как старый знакомый. Стенки ширм заслоняли собой интимные уголки, вполне давая отдых гостям, пожелавшим на какое-то время уединиться для спокойной беседы.
Следует отметить мебель, украшенную набором из разных пород дерева. Искусство набора (маркетри) достигло своего расцвета во второй половине XVIII века. Мебель украшали набором из цветочных гирлянд, букетов, видов городов, геометрическим и растительным орнаментом. Чаще всего украшались ломберные столики — карточная игра в дворянском обществе того времени была в большой моде. Подобных столов иногда было несколько в доме, часто их делали парными. Порой в них чувствовалась беспомощность исполнения, и они своей трогательной неуклюжестью вызывают теплое отношение к себе.
Фарфор был широко распространенной в старину принадлежностью бытового и декоративного убранства. Его ставили на консолях, горках, а то и просто на столах. В Муранове собрана целая коллекция фарфоровых изделий русских и иностранных заводов. Более ста лет употреблялся в семье Тютчевых саксонский чайный сервиз XVIII века. По мере того, как разбивались отдельные предметы, сервиз дополняется подделками, изготовленными по специальному заказу на заводах Попова, Иконникова, Сабинина. В фарфоровых изделиях русских фабрик сильны художественные традиции народного творчества, и это придает им неповторимую самобытность. Некоторые предметы свидетельствуют о свежести и непосредственности восприятия, о несколько наивной трактовке тематики.
Зоны действия фарфора, мебели, бронзы не пересекаются, не заглушают друг друга — от этого они не теряют своего образного звучания. В облике комнат чувствуется умышленная сдержанность, поражает «незабарахленность», хотя и не скажешь, что они пусты — заставлены они довольно плотно, вещи здесь не убили архитектурное интерьера. В парадных комнатах Муранова отразилась характернейшая черта дворянского интерьера первой половины XIX века — удобство и практичность наравне с красотой и торжественностью. В этой усадьбе выразилась художественная цельность и значимость эпохи, когда искусство глубоко проникало в быт, и быт своей изящной простотой поднимался до уровня искусства. Вот почему таким гармоничным ощущается здесь дух времени. Неспроста именно в это время появляется жанр интерьера в живописи — свидетельство любви к человеку и понимания обычной человеческой жизни.

В Муранове хранятся две акварели, выполненные художником-самоучкой С. Тимофеевым. Одна из них изображает гостиную в минском доме Сушковых родственников Тютчева. Художник зарисовал то, что представляло для него несомненную ценность. Многие предметы, которые запечатлел он, попали впоследствии в Мураново. В несколько наивном старании с предельной осязаемостью передать каждый предмет проявилось и любовное отношение человека к вещам давно знакомым, и стремление к их правдивой фиксации. При всей своей профессиональной беспомощности эти акварели драгоценны как молчаливое свидетельство быта эпохи, воздействующее на нас обаянием прошлого. И как свидетельство прошлого — стихи Тютчева.
Поэзия Тютчева — одно из драгоценнейших достояний русской литературы. Стихи Тютчева очень любил В. И. Ленин. По воспоминаниям В. Д. Бонч-Бруевича, книга стихов поэта всегда находилась на этажерке возле его письменного стола в кабинете, а нередко и на самом столе. В 1918 году Ленин подписал декрет о так называемой монументальной пропаганде. В список выдающихся деятелей русской культуры, память которых было решено увековечить, было включено имя Тютчева. В 1920 году был открыт музей в бывшей подмосковной усадьбе Тютчевых — Муранове, который носит имя поэта.
К счастью, в Муранове ничто не утрачено, усадьба сохранила всю подлинность и достоверность обстановки, которая может служить основанием для серьезного изучения художественной культуры прошлого.
Все здесь воссоздано с необычайной убедительностью и конкретностью: стол, покрытый потертой скатертью, шифоньер, заклеенный картинками за стеклом, тюлевые занавески начала века.
Вещи здесь не мертво лежат на своих местах, а словно сохранили прикосновение рук. Не исчезло самое главное — их взаимосвязь, и многочисленные мемуары того времени оживают в этих комнатах, становясь предельно понятными.
Здесь чувствуется то высоко понятое назначение дома, которое звучало в словах Чаадаева, видевшего в эстетизации жилища возможность поддержать в человеке чувство прекрасного. Может быть, эта красота далека от идеала, но она воплощала в себе жизнь, вкусы и идеи своего времени искренне, тепло и талантливо.