Сказка – средство приобщения ребенка к миру человеческих судеб, к истории; это «золотой ключик» к изменению окружающего, его творческому, созидательному преобразованию. Ребенок наполовину живет в воображаемом, нереальном мире, и не просто живет, а активно действует в нем, перестраивая его и себя. Именно из этой сокровищницы он черпает сведения о реальности, которой еще не знает, черты будущего, о котором еще не умеет задумываться [7].
Т.Д. Зинкевич-Евстигнеевой говорит о том, что сказкотерапия – это и терапия средой, особой сказочной обстановкой, в которой могут проявляться потенциальные части личности.
В основе сказки всегда лежит метафора. Метафора – это вид символического языка, который в течение многих столетий используется в целях обучения и передачи информации. Метафорическое познание не зависит напрямую от логических рассуждений и не нуждается в проверке точности нашего восприятия [9]. Понимать мир метафорически значит улавливать на интуитивном уровне ситуации, в которых опыт приобретает символическое измерение, и нам открывается множество сосуществующих значений, придающих друг другу дополнительные смысловые оттенки [8].
Ш. Копп, исследуя феномен метафоры, различает три вида познания: рациональное, эмпирическое и метафорическое. Он полагает, что последний вид расширяет возможности двух предыдущих и даже вытесняет их. Метафорическое познание не зависит напрямую от логических рассуждений и не нуждается в проверке точности нашего восприятия. Понимать мир метафорически значит улавливать на интуитивном уровне ситуации, в которых опыт приобретает символическое измерение, и нам открывается множество сосуществующих значений, придающих друг другу дополнительные смысловые оттенки.
Идеи Коппа развивает психолог и историк Джулиан Джейнс, утверждая, что субъективный сознательный разум как раз представляет собой процесс построения метафор: «Разум является тем словарем или областью лексики, понятия, которых суть метафоры или аналоги существующего в физическом мире поведения. В формулировке Джейнса метафора – это первичный опыт, служащий двоякой цели: для описания переживаний, которые впоследствии могут заложить в сознание новые модели, расширяющие границы субъективного опыта. Другими словами, когда мы пытаемся описать какое-либо конкретное событие, то есть воспроизвести его объективно, в процессе нашего рассказа возникают новые аналогии, которые уже сами по себе расширяют первоначальный опыт. Если согласится с этой мыслью, тогда метафора может оказаться чрезвычайно полезным инструментом общения именно в тех случаях терапии, обучения и консультирования, когда необходим поиск нового понимания проблемы самим клиентом [10].
Для большинства детей метафора – это такая знакомая реальность, ведь наше детство соткано из сказок, мультфильмов, сказочных киногероев, именно они оказывают наибольшее воздействие на душу ребенка.
Отталкиваясь от ранее упомянутых утверждений, мы можем говорить о том, что форма метафоры, в которой созданы сказки, истории, притчи, анекдоты, наиболее доступна для восприятия ребенка. Это делает ее привлекательной для работы, направленной на коррекцию, обучение и развитие. Кроме того, работа со сказкой, моделирование в рамках сказочной формы развивают личность педагога, создают невидимый мост между ребенком и взрослым, сближают родителей и детей.
В сказочном сюжете есть воспоминание о детстве, когда креативных ресурсов было много. Сказка всегда говорит на инфантильном языке, в котором просвечивает детская власть над миром. В сказке всегда хороший (прогнозируемый) финал и поэтому меньше тревоги. В любом случае сказка это «как будто». В сказке за счет композиции человек может упростить социальные связи и сделать ситуацию менее опасной, или менее сложной, так как некоторые закономерности природного существования в сказке изменены (Например, могут оживать мертвые, могут осуществляться волшебные превращения) [11].
Таким образом, человек может выразить то, что он не решается выразить в более нагруженном связями социальными контексте.
Позиция, которую отстаивал М. Мюллер, заключается в интерпретации мифов (а следовательно, и волшебных сказок) в качестве искаженного изображения таких природных явлений, как солнце и его разнообразные воплощения, луна, заря, жизнь растений, гроза.
Л. Лейстнер (чуть позже тот же взгляд отстаивал Г. Якоб), показал взаимосвязь между основными сказочными и фольклорными мотивами и повторяющимися символическими снами. Позиция А. Бастиана, заключалась в рассмотрении основных мифологических мотивов как «элементарных идей» человечества, которые не передаются от одного человека к другому, а являются врожденными для каждого индивида и могут возникать в разных вариациях в самых разных странах и у разных народов. Следующая позиция, пожалуй, наиболее разработанная и авторитетная, отстаивается представителями аналитической психологии, идущей от работ К.Г. Юнга.
Одна из наиболее ярких последовательниц юнгианского взгляда на природу волшебных сказок М.Л. Фон Франц указывает на разницу между позициями А. Бастиана и К.Г. Юнга: «Для нас же… архетип – это не столько «элементарная идея», сколько «элементарная эмоция», элементарный поэтический образ, фантазия, а возможно, даже элементарный импульс, направленный на совершение некоторого символического действия». Важность эмоциональной составляющей при психологическом исследовании она показывает, демонстрируя неизбежность при сугубо рациональном подходе смешения разных архетипов и превращения их в хаос, что обусловлено взаимодействием и взаимовлиянием архетипов. «Это похоже на то, что происходит при печатании наложенных друг на друга фотографий, которые уже никак нельзя представить в отдельности. Вероятно, нечто подобное происходит и в бессознательном, что обусловлено его относительной вневременностью и внепространственностью» [11].
Сказочный путь героя – это некоего рода путешествие из реального в метафорический мир, из мира реального времени во время изменений, с тем, чтобы получить новое знание о реальном мире. Это некая инициация, переходный этап в качественно новое состояние. И в пути необходимо выстраивать отношения и действовать.
Встреча помощника в пути – это своего рода взаимоотношение двух времен и двух миров – сознательного и бессознательного. Отношения, которые герой выстраивает с помощником, являются проекцией стратегии выбора пути достижения цели. В бессознательном Юнг размесил форму духовного наследия человечества и, соответственно, возможность выхода к источнику – архетип. Это естественное образование «есть иррациональная данность», «опознанный универсум». Архетип является душевным органом, но действует вопреки воле и разуму [15].
Образ помощника или волшебного предмета в сказках является как архетип духа – единственная непосредственная реальность - реальность содержания сознания и бессознательного, которые в какой-то мере несут в себе знак своего духовного или материального происхождения (К.Г.Юнг). «Если в индивиде происходит нечто психическое, - пишет Юнг, - то, что он ощущает как принадлежащее ему самому, то это и есть его собственный дух. Если, однако, с ним случается нечто психическое, что ему кажется чужеродным, то это какой-то другой дух, который, вероятно вызывает одержимость. В первом случае дух соответствует субъективной установке, в последнем, - общественному мнению, духу времени или изначальной, еще не человеческой, антропоидной диспозиции, которая называется также и бессознательным» [3]. Духовной сущности свойственен принцип свободного порождения образов, их трансформация, творческий потенциал, поэтому одно из свойств архетипа духа – динамичность, спонтанность, вечное движение. Созидательная природа данного архетипа состоит в том, что он дает человеку побуждение идеи, чему свидетельствует слово «вдохновение», и таким образом связано с ответом на вопрос «что я хочу?».
Архетип духа имеет наряду с позитивными свойствами – умом, интуицией, доброжелательностью, бескорыстием, готовностью помочь, терпением - и негативные стороны: злопамятность, агрессивность, предательство [16]. И в этом также проявляется его трансцендентная функция качественного изменения состояния и мировоззрения героя.
Архетип лишь «создает и опосредует возможность трансформации из примитивной формы своей первоначальной инстинктивной сущности совершить прорыв в иные – высшие измерения» и несет в себе выражение идеи универсального способа человеческого бытия. «Архетипические формы представляют собой образования, имеющие телесно-духовную природу: архетип связан с идеями (направлен вверх) и влечениями (направлен вниз). В этом смысле архетип … представляет собой онтологическую метафору внутренней реальности человека» [15].
Архетип — это относительно закрытая энергетическая система, пронизывающая своим потоком все аспекты коллективного бессознательного. Однако не следует рассматривать архетипический образ как статический, так как он вместе с тем представляет собой сложный символический процесс, включающий в себя и другие образы. Другими словами, можно сказать, что архетип — это специфический психический импульс, действующий наподобие отдельного луча радиации и одновременно как единое магнитное поле, распространяясь по всем направлениям. Таким образом, архетип в качестве потока психической энергии «системы» пронизывает все другие ее архетипы. Следовательно, несмотря на то, что необходимо осознавать неопределенность архетипического образа, мы должны научиться четко обрисовывать его контуры, объединяя различные аспекты в единое целое. Мы должны подойти как можно ближе к пониманию специфичности, определенности и так называемому характеру каждого образа, а также попытаться выявить совершенно особенную психическую ситуацию, выраженную в нем [17].
Архетипическая схема сказки:
1. Указание на время (давным-давно) и место (в тридевятом царстве).
2. Происхождение героя, жизнь в отчем доме (наследственность, статус, базовое отношение к Миру).
3. Уход из родительского дома (сепарация с родителями).
4. Выбор пути (самоопределение, начало инициации, взросление).
5. Искушения (проверка на «доброе сердце», ответственность за выбор пути, преодоление соблазнов и сомнений, принятие самого себя и своего пути).
6. Награда (нахождение помощников).
7. Испытание (борьба с антагонистом, преодоление, смерть и возрождение, индивидуация, поиск Самости).
8. Награда (метаморфоза, трансформация, духовный рост).
9. Возвращение домой, трудности в пути (проверка истинности трансформации).
10. Прибытие в отчий дом (принятие своего раннего детского опыта, воссоединение со своими корнями, окончательная трансформация героя, нахождение Самости).
11. Награда (свадьба – воссоединение мужского и женского начала, восстановление целостности, идентификация с Самостью; коронование – завершение индивидуации, осуществление своего предназначения.
В последнее время к методу сказкотерапии тяготеет все больше специалистов: психологов, психотерапевтов, психиатров, педагогов, воспитателей, дефектологов. Появились сказкотерапевтические программы Г. Азовцеюй, А. Лисиной, Т. Речицкой. Коллективом Института сказкотерапии получены сведения о новых областях применения метода [12]. Это не только детские дошкольные учреждения и школы, но и центры реабилитации инвалидов, детей с различными проблемами развития, исправительные учреждения (для особо «трудных» подростков), высшие учебные заведения.
Многие психологи, педагоги, дефектологи, воспитатели и родители применяют магическое воздействие сказки в своей работе и процессе воспитания. Однако еще не все возможности и достоинства сказок используются специалистами в полной мере. В форме сказки, метафоры могут быть синтезированы современные многочисленные психологические технологии, так необходимые специалистам, и, конечно же, родителям. С ними дети проводят значительную часть времени. Именно они на современном этапе становятся основными потребителями психологических технологий. Однако психологические подходы многочисленны, сложно сформулированы, и это делает их недостаточно доступными для потенциальных пользователей [13]. Поэтому основной задачей сказкотерапии стало синтезирование наиболее эффективных психологических технологий в рамках сказочной формы; объединение и адаптация множества психотерапевтических приемов в единый сказочный контекст. В этом заключается актуальность и новизна комплексной сказкотерапии. Это метод, использующий сказочную форму, ореол волшебства для интеграции личности, развития творческих способностей, развития адаптативных навыков, совершенствования способов взаимодействия с окружающим миром, а также обучения, диагностики и коррекции [14].
Проанализировав различные источники по проблеме применения данного метода в работе психолога, а также изучив труды авторов – Т.Д. Зинкевич-Евстигнеевой, Ш. Коппа, исследования и опыт Б. Беттельхейма, Р. Гарднера, работы Адлера, Э. Берна, идеи К.Г. Юнга и М.Л. Фон Франц, и д.р. и их вклад в развитие сказкотерапевтического метода, мы пришли к выводу, что сказочные фантазии ребенка оказывают педагогическим усилиям действенную помощь; одновременно они делают возможным глубокое проникновение во внутреннюю жизнь фантазии, с учетом которой сознательное поведение становится более понятным и благодаря этому доступным для воздействия.