Единственный способ отделаться от искушения – поддаться ему.
Чунмён лежал на диване и наблюдал сквозь полуопущенные ресницы за яркими всполохами экрана. В темноте комнаты телевизор расплывался пятнами фантастической окраски. В этом было что-то шаманское.
Сехун сидел прямо на полу, прислонившись спиной к дивану, и сосредоточенно нажимал на кнопки джойстика. У него были плотно сжатые губы и нахмуренные брови.
Чунмён свесил голову с дивана и смотрел на его перевернутый профиль. Кожа Сехуна ровно блестела, расцвеченная десятками цветов, которые сменяли друг друга в причудливом и прихотливом порядке. В этом было что-то чудесное.
- Эй, - тихо позвал Чунмён.
Сехун не услышал. Сжал джойстик в руках еще сильнее, свел брови и выругался сквозь зубы. На экране телевизора десятый уровень начался заново. Чунмён вздохнул, закрыл глаза и позволил раздражающей мелодии нести его вперед и вверх.
Хотелось кинуть в телевизор чем-нибудь тяжелым. Хотелось оборвать провода-сосуды. Хотелось наступить на приставку и слушать хруст пластика. Хотелось, чтобы Сехун оторвался от своей глупой игры и разрешил взять свое лицо в руки. Провести пальцами вдоль линии носа. Разгладить хмурость лба. Поцеловать в висок.
- Эй, - снова позвал Чунмён, открыв глаза.
Он сел на диване, слегка потянулся, положил руку на плечо Сехуну и сжал. Сехун дернул плечом и ничего не сказал. Чунмён решил поддаться искушению, и выдернул джойстик у него из рук. Силу он не рассчитал: джойстик не просто оказался у него в руках, но и выскочил из приставки.
Десятый уровень начался заново.
Сехун развернулся и резко стащил Чунмёна с дивана. Сел ему на ноги, мешая двинуться.
- Больно, - прошипел Чунмён, пытаясь выровнять дыхание, сбившееся от удара об пол.
Сехун нехорошо улыбнулся, вынул джойстик из ослабивших хватку пальцев и помахал проводом над головой Чунмёна. Тот вытянул руки, желая отнять дурацкий кусок пластмассы, но был пойман: продолжая нехорошо улыбаться, Сехун ловко обхватил его запястья, свел их вместе и несколько раз обмотал проводом, затянув так туго, как сумел.
- Эй, – сказал Чунмён, и в голосе – страх.
Сехун прижал связанные руки к полу над головой Чунмёна. Их лица почти касались друг друга. Сехун провел языком по чужим плотно сжатым губам.
- Расслабься и поиграй, - жарко выдохнул Сехун, не отстраняясь.
Его дыхание обжигало кожу.
Чунмён хотел сказать, что Сехун придурок, что запястья болят, что в этом нет ничего чудесного, но все это утонуло в его рту. Сехун проглотил только первое обидное слово, и тут же засунул свой язык между приоткрывшимися губами. Чунмён попытался повернуть голову, разорвать поцелуй, но Сехун с силой нажал на его запястья: провода впились в кожу, и боль смешалась со страхом и желанием.
Сехун остановился сам: прекратил поцелуй, протянув губам вдоль подбородка к шее влажную дорожку слюны. Прикусил кожу чуть выше ключицы. Чунмён судорожно вдохнул и дернулся под Сехуном. Тот только оскалился, почувствовав, как Чунмён возбужден. Дразня, Сехун подвинулся выше, потерся бедрами о пах Чунмёна, потом еще раз и еще.
Он терся ритмично и ловил губами стоны Чунмёна, которые тот не мог подавить. Он пытался молчать, кусал губы, но Сехун давил на его запястья, и стоны вырывались наружу: боль и удовольствие мешались в них. В этом было что-то фантастическое.
Сехун почувствовал, как опадает возбуждение Чунмёна, на брюках которого выступило влажное пятно.
- Новый уровень, - усмехнулся Сехун, поднимаясь на ноги.
Его член все еще стоял, и в узких джинсах было неудобно. Сехун любил доводить начатое до конца, особенно если это касалось игр: виртуальных или любовных.
Сехун помог Чунмёну подняться на ноги. Тот отводил глаза и почти плакал. Сехун обнял его, закидывая связанные запястья через голову себе за спину. Он прижался щекой к его виску, погладил руками ягодицы, бедра, а потом подхватил и сел на диван, опуская его к себе на колени.
- Теперь подтянись повыше и помоги мне, - прошептал Сехун ему на ухо, обхватив его лицо ладонями. – Сделай то, что я сделал для тебя. Двигайся.
- Иди к черту! – вспыхнул Чунмён.
Он попытался встать, но Сехун сильнее прижался к спинке дивана, вдавливая в нее его запястья. Чунмён тяжело выдохнул и встал коленями на диван, пересаживаясь выше: так, чтобы его пах удобнее касался возбужденного члена Сехуна.
Чунмён двигался, то ускоряя темп, то замедляя. Сехуну хотелось перевернуть его и снова почувствовать под собой чужое тело, но он притянул лицо Чунмёна к своему и тихо стонал ему в рот, прикусывая и вылизывая губы. Почувствовав приближение разрядки, Сехун сжал ягодицы Чунмёна, заставляя его двигаться быстрее.
Кончив, Сехун притянул Чунмёна ближе, заставив лечь на себя, опустить голову на плечо. Сехун гладил его по спине и вдыхал запах пота и чужого шампуня. Чунмён слабо дернулся, шевельнув руками.
Сехун вспомнил и нахмурился. Он аккуратно перекинул запястья Чунмёна через голову и развязал провод. На коже остались уродливые красные рубцы, которые обещали налиться глубоким, синим цветом. Сехун не стал просить прощения, потому что не чувствовал себя виноватым.
Он целовал запястья Чунмёна, не отпуская его со своих колен.
Он предложил в следующий раз связать что-нибудь другое.
Чунмён смотрел на его лицо в тусклом свете телевизора. Ему было больно и хорошо. В голове все смешалось: реальность, старые желания и обрывки снов. Чунмён провел пальцами, и морщины на лбу Сехуна разгладились, а его взгляд – потеплел.
В этом было что-то волшебное.