Ай, кто включил свет? Ну прям в глаза же. Чёрт, как болят глаза, а я ведь даже их не открыл ещё. Выключите свет! Ну я вам сейчас!
А, это солнце. Видимо уже утро. Ну что ж, надо вставать. Так, давай: раз, два три... Совсем одеревенел. Благо хоть додумался не раздеваться, а то сейчас бы корячился. Это я хорошо придумал, это умно. Ладно, который час? Где часы мои? Так. На стульчике рядом нет. А что это здесь? Ага. Газета, на кой мне газета? Я ж не вижу ни черта. Да и что там читать? Какие уже новости могут меня удивить или развлечь? Все они уже одни и те же. Всё это я уже видел. По телевизору одни убийства да воровство, а в газете написано во сколько я могу по телевизору посмотреть про убийства и воровство. И таблетки всё рекламируют. Зачем их рекламировать? Ну заболела у тебя голова, пошёл в аптеку и спросил таблетки от головы. И всё тут. Зачем читать про таблетки? И так дышать стало нечем, а ещё и химией себя травить этой, не знаю. Бывает, конечно, голова разболится, хоть стреляйся, лишь бы перестала. Это да, тут уж и химией этой закинешься, лишь бы прекратилась боль. Иначе на стенку хоть лезь. Да. Раньше часто лазил на стенку. Стояла у нас в спортзале, в училище. Степан Николаевич всё говорил: хорошо, Андрюша, хорошо лазаешь, молодец. А я тогда и подтягивался прекрасно. Помню Витьку обошёл, он сделал 30, а я почти что 40. Оставил его в дураках. Нечего. А то всё ходил такой, мол спортсмен, мол никто побить его не сможет. Хех. А я вот, хоть и не спортсмен, а побил. Сделал тогда 45 раз и ничего, даже дыхание почти не сбил. Так ему и показал, что он только голову опустил и ходил потом тише травы. Да. Так, а что я искал?
Плевать, надо уж вставать и умыться. А то хожу весь при параде, хех, а сам не умытый. Так, давай, Андрюша, оп! Молодец. Ноет нога эта проклятая, чего разнылась? Не пойму. Вроде и не бегал и не скакал. Ну ничего, это пройдёт, пройдёт, всё проходит, и это пройдёт. Так где этот включатель? Ага, вот он. Ну, что тут у нас? Да-а, зарос ты, Андрей Петрович, ей-богу зарос. На пса похож. Раньше то, посимпатичнее был, точно говорю. Был такой, с усами, гордый ходил. Да, помню пиджачок прикупил, пепельный такой. Вот гордился то, сам отработал летом, после школы, и купил себе. Дорогущий был, сколько уж и не помню. Но только хорошо сидел, будто родился в нём. Будто и не вылезал из него никогда. Да. Хорош был. Помню тогда Анну пригласил на концерт. Закраснелась, хех, отвернулась, а я такой гордый, в пиджаке чёрном, новом. Да ещё деньги остались после покупки, вот и пригласил, значит, Анну в театр. Да. Было уж так, как будто вчера было. Ну да бог с ним. Чего это я? А-а, пустая голова, умыться же надо.
Так. Ну что ж, половину дел, из запланированных на сегодня, я уже сделал. Можно и чайку хлебнуть, у меня там пироженки ещё имеются. Да, это дело хорошее. А какой сегодня день? Вторник или нет? Надо будет глянуть в газете. Так, где тут у меня чай. А, вон куда запрятал, старый шпиён. От кого прячу? Совсем уже заигрался. Сколь градусов, интересно, на улице? Солнце яркое такое. Весна всё-таки умеет согревать. А слепит то как? Ужас. Голова аж заболела. Надо прикрыть шторку одну, чтобы уж солнышко то меня совсем не ослепило. Но хорошо. Я радуюсь, когда на улице солнышко. И тепло и птички поют. А они не просто чирикают, они радуются, что тепло и солнечно на улице. Что Бог вот всем нам тепла и света своего даёт. Это он молодец большой. Ну и добрый он, любит нас. Вот я загрущу как-нибудь, захвораю даже, может быть. А только солнышко из-за тучи выйдет, да пригреет землю, да осветит всё вокруг, все углы тёмные, всякую гадость загонит в норы свои обратно. Листочки на деревьях как засверкают: сами ярко-ярко зелёные, свежие, а на них мягким одеяльцем опустится золотой лучик, укроет, и смешаются они цветами, и такой цвет получается приятный, такой хороший и тёплый. И вот я уже не болею, и вот мне хорошо. Это Бог на нас радуется, любовь свою показывает. И солнечными зайчиками нам подмигивает. Да. Это он молодец. Кстати, надо мне мои цветы полить, пока не забыл. Пусть чай пока заваривается.
Эх, ну пойдём обратно в зал. Какая же большая квартира, идти теперь не меньше полста шагов. Да, какая же я коряга стал. Иду как по гвоздям. Благо что в ботинках. Тааак, теперь поворот, и ещё раз. Ага. Вон они, красавцы мои. Солнцу тоже радуются. Молодцы. Ну что вы тут, господа? Небось пить хотите? Ну сейчас, сейчас. Напою вас да и тем самым накормлю. Вот, наверное, самое чистое, ближайшее к Богу существо. Не капризное, не требовательное. Что ему нужно? Водички да солнышка. Вот и человек иногда бывает очень близок к Богу. Немного, правда, но все-таки иногда и он бывает. Вот родился только, маленький, голенький, чего надо? Да только чтоб тепло было, да мамка бы накормила и поцеловала. И всё. Кричит, а что кричит? Так говорить то не может, а внимание на себя обращает, чтобы не забыли про него. Да и радуется он, когда к нему бегут, смотрят на него, играют с ним, лишь бы перестал плакать. А он, хитрец, всё громче и громче. Да. И в старости мы, совсем уж когда дряхлые. Тоже ближе к Богу. Еды почти и не надо. Иной раз даже забудешь. Пироженку, конечно, можно, хех. Это уж так, прихоть. Да и повспоминать бы чего хорошего. Иной раз и не хочешь и неудобно, люди с тобой разговаривают, а оно само тебе в голову да на язык лезет. Бывает, спросят тебя мол, как дела? А ты уж и не замечаешь как рассказываешь дела свои, которые лет 40 назад обделывал. А на тебя смотрят так, как-то уже и никак, видать не в первый раз такую штуку ты проворачиваешь. А ты и не понял, что уже в другом месте и в другое время сидишь. И надо прийти в себя, вспомнить. А собеседник уж и тему переменил, чтобы тебя не смущать. Вот и смотрят в тебя как в сломанный телевизор. Да. О, а ты чего это, маленький цвет, не растёшь совсем? Не дело это, послушай меня. Вон ты глянь на соседей то, вон как вымахали. А этот, как же его? забыл совсем. Так уже и с меня ростом, только успевай его подвязывать. Да. Ты, брат, давай, не подводи.
Так, что такое? Откуда шум? Не понял! А, в дверь звонят! ИДУ! ИДУУ! Чего ору, всё равно там поди не слышно. ДА ИДУ! Кто там, интересно. Надо скорее идти. Может почтальон? Да какой, прости Господи, почтальон? Да-а. ИДУ!
- Дед, привет, как дела?
О, Санечка пришёл, молодец какой.
- Здорова, Санёк, здорова. ПроходЫ, – чтобы он понимал, что у меня хорошее настроение, хех, - А ты чего так легко одет? В футболке одной?
- Так лето же, там градусов 30, если не больше.
- Да-а, действительно, лето. Лето я очень люблю, знаешь. Когда солнышко греет, сразу становится на душе так хорошо, согласись!
- Да, это ты правильно заметил. Ну что, рассказывай, как у тебя дела, как чувствуешь себя?
Оглядывает меня, внучок, хочет понять как я себя чувствую. А хорошо, и всё тут! Пришёл он, молодец, а я и порадуюсь.
- Да я то хорошо, ты если перья или пыль увидишь в воздухе, так это я тут носился и прыгал по квартире, вот такое у меня настроение хорошее, чтобы ты знал! – воот, улыбается. Красавец он у нас, молодец. – Лучше уж ты давай, Алексан Сергеич, расскажи, что там у тебя нового? В институте как? Первый курс, а? Небось невест куча вокруг? – это я ему так, чтобы он со мной тоже на шутки перешёл. С шуткой всегда приятнее общаться, бывает ввернешь какой-нибудь анекдот, так все вместе посмеётесь и настроение поднялось и потом ходишь весь день, да вспоминаешь как хорошо тогда получилось пошутить и как приятно тогда все смеялись, и опять вспомнишь и улыбнешься. Идешь, улыбаешься, а люди смотрят на тебя, не понимают, чего это он улыбается? А может кто-нибудь и тоже улыбнётся, не разбирая твоих причин, просто вдруг ему тоже станет весело и хорошо. Да, это хорошо. А, что?
- Дедушка, ты чего? Задумался? Я говорю хорошо всё, только я в университете, а не в институте. Хотя сейчас разницы нет.
- А, да, да. Ты молодец. Так а с невестами то как? – это я так, чтобы шуткой разговор справить, хех, – Я помню, после школы поработал, хорошие мне деньги тогда дали. Ну так я, когда уж осенью поступил в училище, купил себе новую рубашку. Так на меня все девушки головы свои крутили, всё заглядывали. Мол красавец такой был. А я гордый ходил, голову высоко, а сам внутри радуюсь. Приятно все-таки. Я тогда Татьяну в кино ещё позвал. Но это что. Ты сиди, я сейчас тебе кой-чего дам. – Так, куда там я их запрятал? Хм. А! Точно! Под подушкой же. Та-ак. – Вот, держи, и ты купи себе рубашку новую, обязательно купи. Ты же Фёдоров! Фёдоров род, вон такой красавец вымахал. Но рубашку надо обязательно. Не отнекивайся! Мне их особо тратить некуда. А тебе пригодятся, ты молодой. Держи! Да не за что, чего ты. Ты же мне сынок. Твой папа мой сын, значит и ты мой сын. Я могу тебя и сынок и внучок звать, – без разницы. Главное, ты родной мне. Да пожалуйста, чего ты – скромный он, молодец. Правильно воспитан. – Ты лучше расскажи мне, чему ты обучаешься в своём университете?
- Да я по компьютерам. Хочу в будущем разрабатывать всякие штуки, которыми будут люди пользоваться. Ну чтобы... погоди, а чего свистит? Щас, погоди, – куда это он побежал? Какой ещё свист? – Дедушка, ты чайник забыл выключить. Вскипел он давно уже, а я то думаю, показалось мне что-ли. – О, черт, я чайник ставил разве? Ладно, надо выкручиваться.
- Нет, не забыл, это я к твоему приходу поставил согреться. Попьем чай. Не хочешь? Ну ладно, я тогда сам, когда ты пойдёшь. Так, ну так что там дальше? Учишься ты...
- Ну да, вот недавно сделали приложение на смартфон, чтобы легче было музыку подбирать по своим вкусам.
- На кого? – хм. Смотрит подозрительно, как на дурака, видимо уже объяснял мне, а я забыл. Э, нет, не должен он во мне разочаровываться. – Хех, да я шучу, понял я, понял. – Надо подмигнуть ему. А, черт, моргнул двумя глазами, ладно, он поймёт, не глупый. Так, что такое? Что за вспышка. Ай, как голова заболела, с чего бы? Видимо давление. А это что? Бумажка какая возле шкафа? Не вижу ничего.
- Дед, ты чего? Задумался? Лучше скажи как у тебя голова? Вчера болела же. – Так, вчера тоже болела, получается. Сколько можно? Вот она опять разрывается. Невозможно.
- Да, немного болит, но это так. Пройдёт. – Да она сейчас лопнет! Про таблетки спрашивает, нет их! – Нет таблеток! Они уже совсем с ума посходили, стоят таблетки эти как машина! Лишь бы с народа деньги вытягивать. Мало того, что травят нас химией своей, так ещё и дерут втридорога, мол это мы должны ещё платить за то, чтобы себя отравить! – как же она болит, господи, – Не нужны они мне! И ты сам тоже, не пей эту отраву, только в крайних случаях. Раньше ещё люди делали на совесть, сейчас лишь бы сэкономить, да продать дороже, а то, что люди травятся, это наплевать. Всем стало наплевать!
Лицо у него поменялось. Опять я ему высказал, не могу себя контролировать, когда башка так кипит. Стыдно перед мальчиком. Но ничего, он поймёт потом, такой же будет. К сожалению.
- Ладно, Санька, ты беги. А я чай буду пить, да полежу немного. Родителям привет большой. И передай, что дедушка категорически запретил им болеть! Так и передай. Ну давай, сынок, беги.
Ну, старый дурак. Опять прогнал, не посидели нормально. Совсем уже контроля не осталось. Видно же, что хочет пообщаться, послушать или рассказать чего. Ждёт от меня каких-то слов добрых, тёплых. Мудрости может, а я всё ору. Начинаю орать, а голова сильнее начинает болеть, и я продолжаю орать. Замкнутый круг, порочный. Да. Иногда и хочется сказать чего хорошего, да забываться начинаю. Как вспомню чего. А на меня смотрят, а я уж и не заметил как на тему другую перескочил. Не знаю и чего поделать. Да уже и нечего. К восьмому десятку жизнь бежит быстрее поезда, я уж за ней не поспеваю. Да и куда уже бежать. Устал я бегать. Всю жизнь куда-то бежишь, только ботинки стираешь, а земля под ногами всё равно одна и та же. Проскальзывает под ногами как ледянка, невозможно зацепиться. А теперь я уж слишком тяжёлым стал. Шаги тяжёлые. Теперь я её проворачиваю, отталкиваю от себя. И никогда мы не останавливаем себя и землю под нами. Только закопавшись, пожалуй, и получится остановиться. Да.
О! Я же чай хотел попить. Так, а где тут у меня пироженки? Ага. Все уже умял? Ну едок, вот же вроде покупал. Хм, ну что, надо в магазин идти. Всё равно собирался. А это что? Хлеб немножко подсох. Отлично! Надо его разломать и голубям отдать. Голубки хорошие птицы, всегда такие благодарные. Бывает подойду к мусорке, а они уже меня знают, как подлетят всей своей братией. Разговорятся. Я им из пакетика сыпану сухариков, они прыгают сначала, взлетят, испугаются, а потом как поймут, что их кормилец пришёл, так и набросятся на угощение. И всё урчат благодарно. Я им ещё с другой стороны насыплю, чтобы и остальным досталось. А то ведь передерутся ещё, голодные сильно. И вот я несколько кучек наделаю и им всём хватает. Едят и урчат всё благодарно. Мне и радостно. Кто их кроме меня накормит? Некоторые не любят голубей. Глупые люди. Голуби – это ж божья птица. Они хоть и летают, видят всё, но всё же ближе к земле. Никого не убивают, а питаются не живой едой. Их Бог посылает, чтобы посмотреть как мы тут живём, потом они взлетают, передают новости на небеса и обратно к нам спускаются. Наблюдают, слушают, а человека понимают. Это я давно заметил. Помню когда хоронил любимую мою супругу, плакал всё, тяжело было. Стою на кладбище, смотрю как закапывают гроб, а сердце не на месте, сжимается и не отпускает. Ну, думаю, упаду здесь тоже, рядом. Да и лучше так оно будет. Как, думаю, под холодную землю человека зарывать? Зачем? Совсем там холодно и темно. Страшно будет. Стою, не могу никак утешиться, а мне на плечо белая голубка приземляется. Села, пошаталась немножко, коготками меня почесала чуть-чуть и улетела в небо. И я понял, что всё хорошо. Всё правильно. Это моя Настенька со мной попрощалась и улетела на небеса. Господь её к себе принял и позвал. Дал минутку со мной попрощаться и к себе пропустил. И мне сразу так хорошо стало, так легко. И слезы пошли не горькие, а чистые, лёгкие. Да. Надо покормить голубков обязательно, пусть моей Настеньке привет передадут.
Так. Ну что, надо в магазин сходить. Что там по температуре? Ладно, пойду в костюме и фуражке, чтобы не напекло. Вот, вот он мой красавец. Пепельный, с тремя пуговицами, почти как новый, пиджак. Вот умели раньше одеваться, ей-богу. Парни все в рубашках, пиджаках, брюках и туфлях. Девушки все в платьях, в босоножках. Все такие красивые, молодые, аккуратные. Много плохого было, конечно. Кошмарили нас из правительства, боясь за себя и нас заставляли бояться. Но ведь молодости то не скрыть, не запугать. Как же хорошо было собираться большими компаниями товарищей, выходить в тёплую летнюю ночь и гулять по городу, забиваться толпой в трамвай и ехать в центр города, там красота. Идешь, дышишь свежим воздухом, любишь и гордишься всем вокруг. Своей страной, своей родиной, своими товарищами и собой. Собой гордишься, потому что ты часть этого семейства, часть большой семьи. Да. Было это. Не важно в какой стране ты молодой, не важно, что ты можешь где-то обхаять своё государство, свой город. Плевать. Ведь в этом и есть молодость. Любить до остервенения, до ненависти, до ревности. В этом вся прелесть молодости. В этой разноцветной палитре чувств и эмоций. Молодёжь всегда, в каждую эпоху будет ошибаться. Ну и пусть. На то она и молодость, чтобы делать ошибки, грустить по ним, а потом хохотать над собой. Да.
Так. Ну что, выходим. Сначала голубки. Держите, мои хорошие. Ешьте, ешьте, набирайтесь сил, да скорее передайте мой привет. Вы уж знаете кому, хех, не в первый раз прошу вас. Летите.
Ну а теперь можно и в магазин. Да уж, на улице действительно хорошо. Голова прошла от свежего воздуха. Надо чаще бывать на свежем воздухе. Помню раньше ходил по несколько часов в день. Бывало выйду и пойду. Ноги сами меня ведут. Куда? Да черт его знает. Главное идти, воздухом дышать и думать о своём. Иду, руки за спину закину, иду и думаю. Был случай, сильно я уж задумался о своём о чём-то. Иду, никого не замечаю, руки за спиной в замок состроил. Запнулся о какую-то железяку, да шлепнулся как лягушка. Слышу хохот, поворачиваюсь и вижу старого знакомого, Алексея. Ты чего, говорит, Андрей, оглох что-ли? Я тебя кричу, кричу, а ты ухом не ведешь. А это, говорю ему, Алексей, потому что я думал. Это тебе всё лишь бы посмеяться, а иногда и подумать надо. Вот тебе голова для чего дана? А? Вот именно, чтобы головной убор носить. А ей иногда и думать надо. Помог он мне подняться, отряхнул, да пошёл смеяться дальше. А я и думаю, что он бестолковый.
- Добрый день, Андрей Петрович. – смотрю, а это соседка моя, как же её? С палочкой идёт, да мне машет. Ну думаю, черепаха, давай погоняемся. – В магазин, поди? Бежишь, голову опустил. – Ирина, точно.
- А ты, Ирина, давай со мной наперегонки. Что просто так языками чесать? Так хоть интерес будет. – Она рукой то махнула, а сама, гляжу, ходу то прибавила. Ну я ей спуску не дам, ноги помнят как ходить. Раньше много ходил, бывало из дома выйду и хожу весь день, думаю.
О, магазин. Как дошёл – не помню, видимо опять задумался. Возле магазина ребятишки бесятся. Мальчик и девочка, лет по 5. Увидели меня и давай улыбаться. Идут ко мне. Я детей всегда любил. Помню когда внук был маленьким, я всегда с ним ходил на спортплощадку, рядом с домом. Выйдем из дома, возьму его за руку и идём по аллее. Он идёт рядом и на машины рукой показывает, называет марку и говорит, вот, деда, это Жигули, а это Мерседес, а это ещё что-то. Я иду, одной стороной слушаю, а другой думаю какой он у меня умный растёт. Я – дуб дубом в этих машинах, ничего не соображаю, а этот, маленький ещё человечек, уже вон как шпарит. Говорит как взрослый про машины, а сам опавшие листья пинает, смотрит как они взлетают и, закручиваясь и блестя своим золотом, опускаются на землю. И заливается смехом. Я иду, и мне хорошо с ним. Но это раньше. Сейчас с детьми надо осторожнее. Я уже не тот. Руки иногда дергаются, не знаю уж что с ними. На днях так кружку разбил. Дёрнулась рука и всё, вылетела кружка и разбилась. А если с этими теперь такое же будет? Захочу погладить по голове, а рука дернется, ударю малышка, больно ему будет. Нельзя так. Спокойно говорю убегайте, ребятки, играйте там, а сам улыбаюсь, люблю детишек. А они видят, что я улыбаюсь и продолжают подходить. Дети умные, они всё чувствуют. Чувствуют, что я детей люблю. Но не сейчас, малышки. Пришлось прикрикнуть на них, мол идите дальше, не мешайте дедушке. Расстроились. Пошли играть в другое место. Мамаша их услыхала, косится на меня, злится. Волчица. Но это к лучшему, пусть лучше так.
В магазине выбираю пироженки. Знаю уже, конечно, какие возьму, всегда их беру. Но хочется и поболтать. Вот возьму и спрошу у продавщицы какие свежие? А эти с каким вкусом? А вон те песочные не слишком ли твёрдые, зубов то нет совсем. Плевать какие у них вкусы, я свои любимые люблю, но так, лукаво выспрашиваю. А она меня уже знает, раскусила, лениво так, со вздохом и недовольством отвечает. Хех, ничего, поболтай маленько. Тоже полезно. А то сидишь тут весь день, мозги киснут. Так хоть немного поговоришь и уже хорошо.
- Ладно, – говорю, – давай мне, красавица, вот этих, килограммчик. – Взвесит, завернет, посчитает.
- 120 рублей. – Так. Так. Не рассчитывал. Не взял столько с собой. Что ж это я, забыл что-ли сколько они стоят? Ну, нельзя перед ней показать себя бедным. Нечего. Подумает ещё чего себе. Надо силу ей показать.
- Сколько?! Да прям средь бела дня, вот прям возле дома, берут и обдирают. Ну не ужас, а? Поди весы свои подкрутила! Ладно, давай пол кило, обойдемся!
Стрельнула в меня своими злыми глазками. Хе-хе. Ничего, пусть я буду худшим у ней покупателем. Зато на других уже не будет злиться. А я что? Я старик. От нас всегда подобного ожидают. Ничего. Она может и внимания не заострит.
Э, черт. Опять голова заболела. Все-таки надо купить эти проклятые таблетки. Где здесь можно? А. Вижу. Сейчас узнаем.
- А где у вас тут таблетки от головы и по чем?
- Дедушка, это оптика.
- Ну, а я у тебя разве хлеб прошу? Аптека мне и нужна.
Смеётся. Чего смеётся? Может фуражка съехала? Эх, ладно. Так пройдёт. На воздухе то свежем обязательно пройдёт. Я всегда любил гулять, вот и ещё погуляю.
О, сидят. Всегда они сидят на лавочке. Да сколько их? Раз, два, три, четыре, пять, шесть... восемь. Сидят бабульки, каждый день сидят. Что им снег, что им зной. Молодцы! Болтают о чём-то, не хотят дома сидеть. Боятся, боятся одиночества. Да, согласен, страшное это чувство. А страшное оно, потому что поделиться не с кем о нём. Бывает расскажешь о проблеме, выговоришься, даже поплачешь и легче становится. Потому что поделился, потому что разделил свои проблемы, хотя бы немного, с другим. Ему то ничего, он послушал, повздыхал, да и забыл. Это правильно. А ты излил душу, выплеснул свои помои внутренние и уже легче. То есть никому плохого то вроде и не сделал, не передал свои беды, в прямом смысле. А так. Только проветрил. Взял, так сказать, пылесос у товарища на временное пользование. И ему не накладно и тебе хорошо. Чище стало. Хех. Здороваются бабульки, молодцы. И я им здрасьте. Только я с ними болтать не хочу. Одно они и то же постоянно перебирают. Я тоже так делаю, только когда я говорю, я то этого не замечаю. А так со стороны неприятно за нами наблюдать. Зеркало то всегда показывает правду. А мы не всегда к ней готовы. Не всегда хотим её. Нет. В нашем возрасте уж можно и повредничать. Выслужились уже, кто как, но человеческие годы мы порядочно прошли, повидали и попереживали. Можно немножко и отдохнуть. Имеем право, так сказать. Здрасьте, здрасьте, да до свидания.
Фух, ну наконец-то дома. Тут хорошо. Хоть и гулять я люблю. Но я уже как один из моих цветочков, пророс корнями глубоко, а дом мой – мой горшок. Питаюсь солнцем, водой и пироженками. Надо снова поставить чайник греться. Пусть вскипит, пока буду снимать свой пиджачок и фуражку. Голова опять болит, черт. Надо скорее проветрить в квартире. Открою форточки, пусть свежий воздух пойдёт. И мне хорошо будет. От природы человеку никогда плохо не бывает. Всегда только хорошо. Это мы, наоборот, стали от природы отдаляться. Пустили этих металлических убийц кислорода в наши города. Раньше ещё нормально, было по одной машине в семье, да и то не в каждой. Дышалось легче. А сейчас? Уже по две и по три машины. И все дымят, дымят. Вот у нас и прут болезни. Рак развивается и прочие страшные гадости, о которых даже говорить страшно. А все эти магазины большие? Всё вырубают деревья и строят и строят свои здания и парковки для тех же железных убийц. Ужас. Страшно за будущее. Мы то уже всё, пожили своё. А дети наших внуков? Они то чем дышать будут? А раньше то как было? Наш Омск был город сад! Все гордились, все дышали полной грудью! Или опять дело в молодости? Но нет, воздух и правда был чище. И трава зеленее. Хех. Старичок я стал совсем. Ну ничего, всё по природе. Так и должно быть. Родился, пожил, состарился. А потом и с голубками вместе на небо, если жил достойно и с верой.
Ну что ж, вот и чаек готов. С пироженками. Приятного аппетита, Андрей Петрович! Спасибо! Хех. Что это? Что опять за звук? На дверь не похоже. А! Сотовый, точно. Что ж я его с собой то не беру никогда. ИДУ, ИДУ. Черт возьми, да сейчас то кому ору? В трубке то не услышат. ИДУ! Эх. Так, не понял. А кто выключил свет? Что за дела? ИДУ! Иду. ид...
Дела. Шлёпнулся, видимо. О, а народа то у меня прилично. Про меня вроде говорят. Чего говорят?
- Упал, да. Мы таким и нашли его. Звонили, трубку не брал, вот и прилетели как смогли. Хорошо, что ключи есть и замок можно открыть с обеих сторон. – Да это ж Серёжа, сынок. С кем это он? – Что вы скажете?
- Дело серьёзное, если честно. В таком возрасте упасть, сломать ногу. Это очень тяжело. Мы могли бы забрать его в больницу, но только в этом нет смысла. Лучше уж он здесь, с вами. Мы уже ни чем не поможем ему. Я выпишу рецептурное лекарство, это сильное обезболивающее. Давайте понемногу, ему будет легче. – А, врачиха. Эх, видимо я серьёзно поломался. Ну что поделать.
Уходит доктор, цокает каблучками. Никогда они не разуваются, будто в гараж их зовут. Ну ничего, тоже понять можно. По голосу вроде приятная, вежливая. Ничего, говорит, сделать не можем. Ну хоть так. А то бывают врачи, которые ничего поделать не могут, так ещё облаят тебя, будто ты виноват в чём-то. Ну сломался, ну с кем не бывает. Вы что-ли не болеете? Ни дай Бог, конечно. О. Дверь хлопнула, ушла. Ладно. Поиграю немного. Хех. Буду делать вид, что сплю, а сам глаза немного приоткрою, послежу за ними. Что будут делать, интересно?
- Таня, у папы глаза приоткрылись, хотя вроде спит. Господи, сейчас проверю. Да, дышит. – Так, Андрюша, что-то дело твоё не симпатичное, видимо как и физиономия. Серёжа вон как испугался. Ладно, не будем баловаться, хотя нам, пожилым и можно немного...
- Открыл глаза! Ну как ты? Что ж это ты так? Как умудрился упасть то? Как чувствуешь себя?
- Да я нормально, Серёжа. Нормально. Хвост пистолетом! Через месяц опять буду бегать, хех.
- Тань, ему видимо больно, он всё стонет и стонет.
- Что? Серёжа нет! Всё нормально, мне не больно. А, черт, все-таки больно.
- Тише, пап, тише. Лежи спокойно. Сейчас дам тебе лекарства, будет легче. Сейчас, потерпи.
Хех, Серёжа, конечно. Потерпим. Нас жизнь всегда учила терпеть, потерпим и под конец неё. Я нормально, Серёжа. Я в порядке. Вот только обидно немного, гулять я больно люблю, а теперь то уж действительно гулять больно. Да. Там у меня чай и пироженки лежат, ты иди поешь, пока не засохли. Они быстро могут засохнуть, но пока свежие, м-м-м, за ухи не оттянешь. Клянусь! Да. Я тебе чего хотел сказать. Берегись одиночества. Это самое страшное, что есть на свете для человека. Вот я никогда не был одинок, всегда люди окружали. На работе полно людей, знакомые, друзья, товарищи. Потом Настенька со мной была, потом ты появился. Всегда были рядом люди. А потом хлоп, и всё. Остаёшься один. Это нормально, никого не виню ни в коем случае, ты не подумай. У вас жизнь своя. Главное, что вы помнили меня. Это очень важно. Но я дал слабину, я пустил одиночество к себе внутрь. Сердце поразил. И теперь, даже когда вы приходите, я не перестаю быть одиноким. Полностью я им пропитался. Да. Вообще это дело хорошее и даже нужное иногда, одиночество то. Но только снаружи, мой дорогой, не внутри. В себя не пускай никогда его. Держи там только тепло и любовь. И всегда, в любую погоду и жизненную ситуацию, всегда сможешь согреться, если внутри у тебя будут тепло и любовь. А если одиночество внутри, то ты и в ванне с кипятком ни за что не сможешь отогреться. Поверь мне. Да.
Так, что это опять за звук? Ну это точно не дверь и не телефон. Что это такое? А-а. Хех. Понял. Это голубки урчат. Пришли значит, ребятки. Только я не смогу вас покормить, сплоховал. Вы уж простите старика. Или вы не за сухариками пришли? Я слышу как крылышки ваши бьются. Значит таки всё, меня тоже зовут к себе. Вот спасибо большое. Ждал и хотел, признаюсь. Ладно, Серёжа, я, видимо, полетел. Татьяне и Саньке привет передавай. А я там тоже передам. Вспоминай меня. Мне этого хватит, поверь.
Настенька, я лечу к тебе.
23.10.21