Чудо
Под вечер сделалась бледна,
Легла, зарывшись в одеяло,
Глаза закрыла и устало
Проговорила: я больна…
Потом уснула
и во сне
Забыла все свои напасти…
Два пульса на одном запястье
Плясали в лунной тишине.
* * *
Зима. Деревня. Тишина.
Топор стучит. Собака лает.
Уже к полудню выплывает
На небо бледная луна,
К обеду – сумерки в окне,
А там и ночь…
Печаль да скука…
И сладкая на сердце мука.
И всё былое – как во сне.
* * *
Разлучница, бродяга,
Худые башмаки...
То полем, вдоль оврага,
То лесом, вдоль реки…
От первого порога
К последнему столбу
Несёт меня дорога
На собственном горбу.
* * *
Алое солнце
Ложится в сиреневый снег.
Где-то вдали –
Электрички встревоженный крик…
Что оставляет на памяти прожитый век? –
Сказочный миг.
Капля прохладной росы –
Словно радуги плен.
Капля прозрачной смолы –
Словно ангела лик…
Годы проходят, а что остаётся взамен? –
Солнечный блик.
ГУМ - 73
ГУМ – шум,
ГУМ – гам.
ГУМ – шут,
ГУМ – хам.
ГУМ – льстит,
ГУМ – лжёт.
ГУМ – хит-
рый чёрт.
ГУМ – пресс
для крох…
ГУМ – бес,
ГУМ – бог.
* * *
Душа моя – воробей слабокрылый,
С ветки на ветку скачешь едва-едва,
А за горизонт рвануть – нету силы,
Крылья коротки, кружится голова.
Не летать тебе на синее взморье,
К золотому небу сквозь белый зной.
Зимовать тебе на пустом подворье,
В стылом сумраке, в стороне глухой.
Не плачь, милая, потерпи до лета.
Будет ещё в небе и на земле рай.
Зазвенит роса под дугой рассвета,
Взойдёт над полем солнечный каравай!
* * *
Смерти нет –
Есть полдень золотой.
Над рекой, на земляничном склоне –
Не старуха в драном балахоне –
Ангел белоснежный со звездой.
Мир большой
Лежит, как на ладони.
Смерти нет – есть крылья за спиной.
* * *
Бесконечные, вечные споры,
Суеты заколдованный круг…
Есть стихи – ни к чему разговоры,
Есть молитва – ну чем не досуг?
И от всякого в жизни коварства,
И на всякий безвыходный клин –
Есть стихов неземное лекарство,
Есть молитвы живой витамин.
Молитва Лиственного Леса
Своему Ангелу
Мой ангел,
Я тебя благодарю,
За то, что душу бедную мою –
Безжизненную, скорбную, сухую
Не предал ты смертельному огню.
За то, что плен былых моих тревог
Ты, словно тлен, любовью превозмог.
И соловей свистит напропалую –
В кудрявых кронах будоражит сок.
Любовь
Нежное сердце твоё
Верит и в быль, и в небыль.
Храброе сердце моё
Верит в тугую снасть.
Лёгкие крылья твои
Нас поднимают в небо,
Крепкие крылья мои
Нам не дают упасть.
Ноябрь
Прозрачная роща, седые поля
Да розовый купол вечернего света.
И первого снега, как щедрого лета,
У ветра
доверчиво
просит земля.
И в эту природу нырнув с головой,
Дышу, словно пью родниковую воду.
Ах, поздняя осень, – хвала кислороду
За этот хмельной,
ледяной
водопой!
Оттепель
Февраль,
бессонница,
распутица.
Туман, как зеркало молчания.
Природа – верная заступница
В минуту полного отчаяния.
В безлюдном парке, на окраине,
В глубокой заводи забвения –
Капель нежданного раскаяния,
Апрель желанного прощения.
* * *
Благодатное время болезни.
В бесприютной, лоскутной нужде
Нету дела прочней да полезней,
Чем учиться ходить по воде.
Госпитальные злые порядки
Не освоишь ни вплавь, ни в обход.
Только так – налегке, без оглядки,
Как по зыбкому зеркалу вод.
* * *
Оставь, Адам,
Оставь свою жену
Томиться у разбитого корыта.
Её проблема не в контексте быта,
И нет нужды бросаться на волну
Сквозь дождь и снег, вздымая паруса,
От бедной рыбки требуя свиданья.
Не ангельское дело – подаянье.
Что толку брать за горло небеса?
Оставь, Адам,
Напрасные труды.
Всё это ложь: капризы, гнев, проклятья…
Коли наскучат нежные объятья,
Ужель спасут запретные плоды?
Оставь свой стол и завтрак на столе,
Весь этот мир под пёстрой черепицей
Оставь затем, что, чикая синицей,
Легко забыть о вольном журавле.
Пустынный берег, сонный плеск воды
Да солнца луч – всё ярче, всё резвее,
И вдоль волны, по утреннему свею,
За горизонт ведущие следы…
* * *
Метель – задиристая кошка.
Метель – колючий, снежный зверь.
То тронет лапою окошко,
А то хвостом ударит в дверь.
Кружится, прыгает, хлопочет,
Летает с крыши на забор…
Она меня, быть может, хочет
Из дому выманить во двор?
Смешная, думает, поверю
В ее «святую простоту».
Пушисто стелется под дверью,
Свистит, как суслик, в пустоту.
Бродяга, хищница, старуха,…
А все резвится, как дитя.
И сонный снег, как горы пуха,
Взбивает весело, шутя!
Пасмурное
В беспробудном лесу, как в бездонной постели –
Утопаю в безмолвии сонной глуши.
Здесь седые осины и черные ели –
Как нечаянный рай для бездомной души.
Мне сквозь кроны мерещатся белые стены,
Наливных куполов темногрудая медь.
Это ангелы вышли из облачной пены,
Заслоняя крылами свинцовую твердь.
По грибы
Мне зеркало твердит – урод.
Мне женщина шипит – бездельник.
И только березняк да ельник
Всё говорят наоборот.
Старая сказка
Роза моя боится плохой погоды,
Дикой природы и бытовых затей.
Роза моя – декоративной породы,
Изящных кровей.
Нежный её бутон – драгоценный свиток
Выделан тонко из голубой слюды.
Стебель её – сплетенье хрустальных ниток
Не знает вкуса воды.
Роза моя не старится и не вянет.
В сонном серванте быт безмятежно прост.
Только бы мышь-старушка, когда нагрянет,
Придерживала свой хвост.
* * *
Как бомж идет искать бутылки,
Так по грибы идёт грибник.
У них похожие тропинки
И на двоих один тайник.
Одно блаженство – жить на воле
И постигать крестьянский труд.
Они не сеют в чистом поле,
Зато весьма усердно жнут.
У них похожие привычки:
С утра пораньше, натощак…
Они в промозглой электричке
Бок о бок дремлют,
кое-как…
В углу дивана
Мир всё тот же – то же небо,
Тот же с неба снегопад,
Тот же самый вкус у хлеба,
Что и много лет назад.
Сладкой сумеречной дрожи
Тот же сказочный уют…
Сколько я на свете прожил –
Век?…
пол века?…
пять минут?…
Из семейного альбома
Мане и Варе
Две девочки – постарше и помладше
Улыбками смущают объектив,
Привычный в захолустье деревенском
Все больше к строгой замкнутости чувств.
Две шалости, беспечные настолько,
Что ничего печального, как будто,
Не происходит в тамошней округе,
И не грядут лихие времена.
Две грации, две сказочные нимфы,
Застывшие на старом фотоснимке,
Спустя пол века, ожили и чудом,
Как бабочки, впорхнули в жизнь мою.
Адам
Оставь, Адам, своей жене
Чинить разбитое корыто…
Часть 1. Сказка
Старик,
Старуха,
грязная посуда,
У дома на заборе сохнет сеть.
Поймавши Рыбку, стали свирепеть,
В законном праве требовали чуда…
Старик – слегка, Старуха – как зануда.
Не вышло.… Рыбка спрыгнула с крючка.
Старушка придушила Старичка.
Часть 2. Быль
Супруг,
Супруга,
дом в объятьях сада,
Лужайка, прудик, клумба у крыльца…
Всё хорошо, но есть одна досада –
Запретный плод… В том смысле, что – преграда
И дискомфорт для частного лица.
Супруг почти уверен – так и надо.
Супруге всё же ближе роль истца.
И в плане обострения разлада,
Судьба им шлёт соседа-мудреца,
Вот Вам его примерная тирада:
«Запретный плод – дидактика, укор.
Здесь – вопиющий комплекс несвободы.
Уж если человек – венец природы,
Любой запрет, простите, это вздор.
И что за бред: у моря ждать погоды?
Пойти да взять. И кончен разговор».
Такая вот, представьте, форма взгляда.
Супруге по душе: «пойти да взять».
Супруг глядит в окно, на контур сада,
Как будто что-то силится понять.
«Мой милый, просто всё, как пятью пять:
Любви небесной не нужна ограда».
«Так что же, всё пойти и поломать?»
«Пойти и взять», «А если там засада?»…
И разговор кончается ничем.
Сосед прекрасно это понимает.
Он невзначай, как будто, вовлекает
Супругу в обсужденье прочих тем,
(Мол, много ездил, видел, столько знает!…)
И, сделав увлеченное лицо,
Он вместе с ней выходит на крыльцо.
___
И что же Вы подскажете Супругу?
Какой совет дадите Вы ему?
Пока не поздно, ублажить подругу?
Как говориться – чисто по уму.
Иль, может, символ власти, суть – кулак
Её вернет в сознанье? «Всё не так.
Здесь требуется честное решенье.
Любовь… Свобода… Дети, наконец…
Вся эта жизнь… Её осуществленье
Возможно лишь биением сердец.
Когда вдвоем, во имя «Я и Ты»
Мы созидаем мир из пустоты».
Качнулся воздух от окна к стене,
Вошла Супруга, молча села рядом
И посмотрела ласковым вполне,
Совсем как не вооруженным взглядом.
И показалось, что запахло садом,
И занавеска вздрогнула в окне…
Ему так ясно стало всё вокруг!…
Он к ней прильнул, она ему: «Мой друг,
Как образован, этот наш сосед!
И от того, наверное, философ,
Что одинок. Он в курсе всех вопросов,
От Ле-Бурже до Кембриджских диет.
И всех своих побед добился сам.
Как он умён! Как тонко ироничен!
А как безукоризненно логичен!
Все точки расставляет по местам.
Плюс ко всему, он, кажется, поэт.
Ну, это – про погоду, скажешь, нет?»
«Поэт, философ… знаешь, на ночь глядя
Не разберёшь, кто плут, а кто герой.
Что говорить, он дядя с головой,
Но уж какой-то слишком бойкий дядя.
Его подход к решению проблем
В конце концов, оставит нас ни с чем».
«Ты, может быть, завидуешь?» «Ничуть.
Для зависти здесь вовсе нет предмета.
Помилуй, время позднее, вот это –
Предмет, но – для желающих вздремнуть».
Он встал, и стул задвинул за собой.
«Уходишь? Жаль» «Ты, разве, не со мной?»
Заметим вскользь (не из любви к злословью),
Что женский вкус, порою, слишком прост.
Где выбор между страстью и любовью,
Там ищут либо шею, либо хвост,
В том смысле, что иметь командный пост
Всё лучше, чем, презрев амбиций рост,
Мужскому «раболепствовать» сословью…
И то, и это – страсть и мишура.
Вот так любовь и гонят со двора…
Супруг ушел. Супруга смотрит косо
На дверь, что настежь – в сумерки, насквозь,
Как будто продолжение вопроса:
Что выбираешь – «вместе» или «врозь»?…
Она, раскрыв Вольтера толстый том,
Решенье оставляет на потом.
Потом был дождь, и даже пару раз
Ударил гром. Как зверь неукротимый
Взметнулся ветер, сад насквозь протряс.
Потом, к рассвету, пыл его угас.
И сад, и дом остались невредимы.
Всё, как-то, обошлось…
на этот раз…
* * *
То ли луна,
То ли бледного облака краешек.
Небо вечернее будто бы сплошь запорошено.
Март на исходе,
И запросто можно без варежек
Выйти из дома в безбрежное снежное крошево.
Всё бы весне колобродить
В грязи да по слякоти
В наших краях, безнадёжно погодно-неласковых.
И соловья,
И понюшку сиреневой мякоти
Прятать до времени в шорохе юбок затасканных.
Завет
За всё отвечает муж.
Даже если умом не дюж.
Даже если никакой не герой,
И штаны у него с дырой,
И встаёт он с ноги не той.
За всё отвечает муж.
Даже если в битье баклуш
Он непризнанный чемпион –
За всё и за всех отвечает он.
Дети, женщины, старики, дом –
Всё на нём.
За всё отвечает муж.
Даже если объелся груш,
Даже если принял на грудь
Литр, а не чуть-чуть,
И ходит в одних трусах,
И чешет у себя в волосах…
Знай: Небо лежит – на его плечах.
Поверь, это не пустые слова.
Никого не радует трын-трава.
Дело не в том, кто кому голова,
И что у шеи тоже свои права
(Вот уж точно – полная чушь!).
Главное – за всё отвечает муж,
И это – вроде стены,
За которой все спасены.
* * *
Ещё по-летнему одета,
Уже озябшая слегка,
Земля нырнула в бабье лето,
Как в ковш парного молока.
И стало так тепло и тихо,
Так распахнулся небосвод,
Что где оно там, это лихо
И бремя разных непогод?…
И охры солнечная влага
Так преломила в кронах свет,
Что лихо обернулось благом,
А бремя всё сошло на нет.
* * *
Чтоб ни в стужу, ни в мороз
Не страдали стебли роз,
Я из леса, сколько смог,
Лап еловых наволок.
И теперь колючий дом
Под моим стоит окном.
В доме спит колючий куст
Под колючий снежный хруст.
* * *
Ты уходишь на крест – невиновен.
Я, виновен, – бегу от креста.
Ты послушен и кроток, как овен.
Я упрям, как баран.
Неспроста
Мне дарована эта свобода:
Всё разрушить (трава не расти!),
Чтоб узрев наготу небосвода,
Вдруг, однажды, воскликнуть:
прости!
* * *
Лишь только первая капель
Подтопит мартовскую стужу,
Тотчас, сквозь рёберную щель,
Душа запросится наружу.
Туда – на солнечный припёк,
Где золотом сверкают лужи,
И где людской живопоток
Лазурной свежестью разбужен.
Где на асфальте, у метро,
Внезапным всплеском акварели –
Тюльпанов полное ведро…
А сквозь распахнутые двери –
Из-под земли, как миражи,
Сплошь – в солнечных янтарных бликах,
На свет являются бомжи
С улыбками на сонных ликах.
* * *
Я живу где-то-там и работаю где-то-кем…
То слезой, то нуждой искупаю свои грехи.
Мне вовек не решить ни одну из своих проблем.
Но, зато, я немного умею писать стихи.
И когда я в тугую узду запрягаю страсть,
И упрямые мысли построчно кладу в размер –
Что мне пыль суеты? Что мне злости гнилая пасть?…
Я – как будто Творец, повелитель небесных сфер!
* * *
Макушка дерева, усыпанная снегом,
Почти сливается с молочно-кислым небом.
В природе пасмурно, безмолвно и тепло.
Айда на улицу! Пока не развезло…
Зима, по первости, просыпавшись, как манна,
Столь неожиданна, насколько долгожданна.
Туманно призрачен и чист её покров.
Едва спохватишься, а он уж – был таков.
И снова сумерки повиснут… как топор.
Собаку бедную не выгонишь на двор.
В ожидании снега
Зима опять напутала с осадками:
Дожди, туманы, сумерки суконные…
И яблони над вспученными грядками
Который месяц маются, бессонные…
Уже без слёз нельзя взглянуть на градусник.
И лишь снегирь, мелькнувший на мгновение
В прозрачных кронах, словно в волнах парусник,
В два счёта поднимает настроение.
Строфы
*
Все при параде. В комнате стол накрыт.
Праздника ради ёлка фольгой блестит.
Телек настроим, выпьем за Старый год,
Душу раскроем, дальше – само пойдёт.
*
Полночь в разгаре. Стёкла в окне дрожат.
В каждом бокале – солнца – на тыщу ватт.
Улица – пляски, маски, носы красны…
Климат такой, что к завтраку жди весны.
*
Ночь обольщения… всё-таки – Новый Год.
Но продолжения, впрочем, никто не ждёт.
Все мы – блестящее облако мишуры.
Из настоящего – только азарт игры.
*
…………………………………….
*
Ёлка устала быть во главе угла.
Публика, стало быть, тоже своё взяла.
Мусором сыплется пёстрая канитель...
Кто хочет выспаться – может идти в постель.
*
В утренних окнах тает ночная тень.
Улица замирает на целый день.
Призраком света зябнет в окне фонарь.
Где та примета,
что это –
уже январь?…
Июнь. Москва – Хибины
Буйство лета –
зной да грозы,
Тёплым мёдом пахнет сныть…
Ледовитые угрозы
Растеряли плоть и прыть.
Даже Кольский полуостров
Южной страстью обуян –
Злой зимы колючий остов
Солнце смыло в океан.
Бурным током вздулись реки,
Расплескался птичий хор…
Поднял заспанные веки
Грозный старец Коэльпорр.
* * *
Город, грохот, неуютность,
Жизни пёстрая лоскутность,
Вечер, ветер, снег с дождём…
Сядем, выпьем, подождём…
Одолев тоски безбрежность,
Завладеет сердцем нежность,
И, уже входя в покой,
Мы накатим по второй.
* * *
Мне всё равно – что Рязань, что Москва на окраинах…
Равнопечальна повсюду в России действительность.
Чувство такое, что будто живём на развалинах,
И от того, временами, впадаем в язвительность,
Водочку пьём, отмеряя часами Кремлёвскими,
Всё что касается нашего жизнетечения…
Эй, не зевай, наливай, да, гляди, не расплёскивай,
Чтобы хватило сегодня, как раз, на лечение.
Вариация на тему
Ноябрь… Смотреть в окно и плакать,
Восторженной душой скорбеть.
А за окном – дожди да слякоть,
Да в кронах – траурная медь,
Под утро первые морозы,
Да ветер северный взахлёст….
Весь этот мир осенней прозы
Как крест – пронзителен и прост.
И мы, доверившись оковам
Простого этого пути,
Дерзаем вновь, мостом терновым,
Из лета в лето перейти.
* * *
То не беда, что любим робко,
Страшась неведомых оков,
Стыдясь, что в сердце станет знобко
От пылких взглядов, нежных слов,
А то беда, что слишком смело
Идём на ближнего войной,
С пол-оборота в это дело
Впрягаясь телом и душой.
* * *
Всё утро в постели лежу, как покойник в гробу.
Не то чтобы мёртв, но как будто вконец обессилел.
Труби же, мой Ангел, в свою золотую трубу,
Пока этот мир мне решительно не опостылел.
И Ангел трубит, сопрягая божественный дух
С предельно земной простотой своего инструмента,
И сердце моё, замерев, обращается в слух,
Блаженно предвидя целебную силу момента.
И тело моё возвращается вновь к бытию,
Местами, как будто, само на себя не похоже…
И всё же – я жив, и, конечно, вполне сознаю,
Что хмур и премного печален,
Но всё же… но всё же…
Нью-Йорк.
(первые впечатления)
Задравши морду в небеса,
Стою, как полоумный зритель.
Обозреваю чудеса,
Что сотворил градостроитель.
Как будто горы-миражи!
Как будто силами природы
Из вулканической породы
Лепились эти этажи!
Конечно, в свете высших сил,
Всё это суетно и бренно,
Но, что бы кто ни говорил,
Тут жизнь по-своему священна.
Подобно Спасу-на-Крови
Здесь Дева с факелом – на страже
Свободы, Равенства и даже,
Возможно – Мира и Любви.
Себе и людям не во зло,
В простом стремлении к порядку,
Тут всяк свою лелеет грядку…
Здесь в октябре ещё тепло,
Здесь ветер ласков, воздух чист,
Здесь публика разноязычна…
И каждый выглядит прилично,
Кто хоть немного оптимист.
* * *
Наше северное небо –
Как вселенская печаль.
Будто в призрачную небыль,
В эту пасмурную даль,
В это мутное зерцало,
Будто в гибельную ртуть…
Глянешь поутру, бывало,
Перекрестишься и – в путь.
Где-то, на диком пляже…
Здесь, на краю степного сухостоя,
В объятьях летаргического зноя
Смиренно пребывает некий Понт,
И со времён эпического Ноя
Всё так же волны трёт об горизонт.
Солёный ветер спит в траве колючей.
Очнётся, вдруг, взлетит волною жгучей
И тотчас навзничь падает без сил…
Не то чтоб в тайне он страдал падучей –
То зной тягучий всех нас утомил.
Мы тоже спим. Песок шуршит под нами.
Как будто время меряет веками.
И время будто прекращает бег…
И неподвижны мы под простынями,
И нету сил поднять ни рук, ни век.
Что время нам? Что место? Что гражданство?...
Пересекая разные пространства,
С трудом вникая в сущность бытия,
Мы только там приемлем постоянство,
Где мы вдвоём, во имя «ты и я».
Рождество
За звездой
Уж эти мне премудрые волхвы,
Учёные мужи, наукоделы…
Пренебрегая щедростью молвы,
Презрев благоразумия пределы,
Открыли в тайне, что грядёт мудрец –
Творец таких новаторских стратегий,
Что в нём одном – начало и конец
Науки всей, от альфы до омеги.
Прознали дату, место и – вперёд,
Чтоб раньше всех предстать пред ясны очи…
Ах, первооткрывательства почёт! –
Должно быть слаще права первой ночи.
Спешат волхвы, гонимые мечтой
Добыть ключи ко всем земным секретам.
А где-то в Раме снова – плачь да вой…
Но не досуг
волхвам
скорбеть об этом.
В ночном
В тишине у костра нету места житейским раздорам.
В кротком теле огня утишается всякая страсть.
За кувшином вина, за неспешным ночным разговором
Пастухи коротали часы, безмятежно и всласть.
Еле слышно ворча, закипала в горшке чечевица,
Полусонные овцы послушно щипали траву,
Всё дремало… Как вдруг, полыхнула такая зарница,
Как едва ли кому-то случалось узреть наяву!
А потом громыхнуло и ухнуло где-то в оврагах,
И земля затряслась, будто вдруг понеслась под откос!...
Пастухам то и дело случалось бывать в передрягах,
Но ни разу ещё не случалось настолько всерьёз.
Мир качнулся как будто, землёю припав к небосводу,
И гремучая конница, точно по зову трубы,
Прямо с неба ночного слетела и всадники сходу,
Над грохочущим полем взметнули коней на дыбы!
То ли сон, то ли бред, то ли белого света крушенье…
Но в какой-то момент, словно спала с небес пелена:
Стало тихо вокруг, и как будто послышалось пенье,
Точно музыкой вдруг зазвучала сама тишина.
Или звёзды, очнувшись, вселенную славили хором,
Или ветер свирелью наполнил свои паруса,
Или золотом крыльев качнув над притихшим простором,
Светлый Ангел Господень явился воспеть Небеса…
И такую отраду навеяла эта минута,
Что и горечь смятенья, и зябкий полуночный страх –
Всё ушло. Только ласковый ветер да Ангел, как будто,
Продолжали парить в предрассветных уже небесах.
Пастухи возвращались в деревню, смущаясь немного
Ожиданием новых знамений, но, прежде всего
Им ещё предстояло узреть Настоящего Бога,
И быть может
в смущении
даже отвергнуть Его…
Хозяин гостиницы
Господь! Я пашу, как презренный раб.
А что я имею с того взамен?
Я не молод и телом уже ослаб,
А моя жизнь, в итоге – тщета и тлен.
Я не ходил путями Твоих врагов,
Не варил наваров с чужой нужды
Но я не жду от Тебя никаких даров,
Я лишь прошу расчёт за свои труды.
Господь! Нам твердили с младых ногтей,
Что любовь и вера без дел мертвы.
Я всю жизнь потел над сохой своей,
Но стяжал не веру, а скорбь, увы!
Ремесла своего постигая суть,
Я, в известном смысле, достиг высот.
Отчего ж теперь, завершая путь,
Я ношу под сердцем печали гнёт?
Господь! Если Ты рядом, махни рукой –
Не проходи мимо, дай мне ответ:
Что за страх меня обуял такой,
Будто грешен так, что и спасу нет?
Я никому не должен, и никто мне не враг.
Я чист перед Небом и перед своей семьёй.
Но, что-то не так!…
Что-то явно со мной не так…
Может, скажешь?…
Может,
поговоришь со мной!...
* * *
Над столицей клубится
Медно-пламенный зной.
Вдруг, во все черепицы
Ливень грянул шальной!
Раскалённого пекла
Огневое нутро
Захлебнулось, поблекло.
Мы рванули к метро!
Нам секунды хватило
В двери впрыгнуть гурьбой.
Не спаслись – окатило,
Всех
накрыло
волной.
Сбился в кучу в проходе
С толку сбитый народ…
Буйство лето в природе.
Буйству лета – зачёт!
В нашем саду
Тёрн перезрел.
Лопнули ягоды.
Пропал урожай.
Сочная мякоть
Досталась
презренным
колючкам.
Скорбное зрелище…
Как хорошо, что любовь
Не увядая цветёт,
долготерпит
и милует.
Выпьем за то,
Что она,
животворная,
Бодрствует,
А не болтается
Жалкой соплёй
На верёвочке
Нашим с тобой
дикорослым плодам
наподобие.
* * *
Душу утешу вина полноёмким стаканом,
Взгляд напитаю небес тёпло-синим покоем,
И просветлею над яблоком благоуханным,
Словно вкусил наслажденье почти неземное.
Словно нашёл, наконец, заповедную дверцу
В мир преисполненный света, тепла и уюта.
Знаю, конечно, что это – всего лишь минута,
Но и минуты довольно ожившему сердцу,
Чтобы всецело отдавшись целебной свободе,
Именно здесь и сейчас (не когда-то и где-то),
Предвосхитить в неуклюжей телесной природе
Животворящую славу Господнего лета!
На даче
Мы в лесу ежа поймали.
Принесли его домой.
Мы его Дружок назвали,
Полчаса в тазу купали,
На руках его качали,
Вместо куклы наряжали…
Он почти что стал ручной!
Мы ему кино включали
И сажали на диван…
Он описался в начале,
А потом сбежал в чулан.
С головой зарылся в тряпки,
Глазки – в кучку, иглы – врозь…
Вряд ли он играет в прятки,
Он стесняется, небось.
Нам сказали: ёж в обиде,
Потерял души покой,
И теперь, в печальном виде,
Пребывает сам не свой.
Нам сказали: он боится,
Он сбежать хотел давно.
Вот – придумал затаиться.
Так сказать – залёг на дно.
Вы б не мучили ежонка!
Ну, какой он вам дружок?
Затаскали, как котёнка.
Как бы он не занемог!
Что ли вам заняться нечем!?...
Нас ругали все подряд.
И велели в тот же вечер
Отнести ежа назад.
Мы, конечно, не хотели.
Мы тянули, как могли,
Но потом, к концу недели –
Что поделать – отнесли.
Ощутив себя на воле,
Ёж рванул во все бока…
В тот же день, на ближнем поле,
Мы поймали хомяка!
Вдвоём
Нет, не весна,
Просто – вдруг накатившая оттепель.
Серый туман
Застилает сырые проталины.
Поле безвидно,
А небо бесцветно…
И что теперь?
Плакать навзрыд
На манер снегириной окарины?...
Может и плакать –
Под тихие стоны капельные,
Зябко взирая
На мир за печальными окнами…
Только – в обнимку,
Оставив дела канительные,
Только – вплетаясь
друг в друга
Сердечными токами.
* * *
Книги читают
Или хранят на полках,
Имея в виду.
Книги благословляют
Пространство,
От сбитых с толку
Отводят беду.
С виду подобна вещи,
Книга, по сути – дух
Истины,
Голос вещий
Для обращённых
В слух.
Город
*
Вильнюс. Мансарда с косым окном –
Наш на три ночи походный дом.
Кров, стол и прочие «даждь нам днесь»…
Но главное – город, и то, что мы снова здесь.
*
Пространство замысловатых форм
Нищему духу сулит прокорм.
Здесь нам суета не сутулит плеч,
И горло вновь обретает речь.
*
Охра фасадов да зелень крон,
Словно привет от родных сторон.
Улочек тихих житьё-бытьё,
И, что ни двор – всё будто детство моё.
*
Низкие крыши не застят свет.
Небо – всем поровну, крайних нет.
То купол, то шпиль, то резной фронтон…
Над городом – всеконфессиональный звон!
*
И над Старой Брамой, где всё давно сочтено,
Дева Мария сквозь большое окно
Глядит на мир из-под золотого венца,
И миру светло от Её лица.
* * *
Нет в Боге ни капли счастья,
Иное в Его крови.
Отведай глоток ненастья
С ладони Его любви,
Попробуй на вкус тревогу
Из самых, из Божьих рук,
С собою возьми в дорогу
Предчувствие крестных мук…
Не терпкого мёда сладость,
Не младость, что бьёт ключом,
А светлая в сердце радость,
Что Бог – над твоим плечом.
Песня
Я ездил на рыбалку
Не близко, не далёко.
Я жил под летним небом,
Дышал цветочным лугом.
Мне ветер дул попутный
То с юга, то с востока,
И был мне этот ветер,
Как будто лучшим другом.
На самой лёгкой лодке,
По самой тихой речке
Я плыл под солнцем ясным
С восхода до заката.
А ночью в небе звёзды
Дрожали, словно свечки,
И чудилось – я в детстве
Вот так же плыл куда-то.
Я ездил на рыбалку
На долгих трое суток.
Я брал с собою снасти
Да мелочь на дорогу.
Я небом вместо хлеба
Спасался, кроме шуток,
Поэтому, наверно,
И выжил, слава Богу!
В поле
Бык пахал,
Врезаясь в пашню плугом,
Потом заливая чернозём…
Следуя послушно за супругом,
Муха,
как всегда, была при нём.
Всякие случаются сближенья.
Самых разных замыслов и форм.
Но любовь не жаждет поученья,
Никаких регламентов и норм!
Мир блаженства и свободы духа!
В сердце свет и вечная весна!...
Бык пахал, и с ним пахала муха –
Спутница,
помощница,
жена.
Как могла, быку она служила,
Запрягаясь телом и душой.
И любви невиданная сила
В ней вскипала мощью огневой.
Вроде бы пушинка, невесомка,
Неженка, пустышка, пух и прах…
А любила так бездонно-ёмко,
Будто бы носила на руках!
И быку казалось, то и дело,
Что не так уж горек их удел.
И работа спорилась, кипела,
И над полем жаворонок пел!
* * *
Лес еловый в сумрачном наряде
Спит в тумане, словно в море грёз.
И плывёт сквозь тьму, как Бога ради,
Свет небесный золотом берёз.
Буйной охры солнечное пламя
Тьмы не сломит, мир не опалит…
Сонный ветер шевелит листами,
Будто ангел прямо перед нами
В невечернем сумраке парит.
Зимнее утро
Глянь за окно – какое нынче утро!
Морозно, солнечно, безветренно, как будто,
Светло и радостно!
Всё – праздник!
Всё – восторг!
С докучным сном кончай нелепый торг.
Проснись, отбрось вечерние печали.
Те злые ветры, что в окно стучали,
Теперь не властны. В небе – синь да гладь!
Вчера до ночи вьюгу проклинали,
А нынче, ей трудяге – исполать!
Всё в хрустале!
И озеро, и поле,
И лес, и речка шустрая… Доколе
Хватает глаз – всё в радуге огней –
Деревня сонная и облака над ней…
Давай на завтрак испечём оладьи.
Румяные, зальём медовой гладью,
В пузатом чайнике заварим чайный лист.
И пир закатим!
И, глядишь, приладим
К тебе сегодня слово «оптимист».
Беседу мудрую с тобой за чашкой чая
Мы заведём, неспешно обсуждая
Какой-нибудь затейливый вопрос,
Попыхивая дымом папирос.
А то давай, оставим разговоры,
Махнём вдвоём на снежные просторы –
На пруд, на поле, а за полем – в лес…
И усладим, и напитаем взоры
Простой и мудрой чистотой небес.
* * *
По сумрачному лесу я хожу.
Туда-сюда – брожу, кружу, петляю…
И всякий гриб, который нахожу,
Я, в сущности, у белок отнимаю.
Да мало ли в лесу зверей и птиц –
Любителей грибного угощенья!...
И то и дело, упадая ниц,
Я всякий раз прошу у них прощенья.
Про мышь
Ко мне приходит в гости мышь
Она совсем ещё малыш,
Она – ребёнок из пелёнок,
Не понимает слова «кыш!».
Она совсем ещё простак.
Приходит в гости просто так,
Интересуется по-детски
А что у вас? – чего да как?
Ей интересно всё кругом –
И этот дом, и то, что в нём,
И то, как я сижу на стуле –
В очках, в штанах и босиком.
Ей интересно всё что есть,
Не только то, что можно съесть,
Вот, например, мои ботинки –
Ей так приятно в них залезть.
Вчера она проникла в шкаф,
Там замоталась в длинный шарф,
И позабыла всё на свете,
В тепле уютно задремав.
Вот так примерно мы живём –
Обычный дом и мышь при нём,
И я – прилежный наблюдатель –
В очках, штанах и босиком.
Необычный охотник
Я искал в лесу лису.
Повстречал лису в лесу.
Шубка рыжая на ней –
Замечательный трофей.
Белка – с ветки на пенёк,
И обратн