В 1928 г. Георг Гросс создал около 300 набросков к фильму «Похождения бравого солдата Швейка» по Ярославу Гашеку.
17 рисунков подготовленных к одноименному спектаклю в театре Эрвина Пискатора были включены в альбом «Hintergrund» («В глубине сцены»), который вышел в Берлине в издательстве «Малик». За этот альбом Георгу Гроссу и его издателю Виланду Герцфельде было предъявлено обвинение в богохульстве и оскорблении церкви.
Ниже приводится текст протокола судебного процесса:
Председательствующий. Предлагаю вам высказать свои соображения по поводу этих рисунков. Я попросил бы вас рассказать нам, какими мыслями руководствовались вы, создавая и публикуя эти рисунки.
Гросс. Господин председатель, прошу не рассматривать это как неуважение к суду, но я не могу говорить об этих рисунках по вполне определенным внутренним причинам. Мой язык - язык художника, мои мысли я выражаю карандашом в образах
графики, вот они здесь перед вами. В них сказано все, что я имею сказать, и все, что я думаю. Я хочу добавить только, что, разумеется, не отрекаюсь от своих рисунков. Мысли, которые я передал в этих листах, - мои мысли, и я готов нести за них ответственность. Но по причине определенного - позволю себе употребить модный оборот - психологического торможения мне невозможно сейчас добавить что-либо еще, ибо, по-моему, все исчерпывающе полно представлено в рисунках. Я не могу ничего сказать об этих листах, потому что это - действительные результаты моего мышления...
Председательствующий. На листе № 2 изображены, насколько я могу понять, офицер австро-венгерской армии, по-видимому, довольно высокого ранга, и офицер германской армии, а между ними фигура с бичом, которая, вероятно, изображает смерть. Это действительно так?
Гросс. Нет, эта фигура изображает судью. Не судью вообще, а понятие о каре, постигающей человека. Кара для человека нечто тягостное и неприятное, и поэтому она изображена здесь таким образом.
Собственно говоря, эта фигура представляет собой суд. Вот здесь два офицера, вот суд, а вот священник.
Председательствующий. Книга перед ним, надо полагать, Библия? (Гросс: Да). И священник жонглирует крестом на носу? (Гросс: Да). Какую же мысль должно выражать жонглирование крестом на носу? Как правило, священнослужитель не занимается жонглерскими трюками, особенно перед проповедью, как здесь показано.
Гросс. В этом заключена, разумеется, вполне определенная внутренняя правда в несколько старомодной форме. Это значит всего-навсего, что из Библии можно вычитать все, что угодно. Ловкий человек, жонглируя словами и понятиями, может вычитать из Библии все, что захочет. На это я и нападаю здесь. Я нападаю на фразу от господа бога, которой можно все доказать и все опровергнуть.
Председательствующий. В каком отношении вы находитесь к христианской церкви? Являетесь ли вы членом какой-либо церковной общины или ни внутренне, ни формально не связаны с церковью?
Гросс. Внутренне я не принадлежу ни к какой церкви.
Председательствующий. Но формально вы еще принадлежите? (Гросс: Да). К какой церкви вы принадлежите?
(Гросс: К евангелической). Теперь разъясните нам содержание листа N: 9. Прежде всего, кто эти люди, слушающие проповедника?
Гросс. Это заключенные.
Председательствующий. Гражданские заключенные или военнопленные?
Гросс. Они могут быть и военнопленными.
Председательствующий. Здесь нет никаких признаков того, к какому вероисповеданию принадлежит проповедник. По-видимому, к евангелическому. Из его рта вылетают гранаты, штыки, целая пушка, винтовка и сабля. Руки сжаты в кулаки. В стороне падающее распятие, не так ли? (Гросс: Да). С церковной кафедры свисает покрывало, а внизу под косо стоящим крестом нарисовано животное, которое имеет отчасти сходство с овцой, а отчасти, особенно голова, имеет также сходство с ослом.
Гросс. Это символ невинности...
Председательствующий. Подпись: «Извержение святого духа». В соответствии с тем, что вылетает изо рта священника и что должно представлять содержание его речи, это безусловно значит: так изображает священник верующим святого духа, проповедуя все это, он таким несет его миру.
Гросс. Нет, здесь речь идет главным образом о проповеднике, который проповедует войну, а то, что выходит из его рта, это заряженные слова, я просто изобразил их: то, что он говорит,- это гранаты, винтовки, пушки и т. п.
Председательствующий. Легко себе представить и, очень вероятно, не раз так бывало в действительности, что священнослужитель во время войны произносил воинственные речи и с церковной кафедры. Можно допустить также, что встречались люди, считавшие такие проповеди несовместимыми с должностью проповедника. Но, изображая это как извержение святого духа, считали ли вы это совместимым с тем, что охраняется §166 Уголовного кодекса и свято для большей части немецкого народа?
Гросс. У меня, как художника, есть своя непреложная задача. Я, между прочим, тоже принадлежу к немецкому народу, и тут на мне лежит определенная миссия, которую я отчетливо ощущаю. Может быть, мое предназначение быть бичом, пусть всего лишь графическим и сравнительно безобидным. Хотя я и представитель меньшинства, но во мне пробуждается некое ощущение, и вполне логично, что оно обретает форму подобных рисунков. И от этого я не могу отречься. Вероятно, это покажется странным, но это на самом деле так. Когда зарождались эти мои работы, я вообще не думал о законах, я работал, повинуясь времени и собственной личности, моей сущности как художника (причем я вовсе не делаю ударения на слове художник), повинуясь моему собственному восприятию, которое у меня может быть острее, чем y остальных людей. И я не спрашиваю себя тогда, не оскорбил ли я кого-нибудь своей работой, а воспринимаю ее как свою миссию.
Председательствующий. Скажите, вам безразлично то, что вы оскорбляете чужие чувства, и даже то, что при этом умаляется достоинство церковных установлений?
Гросс. Да, я должен действовать тогда согласно этим определенным представлениям, а мысль о том, наношу ли я кому-либо ущерб или нет, ничего для меня не решает. Разумеется, таким образом я оскорбляю большинство, что и доказывает настоящий процесс. Но как художник, я не имею права считаться с этим. Я могу лишь снова и снова повторять: я несу ответственность за мою работу, это сделано мною и я, как художник разумеется, нахожусь в меньшинстве. На вашей стороне власть и большинство.
Председательствующий. Помимо только что изложенных вами оснований художественных, побудивших вас к подобным действиям, существовали ли другие основания, характеризуемые обычно как политические или как близкие к ним?
Гросс. Я полагаю, что политические обстоятельства тесно связаны со всем этим, если, конечно, речь идет не о политике той или иной партии. Мне никто не давал никакого задания, разве что я сам, моя собственная обостренная чуткость, и я убежден в
том, что когда я рисую именно так, то в этом есть что-то существенно верное. Ясно, что рисунок стремится выразить нечто определенное, и ясно также, что у меня есть что-то общее со старыми готическими мастерами памфлетного рисунка. Я продолжаю таким образом немецкую традицию, имеющую глубокие корни. В бурные эпохи, в эпохи, когда сотрясаются основы общества, художник не имеет права стоять в стороне, особенно талантливый художник, одаренный более тонким восприятием, чем другие.
Поэтому, даже не желая того, он становится политическим художником. Одно тут тесно связано c другим.
Председательствующий. Итак, вы не связаны с определенным политическим направлением. Но по вашим рисункам видно, что вы стремитесь изобразить на них и общеполитический фон?
Гросс. Безусловно; на это я могу ответить только «Да!». Естественно, тут одно связано с другим. Когда как человек или политик делаешь выбор, то, разумеется, склоняешься в определенную сторону. Это совершенно ясно.
Председательствующий. Мы, разумеется, не собираемся здесь рассматривать политические вопросы. Я просто хотел выяснить, что побудило вас к этому?
Гросс. Изобразить все именно так?
Председательствующий. Да, каковы были ваши глубинные побуждения? Ведь вы, безусловно, гораздо яснее представляете себе, что должны означать эти рисунки, чем тот, кто рассматривает их впоследствии.
Гросс. Быть может, объяснить сущность художественного творчества до самых глубин невозможно, искусство вообще не поддается точному объяснению. Но я часто испытываю чувство возможно, это сентиментальное чувство,- что совершается много несправедливости, и вполне определенный внутренний долг властно побуждает меня принять сторону тех, кто борется с этой несправедливостью. Я убежден, что в мире слишком много жестокостей и слишком мало любви. Куда ни посмотришь - всюду
фразы, произвол, жестокость. Есть, разумеется, меньшинство, которое ощущает это так же, как я. Эти ощущения живут, они воодушевляют человека, наделенного способностями сатирика, они заставляют его действовать.
Председательствующий. Перехожу к последнему из конфискованных рисунков, к рисунку N2 10. Итак, он изображает...
Гросс. Это Христос на кресте, он в противогазе, на ногах
солдатские сапоги.
Председательствующий. Левая рука не прибита, как обычно, гвоздем к кресту, а привязана веревкой; правая тоже, но там есть еще и гвоздь. Затем подпись INRI, лучезарный венец, противогаз с очками, такие одно время применяли на фронте во время газовых атак. Правильно? (Гросс: Да). Крест несколько наклонен, как будто бы падает, а под ним слова: «Заткнись, держи язык за зубами и неси службу дальше!» Что это должно обозначать? Любой человек увидит, что такое изображение оскорбительно для верующих христиан.
Гросс. Этот рисунок возник как примечание на полях к книге о Швейке. В одной из глав там происходит примерно следующее: я пересказываю приблизительно, потому что уже забыл подробности,- насколько я помню, там лежат на нарах двое солдат и рассказывают друг другу о пережитом на войне. Они ругают войну, и тут один из них говорит что-то вроде: «Заткнись! Держи язык за зубами и неси службу дальше!» Когда я прочитал эту сцену, в моем воображении возникло некое подобие этого рисунка. Я представил себе, что Христос явился бы сейчас. Позволю себе заметить, что я не испытываю такой уж особой симпатии к Христу; для меня он главным образом человек, который проповедовал любовь. И вот я подумал: а что, если вдруг появится Христос?! Разумеется, этого не случится, он не вернется на землю, а если и вернется, так не в окопы же. Но я человек
старинного склада, и я вообразил себе, что Христос бродит между окопами и возглашает: «Возлюбите друг друга!» Я подумал, что его тут же схватят, нацепят на него противогаз, обуют в солдатские сапоги - короче говоря, его решительно не поймут. Так что тут Христос еще легко отделается. Расправятся с ним другие власти.
Председательствующий. Слова «Заткнись! Держи язык за зубами и неси службу дальше!» обращены к нему или он произносит их сам?
Гросс. Они обращены к нему. Более глубокое видение этого рисунка- здесь распято простое живое существо, которое должно бы продолжать жизнь. Лично я не пацифист, по, как человек, я испытываю глубокое сострадание к гибнущим людям, которых ни в чем не повинных гекатомбами приносят в жертву. Безусловно, B ходе исторического процесса это необходимо, но все-таки всегда будут существовать люди, испытывающие глубокое сострадание к истязаемым живым существам. И я нахожу, что это сострадание прекрасно. Вот что изображено здесь. Быть может, это изображено недостаточно ясно, недостаточно сладостно, ибо этот Христос - изголодавшийся человек. Лица его не видно. Внизу к
его хрупким ногам прибили гвоздями солдатские сапоги. Можно подивиться, пожалуй, тому, что он еще в состоянии нести на себе крест. Возможно, это крест любви или крест любви к ближнему, братания.
Председательствующий. На этом допрос объявляется
законченным.
Берлин, 1928 г.
Протокол судебного процесса был напечатан в журнале «Tagebuch» (Берлин, 1928, № 9, стр. 2210-2215).
Суд присяжных Шарлоттенбурга постановил изъять из альбома листы 2, 9 и 10, а также конфисковать клише. Гросс и Герцфельде были приговорены к уплате денежного штрафа в размере 2000 марок или к тюремному заключению.
Благодаря известности Гросса, достигшей в это время уже больших масштабов, и вмешательству передовой печати процесс о «богохульстве» получил широкую огласку.
Четыре года спустя судья Зигерт отменил приговор первой инстанции, что вызвало бурю противоречивых откликов. Не имея юридических оснований кассировать решение судьи Зигерта, Верховный суд с плохо скрываемой яростью постановил конфисковать рисунки Гросса, а типографские клише уничтожить. В качестве мотива было указано, что хотя художник лично не подлежит привлечению к ответственности, произведения его могут быть дурно поняты.
Позже судья Зигерт стал одним из первых судей, смещенных гитлеровским правительством.