Топика традиционной культуры и
Язык описания тела в античной медицине
Commonplaces in the traditional culture and
the language of the body-description in the antique medicine
Ключевые слова: образы телесности, греческая архаика, традиционная культура, языки описания тела, теория гуморов
Key words: corporality-images, Ancient Greece, traditional culture, languages of the body-description, humors-theory
Аннотация: В статье проводится сопоставление традиционных древнегреческих представлений о человеческом теле и описаний телесности в гиппократовой медицине. Автор приходит к выводу, что соматология гиппократовой медицины заимствует свою метафорику из двух сфер – сада и кухни, выращивания и приготовления. Будучи заимствованными из этих сфер, обыденно-традиционные образы телесности органично включаются в язык медицинской теории посредством дополнительного опытно-рационального обоснования
Annotation: The author of the article compares traditional Ancient Greek views about human body and the description of corporality in the Hippocrates-medicine
Сведения об авторе: Асоян Юлий Арамович, к.филос.н., доцент кафедры «История и теория культуры» РГГУ
Asoyan Yu. Ph.d. History and theory culture department of the Russian state University for Humanites
В данной статье предметом нашего рассмотрения будет то, каким образом традиционные представления древних греков о человеческом теле и образы телесности становились элементом врачебной соматологии, продолжая существовать во вполне рациональных медицинских описаниях. Речь пойдет о специфической образности древнегреческой медицины, на которую мы пытаемся посмотреть путем обращения к языку медицинской теории. Образность языка описания телесности в гиппократовой медицине мы попытаемся сопоставить с так называемыми традиционными представлениями о теле. В том, что касается традиционных древнегреческих представлений о телесности, то здесь мы опираемся на фундаментальную работу Ричарда Онианса, содержащую значительный материал по данной теме, и не утратившую своего значении по сию пору [см.: Онианс 1999, Onians 1954].
Говоря об античной медицине, мы обращаемся не к так называемой «храмовой медицине», не к «традиционным» религиозным врачебным практикам, а к имеющей статус научной теории медицине Гиппократа. Храмовое, или «жреческое», врачевание имело свои центры в Эпидавре, Олимпии; ко времени IV в. до н.э. они не прекратили существование, но были скорее потеснены гиппократовой врачебной теорией и практикой «нового типа» со своими сложившимися центрами (на о. Кос и в Книдосе). Итак, речь пойдет о формирующемся в тесной связи с ионийской наукой вполне рациональном и даже опытном знании, представленном трактатами «гиппократова свода».
Corpus Hippocraticum насчитывает 72 книги. Все они написаны языком ионийской прозы, что, впрочем, не снимает отличий в стилистике и доктринальных особенностей разных групп текстов. Эти отличия весьма заметны: в «Корпусе» представлена косская, частично книдская и кротонская школы. Сочинения датируются промежутком с V по I вв. до н.э. Значительную группу текстов относят к V – IV векам, эпохе Гиппократа (460-377). Считается, что выделить все собственно гиппократовские сочинения (принадлежащие косской школе, основателем которой он являлся) проблематично. В качестве бесспорно гиппократовых признаются трактаты «О воздухах, водах и местностях», «Прогностика», «О диете при острых болезнях», 1 и 2 кн. «Эпидемий» и некоторые другие [см.: Карпов 1994, Joly 1972].
Споры по поводу авторства велись еще в древности, детальное филологическое и историко-научное изучение текстов, начиная с раннего Нового времени, принесло немало результатов, но согласие в вопросе авторства - какие тексты принадлежат Гиппократу, а какие его последователям или даже оппонентам - достигнуто не было. Впрочем, вопрос об авторстве как таковой уже довольно давно отошел на второй план, тогда как на первый выдвинулось изучение мировоззренческих принципов изучаемых текстов. Акцент сместился не только на доктринальные основания разных медицинских школ, представленных в общей рамке гиппократова свода, но и на своеобразную рациональность гиппократовой медицины[1].
Попробуем пояснить это примером, имеющим отношение к теории гуморов (др.греч. χυμοί). Гуморальная теория наиболее последовательно представлена трактатом «О природе человека». Соки человеческого тела определяются качествами теплого, холодного, сухого и влажного (ТХСВ). Это слизь (ХВ), кровь (ТВ), желтая и черная желчь (ТС и ХС соответственно). Теория гуморов увязана с временами года; с ними связываются болезни, вызванные возрастанием гумора вследствие сезонного преобладания качеств (осень – XC, зима – ХВ, весна – ТВ, лето – ТС). Учение о сезонном преобладании гуморов вместе с представлением о преобладании основных качеств в разные времена года дает базис для согласования философской теории элементов (земля -ХС, вода - ХВ, воздух - ТВ, огонь -ТС) и медицинской теории гуморов (слизь, кровь и т.д.) в универсальную медико-космологическую схему. [Hippocr. N.H., 4-5, 7-8, см.: Гиппократ 1994, С.193-211.][2]
Итак, каждому из гуморов приписываются качества-силы (δυνάμεις) - теплого, холодного, сухого и влажного. В трактате «О древней медицине» книдский медик-эмпирик, резко критикует спекулятивный характер концепции гуморов. Но интересно, как он это делает! Если автор трактата «О природе человека», считает, что силы теплого, холодного, сухого и влажного (ТХСВ) являются определяющими, то автор трактата «О древней медицине» возражает в том смысле, что «есть в человеке не только теплое, холодное, сухое и влажное, но и горькое, и соленое, и сладкое, и кислое … и многое другое.., разнообразное по свойствам, количеству и силе» [Hippocr. V.M., 14, цит. по: Гиппократ 1994, С. 157]. Характер возражений не только вызывает непроизвольную улыбку, но и заставляет думать о разделяемой представителями разных школ общей рациональности, связанной с представлением о «природах» как «качествах-силах» тех или иных тел.
Именно своеобразная рациональность античной медицинской теории, взятая в соотнесении с традиционными представлениями о человеке, и занимает нас в этой статье. Мы думаем, что она сделается несколько понятнее и перестанет казаться надуманно-спекулятивной, если учесть бытование традиционных представлений и образов человеческого тела, включить эти представления в рациональность гиппократовой медицины. В заглавии статьи фигурирует выражение топика традиционной культуры. Топика – из области риторики, это теория «общих мест». Применительно к нашей теме речь идет о повторяющихся устойчивых образах телесного (в традиционной культуре). Нас будет интересовать как эти «общие места» восприятия телесности «включались» в соматологию гиппократовой античной медицины.
Еще одно замечание методологического свойства. Для исследований языка культуры одной из наиболее интересных является, как нам кажется, ситуация встречи, пересечения и наложения разных «полей» культуры, преломление языка одной «культурной среды» - в другой. Язык формирующейся науки, и это справедливо как для древней, так и для современной теории, пользуется понятиями и образами, заимствованными из других областей жизни. Какие именно сферы рассматриваются в качестве предмета аналогии? Это не только любопытно, но и может пролить свет на «жизненный мир» теории и опыт ее создателей. Поэтому стоит посмотреть на то, какие именно традиционные образы телесности «включаются» в рациональность довольно далекой от архаики гиппократовой медицины.
***
Как отмечает Пьер Видаль-Накэ (Vidal-Naquet P.), у Гомера (в «Одиссее») человек определяется как существо, «вкушающее хлеб». Этим он отличается и от диких зверей, едящих сырое мясо, и от богов, вкушающих не хлеб, а амброзию – божественный нектар. [см.: Видаль-Накэ 2001, С. 52 и сл.] Рассматривая человека как существо, «едящее хлеб», архаическое сознание, занятое поиском не отличий, а именно уподоблений, соотносило человека с растением вообще и хлебным злаком в частности. Гомеровский эпос регулярно сравнивает людей с колосьями (καλάμη), а их гибель в сражении – с «трепетом» и падением колосьев. [Hom. Il. XI 67 и сл. см.: Гомер 1990, С. 147] У Гомера изображен раненный воин: «как мак роняет голову в саду, так и он склонил голову, отягощенную шлемом». [Hom.Il. VIII 305-308; см.: Гомер 1990, С. 110] Люди вырастают из земли как посев (σπάρτοι), отголоски этого мифа можно найти еще у Павсания: земля, говорит он в «Описании Эллады», «бывшая влажной и исполненная творческих соков», порождала невероятно рослых людей». [Paus. VIII, XXIX, 4, см.: Павсаний 1996, II, С. 218.]
Уподобление человека и человеческой жизни растению встречается далеко за пределами древнебалканского культурного ареала. [Леви-Стросс 1985, С. 196] Но у греков оно имеет ту особенность, что привело к широкому распространению представлений о жизненной влаге, соках человеческого тела. Жизнь растения, как и человека, зависит от жидкости, теряя влагу, растение засыхает, погибает. «Жизненный сок» человеческого тела описывается в точно таких же терминах, что и растительный. И если для нас «жизненные соки организма», пишет исследователь архаического сознания греков, это не более, чем метафора, то для греков (как и для римлян, впрочем) сходство жидкостей организма человека с соком растений было чем-то много большим, чем только метафорой. Онианс отмечает устойчивое соотнесение жизненной влаги человека с растительным соком вина, зерна в гомеровском эпосе и других текстах. [см.: Онианс 1999, С. 123-124]
У Гомера, превращая Одиссея в старика, Афина «иссушает» его прекрасную плоть [Hom. Od. XIII, 430, см.: Гомер, 2000, С. 155]. Тело старика сравнивается с тростником (καλάμη) или, как переводит Вяч.Иванов, утратившей влагу и высохшей соломой. [Hom. Od. XIV, 212-214, см.: Гомер, 2000, С. 160.] В «Прометее прикованном» Эсхила рассказана известная история, связанная с появлением врачевания – прежде люди не имели лекарств и когда их поражала болезнь не было никакого средства, ни пищи, ни питья, ни мази, и без всякой помощи они, буквально, высыхали (κατεσκέλλοντο) [Aesh. Pr. 479; см.: Эсхил 1989, С. 248-249] «Римляне, - комментирует Онианс, - тоже считали, что в теле есть некая жидкость, сок, обеспечивающий само существование тела, придающий ему полноту и постепенно исчезающий в старости». [Онианс 1999, С. 219] Эту жидкость называли umor (сок). Одним из мест ее сосредоточения считалась голова, поэтому увлажняли голову, умащивая ее маслом – не только, чтобы просто освежиться, но и для того, чтобы доставить жизненных сил всему телу. Существовало устойчивое убеждение в возможности питать «человеческий сок» с помощью растительного». [Там же, С. 212].
С жизненным соком растений сопоставимо представление о нахождении жидкости в коленях, причем последняя неизменно связывалась с семенной жидкостью. Еще у Гесиода читаем, что во время летнего зноя Сириус беспощадно «сушит колени и головы», делая мужей слабосильными [Hes. Erga 586-588, см.: Гесиод 1999, С.63.]. Феокрит же, напротив, говорит о «полных соком членах» брачующихся, которым не нужно терять время, пока колено сохраняет влагу или сок Жизненный век человека, αιών, также истолковывается как влага – жизненный ресурс, который «иссякает» с течением времени. Эон связан с представлением о жизни как о постепенно убывающем запасе влаги. Как говорит комический поэт Антифан, «наша жизнь подобна вину: когда остается лишь малость, она превращается в уксус» [цит. по: Онианс 1999, С. 215] Римляне также «верили, что в теле, как в растении, постепенно убывает сок». [там же] У Петрония читаем: «Увы, увы! Вино живет дольше, чем человечишка. Так давайте увлажняться. Вино – это жизнь»[3] [Petron. 34. 7; цит. по: Онианс 1999, С. 216]
Увлажняя изнутри и извне части и органы тела, человек наполняет соком сосуды тела. И наоборот, с течением времени, теряя жизненные соки, сам как сосуд, «достигает дна старости». Иначе говоря, оборотной стороной представлений о жидкостях тела является представление о самом теле как о сосуде. Сосуд – это ясно и современному человеку, - писала в одной из работ Н.В.Брагинская, - едва ли не самый подходящий предмет для одушевления. «У сосуда есть ручка, ножка, тулово, горло, шейка, плечи, ушко, устье (уста)… Такой богатый набор антропоморфных наименований есть только у сосуда». Крышки сосудов нередко изготовлялись в виде голов животного (или человека). С сосудами говорили, постукивая по ним. «Звук трескающих в печи горшков – крик удирающего существа – треснувший сосуд больше не звучит» [Брагинская 1980, С. 52].
В «Исследованиях по истории древнегреческого общества» Дж. Томсон приводит многочисленные представления о сосудах в античной архаике. Сосуды чрезвычайно широко использовались в погребальном обряде, ставились в качестве памятников при погребении. Отдельно стоило бы сказать о погребальных сосудах. В древних захоронениях встречаются погребения в кувшинах, особенно если это погребения младенцев, считается, что подобный способ захоронения связан с представлением о «повторном оплодотворении матери духом умершего ребенка». [Томсон 1958, С. 247.] Сосуд, наполненный водой - символом материнского лона. Б.Богаевский в работах «Земледельческая религия Афин», «Земля и почва в представлениях Древней Греции» показывал, что земля-почва воспринималась как сосуд для растения или плода, причем сам сосуд – это как бы испеченное в чреве матери-земли тело. [см. Богаевский 1912, С.6-7 и сл..]
Еще не так давно в греческих деревнях, когда носилки с умершим проносили по улице, друзья и соседи покойного выливали у порога, или через окно, воду, а сам сосуд бросали на камни, разбивая. Этот старый обычай толкуют символически как образ того, что случилось. Разлитая вода символизирует прекращение жизни как таковой, а разбитый сосуд – мертвое тело. [Онианс 1999, С. 268-269] Надо добавить, что в средиземноморском культурном ареале, и у греков в частности, гроб в древности мог изготавливаться из глины, что также сближало его с сосудом. В обряде кремации также использовались сосуды. Вот как это происходит в «Илиаде» при описании погребения Патрокла: его прах собирается в урну и заливается темно-красным вином. В той же и «Илиаде» тело война, гибнущего в сражении, рассеченного мечом или пронзенного пикой, представляется в виде сосуда, из которого на землю «выливается внутренность» [Hom. Il. XXI, 180, цит. по: Гомер, 1990, С. 300].
***
Перейдем теперь непосредственно к гиппократовой медицине, к ее языку описания болезни и здоровья, процессов человеческого тела. Язык этой медицины не только унаследовал традиционное представление о соках человеческого тела, но и придал этому представлению своего рода системообразующее качество. Процессы, происходящие в человеческом теле, корпус Гиппократа описывает как «варение» (πέψις - пепсис) соков-гуморов, жидкостей человеческого тела. Показательна терминология процессов человеческого тела и терминология болезни. Она почти всегда имеет непосредственную связь с описанием процессов варки – можно сказать, это кухонная терминология. Здесь есть место таким понятиям, как сварение и несварение (απεψία - апепсия). Причем не только, когда речь идет о «несварении желудка». В описаниях физиологических процессов и процессов болезней выделяются пепсис согреванием в воде и на огне – т.е. жарка, варка. [см.: Визгин 1982, С. 374 и сл.]
В гиппократовой медицине, возникновение болезни определяется избытком тех или иных гуморов (кровь, слизь, желчь, черная и желтая). Важная особенность связана с представлением о «переваривании» избыточной жидкости и о влиянии этого процесса на кризис болезни. Согласно этому воззрению, в течении болезни наступает момент, когда та или иная избыточная жидкость, перевариваясь под влиянием внутренней теплоты (у которой могут быть весьма разные свойства и силы), изменяет свой вид (гной, например, рассматривается как те или иные сварившиеся избыточные соки). Можно было бы сказать, что пока тот или иной избыток соков не будет сварен «в печи» человеческого тела – о выздоровлении не может идти речь.
Еще один вопрос касается соотношении пепсиса и красиса (κρασις). Пепсис – варение, тогда как красис – смешение. Понятие красиса является одним из центральных в представлениях гиппократиков о здоровье. Когда гуморы (χυμοί) равномерно смешаны в определенных пропорциях – тело здорово (причем для каждой местности фиксируется особый тип физиологического красиса). Нездоровье связывается с акрасией, т.е. неравномерным (или неподходящим для данной местности) смешением гумор. И здесь тоже сразу возникает представление о человеческом теле как сосуде. Недаром кратером назывался сосуд для смешения вина с водой. Оно умеряет избыточные качества-силы вина. Итак, красис сопутствует пепсису – где соки перемешаны, они и «провариваются» равномерно, не возникает местных и общих «несварений».
В связи с концепциями пепсиса и красиса особого внимания заслуживает эмбриология, причем не только гиппократовская, но и аристотелевская (последний, как известно, был из рода врачей). В трактате «О возникновении животных» Аристотеля формирование плода в утробе матери сопоставляется с процессами варения соков в лоне материнского чрева-сосуда. Самый яркий пример в этом смысле – то, как Стагирит описывает формирование кожных покровов плода: они формируются «подобно тому, как в процессе жарки на вареных кушаньях образуется тонкая корочка или пленка» [Arist. GA 743 b, Аристотель 1941.] Точно так же и у Гиппократа плод в утробе словно «печется», Гиппократ сравнивает первый период в его созревании с печением хлеба: «Подобно этому бывает в печеном хлебе, - говорит автор трактата, - на поверхности его находится нечто тонкое, наподобие кожицы, ибо хлеб, нагреваясь и вздуваясь, поднимается, а там, где он вздувается образуется указанная кожица» [Hippocr. Genit, 12, цит. по: Гиппократ 1994, С. 233].
Тут же находится место и для растительных образов. Вот как описывается формирование членов тела у эмбриона: «Сгущенные теплотой, кости твердеют и, наподобие дерева, разделяются также на ветви» [Hippocr. Genit, 17, цит. по: Гиппократ 1994, С. 237.]. Так объясняется появление конечностей. Формирование плода описывается по аналогии с растением: обсуждая возможности повреждения плода в утробе матери, в частности от ушибов, Гиппократ утверждает, что причиной повреждений может быть и узость матки: «тело, двигаясь в узком месте, делается искалечным в этом именно месте. Так точно и деревья, которые, вырастая на земле, если не имеют для себя обширного пространства, но задерживаются камнем или каким-то другим препятствием, делаются кривыми или толстыми в одной части, а в другой - тонкими» [Hippocr. Genit, 10; цит. по: Гиппократ 1994, С. 230.]
Вообще, складывается представление, что образ человеческого тела как сосуда и растения, вместе с представлениями о соках и земле – это одна большая метафора. Аналогичный процессу варения, формирования плода в утробе матери, происходит процесс «сварения» плодов в земле. В «Исследованиях о растениях» ближайшего ученика Аристотеля Феофраста, место плода в утробе матери и место растения, произрастающего из земли, намеренно и последовательно сближаются [Theophr. IV 12, 9; IV, 13, 1, цит. по: Феофраст 1951.] Также и у самого Аристотеля[4]. В «Назирателе», латинском сельскохозяйственном сочинения XII века, имевшем хождение на Руси и опиравшемся на гиппократову традицию, находим такую формулу: «место, на котором древо преже изначала всходит есть как и матица в животе зверином. Мокрота же на оном месте будущая, которую дерево к себе тянет, есть как бы кровотечение в матице, или ложеснах» [Назир., 46, 10-17; цит. по: Назиратель 1973, С. 199]
Впрочем, вернемся к эмбриологии. Материнское лоно, как мы уже отметили, мыслится как сосуд для дитяти. Иной раз это проговаривается с почти наивной непосредственностью: В трактате «О семени и природе ребенка» Гиппократ рассматривает различные особенности формирования плода. В частности, когда от полных и сочных родителей рождается «худосочное дитя». Причиной этого, говорит Гиппократ, может быть «матка, узкая сверх надлежащего», ведь в противном случае от больших родителей и дитя рождается большое. И далее следует замечательное сравнение: «Это дело похоже на то, как если кто-либо положит в узкий сосуд огурец.., прикрепленный к огуречному стеблю: огурец выйдет равным и подобным полости этого узкого сосуда. А если кто положит его в сосуд широкий, в котором широко может поместиться огурец, но который в то же время и не особенно больше его природной величины, то огурец вырастет также точно равным и подобным полости сосуда… Да ивообще почти все растения вырастают так… Вот также и дитя …» [Hippocr. Genit, 9; цит. по: Гиппократ 1994, С. 230]
В трактатах Гиппократова свода сосуд – образ человеческого тела, в котором варятся его соки-жидкости, это также и образ материнского лона, в котором тоже смешиваются и варятся соки формирующегося тела ребенка. Нельзя не заметить, что все эти сопоставления обусловлены рациональными соображениями, более того – они нередко подкреплены своеобразным «опытным» знанием, непосредственным наблюдением. Образность тут рациональная, а не мифопоэтическая. И тем не менее, обращение к этим образам продиктовано не только сугубо медицинскими соображениями. Но и глубоко укорененной в сознании традиционной метафорикой, от которой врач оказывается также несвободен, как и эпический поэт.
***
В целом соматология гиппократовой медицины заимствует метафоры из двух наиболее доступных сфер – сада и кухни, выращивания и приготовления соответственно. Именно эти области оказывают наиболее заметное влияние на язык описания тела, на соматологию и медицинскую теорию. Но эти области, как выражается по другому поводу Аристотель, «доставляют не только место», они оказываются носителями целого спектра традиционных образов и метафор, которые в новом языке переоформляются концептуально – отливаются в виде теории и опыта. Наблюдательность античного медика, можно сказать, преформирована «традиционными представлениями», его «сугубо опытное», опирающееся на наблюдение, знание предопределено еще и иными формами опыта – опытом обыденной жизни и осмысливающей ее культуры, в которые он в той или иной степени неизбежно оказывается «включен».
Источники:
Аристотель 1941 – Аристотель О возникновении животных / Перевод В.П.Карпова. – М.-Л., 1941
Гесиод 1999 - Гесиод Труды и дни / Перевод О.Цыбенко // Эллинские поэты. – М.: Ладомир, 1999
Гиппократ 1994 - Гиппократ Избранные книги / Перевод В.И.Руднева. – М.: «Сварог», 1994
Гомер 1990 - Гомер Илиада / Перевод Н.И.Гнедича – Л.: Наука, 1990
Гомер 2000 - Гомер Одиссея / Перевод В.А.Жуковского. –М.: Наука, 2000
Павсаний 1996 II - Павсаний Описание Эллады / Перевод С.П.Кондратьева. Т.2. – СПб.: Алетейя, 1996
Петроний 1924 - Петроний Арибитр Сатирикон / Под ред. Б.И.Ярхо. – М.-Л., 1924
Феофраст 1951 - Феофраст Исследование о растениях / перевод М.Е.Сергеенко. – М.: Наука, 1951
Эсхил 1989 - Эсхил Трагедии / В переводе Вяч.Иванова. – М.: Наука, 1989
Назиратель 1973 - Назиратель. – М.: «Наука», 1973
Литература:
Богаевский Б. 1912 – Богаевский Б.Л. Земля и почва в представлениях Древней Греции – СПб., 1912
Брагинская 1980 - Брагинская Н.В. Надпись и изображение в греческой вазописи // Культура и искусство античного мира. – М.: ГМИИ, 1980.
Видаль-накэ 2001 - Видаль-Накэ П. Значение земли и жертвоприношения в религии и мифологии // Видаль-Накэ П. Черный охотник. Формы мышления и формы общества в греческом мире. – М.: «Ладомир», 2001, С. 45-68.
Визгин 1982 - Визгин В.П. Генезис и структура квалитативизма Аристотеля. – М.: «Наука», 1982.
Карпов 1994 - Карпов В.П. Гиппократ и гиппократов сборник // Гиппократ Избранные книги. – М.: «Сварог», 1994, С. 9-81.
Кереньи 2007 – Кереньи К. Дионис. Прообраз неиссякаемой жизни. – М.: Ладомир, 2007.
Леви-Стросс 1985 - Леви-Стросс К. Структурная антропология. – М.: «Наука», 1985.
Онианс 1999 - Онианс Р. На коленях богов. Истоки европейской мысли о душе, разуме, теле, времени мире и судьбе. – М.: «Прогресс-традиция», 1999.
Томсон 1958 - Томсон Дж. Исследования по истории древнегреческого общества. – М., 1958, Т.1.
Фрейденберг 1999 – Фрейденберг О.М Миф и литература древности. – М.: «Восточная литература» РАН, 1998.
Joly 1972 - Joly R. Hippocrates of Cos // Dictionary of scientific biography. V. 6. – N.-Y. 1972, p. 418—431.
Onians 1954 - Onians R.B. The Origin of Europian thought about the body, the mind, the soul, the world, time and fate: new interpretations of Greek, Roman and kindred evidence also of some basic Jewish and Christian beliefs. – Cambridge, Cambridge University Press,1954.
Список сокращений:
Arist. GA – Аристотель О возникновении животных
Aesh. Pr. – Эсхил Прометей прикованный
Hes. Erga – Гесиод Труды и дни
Hippocr. Genit – Гиппократ О семени и природе ребенка
Hippocr. N.H. – Гиппократ О природе человека
Hippocr. V.M. – Гиппократ О древней медицине
Hom. Il. – Гомер Илиада
Hom. Od. – Гомер Одиссея
Petron. – Петроний Сатирикон
Theophr. – Феофраст Исследования о растениях
Paus. – Павсаний Описание Эллады
[1] Рациональность медицины понимается здесь нами как способ образно-понятийной теоретизации описываемых медициной явлений и процессов, как целостный и последовательный язык описания человеческого тела, здоровья, болезни, физиологических состояний и процессов. [см.: Визгин 1982, С. 348-367]
[2] В тексте статьи здесь и далее ссылки на классические тексты приводятся в соответствии с общепринятыми сокращениями (см. список сокращений в конце статьи) и правилами цитирования – римская или латинская цифра после сокращенного названия текста указывает на книгу/главу (Hippocr. V.M., 14 следует читать Гиппократ О древней медицине, глава 14), в случае поэтических текстов после указания на книгу следует указание на строки (например: Hom. Il. XI 67 следует читать Гомер Илиада, книга XI, стр. 67). Тексты Аристотеля цитируются в соответствии с общепринятой пагинацией. Рядом приведена ссылка на соответствующее русское издание, по которому данный текст цитируется нами (см. список источников)
[3] Интересно, что русские переводчики «Сатирикона» Б.Ярхо и А.Пиотровский испытывали некоторое затруднение. Предлагая, «… вино живет дольше, чем людишки. Посему давайте пить …» переводчик поясняет, что «латинское tangomenas faciamus – непонятное и, может быть, искаженное слово производят от греч. τέγγω = "орошаю" (?)» [Петроний 1924, С. 82, примеч. 91]
[4] Аристотель ставит вопрос – «доставляет ли самка только место, или нечто привносит». Она, как утверждает Стагирит, доставляет не только место, но и материю, и сравнивает это с тем, как чужестранные семена, меняют форму, соответственно природе места, ибо оно / место/ доставляет семенам материю и тело [Arist. GA, 738в; цит. по: Аристотель 1941].