Глава 1.
…Пойду по белым кудрям дня
Искать убогое жилище.
И друг любимый за меня
Наточит нож за голенище…
Сергей Есенин, «Устал я жить в родном краю…».
В жизни Гарри Поттера редко бывали дни, когда он мог признаться сам себе, что практически все его ожидания сбылись, но этим летом таких дней было довольно много. Дурсли — памятуя, видимо, о страшном-ужасном уголовнике-крёстном — вели себя более чем прилично. На Гарри попросту сваливали всю возможную работу по дому, и он крутился юлой, пытаясь всё успеть, а вечером ещё и заняться домашними эссе — любимые преподаватели, очевидно, наивно-прекраснодушно полагая, что на каникулах ученикам делать нечего, постарались обеспечить насыщенный досуг будущим четверокурсникам. Неприятным дополнением ко всему была строгая диета, на которую тётя Петуния посадила всю семью. Строго говоря, в ней нуждался один только Дадли, которому её прописал врач, но для моральной поддержки «Диддикинсу» вся семья в добровольно-принудительном порядке перешла на микроскопические порции фруктов и овощей; так что главенствующим чувством, сопровождавшим Гарри все эти летние дни, был сосущий, грызущий, неистовствующий голод. Гарри почти что чувствовал, как растёт, вытягиваясь каждый день на несколько миллиметров, и его организм настоятельно требовал еды. Даже ЕДЫ. Особенно учитывая, сколько сил он тратил каждый раз, чтобы вычистить дом от чердака до подвала, перестирать, просушить и прогладить грязное дурслевское белье, прополоть все клумбы, подстричь живую изгородь, покрасить изгородь, вытереть с полок пыль…
Несомненно отрицательным моментом Гарри полагал то, что от диеты Дадли, и до того не страдавший особой отзывчивостью и любовью к ближнему, совсем озверел, и, стоило Гарри попасться кузену на заплывшие водянисто-голубые глазки, как тот начинал шпынять Гарри, кидаться в него тяжёлыми предметами, надсадно звать тётю Петунию, объявляя, что «он опять занимался этими своими штучками!», хотя Гарри даже не успевал подумать о том, что было бы неплохо сходить за палочкой и наложить на Дадли… ну, для начала можно Силенцио. Гарри проявлял чудеса акробатики, уворачиваясь от вещей, пропускал мимо ушей нелицеприятные эпитеты и терпеливо возражал тёте Петунии, всегда бдительно являвшейся на защиту ненаглядного чада. Всё это вполне можно было пережить; в конце концов, бить его больше не били (пока, во всяком случае) и даже разрешили держать все свои вещи при себе, во второй спальне Дадли. Со стороны Дурслей это было просто неслыханной милостью и небывалой доброжелательностью.
Каждую ночь Гарри выпускал Хедвиг полетать — ему больше не запрещали слать письма кому бы то ни было (рассудив, надо полагать, что отсутствие вестей от Гарри может рассердить маньяка-крестного), но ему, говоря начистоту, некому было их слать. Пару раз к нему прилетали совы от Фреда и Джорджа; пергамент был опален, пах озоном и жжёной резиной, слова торопливы и почти бессвязны. По этим признакам Гарри безошибочно догадался, что близнецы по уши заняты каким-то новым экспериментом — ему было известно об их мечте открыть магазин приколов на Диагон-аллее — и ему не хотелось мешать им. Хотя втайне он надеялся, что семья Уизли пригласит его к себе на хотя бы часть августа — жизнь с Дурслями, несмотря на некоторые улучшения, была тосклива и противна, как грязные носки. Рон и Гермиона не писали ему — и он подозревал, что они просто не знают, что ему сказать, останавливаясь на одной строчке наподобие «Дорогой Гарри!..»
Этой ночью он проснулся от боли в шраме, что само по себе было странным. До сих пор шрам никогда не болел, оставаясь мёртвой отметиной на лбу; но сегодня его жгло, как огнём. Гарри рывком сел на кровати, смаргивая невольные слёзы, с рукой, прижатой ко лбу до судорог в запястье; он пытался отдышаться и ждал, пока сонные видения сменятся окончательно знакомым видом захламленной комнаты.
К боли он привык давно, с первого курса; а если быть совсем честным, то как минимум с года ему приходилось не единожды испытывать на себе силу негативных эмоций дяди Вернона, который был, вообще-то, прост, как чайник, но широк душой, и если уж ярился на Гарри, то по полной программе учил вежливости своего ненормального племянника. Но эта боль была необычной… если этот шрам был оставлен ему Вольдемортом, не значит ли это, что Тёмный Лорд активизировался? Он ведь должен скрываться где-то, поджидая, согласно пророчеству профессора Трелони, своего верного слугу — Питера Петтигрю… Но что должен делать Вольдеморт, чтобы у Гарри болел шрам? Ведь не своей головой же стучаться об стену — так недолго и последний мозг сотрясти, в самом-то деле…
Сон пропал окончательно. Гарри выудил из кармана висевших на трёхногом (хотя по глубинному замыслу дизайнера он должен был быть четырёхногим) стуле брюк платок и смочил водой из поилки Хедвиг — идти посреди ночи в ванную и будить ненароком Дурслей ему не хотелось. Не наступишь, как говорится, дышать будет легче…
Кажется, там, во сне, был Вольдеморт собственной персоной… и какой-то старик… которого убили. Ему уже ничем не помочь. Гарри сомневался, что этот сон — плод его собственного больного воображения. Если бы его воображению пришло в голову (в голову самого же Гарри, если вдуматься…) устроить ему ночь имени Стивена Кинга и Дина Кунца, оно могло бы найти множество других сюжетов, начиная от самых невинных, вроде надвигающегося василиска, и заканчивая… нет. Об этом не хочется думать.
Прохладная вода успокоила саднящие ощущения в шраме, и Гарри, усевшись на кровати по-турецки, принялся листать журнал о квиддиче, неизменно замечая в полумраке снитч раньше ловца на фотографии — сфотографированные фигурки, зная, что на них смотрят, кокетничали, рисовались, выделывали лишние финты, которых наверняка не было в реальности.
Он честно убил на это релаксирующее, в общем-то, занятие полчаса, но так и не успокоился толком.
Не может же, в самом деле, Вольдеморт рыскать по Тисовой улице. Это было бы действительно смешно. Гарри представил, как нечто высокое в тёмных одеждах, демонического вида (этакий собирательный образ злодея из книг и фильмов) пробирается, чертыхаясь и рассылая во все стороны Аваду, через старательно постриженные вчера самим Гарри кусты роз тёти Петунии, и нервно засмеялся.
Чушь.
Но с чего-то ведь шрам болит? Неужели из-за убийства того старика чёрт знает где? Какая-то деревня, старый дом, ночь, омерзительное существо в кресле, бледный Хвост, зелёная вспышка…
Гарри прислушался к темноте ночи, но её прорезал только мощный храп Дадли. Дядя Вернон, надо полагать, тоже храпел там где-то в своей спальне, но до Гарри эти звуки не долетали через две закрытые двери и коридор — и он был этому рад, полагая, что и одного Дадли более чем достаточно, чтобы уши начали ныть.
Посоветоваться было решительно не с кем; сразу же отпадали Дурсли (это даже за грубую шутку не сойдёт), Дамблдор (Гарри не доверял хитромудрому директору Хогвартса, полагая, что у того существуют на его, Гарри счёт, какие-то свои планы и замыслы; да и очень глупо звучало бы послание вроде «Уважаемый профессор Дамблдор! Желаю Вам приятного отдыха! Извините, что беспокою Вас, но сегодня ночью у меня болел шрам. Искренне Ваш, Гарри Поттер») и семья Уизли — Гарри не хотелось, чтобы они знали, что он впадает в панику от минутной боли. Терпел ведь и куда как хуже — о чём все Уизли отлично знают.
Сириус? Крёстный тоже присылал ему письма, не с совами, а с большущими многоцветными экзотическими птицами; от их перьев пахло морем и солнцем, и Хедвиг очень неохотно позволяла им напиться и поесть из её мисок прежде, чем отправиться в обратный путь. Но писать ему… стоит ли беспокоить? Гарри задумчиво покосился на чистый пергамент и решил всё же написать. Сириус был одним из немногих людей, в которых Гарри не сомневался.
«Дорогой Сириус!
Спасибо за твоё последнее письмо. Эта птица, правда, всё время норовила поклевать Хедвиг, а потом врезалась головой в раму, но, к счастью, улетела прежде, чем Дурсли заподозрили по звукам неладное.
Как у тебя дела? Ты там один или с Ремом? Расскажи о себе поподробней…
У меня всё нормально — в основном, потому что они опасаются, как бы ты не заявился по моей просьбе и не превратил их во что-нибудь мелкое, противное и совершенно, с их точки зрения, неприличное (как и всё волшебство, впрочем). Хуже всего, что приходится голодать за компанию с Дадли… по собственным ощущениям, я уже скинул килограмма четыре, и похож теперь на тебя, когда ты только вышел из Азкабана:)»
Гарри засомневался, стоило ли ставить смайлик — всё же вряд ли они бытовали в магической среде, но потом решил, что смысл знака вполне прозрачен, и продолжил писать.
«Только этой ночью у меня болел шрам. Раньше он никогда не болел — странно… Как ты думаешь, могут болеть шрамы от старых проклятий? Хотя ничего серьёзного.
Отправляю письмо с Хедвиг — в прошлый раз та твоя птица улетела быстрее, чем я успел написать ответ. Передавай от меня привет Клювокрылу. И береги себя, хорошо?
Твой,
Гарри».
Хедвиг как раз не было в клетке, и Гарри отложил пока письмо на край стола.
Солнце позолотило стены комнаты квадратиками — в раму окна была предусмотрительно вделана решётка (ну да, ну да, а то вдруг Гарри возьмёт да и удерёт со второго этажа? А почему нет, только пятки отбить, клумбу помять — и здравствуй, свобода…). Свет поцарапанной во время одной из истерик Дадли настольной лампы потускнел. Гарри почувствовал, что у него слипаются глаза, но пора было вставать и приниматься за обычные дела из числа тех, что входили в круг его непременных обязанностей. Тетя Петуния не скупилась и на дополнительные, если видела, что Гарри возмутительно, как она считала, рано освобождается — поэтому он старался растягивать работу в присутствии тётушки, хотя, конечно, и не совсем тормозить, чтобы не вызвать подозрений.
Солнце помогло ему взбодриться — он сидел на полу, подставив макушку горячим лучам, закрыв глаза, пока снизу не раздался визгливый (особенно визгливый с утра, потому что очень заспанный; хотя у нормальных людей он с утра обычно хриплый…) голос тёти Петунии. По идее, тепло лучей должно было бы, напротив, расслаблять и усыплять его, но Гарри чувствовал, как жар вливает в него новые силы — как будто они были родственны друг другу, он и эти шаловливые золотые лучи, путавшиеся в его волосах, и помогали друг другу, как могли. Странное чувство… оно появилось у него ещё в начале лета, и он был, в принципе, даже рад работать в саду с непокрытой головой — ему отчего-то не грозило перегреться или получить солнечный удар. Проверено опытным путём, так сказать.
Что-то новое расцветало в нём под этими лучами, одинаковыми на ухоженных улочках Литт-Уингинга и на буйных лужайках Шотландии… что-то похожее по ощущению даже и не на цветы, а на что-то совсем иное, другое… но отнюдь не чуждое. Гарри путался в собственных чувствах, но мог сказать точно, что опасность от этих ощущений не грозила никакая.
* * *
Этот вечер ничем особенным не отличался от других. Вся семья Дурслей после обеда пребывала в гостиной: дядя Вернон чинно читал газету, тётя Петуния наблюдала за очередной мыльной оперой — Гарри всё казалось, что тётины уши насторожённо шевелятся в такт звукам с экрана, Дадли резался на своей игровой приставке в «Мегамордобой-3», вымещая на монстрах злобу по поводу диеты. Сам Гарри, засучив рукава необъятной рубашки Дадли, в которую мог завернуться четырежды, мыл ковёр, стоя на коленях. Это была сложная процедура: сначала ковёр требовалось натереть водой со специальный средством для чистки ковров, равномерно вспенив это средство на ворсе, а потом чистой мокрой тряпкой снять пену, протереть начисто ещё раз — иначе оставшаяся пена имела неприятное обыкновение засыхать, образуя клейкие пятна. И в заключение — протереть насухо, распушив ворс, чтобы высохло не как попало. Руки давно устали от монотонных движений туда-сюда, кожа на ладонях порозовела и сморщилась от долгого контакта с жидкостью, спина затекла, а хуже всего была лезшая в глаза чёлка; аккомпанемент страстных вздохов из телевизора и предсмертных воплей монстров, обретавшихся в игровой приставке, забивал уши, как жвачка. Гарри поднялся на ноги, подхватывая с пола тазик с водой, чтобы сменить её на чистую во второй раз, и тут со стороны камина — когда-то бывшего настоящим, но теперь заложенного, ибо Дурсли предпочитали электричество живому огню — донеслись подозрительные звуки.
Громкий стук. Царапанье. Голос.
— Ой! Фред, нет... назад, назад, тут какая–то ошибка... скажи Джорджу, чтобы он не... Ой!.. Джордж, нет, здесь нет места, быстро назад…
— Пап, может, Гарри нас услышит... Может, он нас выпустит?..
Голос Джорджа заставил Гарри выронить тазик. Последний воспользовался редким для себя шансом полетать и перевернулся очень впечатляюще; вода хлынула во все стороны, заливая тщательно отчищенный ковёр, ноги Гарри, розетку удлинителя на полу, в которую была воткнута вилка приставки Дадли. Посыпались искры, раздался треск, синеватые маленькие разряды заметались над мокрым насквозь ковром. Во мгновение ока все до единого Дурсли оказались на креслах, судорожно держась за спинки и прикидывая, как бы убежать отсюда — не иначе как этот сумасшедший Поттер выбрал именно этот мирный летний вечер, чтобы убить их. Электричество покалывало босые ноги Гарри, но не больно, а, скорее, приятно.
Послышался стук из той самой стены, где когда-то был обычный камин.
— Гарри! Гарри, ты нас слышишь?
Старшие Дурсли круто развернулись к Гарри, напоминая целую стаю оголодавших шакалов каждый.
— Ты!.. — прошипел дядя Вернон. — Это всё твои штучки?!.. Это твои ненормальные дружки пролезли в нашу стену?!!
— Что там происходит?! — поддержала мужа тетя Петуния — несколько истерически, но с высоты её положения это звучало достаточно эффектно, чтобы не стать смешным.
Гарри лихорадочно соображал, что ответить; он и сам был изрядно сбит с толку.
— Они… они, наверное, хотели прийти сюда с помощью летучего пороха, — объяснил он медленно. — Это такая специальная вещь, с помощью которой можно перемещаться из камина в камин. Только этот оказался заложен…
Гарри переступил через тазик и приблизился к стене, из-за которой доносились сдавленные ругательства — кто-то кому-то наступил на ногу и, кажется, не один раз.
— Мистер Уизли! Фред! Джордж! — позвал он громко.
Стук прекратился.
— Это я, Гарри… тут камин заложен кирпичами. Вы не сможете здесь пройти.
— Проклятье! — возмутился мистер Уизли. — Какого дьявола они заложили камин?!
— Магглы предпочитают электричество, — объяснил Гарри торопливо, поскольку дядя Вернон медленно, но верно зверел, и вскоре его не смогли бы устрашить как следует даже молнии в ковре. — Настоящий им не нужен…
— Вот как? — неодобрительно заметил мистер Уизли. — Что ж… тогда мне ничего не остаётся, кроме как… Гарри, отойди там в сторону, пожалуйста…
— Жжёшь, папа! — восхитился невидимый Фред.
— Жжёшь? — прогрохотал дядя Вернон, и Гарри предусмотрительно отступил туда, где его не достала бы ни одна оплеуха. — Твои дрянные дружки решили поджечь мой дом?!
— Ему только на пользу будет, — огрызнулся Гарри, не выдержав. — Дизайн смените…
Дядя Вернон хотел что-то ещё сказать — без сомнения, веское и уместное — когда его голос был напрочь заглушен мощным взрывом, разорвавшим стену. Электрический камин, мирно стоявший на своём месте, полетел через всю комнату и впечатался в противоположную стену, образовав в ней приличную вмятину; удушливые облака пыли и щебёнки повисли в воздухе — Гарри надрывно раскашлялся. Никого не задело только чудом.
Мистер Уизли, сопровождаемый Фредом и Джорджем, ступил на изрядно обгаженный обломками стены ковёр. «И на кой чёрт я так старательно его мыл?», — мысленно вздохнул Гарри. Тётя Петуния завизжала, а дядя Вернон лишился дара речи: вид троих огненно-рыжих людей (а Фред и Джордж к тому же были идентичны до последней веснушки) в мантиях волшебников потряс его до глубины души, особенно если вспомнить, как они обставили своё появление.
— Вот так-то, — удовлетворённо заключил мистер Уизли, засовывая палочку обратно в карман. — А вы — дядя и тетя Гарри? — мистер Уизли недружелюбно взглянул на безмолвных Дурслей, из чего Гарри сделал вывод: Уизли не забыли, в каком состоянии его забрали Фред и Джордж перед вторым курсом.
— Да, это мои тётя и дядя, — Гарри взял инициативу в разговоре на себя, подозревая, что конструктивного ответа от Дурслей придётся ждать очень и очень долго. — Они… э-э… не ждали, что вы придёте…
— Мы решили прийти без предупреждения, — пояснил мистер Уизли. — Решили, что заберём тебя в любом случае, и нет нужды спрашивать разрешения… Да, Гарри — ты цел? Хорошо себя чувствуешь?
— Да, меня не задело взрывом…
— Это хорошо, но я имел в виду — вообще как? — мистер Уизли брезгливо мотнул головой в сторону Дурслей. Дядя Вернон наливался багровым, тетя Петуния, наоборот, была бледней сметаны.
Гарри понял, о чём речь.
— Да, всё хорошо. Этим летом всё тихо.
Фред и Джордж улыбнулись Гарри краешками ртов. Гарри заулыбался в ответ — открыто и радостно.
— Тогда мы сейчас уйдём, — решил мистер Уизли. — Гарри, что это на тебе надето?
— Это моя одежда, — Гарри шевельнул рукой, и скособочившийся рукав рубашки развернулся, закрывая руку целиком и оставляя сантиметров пять рукава пустыми. — То есть, это была одежда Дадли, а я ношу, потому что больше нечего.
Мистер Уизли пошёл багровыми пятнами. Гарри обеспокоенно взглянул на близнецов, призывая помочь — не дай Мерлин, тут состоится разборка из-за неправильного обращения с ребёнком. Фред и Джордж поняли его правильно.
— Пап, нам пора, — решительно заявил Фред. — Ты тут почини всё это, а Джордж поможет Гарри собрать вещи. Хорошо?
— Хорошо, — кисло согласился мистер Уизли, с явной неохотой расставаясь с идеей научить этих гадких гадов магглов действительно прогрессивным педагогическим методам.
Гарри, оставляя на полу влажные следы, взбежал по лестнице. Вещей у него было не так много — сундук с книгами и одеждой, метла и клетка с совой; мантии и книги он не выкладывал, так что сборы не заняли много времени.
— Гарри, у тебя и вправду нет ничего нормального? — с сомнением уточнил Джордж. — Только эта попона для слона, которая сейчас на тебе?
Гарри хихикнул; определение ему понравилось.
— Другая одежда тоже есть, но такая же… И ещё школьные мантии. А под ними всё равно не видно, что там надето.
— Так не годится, — Джордж помог Гарри защёлкнуть замок на сундуке. — Надо что-то с этим делать.
— Да всё в порядке… — возразил Гарри, надевая носки и ботинки. Последние тоже не пришлись Джорджу по вкусу, судя по его прищуренному взгляду — до того, как они попали к Гарри, Дадли довёл их до такого состояния, что они отлично подошли бы в качестве части униформы профессионального нищего.
Снизу донёсся возмущённый голос дяди Вернона, обретшего, видимо, дар речи, и вполне себе успешно:
— Что?! Да этот сопляк должен нам по гроб благодарен быть за то, что мы его приютили и воспитали!!
— Издевательства над несовершеннолетним вы называете «воспитали»?!! — голос мистера Уизли Гарри узнал уже с трудом — он никогда не слышал его прежде кричащим.
И напряжённый, искусственно-беззаботный голос Фреда:
— Гарри, Джордж, поторопитесь! Сколько можно вещи собирать!
— Пойдём, пока папа этих сволочей в лепёшку не размазал, — тихо сказал Джордж, и они вдвоём поволокли вещи вниз по лестнице — колдовать на каникулах обоим, к сожалению, было ещё нельзя, а мистеру Уизли было как-то совсем не до того.
— Я готов, — жизнерадостно объявил Гарри. Жизнерадостность получилась фальшивая донельзя и отлично вписалась в сложившуюся в гостиной атмосферу. Питающий слабость к магглам вообще мистер Уизли смотрел на этих конкретных с ненавистью — Гарри даже почувствовал себя неловко, потому что если бы не он, этого бы не было. Дурсли, до сих пор стоявшие на креслах — ну а как вдруг ударит током и прощай, жизнь-жестянка? — платили волшебнику той же монетой, только к их ненависти примешивался ещё и сильный страх, наполнявший для Гарри воздух в комнате муторным тошнотным привкусом.
— Отлично, — мистер Уизли снова вытащил палочку — Дурсли шарахнулись, насколько им позволяли спинки кресел — и указал ею на камин:
— Insendio!
Огонь вспыхнул в камине, ровный и яркий.
— Фред, ты первый, — велел мистер Уизли.
Фред перемигнулся с Джорджем, помахал рукой насторожённо следившим за каждым его движением Дурслям — Гарри померещилось, что он делает это не просто так, а с умыслом — и кинул другой рукой в камин горсть летучего пороха:
— Нора!
Он шагнул в ярко-зелёный огонь и исчез.
— Джордж, ты следующий, — велел мистер Уизли. — И захвати с собой сундук Гарри.
Джордж подхватил сундук без видимых усилий — Гарри даже позавидовал, ему самому приходилось сгибаться в три погибели, чтобы тащить свою поклажу — ухмыльнулся краешком рта и тоже отправился в Нору.
— Теперь ты, Гарри, — мистер Уизли, очевидно, отвёл себе миссию прикрытия отхода. Этакое стояние на стреме, на случай, если Дурсли заартачатся. Впрочем, они были слишком для этого впечатлены той небрежностью, с которой мистер Уизли безо всякого топлива одним словом разжег огонь в старом камине. Вне всякого сомнения, они представили себе, как легко превратить человека в такой же костерок — уж на это их воображения хватило бы. Любимым развлечением того же Дадли было поливание бензином монстров во всех частях «Мегамордобоя» и последующее поджигание — чтобы корчились и орали неестественными смонтированными голосами.
Гарри набрал полную пригоршню летучего пороха и уже шагнул было в пламя, когда заметил на потемневшем мокром ковре россыпь чего-то непонятного, светлого, почти как соль. Пожалуй, если бы он не изучил в подробностях, как выглядит ковёр в мокром и сухом состояниях, он бы и не различил этой широкой полосы, но оттенки ворса Гарри различал безошибочно. Ему вспомнились ухмылка Джорджа и прощальный жест Фреда, и он отправился в прямом смысле слова головокружительное путешествие через камины вполне умиротворённым и довольным жизнью.
Голова действительно кружилась, скоро Гарри затошнило, очки грозили слететь, и он закрыл глаза, чтобы не видеть смазанные пятна других каминов. Резкая остановка заставила его потерять равновесие, и он упал бы на пол, если бы его не подхватили; он вздрогнул — не ждал прикосновения — и его тотчас же выпустили, убедившись предварительно, что он способен самостоятельно держаться на ногах и его вестибулярный аппарат не бунтует. Очки были запорошены пеплом и вообще перекособочены, но Гарри и так знал, что это были Фред и Джордж — их касания он узнал бы, даже если бы это было через средневековую броню.
— Привет! — стройный хор дружелюбных голосов застиг Гарри, протиравшего очки полой рубашки, врасплох.
Он поднял голову, стараясь не щуриться, и улыбнулся всем расплывчатым пятнам лиц и рыжих шевелюр сразу.
— Привет.
Гарри надел чистые уже очки, и мир разом обрёл чёткость. Помимо Рона, Фреда и Джорджа в кухне Норы располагалось ещё два незнакомых Гарри представителя семьи Уизли. Надо полагать, это были Билл и Чарли, старшие братья близнецов и Рона, работавшие за границей. Гарри внимательно осмотрел их.
Один постарше на вид, с широким добродушным обветренным лицом, ладони в мозолях, поверх затрёпанной маггловской джинсовой рубашки с коротким рукавом — жилетка из драконьей кожи. Руки мускулистые, как будто он дни напролёт проводил на тренажёрах, а на одном предплечье — огромный яркий ожог. «И если это не Чарли, что работает с драконами, то я — марсианская балерина. Приехавшая на гастроли. Порадовать землян, так сказать».
Второй был куда более интригующим: высокий, гибкий, с завязанными в конский хвост волосами, в такой одежде, что подошла бы больше для рок-концерта (причём не простому любителю музыки, а лидеру эпатажной группы), с серьгой-клыком в ухе. Ботинки у него были массивными, как маггловские «гриндерсы», и сделаны из панциря дракона.
«Какой клёвый…». Гарри посмотрел Биллу в глаза и обнаружил, что они у того не синие, как у близнецов и Рона, а серо-зелёные, прозрачные, но насыщенные в цвете, как вода в реке с каменистым дном. И выяснил заодно, что Билл в упор, совершенно не стесняясь никого и ничего, рассматривает его самого — то ли насмешливо, то ли восхищённо. То ли просто познавательно, как нечто новое в обстановке комнаты — серо-зелёные глаза, точно так же, как речные воды, отражали всё направленное в них любопытство, оставляя свои тайны при себе. Гарри с вызовом вздёрнул подбородок и пожал обе протянутые в приветствии руки старших отпрысков Уизли. У Чарли мозоли покрывали ладонь надежным защитным слоем — такими натруженными руками можно было, наверно, браться за раскалённую сковородку без опаски. Хм, учитывая, с кем он работает, это более чем естественно… Рука Билла была гладкой, горячей и очень сильной — он стиснул пальцы Гарри до белизны. Гарри ответил ему тем же, чувствуя, как по телу пробегает задорная тёплая волна.
С лёгким хлопком в кухне материализовался мистер Уизли. Его губы были сжаты, лицо было белым с парой багровых пятен на скулах. Надо полагать, они с Дурслями сказали друг другу ещё пару ласковых и нежных слов после того, как Гарри отправился в Нору.
— Это отвратительно! — заявил он без предисловий. — Гарри, я начинаю всерьёз сомневаться в адекватности Альбуса Дамблдора!!
Билл и Чарли, которые явно были не в курсе злоключений Гарри и его трений с родственниками, с любопытством уставились на отца.
— Как он вообще мог… оставить тебя с этими?! — возмущённо продолжал мистер Уизли. — Пусть они твои единственные родственники, но это…
— А что с ними не так? — уточнил Билл.
Гарри покраснел до ушей, чувствуя, как жар крови, прилившей к лицу и шее, буквально витает у самой кожи маревом, как в пустыне.
— Э-э… можно, я пойду?
— Разумеется, — близнецы синхронно поднялись на ноги. — Спать будешь там же, где и в позапрошлом году… ты не против?
— Совсем не против, — улыбнулся Гарри и вышел из кухни следом за близнецами, пока не завели разговор о его тяжёлом детстве. Что ему тогда делать с чужой жалостью? Хватит того, что все остальные Уизли знают…
— А что вы там такое рассыпали у Дурслей? — полюбопытствовал Гарри, закрывая за собой дверь комнаты близнецов. — Порошок какой-то светлый…
Близнецы расхохотались.
— Один из товаров будущего магазина «Ужастики умников Уизли», — Фред плюхнулся на кровать и задрал ноги на стену.
— Порошок для икания, чихания, насморка и прочего, с этим связанного, — пояснил Джордж, пристраиваясь на кровать рядом с братом. — Действие прекращается, только если порошок вычистить весь до последней мельчайшей крошки или нейтрализовать специальным заклинанием. Представляешь, какой чудный подарок студента самому себе: сидит этот студент где-нибудь на лекции у Вектор…
— Сидит себе, скучает, — подхватил Фред. — И хочет прогулять урок, но так, чтобы ему за это ничего не было. Тогда он берёт наш порошок, вдыхает щепотку — и вуаля! Совершенно плачевное состояние, любой преподаватель расчувствуется.
— А доходить до мадам Помфри, сам понимаешь, вовсе не обязательно. Хватит и самому сказать контрзаклинание.
— Мы просто подумали, что хоть какого-то возмездия они заслуживают, понимаешь?
— Можно было бы и что-нибудь убийственное подсунуть, но мы же не слизеринцы… ой, прости, Гарри, я не тебя имел в виду.
У Гарри всё равно изрядно испортилось настроение. Джордж смотрел виновато, но не знал, как ещё извиниться.
— Так вы уже готовы открыть магазин? — Гарри сам попробовал перевести тему.
— Мама нашла у нас прейскуранты, когда убиралась, — Фред ухмыльнулся. — И бланки заказов. Ну и скандал же был… она ведь хочет, чтобы мы пошли в министерство, как папа.
— Мы собираемся пока продавать это всё в Хогвартсе, — добавил Джордж. — Нам, правда, запретили, но какая разница?
— Никакой, — согласился Гарри.
Повисло молчание. Хотя напрягало оно одного только Гарри: близнецы, не испытывая никакого дискомфорта от того, что разговор завял на корню, задумчиво смотрели на него. Не на разговор, разумеется, а на Гарри; хотя он предпочёл бы наоборот.
— Что? — нервно спросил он.
— Ничего… ты пока вещи устрой, что ли…
Мысль была разумной, и Гарри, подавив поползновение спросить, пока что он должен устраивать вещи, принялся рыться в сундуке в поисках чего-нибудь поприличней. Задача осложнялась тем, что всё более-менее новое было Гарри велико до беспредела, а то, что смотрелось всего лишь свободным, было безобразно истрёпано — это были вещи с тех пор, когда Гарри учился на первом или втором курсах.
Хедвиг была выпущена полетать — она уже порядком истомилась в клетке, и Гарри вспомнил о ней только тогда, когда она начала пронзительно кричать. Так умеют только совы; по противности и раздражающим свойствам совиные вопли дадут фору любым завываниям мартовских кошек. Кошки, в конце концов, орут не для того, чтобы надоедать людям, а совы как раз так и поступают. Порой у Гарри создавалось нехорошее впечатление, что Хедвиг дрессирует его; впрочем, оно быстро проходило.
Стоило ему распахнуть форточку, как в комнату заглянул раздражённый Перси.
— Что у вас тут за шум? Вы мешаете мне работать!
— Привет, Перси, — Гарри сел на кровать.
— А, Гарри, привет, — рассеянно буркнул Перси и снова обрушил свой гнев на ни в чём, в общем-то, неповинных близнецов. — Извольте не грохотать и не кричать — мне нужно закончить отчёт!
— Отчёт о чём? — поинтересовался Гарри.
— Это для департамента международного магического сотрудничества, — мгновенно задрав нос, поведал Перси. — Мы должны стандартизировать толщину котлов. А то эти импортные котлы чуточку тонковаты — количество протечек увеличилось за год почти на три процента!..
— Этот отчёт перевернёт мир, Персик! — проникновенно сказал Фред. — Так и представляю себе передовицу «Пророка»: «Котлы спасены! Мистер Персиваль Уизли избавил магический мир от Великой Беды! Вечная слава герою!».
— Главное, чтобы не вечная память, — хихикнул Джордж. — А то мало ли что ещё понадобится стандартизировать — и некому будет… Смотри не сгори на работе, Персик!
— Можете издеваться, — в глазах Перси горел фанатичный огонь, и Гарри был против своей воли потрясён тем, как толщина днищ котлов может захватывать человека до глубины души и подчинять себе все его помыслы. — Но если не принять международного закона, то скоро наш рынок наводнит неудобная, тонкодонная продукция, и это серьёзно увеличит риск...
— Мы поняли, поняли, — поспешно перебил Джордж. — Перси, твой отчёт не запоздает, если ты продолжишь нас распекать?
Перси негодующе фыркнул и убрался в свою комнату.
— Совсем с ума сошёл на своей работе, — со вздохом поведал Фред. — Главное, Гарри, не спроси ненароком Перси о его начальнике, не то будешь слушать часа три дифирамбы мистеру Краучу. Как говорит мистер Крауч... как я сказал мистеру Краучу... Мистер Крауч считает... Мистер Крауч рассказывал мне...
— Думаю, они со дня на день объявят о помолвке, — едко добавил Джордж. Гарри захохотал, представив себе Перси в фате и белом платье — за помолвкой ведь должна была бы последовать и свадьба. Если, конечно, Перси не променяет возможность семейного счастья на работу. А то ведь котлы ждут…
— Наверно, папа уже всё рассказал Биллу и Чарли, что посчитал нужным, — предположил Фред. — Пойдём на кухню, есть хочется.
Миссис Уизли немедленно припрягла всех к работе, заявив, что в кухне для всех не хватит места, и надо накрыть стол в саду. Гарри и Рону досталось носить вилки и ложки, близнецам были доверены тарелки, Биллу и Чарли — столы.
За столом Гарри досталось место напротив Билла, и от взгляда последнего у Гарри застревал кусок в горле, и он не мог посчитать, что это хорошо, потому что после лета впроголодь есть хотелось ужасно. Впрочем, спустя десять минут внимание ослабло, и Билл завёл разговор с матерью; тема у них была, судя по всему, вечная.
— Зачем тебе эта серьга? — судя по всему, Билл обзавёлся ею совсем недавно. — И с таким ужасным зубом… В самом деле, Билл! Что говорят у тебя в банке?
— Мам, я могу прийти на работу хоть в мини-юбке и шубе, как у Хагрида — им всё равно, пока я образцово выполняю всё, что от меня требуется, — привычно-терпеливо отвечал Билл.
— И твои волосы… что-то уже чересчур, — миссис Уизли с намёком постучала по собственной палочке. — Вот если бы ты позволил их немного подровнять…
— А мне нравится, — заявила Джинни, слушавшая весь этот разговор, сидя по левую руку Билла. — Ему идёт. Ты такая старомодная, мама! И вообще, до профессора Дамблдора Биллу ещё далеко…
Гарри подавился пирогом, пытаясь представить себе Билла с белоснежной бородой до колен, и Чарли, сидевший рядом, хлопнул Гарри по спине — от этого он ткнулся носом в тарелку.
Ужин закончился уже поздним вечером, когда в воздухе остро запахло жимолостью и все очертания были окутаны сумерками, как дымчатой вуалью. Гарри был сыт впервые с того дня, как вышел из «Хогвартс-экспресса» на платформу девять и три четверти, сжимая письмо Сириуса в кулаке.
— Ой, как поздно! — неожиданно всплеснула руками миссис Уизли. — Вам всем надо срочно ложиться, ведь вставать на рассвете. Гарри, если ты мне оставишь список, я тебе всё куплю на Диагон–аллее. Я на всех буду завтра покупать. Потом может и не быть времени. Бывает, игра по пять дней занимает…
Глаза у Гарри слипались безбожно, и он даже не стал спрашивать, что за игра, хотя не понял, о чём речь.
— Не дай Мерлин! — Перси набожно закатил глаза. — Содрогаюсь при мысли о том, на что была бы похожа моя папка с входящими документами, если бы меня не было на рабочем месте пять дней.
— Да уж, кто-нибудь опять мог бы подкинуть тебе кусок драконьего навоза, а, Перс? — подначил Фред, ухмыляясь.
— Это был образец удобрения из Норвегии! — фыркнул Перси, густо покраснев. — В этом не было ничего личного!
— На самом деле было, — шепнул Фред Гарри на ухо, вставая из–за стола. — Это мы с Джорджем послали.
Глава 2.
— Омерзительные создания, — заметил де Корте.
Фраза, подсмотренная через плечо читавшего
какую-то книгу соседа по маршрутке.
За окном было темно. Какого чёрта рассвет всё ещё не наступил?..
— Гарри, пора вставать, — голос миссис Уизли заставил Гарри сделать ручкой ускользающему сну.
— Зачем? — поинтересовался он, приподнявшись на локте.
— Как зачем, дорогой? — недоумённо отозвалась миссис Уизли, и у Гарри появилось чёткое ощущение, что он что-то пропустил. — Вам пора отправляться на кубок.
— Какой кубок?
— Кубок мира по квиддичу — неужели ты забыл?
— Да я, собственно, и не знал…
— Как не знал? — искреннее удивление миссис Уизли заставило Гарри засомневаться в собственной адекватности. — Неужели тебе никто ничего не сказал?
— Нет, — осторожно сказал Гарри. — Не сказал о чём?
— Сегодня состоится финал чемпионата мира по квиддичу. Артур достал билеты на всех — и на тебя тоже. Поторопись, Гарри, а то мы опоздаем, — с этими словами миссис Уизли скрылась за дверью, оставив Гарри недоумённо хлопать глазами.
Мило. Даже очень.
Сонный голос Джорджа зазвучал откуда-то из нагромождения одеял; создавалось впечатление, что с Гарри решила поговорить кровать.
— Извини, Гарри… мы забыли тебе сказать. Сначала хотели написать, предупредить, что забираем тебя и отвезём с собой на кубок, а потом папа решил, что мы так и так тебя заберём, и мы передумали писать. А потом так закрутились…
— Ничего, — Гарри нашарил на тумбочке очки. — Кубок — это здорово… хотя ещё лучше было бы, конечно, если бы мне о нём раньше рассказали… Кто с кем играет-то?
— Ирландия с Болгарией. Англия не прошла, позор просто…
На завтрак миссис Уизли раздала по миске овсяной каши; Гарри, <