Когда я вышел от Винаблза, время клонилось к вечеру, стемнело, небо было затянуто тучами. Я неуверенно побрел по извилистой аллее, оглянулся на дом, светившийся окнами, и, не заметив, с посыпанной гравием дороги ступил на траву газона. И тут столкнулся с каким‑то человеком, который, наоборот, с газона шагнул на дорогу.
Это был невысокий, полноватый человечек. Мы принесли друг другу извинения.
– Простите, пожалуйста!
– Ничего, ничего. Это я у вас должен просить прощения! – Он говорил низким, глубоким, звучным голосом, четко произнося слова.
– Я никогда не бывал здесь прежде, – объяснил я, – и плохо знаю дорогу. Надо было захватить карманный фонарь.
– Разрешите.
Незнакомец достал из кармана фонарик, включил его и протянул мне. Теперь я мог его разглядеть – пожилой человек с круглым розовым лицом, черные усики, очки. На нем был дорогой темный плащ, и выглядел он образцом респектабельности. Но у меня тотчас же возникла мысль: почему он сам не воспользовался фонарем, если уж взял его с собой?
– Ага, – тупо пробормотал я, – понятно: я сошел с дороги на газон.
Я снова шагнул на дорогу и протянул ему фонарь.
– Теперь я уже не собьюсь с пути.
– Нет, нет, прошу вас, оставьте пока себе – вам ведь еще надо добраться до ворот.
– А вы... вы направляетесь к дому?
– Нет, я туда же, куда и вы, э‑э... по аллее к воротам. Потом на автобусную остановку. Нужно успеть на автобус в Борнмут.
– Понятно, – отозвался я и зашагал с ним рядом.
Спутник мой, похоже, испытывал определенную неловкость. Спросил, иду ли я тоже на остановку. Я ответил, что живу здесь неподалеку, гощу у родных.
Снова наступило молчание. Шагавшему рядом человеку было явно не по себе.
– Вы навещали мистера Винаблза? – спросил он, кашлянув.
Я ответил утвердительно и добавил:
– А вы, значит, шли к дому?
– Нет, – сказал он. – Нет... По сути дела... – Он помолчал. – Вообще‑то я живу в Борнмуте, вернее, неподалеку от Борнмута. Я недавно туда переехал. У меня там маленький коттедж.
Что‑то промелькнуло в моей памяти. Где я недавно слышал про коттедж в Борнмуте? Пока я пытался вспомнить, мой спутник сконфузился окончательно и пустился в объяснения:
– Вам, наверное, кажется странным встретить возле чужого дома человека, который бродит вокруг... э... э... А сам даже незнаком с хозяином. Мне трудно объяснить свои резоны, но, поверьте, они у меня есть. Могу лишь сказать: хоть я и недавно поселился здесь, в округе меня хорошо знают. Достаточно назвать несколько весьма почтенных господ, кто, без сомнения, готов лично за меня поручиться. Вообще‑то я фармацевт, продал недавно аптеку в Лондоне, солидное дело, и удалился в эти края на покой. Мне здесь всегда нравилось – всегда.
Меня вдруг осенило. Я, кажется, знаю, кто это. А он тем временем заливался соловьем:
– Моя фамилия Осборн. Захария Осборн. И, как я уже сказал, у меня раньше была прекрасная аптека в Лондоне, на Бартон‑стрит, в Паддингтон‑Грин. Во времена моего батюшки этот район считался очень хорошим, но, к сожалению, изменился в худшую сторону. Утратил репутацию. – Он, вздохнув, покачал головой. Затем спросил: – Это, если не ошибаюсь, дом мистера Винаблза? Вы, наверное... э... э... его друг?
– Не совсем так, сегодня я видел его лишь во второй раз. – Я говорил, обдумывая каждое слово. – Первый раз – когда был у него в гостях с родственниками.
– А, понятно... Да, ясно.
Мы уже подходили к воротам, и, когда миновали их, мистер Осборн остановился в нерешительности. Я отдал ему фонарь.
– Спасибо, – поблагодарил я.
– Не за что. Пожалуйста. Я... – Он смолк на мгновение, но тут же торопливо проговорил: – Я не хочу, чтобы вы подумали... то есть на самом деле я действительно вторгся в чужое владение. Но уверяю вас, вовсе не из досужего любопытства. Может показаться весьма удивительным, что я здесь. И привести к неверным выводам. Мне необходимо рассказать... э... э... прояснить суть происходящего.
Я ждал. Так, пожалуй, лучше всего. Любопытство, скорее всего именно досужее, охватило меня, и я желал его удовлетворить.
Мистер Осборн помолчал. Потом, видимо, решился:
– Хотел бы объяснить вам, мистер... э...
– Истербрук, Марк Истербрук.
– Мистер Истербрук, как я уже сказал, я должен объяснить свое довольно необычное поведение. У вас найдется немного времени? В пяти минутах отсюда, у развилки возле заправочной станции, есть приличное небольшое кафе, совсем рядом с автобусной остановкой. Мой автобус будет только через двадцать минут. Разрешите пригласить вас на чашечку кофе.
Я принял приглашение. Мы направились к развилке. Мистер Осборн, полагая, очевидно, что сумеет развеять сомнения насчет своей порядочности, и успокоившись, весело болтал о достоинствах Борнмута. Прекрасный климат, концерты, хорошее общество.
Мы вышли на шоссе. Заправочная станция была на углу, за ней – автобусная остановка. Рядом – чистенькое кафе, народу никого, лишь юная парочка в углу. Мы сели за столик, и мистер Осборн заказал кофе и печенье.
Он наклонился ко мне и стал изливать душу.
– Все это связано с одним делом, о котором вы могли прочесть в газетах. Случай отнюдь не сенсационный, на первые страницы не попал – так, кажется, говорят? Убийство католического священника. В районе, где его приход, у меня... у меня и была аптека. Однажды поздним вечером на него совершили нападение и убили. Невеселая история. Но такое теперь не редкость. Хоть мне и чужда католическая вера, следует признать – отец Горман был достойнейшим человеком. Однако не в этом суть, просто у меня возник свой особый интерес. Полиция опубликовала сообщение, что они просят явиться всех, кто видел в тот вечер отца Гормана. А я как раз именно тогда около восьми стоял у дверей своей аптеки и видел, как он прошел мимо. За ним по пятам крался человек. Внешность его была необычна и привлекла мое внимание. В тот момент я не придал этому никакого значения, но человек я наблюдательный, и у меня, мистер Истербрук, навсегда остаются в памяти виденные мною лица. Некоторые клиенты очень удивлялись, когда я им говорил: «Ах да, по‑моему, вы заказывали этот же самый препарат в марте прошлого года!» Им приятно было, что их помнят. И для дела неплохо, я заметил. Одним словом, я дал в полиции описание незнакомца. Они поблагодарили, на том все и кончилось.
А теперь я перейду к весьма любопытному факту в моей истории. Дней десять назад я приехал на церковный праздник в деревушку, что здесь неподалеку. Мы с вами только что были рядом. И представьте себе мое удивление, когда я увидел того самого человека. Я подумал: он, наверное, попал в автомобильную катастрофу – он передвигался в инвалидном кресле. Я спросил, кто это такой; мне сказали – местный богач по фамилии Винаблз. Через несколько дней я написал полицейскому инспектору, которому давал показания. Хотел обсудить с ним новые факты. Он приехал в Борнмут – инспектор по фамилии Лежен. К моему рассказу он, однако, отнесся скептически – насчет того, что это прохожий, которого я видел в вечер убийства. Как сообщил мне Лежен, мистер Винаблз уже много лет калека, последствия полиомиелита. Должно быть, я ошибся – обмануло случайное сходство.
Мистер Осборн неожиданно смолк. Я помешал бледную жидкость в чашечке и с опаской отхлебнул. Мистер Осборн положил себе три куска сахару.
– Что же, теперь вам все ясно, – сказал я.
– Да, – отозвался мистер Осборн. – Вроде бы...
В голосе его звучало разочарование. Он снова наклонился вперед, лысина сверкала в свете лампы, глаза за стеклами очков блестели от возбуждения.
– Объясню вам кое‑что еще. Когда я был ребенком, мистер Истербрук, приятель отца, тоже фармацевт, давал показания на процессе Жан‑Поля Мариго. Может, вы помните – он отравил жену‑англичанку мышьяком. Друг отца показал: обвиняемый поставил чужую подпись в книге регистрации лекарств, содержащих яд. Мариго был осужден и повешен. На меня это произвело неизгладимое впечатление, сами понимаете – мальчишка. И у меня появилась затаенная мечта: вот бы самому когда‑нибудь выступить на сенсационном процессе и содействовать торжеству правосудия над убийцей. Наверное, именно тогда я стал внимательно вглядываться в людей, стараясь запоминать лица. Признаюсь вам, мистер Истербрук, хоть это и может показаться смешным, но я много, много лет все ждал, а вдруг ко мне в аптеку явится кто‑то, замысливший прикончить жену, и купит яд.
– Или новая Мадлен Смит, – подсказал я.
– Именно. Увы, – вздохнул мистер Осборн, – ничего подобного не случилось. А если и был такой клиент, то, значит, убийца избежал правосудия. Спокойнее думать, будто подобное бывает редко, но, к сожалению, оно случается – и весьма, весьма часто. А сейчас я узнал это лицо безошибочно. Не совсем то, конечно, о чем мечталось... Но все же есть надежда: появилась возможность быть свидетелем на процессе об убийстве.
Он засиял улыбкой детской радости.
– И все‑таки, должно быть, вам обидно, – посочувствовал я.
– Да‑а‑а, – протянул мистер Осборн, и в его голосе опять послышались нотки разочарования. – Я человек упрямый, мистер Истербрук. День ото дня я испытываю все большую уверенность, что прав. Тот, кого я запомнил, – Винаблз, и никто иной. Да! – Он поднял руку, предупреждая мои возражения. – Знаю. Туман. Я был не так уж близко, но полиция не приняла во внимание, что я тщательно проанализировал все запомнившееся. Не только черты лица, большой нос, кадык... Я запомнил посадку головы, угол между шеей и плечом. Я повторял себе: «Признай свою ошибку, не упрямься». Но чувствую нутром – ошибки не было. Полиция утверждает: такое невозможно. Действительно ли невозможно? Этим вопросом я задаюсь.
– Однако при тяжком увечье...
Он прервал меня, замахав в ажитации указательным пальцем:
– Да, да, но долгий опыт работы в системе национального здравоохранения... Знали бы вы, чего только не творят люди, на какие только уловки не пускаются! Прямой обман врачей! И представьте, многим такой обман сходит с рук. Я вовсе не говорю, будто медики – доверчивая публика, очевидная симуляция от них не ускользнет. Но есть особенные приемы, и тут фармацевт скорее распознает обман, чем врач. Некоторые лекарства, к примеру, или же совсем безвредные препараты могут вызвать лихорадку, различные кожные высыпания, раздражения, сухость в горле, усиленную деятельность желез внутренней секреции...
– Вряд ли можно вызвать атрофию конечностей, – заметил я.
– Верно. Верно. Но кто утверждает, что у мистера Винаблза атрофированы конечности?
– Ну... его врач, я полагаю?
– Так. Я постарался собрать кое‑какие данные на этот счет. Его врач в Лондоне, это специалист с Харли‑стрит[34], правильно. Когда он здесь поселился, его пользовал местный врач, который потом оставил практику и живет за границей. Нынешний доктор вообще не осматривал мистера Винаблза. Мистер Винаблз раз в месяц ездит на прием на Харли‑стрит.
Я взглянул на собеседника с любопытством:
– И все же я не вижу в этом никакой лазейки для...
– Вы не знаете того, что знаю я, – сказал мистер Осборн. – Достаточно скромного примера. Миссис К. получает страховку в течение целого года. Получает в трех местах. В одном как миссис К., в другом – миссис Р., в третьем – миссис Т. Миссис Р. и Т. дали ей свои карточки на проверку, и она получала страховку в три раза больше положенной.
– Не понимаю...
– Представьте себе, только представьте, – он снова в волнении замахал пальцем, – наш мистер В. налаживает контакт с жертвой полиомиелита, настоящим больным, тот беден, нуждается. Внешне похож на мистера В. – отдаленное сходство, не более. Ему делается выгодное предложение. И вот этот инвалид, выдавая себя за мистера В., приглашает специалиста, подвергается осмотру, в истории болезни все зафиксировано правильно. Затем мистер В. приобретает дом в сельской местности. Практикующий там врач готовится уйти на пенсию. Снова больной человек на сцене – приглашают врача, опять осмотр. И пожалуйста! Мистер Винаблз – жертва полиомиелита, документы подтверждают: атрофированы нижние конечности. Документы не поддельные. Он появляется на людях в инвалидном кресле.
– Слуги бы наверняка знали, – возразил я. – Его лакей.
– А что, если действует целая шайка и лакей – один из них? Что может быть проще! И вероятно, еще кто‑то из слуг.
– Но для чего?
– Ага, – сказал мистер Осборн. – Это уже другой вопрос. Не буду излагать вам свою теорию – вы просто посмеетесь над ней. Но судите сами: вот алиби для человека, которому оно может понадобиться. Он бывает где угодно, и никто этого не знает. Его видели разгуливающим по Паддингтону? Немыслимо. Ведь это жертва недуга, живет он за городом; и так далее. – Мистер Осборн замолчал и взглянул на часы: – Сейчас подойдет мой автобус. Мне пора. Я все думаю об этом. Понимаете, я размышляю над тем, смогу ли представить какие‑либо доказательства. Решил побывать здесь – времени у меня предостаточно, иной раз скучаю по своему делу, – посмотреть собственными глазами, как говорится, и, называя вещи своими именами, кое‑что разнюхать. Не очень‑то красивый поступок, скажете вы, – согласен, не очень. Но речь идет о выяснении истины, о поимке преступника... Если бы, к примеру, я увидел, как мистер Винаблз прогуливается потихоньку вокруг дома – дело в шляпе! И еще я подумал: может, они не сразу, как стемнеет, задергивают портьеры – вы, наверное, заметили, все до сих пор помнят призыв: «Электричество – это главное». Свет зажигают, когда уже час прошел, как стало темно. Я подберусь поближе и загляну в дом. А вдруг он расхаживает по библиотеке? И не знает, что за ним подсматривают? С чего бы ему беспокоиться, насколько ему известно, ни у кого на его счет нет подозрений!
– Почему вы так уверены, что в ночь убийства видели именно Винаблза?
– Это был Винаблз! Я знаю! – Осборн вскочил. – Мой автобус подходит. Рад был с вами познакомиться, мистер Истербрук. И у меня на душе теперь легче – объяснил вам, откуда я тут взялся. Вам, наверное, все это кажется глупым.
– Не совсем, – сказал я. – Но вы мне не сообщили, что, по‑вашему, Винаблз замышляет.
Мистер Осборн смутился, даже как‑то оробел.
– Не смейтесь только, пожалуйста. Все говорят, он богач, но никто толком не знает, откуда деньги. Я вам скажу. Я думаю, он из тех заправил преступного мира, о каких часто пишут. Ну, продумывает, планирует, а его банда все выполняет. Может, это вам покажется глупой выдумкой, но я...
Автобус остановился. Мистер Осборн побежал, боясь опоздать.
Я направился домой в глубокой задумчивости. Мистер Осборн изложил невероятную теорию, но, надо признать, в ней могло быть зерно истины.
Глава 20