Осень 84-го.
Егор Летов говорил: «Я все эти годы пережевывал массы новой музыки – и punk, и post-punk, и trash, и industrial, и hardcore, и... чего я только не слушал, и вдруг однажды словно вздрогнул и проснулся. Ибо вдруг в некий ослепительный момент осознал, что все это звуковое нагромождение 80-х — даже наилучшие – все это ненастоящее. Это все — кукольное, по большому счету. Мне кажется, что мы («Гражданская Оборона») — группа конца 60-х. По духу. По идее, которая в нас. Для меня 60-е — Родина. И дух, и иллюзии, и надежда. Но я очень хорошо и близко понимаю тех, кому сейчас за 30, — тех, кто тоже был сведен, выбит из ума навсегда рок-н-роллом и всем, что его сопровождало в те годы... И мне кажется, как раз они-то и понимают или способны по-настоящему понять наши песенки. Во всяком случае, представители именно этого поколения из Академгородка Новосибирска первыми приняли то, что мы стали делать в 1984-1987 гг. У нас ведь все это происходило в 80-е, формально опоздав на два десятка лет, но по сущности, может быть, имело и более крутые масштабы, как у нас все обычно и происходит... Рок — это последние искорки этакого вселенского кострища Вот Тарковский в одном интервью говорил о том, что ему больше остальных-прочих близки люди, осознающие свою ответственность и имеющие надежду. Может быть, это и есть — надежда. Дело в том, что я всю жизнь верил — верил — в то, что я делал. Я не понимаю, как без веры и надежды можно что-либо вообще делать»
Об альбоме «Сто лет одиночества»
Летов вспоминает: «Хотел я, по правде сказать, записать напоследок альбом... о любви. Давно хотел. И назвать его «Сто лет одиночества». Это очень красиво и здорово! В этом очень много любви — «Сто лет одиночества».
С декабря 1988-го по весну 1990-го, случился быстрый и вроде как необъяснимый всплеск массовой популярности «Гражданской Обороны». Егор Летов: «В процессе сочинения я создаю нового себя, новое бытие, вообще весь мир. Концерты — это работа. Мне всегда всего мало. Мне всегда надо было больше.»
В 1993 году Егор Летов решает заняться активной деятельностью – как концертной, так и, что для многих стало совершенной неожиданностью, политической.
Летов: «Вся история человечества — это борьба Идеалов и Интересов. Мы стоим на стороне Идеалов, даже если это дело заведомо проигрышное. «Проигранное дело поэзии... А против нас воюют Интересы Альбомов, собственно, мы записали два: “Долгая счастливая жизнь” и “Реанимация”. На самом деле, это две части такой мини-оперы, 28 композиций, по 14 на диске. Но они различаются как левая и правая колонки или левое и правое полушарие головного мозга. Они и должны быть разделены по духу даже. А в целом — одна длинная вещь, демонстрирующая экстремальное состояние. Я в этом состоянии и сочинял этот материал. Состояние войны, превозмогания бытия. Болтанка между адом и раем, между небом и чудовищным дерьмищем. Состояние невиданных страстей, чувственного, энергетического и духовного, психологического, физиологического, ментального кошмара. 28 взглядов на одно и то же, 28 состояний одного и того же человека. Но в альбоме есть еще второй план, третий и т.д. “
Журналисты спрашивали Егора: А что для тебя есть Родина, ощущение Родины? Он всегда отвечал:» Родина для меня — Советский Союз. Я здесь родился.
Ощущение Родины — это язык, ландшафт, это идея, определенная идеология, символика, традиция, эстетика и мораль. Сейчас эстетика нашего государства российского — другая, мораль — другая, вообще никакой нет, территория — и та уже не та... Я советский националист. Родина моя — СССР. СССР — это первый и великий шаг вдаль, вперед, в новое время, в новые горизонты. СССР — это не государство, это идея, рука, протянутая для рукопожатия, и слава и величие России в том, что она впервые в истории человечества взяла на себя горькую и праведную миссию прорыва сквозь тысячелетнее прозябание и мракобесие, одиночество человека к великому единению — к человечеству. Я верю, верую во Всемирную, Вселенскую революцию и готов воевать за нее и словом, и делом, как это делали мои доблестные предшественники, учителя и соратники от Достоевского до Маяковского, все те, кто всегда был против лжи, равнодушия, упадка, смерти. В 1917 году наша страна сделала первый шаг на пути к истине — не бывать ему последним! Времечко такое, дух умер. Надо жить". Роспуск «Гражданской Обороны», смена названия и музыкального стиля были протестом против массовой культуры и мещанства, против встраивания в систему шоу-бизнеса, которая как раз стала активно выковываться в стране, и в которую радостно полезли рокеры. В 1995 году Егор Летов записал альбом «Солнцеворот», ставший самым оптимистичным и жизнеутверждающим за всю предыдущую и последовавшую историю «Гражданской Обороны». Сам Летов в одном из поздних интервью назвал «самым трагическим», но это неверно. Летов имеет в виду собственное состояние — отчаяние по поводу целенаправленного развала страны и беспомощности попыток сопротивления. Но именно в качестве протеста и противовеса отчаянью и звучит доходящий до абсурда оптимизм песен «Солнцеворота». Сам автор поясняет: «Песня про то, как поднимается с колен родина, которой, собственно говоря, и нет, которая не то что поднимается с колен, а увязает все глубже, и туже, и безысходнее. И при этом петь о том, как родина подымается, — это очень мощно. Эти альбомы — «Солнцеворот», «Невыносимая легкость бытия», — они сочинены после событий 1993 года, октября, когда, собственно говоря, реально восторжествовал… не то что восторжествовал — а, я считаю, было на весь мир показано, что такое есть вот наш, русский экзистенциализм. Когда горстка отстреливалась, по ним там били из танков, а все думали, что победим. Альбомы, собственно говоря, про это: когда человек полностью проиграл — и он поет, как он победил, и побеждает».
«Это очень часто бывает, когда отчаянье рождает у художника самые светлые мысли,и такие люди, как Летов, должны определять лицо оппозиции — не в смысле заседать в президиумах, а в том, что песни «Пой революция!», «Солнцеворот», «Победа», «Родина», «Новый день» должны звучать на наших митингах вместе со «Вставай, страна огромная!». Они созданы специально для того, чтобы поднять в едином порыве стадион или стотысячный митинг», — писала «Советская Россия»
Тексты песен альбомов абстрактны, но их объединяет боевой, решительный тон, они не содержат каких-то явных политических призывов, вообще каких-либо внятных лозунгов жизнеутверждающие образы. Можно понять, что Летов призывает слушателей к «священной народной войне» за то, чтобы поднять с колен «советскую Родину», на которой «воцарилась тень», а власть украдена. Летов поёт о том, что «даль продана», но маятник истории «качнётся в правильную сторону», он неизменно проводит идею о необходимости вооружённого сопротивления тем, кто топчет народ. Летов разглядел в революции способ противостоять мировой войне, историческому застою. Поэтому в его творчестве революция приобретает глобальный размах и определённое духовное значение:
Ветер зовёт,
Пуля манит,
Небо поёт,
В небе пылает песня
Пой, революция!
Повезло ему со временем, в которое изреченное слово еще много значило, слово слышали, впитывали, а главное — были люди, способные это слово изречь. И сколько было в те 80-е годы на Руси подобных Летову, но погибших, не вспыхнув, не нашедших сил и смелости разжать зубы. Наверное, гибнут они и сегодня. Гибли всегда, потому что всегда были «не ко двору эти ангелы чернорабочие», писала о нем Лидия Дмитриевская.
«Там человек сгорел» — самое, наверное, точное определение пути его лирического героя. Психологи говорят, что тяжелейшая ноша для человека — ноша обиды, гнева и вины. Так случилось, что Летову дано было стремиться переплавить их одновременно в музыкально-поэтическую речь. Каково под этой ношей? Послушайте его песни, прочтите стихи…» - так характеризовал творчество Егора писательИлья Смирнов.
В последние годы часто приходится встречать такое утверждение: мы оглушены информацией. И на мой взгляд, утверждение справедливое. И в этом наверняка причина нашей глухоты к появлению новых настоящих произведений искусства, литературы, к произнесенному настоящему слову, да и укорачивается память от этой оглушенности — мы многое забываем,
оказываясь в сложных ситуациях незащищенными, без поддержки опыта прошлого. Живем, словно первые и единственные люди на земле, пробиваясь вперед сквозь шквал пестрых новостей, бесконечных хитов, блокбастеров, бестселлеров, обманок-реклам. Иногда реагируем на самое-самое, но чаще затыкаем уши, зажмуриваем глаза, чтобы не сбиться с пути — с пути, мало нами самими различимого. …Сейчас сложно и почти невозможно вспомнить, представить, как жили люди, особенно молодежь, в начале 1980-х. Уже веяло грядущими переменами на родине, докатывались отзвуки неких других миров, другой литературы, музыки, других общественных отношений. Но все равно сохранялась атмосфера закупоренности, удушливости, безысходности. Ожидания нового сменялись вымученной веселостью, а эта веселость — апатией. Недаром те годы в среде контркультурщиков получили определения: эпоха Великого Стеба, затем эпоха Великого Облома… Стеб был в конце 70-х — начале 80-х, во времена относительной свободы, точнее — непринимания всерьез контркультуры, а потом, когда «неформалами» занялись, — грубо говоря, при Андропове и Черненко, — наступил Облом. Рок-музыка стала занятием опасным, устройство концертов — уголовно наказуемым преступлением.
Но именно тот период, а точнее год — 1984-й — стал, на мой взгляд, самым важным годом советского (потом его назвали русским) рока. От стеба он перешел к серьезности.
Дайте мне ночь, дайте мне час,
Дайте мне шанс сделать что-то из нас —
Иначе все, что вам будет слышно,
Это «что вам угодно?»
призывал Борис Гребенщиков товарищей из «служебных комнат». А Майк Науменко объявил о своем неучастии в общей жизни, о недвижении вперед:
Машина обгоняет машину,
И каждый спешит по делам,
Все что-то продают, все что-то покупают,
Постоянно спорят по пустякам.
А я встречаю восход, я провожаю закат,
Я вижу мир во всей его красе,
Я удобно обитаю посредине дороги,
Сидя на белой полосе.
В основе творчества Летова, конечно, лежит протест. Но протест бывает разный, разного уровня. Кто-то протестовал против того, что его не принимают в Союз композиторов, кто-то — что не пускают на большую сцену, кто-то — что не выпускают за границу, кто-то — что страной правят коммунисты. Победив, протестующие успокаивались, переключались на неспешное высокое искусство, а то и на восхваление тех, кто им помог победить… Протест Летова был выше, глобальнее и действительно не зависел «от погод». И потому победы быть не могло. Наверное, пришло время понять… нет, не понять: вопросов все равно будет больше, чем ответов, но хотя бы приблизиться к пониманию тех уроков истории, которые он нам давал, и того, какую роль сыграл в судьбе России один из лучших ее поэтов, человек с парадоксальной и трагической судьбой.
Он очень четко различал второстепенное — и действительно важное.
Он пришел, чтобы собой выразить не просто юношеский максимализм вызревающей катастрофической эпохи. Ведь это состояние «юношеского бунта» переживает, наверное, каждый молодой человек, не обязательно оно выльется в сочинительство, пение под гитару, но последнее — почти общее место для молодежи. Дело в другом: его собственная «брань невидимая» оказалась помноженной на душевно-духовную и социально-нравственную брань в Отечестве. Сколько бы времени ни прошло, парни «на переломе возраста» будут петь его «Время колокольчиков», находя в них уже свои собственные, вряд ли им рационально заложенные смыслы.
Можно было бы сказать, что многие его произведения и для него самого, и для молодого поколения имеют «инициационный» смысл. Что это значит? Парадокс: эти песни-стихи обладают «ядерной», в прямом и переносном смысле, энергией, которая «обещает» дать новую суть жизни. Чтобы обрести новый, более высокий социально-нравственный и духовный статус, надо «умереть» со всем своим прошлым. И то, что в 60-е годы XX века называлось авторской песней, находит для себя живительный источник в «рок-возможностях», стремящихся к декларативно-бунтарскому самовыражению. Так Летов неслучайно оказался в эпицентре взрыва, в котором главным было ощущение «Миры летят. Года летят», как афористически точно сказал Александр Блок. Экспрессивность образного строя лирики отражает жажду выражения внутреннего мира, и ограничиться возможностями внутрипоэтическими, в силу разного рода обстоятельств, он не захотел и не смог. Таким был его талант и так он развивался в свое время, отнимающее идеалы, свергающее кумиров, перелицовывающее правду и игру в правду.
В стремлении стать выше действительности одни в своем творчестве приподымаются лишь до уровня отрицания и критики свысока, а другие способны вознестись до истинной любви (даже в критике). Наверное, этим во многом определяется и смысл творческого пути, в том числе и у Летова:
«Я… очень люблю жизнь, люблю страну, в которой живу, и не мыслю себе жизни без нее и без тех людей, которых я просто вижу. Я всех люблю на самом деле, даже тех, кого ненавижу. Едва ли я смогу изменить их своими песнями, я отдаю себе в этом отчет. Но ничего не проходит бесследно. И пусть это будет капля в море и именно в море. То есть я ее не выпью сам. Если я брошу свое зерно, и оно даст всходы, и будет не одно зерно, а — сколько там, в колосе, зерен, десять, или тридцать, или пятьдесят — я считаю, что прожил не зря… Я пытаюсь, слушая свою душу, не глушить ее и петь так, как поется. И ничего не придумыватьНам близко только то, что «…мы чувствуем, что это естественно, что это не искусство, что это не придумано. Главное, чтобы пела душа. А там будет видно, какая твоя душа» [
И всегда на пределе эмоциональных человеческих сил. Погружаясь во время исполнения в бездну своих песен, поэт сжигает себя: человеку не дано сил, чтобы долго нести боль мира и предчувствие его близкого конца. Но нести надо, потому что для того пришел. Его самосожжение не было бы напрасным, если бы он донес открывшуюся ему истину, но люди предпочитали заряжаться драйвом и оставаться глухими. Есть время разбрасывать камни и время собирать камни. Пришла пора собирать.
А. Тарковский:
«Художник свидетельствует об истине, о своей правде мира. Художник должен быть уверен, что он и его творчество соответствуют правде.
Мне кажется, что человеческое существо создано для того, чтобы жить. Жить на пути к истине. Вот почему человек творит.
Какой-то мере человек творит на пути к истине. Это его способ существовать, и вопрос о творчестве („Для кого люди творят? Почему они творят?“) суть вопрос безответный. На самом деле у каждого художника не только свое понимание творчества, но и свое собственное вопрошение о нем.
Подлинный художественный образ должен выражать не только поиск бедного художника с его человеческими проблемами, с его желаниями и потребностями. Он должен отражать мир. Но не мир художника, а путь человечества к истине. Простого ощущения контакта с душой, которая где-то здесь, выше нас, но тут, перед нами, живет в произведении, достаточно, чтобы оценить его как гениальное. В этом — истинная печать гения»
Летов: «Искусство связано с любовью. Ты должен делать то, что ты любишь. Любить то, что ты любишь в этой жизни, и об этом петь. Ты не можешь врать в любви. Любовь и ложь — несовместимые вещи. Если я люблю, я стараюсь находить те слова, которыми мне не стыдно говорить о своей любви…
Тут вопрос стоит так — знает ли истину тяжкий путь познания, который нам предстоит пройти? В принципе, каждый из нас знает эту истину изначально, эту истину знает душа. И пытается тебе сообщить каждый день с утра до вечера. А ты должен ее слушать, она тебе все скажет, все даст, даст силы любовью. Твоей же любовью. Чем больше ты отдашь ей, тем больше будет даваться тебе — чтоб больше отдавал. Она тебе постарается сообщить всякими путями»
С одной стороны, в русском роке, как и в любом другом солидном художественном явлении, есть свои «авторитеты», наследие которых берется за образец и оказывается наиболее продуктивным в плане творческой переработки, дает мощный импульс для дальнейшего эстетического развития не только отдельных авторов, но и явления в целом. С другой стороны, есть основания полагать, что русский рок переживает кризис идей, и подобно любому литературному явлению, находящемуся в кризисе, начинает повторять сам себя, вновь воспроизводить формы, которые уже были воплощены ранее. Богатым источником для подобного воспроизведения является творчествоЛетова.
Общественно-политические события последних лет заставляют нас постоянно размышлять о судьбе России, о специфике ее исторического пути, переосмысливать наше прошлое, с тревогой смотреть в будущее. Тема Родины была для Летова одной из ключевых, однако всегда получала нетривиальную трактовку.
Поэт старается создать некое особое, надвременное, надисторическое пространство русской истории, культуры, спаянное авторским мифом. Это альтернативное пространство сливается с миром лирического героя и противостоит расхожим «почвенническому» и «либеральному» взглядам. Если считать, что с середины 80-х до настоящего момента наша страна переживает затянувшуюся кризисную эпоху, то внутри этой эпохи можно выделить несколько особенно важных, переломных моментов. Один из них — начало 90-х, время распада страны. Другой, наверное, сегодня, когда еще не понят но, как воспринимать официально провозглашенное укрепление государства — как объективно имеющий место процесс или как очередную псевдовеликодержавную фикцию.
В творчестве Летова фольклор не занимает столь же значимых, центральных позиций. Далеко не в каждой песне находятся отсылки к народному творчеству. Однако находятся и такие, к примеру, композиция «Сияние», которая не только исполняется под музыку колыбельной, но и содержит отсылки к народной песне: «Спят зверьки и растения/Небеса и сомнения»
Однако фольклорное начало сталкивается у Летова с иным, неожиданным: «Но Сиянье обрушится вниз/Станет самим тобой».
Другая композиция, «Про дурачка», имеет, по свидетельствам самого автора, своим источником древнерусский заговор на смерть. Ср.: «Ходит рыжичек /По лесу,/Ищет рыжичек /Рыжее себя» и: «Ходит дурачок/По лесу,/Ищет дурачок/Глупее себя».
В ней же находим строки, являющиеся почти точной цитатой подблюдной песни, применявшейся для гадания: «Идет смерть по улице, /Несет блины на блюдце».
Это не единственный случай, когда именно цитата из подблюдной песни становится отправной в тексте Летова.
Проанализированные нами тексты позволяют сделать вывод о том, что взаимодействие рок-поэзии и фольклорной традиции происходит на всех уровнях. Поэтов привлекает органичность народного сознания, возможность связать два исторических пласта – древний и современность. Фольклор для рок-поэзии является источником множественных творческих решений. Обращение к подсознательному, древнему, мифологическому, позволяет понять, что составляет основу таких явлений, как жизнь, смерть, личность.
В такие моменты истории художественный вкус читателя-слушателя, его гражданские чувства нуждаются не в патриотизме и не в либеральной демагогии, а прежде всего — в том настоящем, честном, безграничном образе родной страны, который явил нам в своем творчестве Летова.
https://proza.ru/2019/07/03/710 Поэзия русского андеграунда
. https://journals.susu.ru/lcc/article/view/661/824 ПОЭТИЧЕСКИЙ МИР ЕГОРА ЛЕТОВА
https://infourok.ru/prakticheskaya-rabota-po-temelite.. Тема: «Литература русского андеграунда как один из источников современной литературы».
П https://v-r-tsoy.livejournal.com/30132.html РУССКАЯ РОК-ПОЭЗИЯ И ХУДОЖЕСТВЕННЫЙ ПРИЕМ
Поэзия русского андеграунда https://proza.ru/2019/07/03/710
Сам Егор Летов считал себя именно поэтом и о своем творчестве говорил так: «Ведь, по большому счету, я не совсем музыкант, для меня это вынужденная творческая форма контакта с массами, потому что поэзия у нас не в чести. А я прежде всего занимаюсь разработкой слова, экспериментами над словом, психологией и философией, воплощенными в слове»
Кроме огромного музыкального наследия, Летов оставил значительное поэтическое наследие. С самого начала творческого пути, параллельно с записью радикальных альбомов, он стал писать глубокие и трогательные стихотворения. Два сборника его стихотворений вышли еще при жизни («Русское Поле Экспериментов» (1994 г.) и «Стихи» (2003 г.), наиболее полное собрание издано посмертно и включает около пятисот текстов («Стихи» (2011 г.)). Сейчас появляется все больше исследований этой стороны его творчества. В основном филологи видят в нем продолжателя авангардной традиции — его сравнивали с дадаистами, футуристами и обэриутами]. Поэт часто обращался к отечественной и мировой литературе, широко использовал цитирование, игру «чужими» текстами. Проведение «летовских семинаров», похоже, становится традицией. Разработанная им поэтическая система позволяет рассматривать его творчество в рамках парадигмы современной отечественной поэзии.
В основе этой системы лежит чувство распада, «растущей энтропии». Поэзию Летова можно назвать «поэзией зазора»: образы выстроены так, «... как будто за ними скрывается все, что угодно», важны не только они, но и пустота между ними. Наверное, самый яркий пример этого — стихотворение-эксперимент «Лестница в небо», которое в зависимости от способа прочтения отсылает читателя к лестнице, соединяющей небо и землю, из сна Иакова.
| Лестница | в небо | |
| на крышу | свалены | убитые |
| разрушенной | веры | ангелы |
| церкви | солдаты |
(1984.07.02) [4].
Это так называемая «пространственная форма», описанная Джозефом Фрэнком. Само использование этой формы позволяет говорить о Егоре Летове как о продолжателе традиций, в том числе авангардной традиции использования графических средств как смыслообразующих.
За счет чего достигается мерцание смыслов? Текст складывается из отдельных образов, связанных, кажется, только тем, что они следуют друг за другом (пространственной логикой). Так работает и излюбленный прием Летова — перечисление «всяких иных предметов». На использовании только одного этого приема может быть построен целый текст:
Подхватило ураганом
Как заброшенный листок
Как обрушенный песок
Через лужи, через крыши
Сквозь угóльные дома
Сквозь балконы и афиши
Всё на север всё на север
Где гудит голодный месяц
В меховом вечернем небе
Над застенчивой долиной
Над горючими снегами
Где вздымаются рогами
Силуэты и сугробы
Где угрюмо зеленеют
В малахитовых шкатулках
Папиросы и другие табачные изделия
«Всё на север», 1984.01.01
Мир у Летова будто проносится мимо, и становится очень заметно, что весь он состоит из отдельных частей, части эти связаны какими-то своими, только им, видимо, известными законами, но внешне все выглядит бессмысленным. Мир наполнен контрастами, подчеркивающими его нелепость и неупорядоченность:
Таракан шуршал в коробочке весело и смело
А звезды стремительно сыпались
В бездонные зеленоватые копилки
В марсианские впадины
«Когда наши руки...», 1993
Наблюдать завороженно
За неистовым вращением планет и эскалаторов
За упрямым копошением кротов под землей
«Зарыться лбом в одеяло песка...», 1991
Повышенная «предметность» преобладает не только в описаниях пространств физических — она характерна и для описания пространств внутренних, передачи психологических состояний. Внутреннее в поэзии Летова умеет быть выражено в основном через внешнее. Таким образом, подчеркивается, как именно герои чувствуют абсурдность существования.
Вот типичные для Летова описания состояний:
А внутри меня Персикиперсики
Золотисто катаются катятся
И белая занавеска Плещется на ветру
«Простудился», 1986.02.18].
Я выпираю тубареткой
Я вымираю везде Где я
«Я выпираю тубареткой...», 1987.04.05
О, мой кот нас обоих поймали в полиэтиленовый мешок («Я кота держу и гляжу...», 1986.07.02) [4].
Даже предельно абстрактные понятия у Летова выражаются через предметные:
По комнате летала пустота
В виде бабочки
«По комнате летала пустота...», 1985.09.13
Здесь поднимается важная для Летова проблема «условных обозначений того чего нет и того чего нет („Осенняя песня“, 1984.09.06) [4]». Это демонстрация обреченности попытки сказать о чем-то сложном (нематериальном, метафизическом, экзистенциальном) просто. Будто в сознании присутствует какая-то граница, которую очень хочется, но не получается преодолеть. Подобным образом пытаются герои преодолеть и границы внешние, так же искренне наивно и абсурдно:
В автобусе или троллейбусе
Ехал простой человек
Он был совсем обыкновенный
В поношенной телогрейке
В поношенных валенках
В поношенном сером лице
Он держал полиэтиленовый или целлофановый
Пакет с печеньем пряниками
И, скорее всего, апельсинами
Я был в данном случае Контролёром автобуса или троллейбуса
А может быть, и кондуктором
И я спросил его: куда вы едете? — На край земли, — ответил он.
Я сказал ему: вот ваш билет, куда вы едете? Он спокойно ответил: — На край земли — На край земли
(«В автобусе или троллейбусе...», 1986.01.11
Осознание обреченности выражено через подчеркнутую ограниченность реальности, подчеркнутую неважность деталей. Герой Летова как бы находится всегда между физическим и метафизическим, между «автобусом» и «краем земли», поэтому остро чувствует пустоту. Отсюда одиночество, отрицание возможности взаимопонимания с другими людьми и надежда увидеть за простыми вещами те самые смыслы:
Мне бы быть лишь чуть-чуть поконкретней
Только вы всё равно не поверите
Только вы всё равно прикарманите
Вокруг ёлочки будете пьяненьки
И кидать в меня будете веником
Так что я лучше лягу посплю
И увижу во сне — дождик идёт
«Если бы был я чуть-чуть поконкретней...», 1985.09.20
Почему невозможно взаимопонимание? В поэтическом мире Летова человеческая жизнь (как и любая жизнь), к сожалению, имеет неправдоподобно низкую цену, «отряд не замечает потери бойца», «простые трупы валяются там и сям», «заключенным в камере смертников снился один и тот же сон», а через устойчивые формулы вежливости так и прорывается вопль, как в произведении «Глобальность» (Егор Летов, 1985)]:
| От всей души желаем вам Счастья благополучия и глобальности Глобальные лампочки Глобальные девочки Будьте вы бдительны Будьте вы внимательны Будьте вы счастливы Будьте вы здоровы. | Ото всей души желаем вам Счастья, благополучия и глобальности — Глобальные лампочки, Глобальные девочки. Хэй — Закрываешь ли ты своё обнажённое лицо Когда плачешь за кирпичным окном На пятом этаже? |
| Версия, опубликованная в сборниках стихов. | Версия, звучащая на альбоме «Так Закалялась Сталь». |
Поэтому естественна трагическая, полная отстраненность:
Когда я усну под спокойным деревом
Когда я усну мудро и далеко
Раскинув мозги и пёрышки
Не надо меня шевелить
Мокрыми красными руками
Даже если ваши руки
Не мокрые и не красные — Всё равно
Не надо меня шевелить.
«Когда я усну под спокойным деревом...», 1985.
Во всем этом реализуется основной творческий принцип Летова: «Даже не слово как таковое важнее, а то, что за этим словом стоит».
Поднятые им экзистенциальные вопросы, безусловно отражающие особенности сознания человека конца XX — начала XXI в., как и попытки дать на них ответы, позволяют рассматривать Егора Летова как интереснейшего представителя современной поэзии (и не только с эстетической точки зрения, но и с научной)
БИБЛИОГРАФИЧЕСКИЙ СПИСОК
1. Давыдов, Д. Дадаизм внутри: смыслы Егора Летова / Д. Давыдов. — https://magazines.russ.ru/arion/2014/4/16d.html (дата обращения: 30.04.18).
2. Иванов, В. Рецензия на книгу «Стихи» 2011 / В. Иванов. — https://magazines.russ.ru/nlo/2012/115/i33.html (дата обращения: 30.04.18).
https://grob-hroniki.org/books/book_stihi_wyr_2016.html Летов Е. Стихи (2011) / Е. Летов. —
Летов Е. Стихи (2011) / Е. Летов. — https://grob-hroniki.org/books/book_stihi_wyr.html (дата обращения: 30.04.18).
А.К. Троицкий, рассматривая отечественный рок и характеризуя его как явление второй половины XX века, причем, явление поэтической культуры, подчеркивал фундаментальную особенность жанра - приоритет стихотворного текста над музыкальным началом:
«...в рок-н-ролл у нас все-таки люди шли не столько от музыки, сколько от желания высказаться, от желания энергетически самореализоваться, и вовсе не обязательно эта самореализация шла через композиторский талант»[5].
Поэтому рок - это жанр, ставший одной из форм проявления молодёжного протеста на художественном, прежде всего словесном, языковом уровне, предлагающий свои принципы мировосприятия и модель поведения. Основные черты «роковости», очевидно, следует искать в специфике образа мышления и мироощущения рокеров.
Рок представляет собой сложившуюся систему ценностей и координат во взаимоотношениях человека с окружающим миром, с другими людьми, с миром, что выражено прежде всего в его поэзии. Еще в середине 80-х рок-поэзия, являясь одной из составных рока, помогала последнему выполнять функцию субкультуры по отношению к культуре советской, государственной. В рок-поэзии основу речи, конечно, составляет слово, но его функции несколько отличаются от тех, что есть у слова в поэзии, которая существует вне музыкального ряда.
В конце 70-х годов Борис Гребенщиков, рассказывая о творчестве своей группы, сказал:
«Поэт - это радиоприемник, который улавливает сигналы, идущие свыше».[6]
Он сказал именно «поэт», а не музыкант, рок-музыкант или рокер
Создание и исполнение рок-композиции в 80-е гг. являлось нарушением идеологического табу на инакомыслие, для этого требовалось известная смелость и уверенность в собственной правоте. Таким образом, текст - это не только Слово, говорящее, как у В.Цоя, о том, что «всё на месте, да что-то не так», но и Действие.
Особенностью рок-поэзии является и то, что иногда это поэзия не целого произведения, а отдельной строки, ключевой фразы, к которой ассоциативным путем притягивается целая цепочка образов. Они могут не иметь логический связи, но их объединяет то эмоциональное состояние, которое исполнитель проецирует на слушателей
Все это объясняет некоторое безразличие рок-поэтов к изданию своих текстов в виде сборников. Иногда такие сборники выходят по инициативе энтузиастов (друзей и поклонников), заинтересованных в «пропаганде» поэтического творчества того или иного рок-музыканта (так появились сборники текстов Б. Гребенщикова, К. Кинчева); иногда тексты печатают на вкладыше к альбому (как делают Ю. Шевчук, Д. Ревякин);
Невозможно оторвать друг от друга музыкальную форму и словесное содержание, и на бумаге текст выглядит значительно бледнее, чем исполненный автором перед аудиторией.Рок -музыканты нередко считают Высоцкого первым русским рокером, а Юрий Шевчук называет Окуджаву «дедушкой русского рока», своим духовным учителем. [9] Помимо идейной близости, общим у рок-музыки и бардовской песни является то, что их авторы создают свой самобытный художественный мир, свою систему образов, то есть поэты несут определенную нравственную концепцию, а не просто рисуют отдельных персонажей и описывают житейские ситуации. Так как одним из истоков бардовской песни считается поэзия Серебряного века, то неудивительно, что рок-поэзия попадает и под влияние богатейших поэтических традиций, когда национальное начинает преобладать над заимствованным. И кажется совершенно естественным исполнение Гребенщиковым песен Александра Вертинского или чтение Кинчевым стихов Николая Гумилева на своих концертах.
Рок-поэзия становится новым явлением в русской культуре, в ней обнаруживается слияние разных стилей и эпох, сплетение фольклорных элементов (частушек, плачей и т.д.) и городского романса, модернизма Серебряного века и библейских мотивов. [10] С осознанием значимости содержания рок-текста начинается поиск новой формы - от ритмов большого города до народных корней, так или иначе проявляющихся в творчестве практически всех музыкантов.
За плечами русскоязычных авторов стоит песенная, фольклорная поэтическая культура, возвышенный и ответственный характер отношения к слову, к творчеству, вобравшего в себя достижения русской поэзии. «Русский альбом» Б. Гребенщикова, тексты А. Башлачева, творчество Д. Ревякина и гр. «Калинов мост» представляют собой авторский диалог с народными метафорами и сюжетами[11]:
В интервью А. Башлачев подчёркивал именно народный, не элитарно-западный характер отечественной рок-культуры:
«…Рок всегда народный. Рок – это Дух, а Дух – это что такое без народа? Что такое народ без Духа?»[12]
И этот революционный мотив в творчестве рок-музыкантов говорит как о жажде перемен, так и об ощущении связи с прошлым своей страны. И, возможно, именно изначальная подпольность советского рока породила ни с чем несравнимый символизм его текстов: во многих песнях рассматриваемых групп выражалось несогласие с существовавшими порядками, следовательно, оно должно было быть как-то зашифровано во избежание последствий.[14]Рок становится полем своеобразного символического переосмысления литературного наследия, тем самым показывая свои корни, преемственность и специфично выраженный патриотизм.
Сами наши рок-музыканты даже слово «рок» воспринимали вовсе не в его англоязычной ипостаси, не просто как составную часть английского «рок-энд-ролл», а именно в русской его семантике: рок как участь, судьба, доля. Давая интервью французской телекомпании «Антенн-2», Константин Кинчев говорил:
«Рок? Что это такое? Ну... Рок—он завис над Россией и... висит…»[15]
Рок-произведения представляют собой художественное осмысление заброшенности человека в мир, описание ужаса и страха, и в этом плане они близки жанру трагедии, изображающему действительность остро, откровенно, противоречиво. Подобно герою трагедии, рок-герой - это «без вины виноватый, обречённый» («Нас убьют за то, что мы гуляли по трамвайным рельсам» у Я. Дягилевой), его главное предназначение – повлиять на ход событий, «перекроить» реальность.[17]. Место и время действий рок-героя - это крайние ситуации и бунт против существующего миропорядка:Претендуя на передел общественной жизни, рок стал не только музыкальным, но и смысловым явлением, в котором от лица сильных личностей провозглашается социальный, нравственный, эстетический протест против официальной версии брежневского общества, реальной практики, убожества и мрака повседневного существовани.Рок подарил поколению «застоя» движение, надежды, возможность найти себя, выразить, то есть возможность самоидентификации, самореализации в душном мире, требующем перемен, где рок-герой задаётся вопросом: «Как же сделать, чтоб всем было хорошо?»
Рок-поэзия, таким образом, явление двойственное по своей природе: с одной стороны, она - плоть от плоти контркультуры, с другой стороны - часть общелитературного процесса.
Характерными особенностями рока можно назвать общее «пролетарское», революционное и фольклорное происхождение, отражение проблем общества в текстах, провозглашение необходимости движения вперед, акцентирование внимания на препятствиях к этому движению и вера в преодоление этих преград.
Радикальное переосмысление литературно-поэтического наследия и фольклора и их трансформация в парадоксально-гротескные формы - это попытка противопоставить существующему традиции мировидению своё собственное, отвечающее реалиям и запросам сегодняшней действительности. Протест и бунт начинается прежде всего с реального взгляда на окружающий мир и устройство общест