Помню, как много лет назад – на очередных посиделках у бабушки, которые мы тогда устраивали раз в неделю – она вдруг начала что-то усердно искать в своих ящиках, достала всякие сверкающие предметы, похожие на звёзды, банты и начала их чистить, аккуратно раскладывая по подушкам. Затем поставила свечу на шкаф, где был какой-то портрет, которого я в силу своего роста никак не мог нормально рассмотреть, и начала плакать. Плакать как-то очень странно: неистерично, негромко (подрагивали плечи, глаза скрывались за накрахмаленной белой салфеткой, впитывающей своими кончиками её помаду, причуду, от которой бабушка не смогла отказаться даже на пенсии).
Когда я спросил, что же это всё значит, бабушка мне рассказала, что наступает 9 мая, что это важный для каждого дома и семьи праздник Победы и силы, что она исполняет наказ, данный её отцом-партизаном: «Люда, помни, что люди красны своей человечностью, а лучшим её проявлением является память. Береги её, это лучшее, что можно сделать». И тогда в моей голове многое встало на свои места: почему на улице развешано столько красных флагов, а вокруг стало больше красных гвоздик и оранжево-чёрных ленточек, почему у людей стало такое приподнятое настроение, и майский ветер задувал в окна не просто ароматы пыли и пробуждающейся, набирающей силу природы, но дух приподнятого настроения и ощущения чего-то масштабного.
И тогда впервые у меня только-только закралась мысль, не пустив ещё глубоких корней. Если победили люди, то побеждает тогда и человечность, про которую они и говорят? Шли годы, а мысль эта, периодически закрадывающаяся в мою голову, всё крепла…
***
Война, пожалуй, один из процессов парадоксального свойства. Безусловно, по спине пробегают мурашки, когда мы вспоминаем о любых её последствиях, жертвах, пройденных Батыем, что называется, территориях, но при этом импульс, который она даёт нам, носит самый что ни на есть конструктивный характер и привязывает наше существование к реальности как никогда прочно. И импульс этот – человечность, вечность, заключённая в людях, то, что позволяет им твёрдо стоять на земле и не стирать своё видовое бинарно-номенклатурное имя из истории Земли, и наиболее ярким проявлением которой является память.
Несмотря на то, что войны развязывает сам же человек, зовущий себя homo sapiens, отметим, что заканчивает их также он. И какой человек развязывает войну? Это вопрос сложный, примерно настолько же необъяснимый, как заданная в рамках современной философии потребления загадка о том, кого же мы можем назвать «родителем» выходящей с конвейера здесь и сейчас машины марки «Форд»? Инженера, настроившего систему кондиционирования? Рабочего, сделавшего колесо? Технолога, создавшего прототип автомобиля?
Так кто же развязывает войну? Это огромный аппарат людей, называемый государственной машиной, от её имени выступает призыв к мобилизации, от её имени развязывается война. Это институты начинают такие масштабные процессы, движимые в рамках идей, брожения сотен умов, отлаживающих работу организма и тех технологий, которые они используют. Т.е., по сути, такие события производятся, условно говоря, машиной, механизмом, стремящимся всё человеческое и человечное вынести за рамки своего существования, что в корне, безусловно, неверно и ведёт к соответствующим социальным дисбалансам. Это то, что экономист Герман Дали называл «распространённой ошибкой, подобной попыткам понять животное только по его системе кровообращения, не замечая, что у него также есть и пищеварительный тракт, например, который крепко связывает его с обеих сторон с окружающей средой».
Механицизм, техницизм – это процессы, которые носят двоякий характер. С одной стороны, внедрение их позволяет оптимизировать работу институтов, нашей жизнедеятельности, но другим полярным моментом является та плата, которую мы вносим за реализацию подобного рода принципов – отрыв от реальности и от тех максим, с которыми мы живём, которые позволяют человеку оставаться человеком, самоощущать себя, свою фундаментальную идентичность. Яркий пример, это то, что война живёт стратегиями и стратегами, которые вершат каждый её шаг. Это постоянно улучшающиеся приёмы ведения боя, способов разведки, картографии, это своего рода аналог башни из слоновой кости, кабинетная работа, где солдат превращается в «живую массу», или в «цифру», или в фишку, или ещё во что-то (но не в кого-то). Это масштабное отделение стратега от реальности и это сердце и мозг войны. И когда спустя время мы открываем учебники истории, то сталкиваемся не с бытовой, человеческой стороной войны, а с её технической составляющей. Как это было у Бродского: «Только Время оценит вас, ваши Канны, флеши, каре, когорты. В академиях будут впадать в экстаз; ваши баталии и натюрморты. будут служить расширенью глаз, взглядов на мир и вообще аорты.».
Однако механицизм нужен человеку как никогда, его человечность обычно реализуется в пространстве символов, которыми он себя окружает (категориями чести, достоинства, нашивками и наградами, книгами и смыслами, которыми формируется любая история, любой ретроспективный рассказ). Символы – способ самовыражения людей, код, которым они отделили себя от остальной планеты, шифр, познавая который ты понимаешь, что это «свой». Символы – универсальная составляющая, объединяющая столь разных людей и заключающая в себе секрет сохранения человечности и памяти. И реализация эта в пространстве символов может проистекать только посредством технологий и инноваций, которые позволяют их генерировать, масштабировать, накапливать и хранить. Книга как технология, когда была изобретена, сохранила бесчисленные пазы мысли тысяч и тысяч мыслителей, язык и его усовершенствование, как способы ограничения и коммуникации, создание слов, выражающие различные интенсивности эмоций вообще стал формообразующим для создания более глобальных сообществ и общностей. И каждая война в своём стремлении обогнать, перегнать, в конце концов, победить, становится катализатором новых инноваций, новых способов генерации символов. Великая Отечественная война и ежи с ней Вторая Мировая не стали исключением, подарив миру компьютер, который сейчас совершил грандиозный скачок в нашем развитии.
Тогда получается парадоксальная ситуация. Техницизм, с одной стороны, искореняет человечность как атавизм своей реализации, отрывает человека от реальности, но, с другой, и задаёт стандарт инновации, которая необходима для существования символов, в мире которых и реализуется человечность как таковая, ширится и крепнет в сознании, при этом возвращая человека к реальности.
Человечность советских людей не знала границ, кажется, будто некий генетический код позволил им встать плечом к плечу, оберегать чужого ребёнка как своего, стремиться спасать жизни любого, кто «свой». Зов душевности исходил и из «землянки» у Листова, и в крике «журавлей» у Френкеля, и в ожидании на передовой всегда жизнерадостного и по-отечески доброго А. Серафимовича, зов простирался в звуках тысяч станков, в залпах «Боевой подруги» Марии Октябрьской, мстящей за смерть мужа, он приютился в подлесках партизанской Смоленщины, в сводках Информбюро.
Не обошёл этот призыв стороной и русскую эмиграцию, выкристаллизовавшись в Фонд помощи русским Зворыкина, вступление в ряды французского Сопротивления Гайто Газданова, прошедшего через все закопчённые круги ада Парижа, в укрытии Буниным русских на своей квартире.
***
И вот мы с бабушкой каждой год стоим перед шкафом (портрет на котором теперь я отчётливо вижу), аккуратно протирая боевые медали моих прадедушки и прабабушки, ставим свечку, аккуратно оставляем две красных гвоздики и вспоминаем… Год от года я всё больше узнавал о них и поражался, насколько же силён их человеческий стержень, насколько сильны чувство долга, простая, но крепкая любовь, верность слову, долгу, себе, сослуживцам. Я узнавал, что мой прадед Ноздрачёв Василий Иванович руководил партизанским соединением на Смоленщине и что о нём писали книги. Я узнавал, как он познакомился с моей прабабушкой Французовой Евдокией Тимофеевной, как ей немцы прострелили ноги и как прадед оставался с ней до прихода помощи, зарывшись в снег и держа её крепко-крепко, лишь бы не заметил неприятель. Я узнавал о том, как рисковали люди, как прадеда приютила в одной деревне крестьянка и как она прятала его от оккупационных властей. Я узнавал, как после взятия деревни Василий Иванович снимал трупы с древа-эшафота устрашения. Я узнавал, как Евдокия Тимофеевна вынуждена была оперировать сослуживцев пилой, без анестезии, и как она умоляла тех бедолаг держаться, терпеть и верить. И после всех этих историй я понимал, что за четыре с лишним года войны у прадеда с прабабушкой человеческое лицо потеряно не было, скорее наоборот, они гораздо лучше поняли, что значит быть человеком, что значит гуманность, а также какова её цена в жизни.
Далее достаём письмо с благодарностями прадеду Васе от его сослуживцев, бабушка всегда плачет, читая его вслух, я же стою с заранее подготовленным графином. Потом мы забираемся в ноутбук и «гуляем» по сайтам-архивам, высматривая, не нашли ли чего активисты по прадеду с прабабушкой. Мы надеемся, верим в силу необъятной Интернет-сети. И затем молча сидим, обдумывая свои мысли и отдавая минутой молчания должное предкам, прошедшим через войну, через два её лейтмотива. Прадедушка и прабабушка же являются двумя моими лейтмотивами… лейтмотивами памяти этой страшной Войны.
Сейчас уже подрастает мой племянник, и он также постепенно начинает осознавать этот мир, я уже читаю в его глазах удивление от развешанных флагов, майской пыли предзнаменований, заряженного памятью воздуха. И скоро он также будет посвящён в великое таинство памяти, в апогей человечного в нас. Может быть, тогда я, вложив ему в руку георгиевскую ленточку, попытаюсь объяснить какими двумя лейтмотивами живёт война: в чём её огненная человечность и фениксно-пепельный потенциал техницизма и почему чувство памяти так ценно, трепетно и необходимо. Скоро, это будет совсем скоро, а пока нам остаётся помнить. Помнить и чтить.
***
Ведь именно наличие памяти, какой бы они ни была, будь то физическая, нравственная, историческая или какая-нибудь другая, позволяет не терять человеку его самого, учёному делать малый шаг для себя и большой для общества, это лучший способ (а возможно и единственный) систематического, взвешенного ответа на те вызовы, которые могут быть привнесены извне, это способ привязки нас к реальности. Наличие такой памяти, её культивирование, умение с этим наследием работать помогает смотреть в будущее и реализовывать эвдемонистские устремления каждого элемента общего российского цивилизационного пазла, заданного августинианским углом рассмотрения политики и этичности как таковой, что нашло отражение в фундаментальном труде Дольфа Штернбергера «Три корня политики».
Безусловно, есть и определённые ситуационные издержки: умение извлекать уроки из глубинного понимания истории одной цивилизацией может разниться с методологией или с самим этим процессом иных культур, стран, носителей ментальности. И такая конъюнктура приводит к ещё одной парадоксальной ситуации: созданию, с одной стороны, идиллического локуса при общем хаосе и гротескности внешнего, как это было замечательно описано у Марека Беньчика в его романе «Творки», повествующем о замечательной истории любви и обмана системы на фоне Второй мировой войны, Холокоста и т.д., а с другой – образу Дон Кихота, непригодного для существования в мире. Если мы перейдём на макроуровень современности, то увидим, что нынешний техницизм западной цивилизации начинает снова её отрывать от реальности. Грозит ли это войной? Хочется верить, что нет.
И хочется верить, что Россия, вечно устремлённая в будущее, ищущая свой путь счастья, по этому пути не ступила бы: ведь уже есть выученные уроки Великой Отечественной войны, есть историческая память, есть и консолидация без войны. Однако, при сохранении нынешнего статуса-кво различных «методологий» исторической памяти в рамках целого мира, стоит верить, что наша страна, каждый её житель, из парадоксальной ситуации современности выйдет, как минимум, не Дон Кихотом, ибо это не только сценарий иронически-язвительного развития событий, но это ещё и сценарий снедаемого одиночества, грозящего всем своим масштабом чрезвычайно быстро, при этом через иные феноменологические лейтмотивы, оторвать нас от реальности...
ФИО: Серебряков Кирилл Дмитриевич
Дата рождения: 17.10.1997
Место учёбы: Санкт-Петербургский государственный университет, факультет политологии
E-mail: s-kirill@list.ru
Контактные телефоны: +79006556781, +79525208418