1 Русская Старина 1871 года, январь. Записки А. Т. Болотова.
2 рассказы о Суворове Новаковского. С.-Пб., в типографии О6ществ. Польза 1867 г.
3 Анна Карловна Воронцова, урожденная графиня Скавронская, как известно, была супруга государственного канцлера при Императрице Елизавете — Михаила Илларионовича Воронцова, у которых Государыня крестила детей. Рус. Старина за 1871 г. книга VII. Фрейлины Русского двора, Карабанова.
4 Вероятно, здесь подразумеваются управляющие вотчинами.
5 В этот приезд приказал Суворов поправить наилучше в Кончанском доне потолки, дабы, как говорит он, «известка с оных более мне в глаза впредь не сыпалась».
6 Владелец сельца Юрьева в 6-ти верстах от Кончанска, отставной военный человек, нечто в роде Секунд Майора.
7 V-й том Истор. войны России с Франциею в 1799 г. Милютина.
8 В тогдашние времена почты были весьма неисправны, не можно было чрез них ничего писать. Записки Болотова, тон I-й, страница 161.
9 Дубиха самая крутая тора близ Кончанска и доселе хранит на темени своем лагерь или хижину отшельника, очень ветхую, окруженную балконом и старыми елями — свидетельницами занятий сенготардского героя.
10 В марте 784 года писали Суворов в Рожествено к управителю между прочим следующее: «другу моему Прошке (в ссылке там обретающемуся) выдать к пасхе штоф водки». Сей Прошка получил медаль от Австрийского императора за попечение о здоровье Фельдмаршала и уполномочен был толкать Суворова на больших обедах, если он увлекался разговором или каким-нибудь хорошим блюдом.
11 Том Ѵ-й истории войны с Франциею. Заключение. Страница 297-я.
Глава шестая.
Дальнейшие распоряжения по Новгородской вотчине А. В. Суворова, названные указаниями и промемориями. Заботы его о народном лечении. Его симпатия к военным людям вообще и к войскам, квартировавшим в его время по Боровичскому уезду (1786 год). Переписка Боровичского помещика Балка с Суворовым о делах хозяйственных. Цены на жизненные продукты в 1786 и 1787 годах, заимствованные из отчетов вотчиной конторы Суворова, и сравнение их с нынешними.
[101] «От времени моего отсутствия из деревень, писал А. В. Суворов, принять за основание данные в них мои правила; сообразить расход и пополнить истинные оброки, положа недозволенные или лживые издержки в полный недоимок. Сей недоимок тотчас собрать или разложить погодно, ежели где он велик, и ежегодно причислять его к оброкам без малейшего послабления».
Здесь приводятся некоторые выдержки из выше указанных правил или промеморий Суворова за 1786 год.
1.
«Две тысячи рублей оброка собрать в декабре и доставить г. коллежскому советнику Ивану Лазаревичу Лазареву в Петербург в его док возле армянской церкви или его контору. Я ему этими деньгами должен. [102]
2.
На домовую Кончанскую церковь жалованье, на одежду и харч дворовым людям еще собрать в счет того же оброка…
3.
Слышу, что Роман Яковлевич Качалов не хвалит содержание птиц (кур, уток и проч.) то их и не надо.
4.
Красное мое вино отдать в церковь.
5.
О белом вине и аглицком моем пиве С. Т. Румянцеву согласиться с Р. Я. Качаловым и поделиться.
6.
Огурцы, коренья, разные запасы, соленья, грибы и другие продукты, делить на постояльцев гг. офицеров и нечто из оного дать и унтер-офицерам; також не жалеть ия на гражданских правителей.
7.
Опознаться дружелюбно с г. полковым лекарем или с кем из подлекарей, приласкать их, чтоб ездили в Кончанское в гости и подчивать их, дабы они давали наставления фельдшеру Васильеву. Лекарь всегда потребен для рецепта. Простых, домашних лекарств доставить в деревенскую домашнюю аптеку из Петербурга на несколько рублей хотя до шести. Сверх сего С. Т. Румянцев лечиться должен.
8.
Бывать на поклоне у г. полкового командира и у его майора, у правителей и других штаб-офицеров; ласкаться [103] и у адъютанта его, или кто в милости у старших штаб-офицеров.
9.
Инвалидных солдат-стариков ныне в Кончанске шесть человек. Жалованья им от меня по десяти рублей в год. Платье из простова сукна погодно. Пища обыкновенная без роскоши. Они должны упражняться трудолюбием, кто к чему способен. На них пришлются паспорты из Бежецкой инвалидной команды. Ежели старики эти пожелают от праздности работать землю, то и оную уделить, только не иначе, как по собственной их воле. Может быть со временем они будут довольны и содержанием от своих трудов. Но из них Васильеву сверх прочих отпускать на праздничные провизии рубли по три в год.
10.
Семен Троф. Румянцев приезжает в Кончанское один или два, три раза в неделю, где входит во все предприятия и старается окончить начатое по хозяйственной экономии с успехом. Бурмистр и спрашивает себе у него наставления и напоминает ему о его привязанности. Вы, государь мой, здесь ближний сосед. Вам вверено управление моих вотчин с моими и крестьянскими потребностями и дворовыми, за что вы имеете содержание ежегодно сто рублев.
11.
Бурмистр Алексей Кондратьев по конторе моей должен во всем быть сведущ и ни Ярославцеву, ни Ерофееву без его совета ничего не предпринимать.
12.
Для издержек на контору т.е. бумагу, сургуч и прочие мелочи от меня полагается десять рублей кроме свету. В прежнем моем наставлении назначено расходовать по свечке в ночь. [104]
13.
Мальчики и девочки, как и все дворовые люди и крестьяне пользуются в припадках своих Васильевым (фельдшером) и Наумкою; для чего и дано Васильеву потребное число денег на искупление лекарств. Фельдшерский инструмент ему дан. Николай и Семен за ними смотрят. А особливо не забывать: младенцам дается эссенция капельюрум, которую для такого случая блюсти. Как; Васильев, так и Наумка собирают летом травы и коренья для лекарства, а нужное и не достающее покупается или занимается у г. Лейб-гренадерского лекаря.
14.
Николай Ярославцев назначен от меня дворецким, Его должность и в том еще, чтобы по приличеству угощать капитан-исправников и производить прочие расходы, то бурмистр должен ему пособлять в том, сколько будет нужно, единственно для пользы крестьянской.
15.
В мое отсутствие будет здесь вместо меня мой почтенный друг Роман Яковлевич Качалов, как благоразумный, честный и добродетельный. В могущих быть крестьянских нуждах он имеет вес своим знатным рангом (подполковник). Но вы знаете, что он бывает в вотчинах здесь редко по неблизности их. Посещать же вас часто было бы утруждение его особе.
16.
Для охранения кладовой и господского дома учредить хороший караул, чтоб он был всегда исправный. У меня здесь много хранится моего платья и иных ценных вещей. Николашке неверить, да и бурмистр потакнет ему лишний счет. На все в домовой конторе мои правила на письме. [105]
17.
Из лошадей четверых за службу их мне кормить до смерти. Двух из них к моей службе неспособных отдать миру по умеренной цене или лучше просто подарить.
18.
Конскую сбрую и прочее, что было на руках у денщика Федора Ковенева, от праздности он же может ведать, или поручить то старшему конюху, которым оставаться на прежнем их от меня содержании».
Многие другие правила, подобные вышеозначенным промемориям, сюда не внесены по недостаточности интереса. Но все то, что приведено выше, доказывает в Кончанском помещике и администратора, и попечителя, и воина. Забота о гражданских правителях у него на последнем плане после унтер-офицеров.
Будучи всю свою жизнь воином, Суворов не мог не симпатизировать квартировавшим в краю войскам. По личному опыту знакома ему была эта скитальческая жизнь, полная труда и лишений. Приказание — бывать на поклоне у полковника и его любимцев, значило, по праздникам возить, им гостинцы из погребов владельца.
Ласкать лекаря тоже было необходимо при тогдашних повальных болезнях, бывших кругом с в вотчинах. Не принимая всю жизнь внутренних лекарств», сам он не мешал в этом другим, но еще содействовал тому, чтобы люди и даже малолетние пользовались медикаментами. В этих немногих отрывочных правилах добрый хозяин не забывал ни о чем. Чуткое сердце его пожалело и лошадей. Все подобные частности, начиная с каких-нибудь свеч, сбруи, до забот и распоряжений об общем благосостоянии вотчин, были бы обыкновенным явлением для обыкновенного хозяина. Но здесь они имеют особенное значение.
История свидетельствует, что жизнь Суворова вся пошла [106] на разрешение громадных задач, на борьбу, труды и заботы по службе невероятные. Всем этиv делам у него никогда не было конца.
Но командуя десятками тысяч людей, делая большие денежные обороты, устраивая церкви, дома и вотчины, он сохранился весь везде и всецело. Работая вечно умом, не мешал он жить и своему прекрасному сердцу. Понимая всякое дело сам, слушал и советы других. Вечно озабоченный, усталый, никогда не имеющий постоянной оседлости, редко видевший к себе справедливость и участие людей, сам он никогда не забывает пожалеть даже об какой-нибудь скотине, отслужившей службу, не говоря уже о людях, инвалидах, детях крестьян и о прочен.
И все эти его нотаты и промемории записывались им и неотлучно при нем находящимися людьми. Он, конечно, не знал, что особа его, будет драгоценной собственностию истории. Но самая сложность его дел и занятий, и постоянная перемена мест, требовали записывания каждого шага.
Тщательно сохранял он и все письма, написанные к нему друзьями о его вотчинах. Особенно характеристичны письма к нему Боровичского помещика Алексея Михайловича Балка. Это был умный и честный старик, живший очень долго. Письма его относятся к сентябрю и октябрю 1784 года. Их он посылал к Суворову в Ундол и, под влиянием их, Суворов во многом соглашался с Балком, уважая его советы.
«В древние времена, пишет Балк в одной из длинных своих эпистолий к Суворову, когда Российское Государство начало процветать т.е. после разорения размножаться селитьбою и в оное выходить стали поляки, кореляки, чухны, татары и прочие народы, то кореляки селились малыми семьями в тех местах на казенных землях, где ныне ваши деревни находятся и размножась, захватили у многих господ помещичьи земли, а потом те кореляки пожалованы государыне Елизавете Петровне, а от нее за своевольство и другие резоны пожалованы Воронцовой, продавшей их Шувалову; а от Шувалова проданы родителю [107] твоему1. Родитель же ваш, незаведомо чужой земли, приказал яко бы на пустоши своей Стеглихе, (а она земля Маврина и прозывается пустошью Кривухой) поставить деревню Стеглиху и та земля отмежевана за вас; равно и ваша деревня Колокольцево сидит на земле Бачманова и отмежована за вас же. Только по спору Маврина и Бачманова поставлены черные столбы, а по многим резонам большая надежда видится что сии земли останутся за вами. «Мирону Антонову по межевым делам я наставления давал, соображая здешние криводушные и ябеднические обстоятельства. Живучи в ваших вотчинах, я насмотрелся, что ему против криводушников именно и надо было так поступать, как происхождение было. Пожалуй, батюшка, поступи сам великодушно, не изволишь ли просителям все земли раздать, кто чего просить будет (при генеральном размежевании 1784 года) а именно: Генералу Буткевичу 700 десятин, Мусину-Пушкину 300; Балкашину 100; и в другом месте Ласунскому, Вандомскому, Левашову, Клеопину по 170 десятин. Все эти земли старанием Мирона судом утверждены за вами. А теперь по межевой конторе остается получить от Маврина на 200 десятин; от Бачманова 500; Лупандина 150; да из дач ваших по Кривинской вотчине разными господами сведено леса более 2,000 десятин; а надежда есть, что по решению межевой конторы все земли останутся за вами. Но следует стараться. К тому же из казенных земель надлежит получить вам 1,500 десятин. Всего же вам нужно исходатайствовать себе в возврат до 4,000 десятин. Если будите великодушны и изволите требующим все отдать, то тем здесь никого не удивите. Если бы не Мирон, то пришлось бы сносить ваши деревни на другие места (а способных мест нет) и именно: Сергейково, Хомлю, Дубье, [108] Ниву, Стеглиху (Кривуху) и Колокольцово. Я рад, что все делопроизводство и жалобы к ведению вашему не доходили. «Здесь говорят, что Новгородцу нужно во 1-х…2 во 2-х холоп; в 3-х земля. А о прочем никакого рассуждения, хотя я в приказе вашим старостам и обещался прислать плети, но это только постращать. Сечь я смелости не имею и ежели с ними строго поступать с вашими крестьянами, то скоро можно их привести к бунту. Они у вас живут больше в горах3.
«Не подумайте, батюшка, чтоб я желателен к обиде ваших крестьян. Я с ними поступаю учтиво и всячески стараюсь приласкать их»4. [109]
Дальнейшая переписка Балка касается тогдашнего генерального межевания. Главные советники по межевой конторе были люди случайные и важные по словам Балка. «Они хотя и не берут взяток, писал Балк, но все таки, батюшка, сухая ложка рот дерет. Не изволите-ли приказать прислать им хотя по овчинному тулупу». Аллегория по поводу овчинных тулупов, как видно, была делом в то время общеизвестным. Очевидно и Суворов понимал, что значат — эти тулупы.
«Затем прошу вас, батюшка, и к генерал-губернатору Николаю Петровичу Архарову пожаловать отписать, чтобы просьбы наши по межеванию втуне не оставлялись.
«Здесь же в Боровичах потребно расход иметь: 1) некоторым из бедности судьям съестными припасами;. 2) секретарям уездного и нижнего земского суда деньгами; [110] 3) при платеже подушных казначею, бухгалтеру и счетчикам».
Затем, любя Мирона Антонова, ходатая по межевым делам, Балк настаивает у владельца о прибавке ему, Антонову, жалованья. Но как старик искусный и начитанный, он подходит к этому делу не прямо, а также аллегориями и притчами, и для этого пользуется историею Новгорода. Чтобы видеть, как Балк издалека настаивает о прибавке Мирону жалованья, приводим отрывок из его письма, не лишенный интереса и в наше время.
«Я читал, пишет Балк, историю, в коей написано тако:
«В Новегороде был неурожай. Люди с голоду мерли и по улицам валялись. А. продавался тогда оков хлеба, в коем было 32 меры, по 8 алтын и две деньги. Из оного окова хлеба ныне состоит 4 четверти (32 четверика). И приидоша к Нову-граду Шведов двадцать тысяч человек и облегоша великий Нов-град и выслаша к ним Новгородцы и условишася и они же шведы взяша две тысячи рублев и поидоша вспять.
«Деньги наши имеют звание. Деньга в старину значила дневную пищу; полденьги — половину дня. Копейка — скоп — служивым людям было жалованье, — гривна, две и три в год. Всего описывать много. Я видел издетска, что в Москве работников нанимали в день 3 копейки. Свой у них у работников хлеб, а не наемщиков.
«Сих ради и других резонов Мирону надлежит жалованья давать по 120 рублей в год. Ему, жене его и детям на платье, обувь и прочее едва столько станет; да ему-ж запашку иметь прежнюю и сена косить прежние участки. Во время жатвы брать на работу баб, держать лошадей и скот, сколько он хочет».
Далее Балк советует Суворову учредить в вотчине хлебный банк для бедных крестьян, которых-де обирают богатые мужички. За всякий четверик хлеба, в заем взятый у богача, скудный крестьянин ныне работает в лучшее летнее время кредитору один день, а за 10 четвериков [111] десять дней. А потом отдает хлеб сполна и притом самый лучший.
«У меня было, пишет Балк, такое же и в своих деревнях разорение и я его прекратил.
«В сем году (1784) я роздал беднякам больше тысячи четвертей. А от них буду получать долг меру верхом. Так придет у 10-ти четвериков мне целый четверик5, Сей хлеб у меня расход имеет в дачу бедным дворянам-попрошайкам. К тому же мышеед, уступка вдовым крестьянкам и у кого случай несчастный от пожару».
Благой этот совет тоже не был принят во внимание. А сделан был просто хлебный общественный магазин в пользу всей вотчины. Это однакож не мешало Суворову тратить деньги и на бедных людей-попрошаев6. Здесь интересна самая эпоха, в которую жил Суворов. Мы видим, что он очень часто не подчинялся советам тогдашних практиков. Делал он так не потому, что был человек самобытный и своеобразный, а просто потому, что был умнее умных и деликатнее самых учтивейших и деликатных современников. Притом же и средства у него были очень хорошие. Слишком же усиленные заботы его о вотчинах и внимание ко всяким мелочам, их касавшимся, объясняются кроме всего и тем еще, что уж слишком в его век обыватели деревень были невежественны.
Какая тьма была в умах старост и крестьян, видно из той же переписки. В одном месте Балк говорит: «Жалобы, мне от вас присланные, я разобрал на месте, [112] На двух солдаток показывают будто они портят людей и женщин делают кликушами. Солдаток этих с их детьми желают выгнать из вотчины. Сие пустое и скверное мщение, о чем и писать к вам подробно стыдно; За защиту солдаток сих старосты на меня рассердились. Однакож я их милости доложил, что ежели и впредь станут они или крестьяне вчинять такие дурные разгласки, то я виновных посеку в приезд мой батожьем. Сие дело пустое, как только одно невежество и нападки».
Из этого видно, что ни малейшая жалоба не оставалась у Суворова без рассмотрения. Где он не мог разобрать дело сам, там у него были следователями доверенные лица.
Из отчетов, пoдаваeмыx правителями Суворову, видно, что все они были им самим просматриваемы и поверяемы. Поэтому все тогдашние цены на жизненные потребности в 1785 и 1786 годов, какие означены в отчетах, следует принять справедливыми, так как владелец знал цену всему. История свидетельствует, что Суворов еще смолоду был назначаем к делам по продовольствию войск. Следовательно, хозяйственные познания в нем были удовлетворительные. Притом он и вообще был человек бережливый. Все это дает право думать, что правители не могли и не смели показывать неправильно цены на все вещи, ими закупаемые.
Для любопытствующих здесь прилагаем сравнительную таблицу ценностей разных предметов в прошлом веке и настоящем, по Новгородской и Владимирской губерниям, где были составляемы отчеты в конторах А. В. Суворова.
[113]
| Цены на жизненные предметы по Новгородской губернии. | |||||
| В 1786 году. | Руб. | Коп. | В 1872 году. | Руб. | Коп. |
| ассигнации | на серебро | ||||
| 1 четверть ржаной муки | — | 1 четверть ржаной муки | |||
| 1 четверть ячменя | 1 четверть ячменя от 4р. 50 к. до | — | |||
| 1 четверть овса | — | 1 четверть овса | |||
| Выделанная овчина | — | Выделанная овчина | — | ||
| Годовое жалованье работнице | — | Годовое жалованье работнице | 25-30 | — | |
| 1 пуд белой пшеничн. муки | — | 1 пуд пшеничной лучшей муки | |||
| 1 фунт постного масла | — | 1 ф. постного масла | — | ||
| 1 фун. сальных свеч | — | 1 ф. сальных свеч | — | ||
| овчинный тулуп | такой же тулуп | — | |||
| 1 аршин крестьянского сукна | — | аршин такого же сукна | — | ||
| фунт зеленого чая | — | фунт зеленого чая | — | ||
| 1 ведро простого вина | — | 1 ведро вина | — | ||
| 1 аршин холста | — | 5½ | 1 аршин холста | — | |
| Цены на жизненные потребности по Владимирской губ. | |||||
| В 1786 году. | Руб. | Коп. | В 1872 году. | Руб. | Коп. |
| ассигнации | на серебро | ||||
| 1 пуд скоромного масла | 1 пуд скор. масла | — | |||
| сотня яиц | — | сотня яиц | |||
| 1 пуд солоду | — | 1 пуд ржаного солоду | 50/60 | ||
| 1 пуд говядины | — | Пуд говядины | — | ||
| курица | — | курица | — | ||
| 1 пуд соли | — | 1 пуд соли | — |
Примечания
1 Иван Васильевич Суворов Кончанскую и Кривинскую вотчину в 900 душ с 26 тысячами десятин земли купил в 1763 году за 23,000 рублей ассигнации, как видно из самой купчей.
2 Слово, поставленное на 1-м § пункте почищено. На месте этом бумага проскоблена насквозь. Поэтому неизвестным осталось, что требуется новгородцу в первом пункте.
3 В приказе старостам Балк писал: «я за вас плутов старался и рекомендовал вас господину хорошими людьми, а вы плуты вздумали против меня делать худой умысел и поставить меня у господина вашего лгачем. Я обещал, что оброк будет в срок доставлен; но вы своею слабостию почтенные старосты меня вашего услужника вооружаете напрасно. Поберегитесь, чтоб я невидал ваших спин.
«Для винокурии приказываю нарубить лесу и перевозить его в Кончанск 4, 5 и 6 вершков в отрубе елевого и соснового; да гоньтья набить 500 гонтин; да досок топорных 100 штук 3 и 4 сажен».
Известно, что Императрица Екатерина запретила доски делать топором для экономии в строительом материале. Но Балк, как друг старины, на топорные доски смотрел по-старому, хотя и имел все способы приобресть пилы и обучить людей пилке. И все это образованными людьми делалось так недавно, что даже не пожелтели еще и чернила на их рукописях — менее 100 лет назад.
Молчал, на это смотря, и сам владелец; потому что не только топорные доски, но и огневая повсюду система была тогда в моде или вернее в полном разгаре. Справедливо то, что великие люди нередко отражают на себе и недостатки своего века.
4 «На бывшем старосте, писал в то же время Балк в вотчину Кончанскую, Кирилове 76 р. 80 к. недоимки и по слабости твоей, бурмистр, оные деньги невзысканы, то держать его Кирилова скована, пока не заплатит. Он деньгами оброчными торговал. Есть еще у вас крестьянин Сергей Гаврилов, который бороду бреет, ходит в хорошем кафтане и кушаке с ножом и ружьем, пьянствует на пиршествах, с дворянами местничается, потчует табаком и о себе разглашает, что он волшебник — словом заключить, плут, бездельник, грабитель народный и как он тебе брат двоюродный, то ты жалобщикам удовольствия не делаешь и с сего плута господской недоимки не взыскиваешь, то немедленно их взыскать».
Розог и железа владелец не терпел. Против распоряжения о Кирилове поставлена нотата, и Балку сообщено к таковым мерам никогда не обращаться.
Неудивительно поэтому, что крестьяне за такую учтивость и ласки собирались Балка застрелить на дороге из Кончанска, о чем и сам он писал Суворову. Не понравилась владельцу и злоба Балка на Гаврилова, который брил бороду, подчивался табаком с дворянами и вообще претендовал на прогресс.
Строгости к крестьянам по видимому не обнаруживают доброты Балка и его ласки. Но он был данник своего века. Другие его распоряжения показывают, что был он добрый, честный и заботливый старик, которого Суворов любил и деликатно осаживал за излишнюю ревность.
Я на руку не дерзок, писал Балк в свое оправдание. Я, ведь, только все для страха, а сам всегда держусь одной известной пословицы: «замахнись, да не ударь».
5 Всего процент в хлебе за год у Боровичского помещика Балка выходил на тысячу четвертей с лишком 100 четвертей. По тогдашним ценам, напр., на рожь 300 р. А по цене оброка в 3 рубля с души окажется, что эта спекуляция заменяла собою 100 душ крестьян. Это было не жестоко в ту пору, когда за долги и недоимки ковали людей в железо.
6 В одном отчете за это время значится: дворянину Кусакову синего сукна на камзол с рукавами по 3 р. 90 к. аршин по приказу Его Высокопревосходительства употреблено столько-то.
Глава седьмая.
Памятники, сохранившиеся о генералиссимусе Суворове в его вотчинах, и признательная в нему память нашего XIX века. — Заключение.
[114] Предание здешнее говорит, что Суворов, как сам любил разводить всюду в имениях фруктовые сады, так рекомендовал это всегда и своим крестьянам. Сколько ни тяжел климат Новгород. губернии для яблонь, вишен и прочих фруктовых деревьев, однакож, как в самой Кончанской усадьбе, так и на усадьбах многих здешних крестьян, сады эти, разводимые по идее владельца, сохранились до сих пор. По многим деревням Кончанской вотчины потомки современников Суворова наследовали и охоту к их разведению. Так, в с. Кончанском, деревнях: Дубье, Сменкове, Хрепугине и Ниве, эти сады и теперь на лицо. Правда, много они потерпели от морозов, от разных перемен с их хозяевами, но все-таки не исчезли вместе с минувшим веком. Предание относит их начало прямо к генералиссимусу. Письменные памятники также свидетельствуют, что Суворов выписывал яблочные семена из Москвы фунтами.
В Кончанской церкви хранятся два киота, из которых в одном собраны разнообразные орденские ленты генералиссимуса, а в другом ордена его и часть фельдмаршальского жезла. Всего же важнее в последнем киоте — это [115] зрительная труба, в которую полководец рассматривал диспозиции своих и чужих войск. Эта незатейливая вещица, в скромном футляре, едва ли не почтеннее всех лент и орденов. Она служила долго и верно основным идеям великого стратегика, т.е., взору, быстроте и натиску. В этой церкви также его времен и паникадило весьма простое и красивое. У одной из стен стоит мраморная плита, снятая с могилы его потомками и замененная другою с известною ее лаконическою надписью1. Здесь же в алтаре имеется на стене из серебряной вызолоченной круглой доски довольно большой образ Архан. Михаила. На нем вычеканено следующее: Всех российских Императорских войск Генералиссимусу, Римско-Императорскому генерал-фельдмаршалу князю Италийскому графу Александру Васильевичу Суворову-Рымникскому всенижайше приносит плод трудов города Якутска мещанин Ефим Петров. 5 февраля 1800 года. Оказывается, что серебряных дел мастер знаком был с героем по газетам и пожелал ему выразить этим презентом свои чувства. На главной стороне этого образа написано: Творяи Ангелы своя духи; далее прибавлены слова, напоминающие заслуги Суворова: Врагу оскудеша оружия в конец и грады разрушил ecu. Погибе память его с шумом».
В доме Кривинской вотчины сохранена кровать, на которой отдыхал этот екатерининский лев. Она из елового дерева. Возле нее два стула и стол такого же дерева — и две сабли, довольно тяжелые. Деревенская обстановка русского Катона была весьма скромная. Оба дома в Кончанске также живо напоминают Суворова. В меньшем он живал, а большой выстроен внуком после него, но [116] из бревен, генералиссимусом заготовленных в 1789 году, и на месте им предназначенном. Здесь сохраняется его диван и два портрета, с него и супруги его Варвары Ивановны, урожденной княжны Прозоровской. Портреты сделаны красками весьма натурально. На балконе дока стоят чугунные вазы с княжеским гербом также времен Суворова. Вот все, что напоминает здесь владельца Кончанского усадбища, о котором ни Россия, ни ее история не забудет никогда.
Здешние крестьяне, наслушавшись рассказов от дедов своих, и доныне уверяют, что Суворов был не простой человек, потому что-де- знал планиду. По понятиям простонародья «планиду может знать только святой, с которым и ангелы обращаются-де запросто».
Такие толки, как заметно, разнесены ветеранами Суворова, доживавшими свой век по деревням. В первой четверти нашего столетия военные люди, говорят, узнавали Суворовских солдат не столько по медалям и ответам, сколько по ногам. В постановке этих ног было что-то особенное, по замечанию старожилов2. Имя героя народного Суворову принадлежит по преимуществу. Народ не знает никаких великих наших людей, а о Суворове имеет понятие ясное и рассказами о нем интересуется.