Пленённый
https://ficbook.net/readfic/1248986
Автор: deathtoonormalcy
Переводчик: pull my heart away (https://ficbook.net/authors/436015)
Оригинальный текст: www.fanfiction.net/s/9053881/1
Фэндом: Сверхъестественное
Персонажи: Дин/Кастиэль
Рейтинг: NC-17
Жанры: Слэш (яой), Ангст, Драма, Психология, Даркфик, POV, Hurt/comfort, AU
Предупреждения: OOC, Насилие, Кинк
Размер: Макси, 91 страница
Кол-во частей: 19
Статус: закончен
Описание:
Дин Винчестер — серийный убийца с весьма специфическим моральным кодексом. Кастиэль — обычный студент, страдающий большим количеством нервных расстройств. Когда Кастиэль становится заложником Дина, и они продолжают путешествовать по Штатам вместе, они обнаруживают, что не так уж сильно отличаются друг от друга.
Посвящение:
Всем вам. (И всем им). Спасибо.
Большое спасибо автору текста deathtoonormalcy за такую работу и моей бете Burnyourheart.
Примечания автора:
Я влюбилась в эту работу с первых строк, она захватила меня полностью. Во время перевода и редактирования меня посещали сотни различных мыслей, но я ни разу не пожалела, что взялась за неё.
Разрешение на перевод получено.
Авторские предупреждения: созависимость, тревожность, насилие и кинки.
А ещё я сделал коллаж: https://4.firepic.org/4/images/2014-04/09/1odt3tupvuxw.png
Заложник
Проснувшись этим утром, я уже знаю — сегодня всё станет другим. Я чувствую это, как многие чувствуют приближение холодов, или как насекомое, которое не замечаешь до тех пор, пока оно не укусит.
Что-то произойдёт, обязательно, неизбежно, и я точно знаю: как только я выйду за порог своей квартиры, всё станет другим.
Я подъезжаю к автозаправке в нескольких кварталах от своего колледжа и содрогаюсь от цен на бензин. Я опоздаю на занятия, если не потороплюсь, я нервничаю и представляю, как все будут пялиться на меня, когда я зайду в аудиторию.
Я хмурюсь, выбираясь из машины, и вижу тусклую вывеску, приглашающую меня зайти внутрь.
Вздохнув, я иду через замызганную заправку, толкаю дверь и чувствую, как теплый воздух ударяет мне в лицо.
Обычно я заправляюсь рядом со своим домом. Там чисто и аккуратно, в отличие от этого магазинчика — одного из звеньев большой цепи с зарифмованным названием [1].
Но вкусные, леденящие артерии «слурпи» [2] оправдывают поездку сюда.
Я рассматриваю таблички на автомате, горящие яркими цветами и подписанные смешными названиями. Я игнорирую кассира, настороженно следящего за мной, вероятно, потому, что я мешаю ему смотреть маленький грязный телевизор, спрятанный под стопкой старых газет.
Я пытаюсь вспомнить, какой из этих напитков мне нравился в детстве, когда раздается громкий звон колокольчиков на двери, сигнализирующий о новом покупателе.
Находясь в обществе, я обычно сосредоточен на себе, поскольку социальная тревожность [3] не позволяет мне комфортно общаться с другими людьми. Я не смотрю по сторонам и начинаю говорить только тогда, когда ко мне обращаются.
Вот почему мне кажется крайне странным то, что я оборачиваюсь, когда открывается дверь. Я спохватываюсь, прежде чем встретиться с незнакомцем глазами, и перевожу взгляд на его грязные ботинки, ступающие по плитке в мою сторону.
Мужчина, а это мужчина, судя по дырам на его джинсах и кривым ногам, подходит ко мне.
— Какой твой любимый вкус? — спрашивает он, и его глубокий грубый голос пугает меня. Я вздрагиваю и с любопытством бросаю на него взгляд, он кажется слишком серьёзным для того, кто просто зашел в магазин за сладким.
— Вишнёвый, я думаю, — тут же отвечаю я, и прикусываю щёку. Это странно, очень странно, потому что в этот момент я должен быть занят сам собой и игнорировать этого человека.
— Не-а, — говорит мужчина и протягивает руку за стаканчиком. — Кола лучше, — продолжает он, дёргая ручку автомата, и ледяная газировка громко выплескивается в его стакан.
— Не думаю, что пробовал колу. — Я сдвигаю брови, но, должен признать, мне вполне комфортно разговаривать с этим человеком.
Мужчина не заморачивается с пластиковой крышкой, и просто делает несколько громких глотков, прежде чем протянуть стакан мне.
У меня мизофобия [4]. Я не пробую напитки. Особенно у незнакомцев.
Прежде чем я осознаю, что происходит, я беру стакан из его рук и осторожно отпиваю. Наши глаза, наконец, встречаются над кромкой стакана, когда я опускаю его.
— Вкусно, — соглашаюсь я, передавая ему стакан.
Наши пальцы соприкасаются, и я замечаю, что не испытываю потребности бежать к своему автомобилю и протирать руки дезинфицирующими салфетками.
Почему меня не волнует, сколько различной заразы может переносить на себе этот человек? Почему у меня нет панической атаки [5]? Почему я в порядке? Прежде чем я додумываю эту мысль, незнакомец одаривает меня ослепительно-белой улыбкой, и мой разум отключается.
— Я же говорил, — усмехается он и облизывает свои пухлые губы, которые на фоне его мужественного подбородка и щетины кажутся совершенно неуместными.
— Теперь я не уверен, какой мне взять.
Я прочищаю горло. И возвращаю свой взгляд к ярким маленьким значкам над дозаторами.
Я ни с кем не разговаривал так легко с тех пор, как Самандриэль навещал меня в колледже. Это было несколько месяцев назад. Сейчас я чувствую себя нездоровым, скорее, от растерянности и шока, чем из-за любого из своих расстройств.
— Проблема решена.
Незнакомец протягивает мне стакан, в котором смешаны и вишня, и кола. Они плавно закручиваются в стакане. Но, подавленный более тёмным цветом, ярко-красный напиток растворяется в коричневом.
И когда мужчина подмигивает мне, я изумлённо смотрю на него в ответ.
***
Видимо, всё происходящее следом я заслужил тем, что так беззастенчиво им увлекся.
— Бросайте оружие и выходите с поднятыми руками! — раздается из мегафона голос стоящего на парковке офицера. Я вижу другого полицейского, присевшего на корточки за моей машиной, его пистолет направлен в сторону здания.
И пока до меня доходит суть сложившейся ситуации, кассир хлопает металлической решёткой и выбегает через чёрный ход, оставив меня один на один с незнакомцем.
Из окна я вижу, как офицер полиции отводит кассира подальше от потенциально опасного места.
Посреди которого стою я.
— Вот дерьмо. — Незнакомец заставляет меня вздрогнуть. Я почти забыл о нём, пребывая в недоумении. — Они нашли меня. — Он делает глоток своего напитка. И его голос вовсе не кажется обеспокоенным.
— Ты преступник? — спрашиваю я требовательно, и горло пересыхает.
Лёгкое чувство спокойствия, которое этот человек внушил мне, начинает угасать, в груди болит, я вцепляюсь в собственную рубашку.
— Ага, — отвечает он смущенно, словно я только что отвесил ему комплимент. Я настолько впечатлён его самообладанием, что боль отступает.
Теперь, когда я оглядываю его целиком, мне начинает казаться, что я его где-то видел.
— Разве тебе не следует им сдаться? — спрашиваю я раздражённым тоном.
Должно быть, мне страшно. Я уже давно ничего не боялся. Я чувствовал отвращение, раздражение, панику, но не страх. Я не знаю, как вести себя сейчас, я видел «копов» лишь однажды и почти этого не помню.
Преступник громко ругается, и я испуганно отскакиваю от него. Ручка слурпи-автомата больно впивается мне в спину, царапая кожу. Моё сердце начинает ускоряться, и я чувствую, как из-за приближения приступа тревожности у меня начинает покалывать кожу.
— Блядь! — повторяет незнакомец, взглянув на меня глазами цвета свежей травы. Он вздрагивает и чешет затылок, ероша свои волосы. — Мозги замерзли [6], — делится он, неуклюже показывая на свою голову.
Я готов рассмеяться, ведь это абсурд, что незнакомца больше волнует «заморозка мозга», чем полдюжины человек с огнестрельным оружием, собравшихся вокруг магазина по его душу.
С улицы слышится звук вертолёта, и лицо мужчины искажается раздражением.
— Наконец-то, — ворчит он, перекатываясь из прохода, в котором мы стояли до этого, к стойке с кассовом аппаратом.
Пули пробивают пол в нескольких дюймах от его ног, и маленькие струйки дыма поднимаются в воздух от отверстий, оставленных в полу.
Незнакомец мгновенно вскрывает замок и перескакивает за стойку кассира. Он щёлкает по каналам телевизора, пока не находит выпуск новостей.
— «…серийный убийца Дин Винчестер находится на заправочной станции в Орхид-Таун, Небраска. В ближайшее время власти собираются…» — Дин строит гримасу, убавляет громкость и делает ещё один глоток своего «слурпи».
— Слыхал? — спрашивает он, и некоторое время я не могу сообразить, что он разговаривает со мной. Я киваю, когда он оборачивается ко мне. — Они поставили только двух офицеров у задней двери. Идиоты, — бормочет Дин себе под нос. — Наш лучший выход — через чёрный ход, — решает он, наблюдая за прямой трансляцией с вертолёта, кружащего в небе.
— Наш? — мой голос обрывается, и Дин оглядывается на меня через плечо, прислоняясь к прилавку. Его ослепительно-белая улыбка внезапно становится похожа на улыбку маньяка.
— Да, ты мой заложник, — заявляет он.
***
Хотя я ненавижу того человека, который держит меня в заложниках и заставляет ползти по грязному полу, чтобы полиция случайно не подстрелила меня, я не могу не восхищаться его находчивостью.
Он быстро находит на полках магазина ингредиенты, необходимые для нашего побега. Немного сахара, алюминиевая фольга и пуля из его пистолета. Ножом он отковыривает донышко патрона и высыпает порох в остальную смесь.
Он засовывает руки в большие карманы своей кожаной куртки, и с щелчком открывает металлическую Zippo, расплавляя что-то.
— Что это? — спрашиваю я медленно и нервно. Я громко сглатываю и вытираю потные руки о свои джинсы.
— Дымовая шашка. Впечатляет, да? — хвастается Дин, засовывая пистолет за пояс джинсов. Он смотрит на меня, и что-то мелькает на его лице, от чего он усмехается. — Надень это, ага? — он бросает мне что-то, и я неуклюже пытаюсь поймать. Я рассматриваю наручники, прежде чем поднять на него глаза.
— Ты хочешь, чтобы я сам себя обездвижил? — с сомнением спрашиваю я.
— Конечно. — Дин усмехается, поигрывая бровями, и я не понимаю этого. — Это не слишком сложно, просто… — он вскрикивает, когда пуля попадает в то место, где только что была его нога. Он отбегает вперёд и кидает на меня взгляды, полные излишнего веселья.
— Это действительно пули, — с сарказмом напоминаю я ему, и он пожимает плечами.
Дин абсолютно нелеп со своим отсутствующим чувством самосохранения. Он совершенно безумен и хочет, чтобы я стал его заложником. И как-то запоздало я понимаю, что, скорее всего, умру.
Не нужно было мне выходить из своей квартиры.
— Делов-то. В меня и раньше стреляли, — комментирует Дин, склонившись над своей дымовой шашкой. Он посматривает на меня каждые пять секунд из-под своих ресниц, словно проверяя, тут ли я ещё.
— В тебя стреляли? — у меня сбивается дыхание.
Самое серьёзное повреждение, с которым я сталкивался, был вывих лодыжки, когда Габриэль толкнул меня в детстве.
— А в тебя нет? — спрашивает Дин искренне удивляясь, словно отсутствие подобного опыта в моей жизни кажется ему странным. Я собираюсь ответить ему, когда полиция снова использует мегафон:
— Дин Винчестер, выходите с поднятыми…
— О, заткнись, — прерывает его Дин, выбрасывая дымовую шашку прямо в парадную магазина.
Комната быстро наполняется дымом. Я кашляю и тянусь прикрыть рот, когда две сильные руки хватают меня за запястья. Дин притягивает меня к себе, и я резко вдыхаю воздух. Я кашляю, и Дин защёлкивает на моих запястьях металлические кольца. Я пытаюсь сопротивляться, но он крепко удерживает меня, аккуратно завязывая тканью мой рот.
— Не вырывайся, — говорит он мне прямо в ухо тихим и интимным голосом.
Я извиваюсь, я практически сижу на его коленях. Я чувствую себя некомфортно, когда нахожусь так близко к чужим людям. Но ощущение тёплого сильного тела, которое, стараясь защитить, прижимается ко мне, непривычно и приятно.
Мои глаза жжёт, и я снова кашляю.
Дин хватает меня за затылок, прижимает моё лицо к своей груди, чтобы заглушить кашель, и в этот момент полиция штурмует магазин. Они пробегают мимо нас, пока мы прячемся, сидя на корточках у чёрного хода.
Дым очень густой, и Дин пользуется этим для того, чтобы незаметно выскользнуть из магазина. Его рука плотно обхватила меня за талию, я стараюсь вырваться, но он держит меня слишком крепко.
Я ненавижу, когда до меня дотрагиваются.
— Чисто! — кричит офицер.
— Он свалил через чёрный ход, — сокрушается другой, но уже слишком поздно.
Дин уже затолкал меня в старый автомобиль и умчался, оставляя позади нас облака дыма. Видимо, он зажёг ещё одну дымовую шашку. Я слышу, как офицеры перекрикиваются о том, что необходимо помочь мне, но уже слишком поздно. К этому времени я вполне мог оказаться мёртвым.
***
Автомобиль громкий. Его грохот отдаётся вибрацией в моих костях. Как глубокий массаж после того хаоса, что творился на автозаправочной станции.
Мои руки по-прежнему скованы за спиной, но повязку со рта Дин снял сразу же, как только мы выехали на автостраду. С тех пор я молчал.
Дин подпевает классическому року, допивая то, что осталось от его «слурпи». Меня одинаково раздражает и впечатляет это: несмотря на суматоху, он умудрился забрать его с собой.
— Ты убьёшь меня? — спрашиваю я тихо, настолько тихо, что он мог и не расслышать мой вопрос.
Я уже знаю ответ. Дин прекращает напевать и поворачивается ко мне. Его дыхание пахнет искусственным сахаром.
— Я этого не планировал, — отвечает он, монотонно постукивая пальцами по рулю.
Я делаю медленный глухой вдох.
— Ты — серийный убийца, — напоминаю я ему и зажмуриваюсь, словно это слово повергнет его в приступ бешенства. Но Дин не реагирует.
Я делаю ещё несколько глубоких вдохов, чтобы успокоиться, и, кажется, чувствую, как приступ начинается у меня самого.
— Я не собираюсь делать тебе больно, — аккуратно говорит Дин. Кажется, я слышу южный акцент в его речи, и почему-то это успокаивает меня. — Если ты не вынудишь меня, — добавляет он, озадаченно хмурясь и поджимая губы.
— Я видел твой фоторобот в новостях… Они говорили, ты убил больше пятидесяти человек, — выпаливаю я, сжимая пальцы вокруг наручников, которые все еще скрепляют мои запястья. Мои глаза прикованы к Дину, словно в ту же секунду, как я отвернусь, он на меня нападёт.
Изучение человеческих лиц помогает мне успокоиться, поэтому сейчас я считаю веснушки Дина, чтобы не впасть в безумие.
— Чушь собачья! — рычит Дин.
Я чувствую, как во мне оживает надежда: возможно, всё это недоразумение, Дин был просто невинным свидетелем.
— Ты меня не узнал! — Дин наклоняется, шарит рукой в бардачке и вытаскивает оттуда помятую копию фоторобота. — Художник — отстой! В жизни я выгляжу намного лучше, чем здесь.
Дин трясёт бумажкой прямо перед моим носом, чтобы я убедился в этом. Я смотрю на рисунок, на Дина, и снова на рисунок.
— Они преувеличили количество твоих веснушек, — соглашаюсь я.
Дин очень привлекателен, более чем привлекателен, возможно, даже красив. У него длинные ресницы, золотистые веснушки и военная стрижка, которая поразительно контрастирует с его жизнерадостностью.
— Ты чертовски прав. И нос у меня не такой большой, — ворчит Дин, засовывая лист обратно в бардачок. Что тоже верно: нос у Дина прямой, с небольшой горбинкой — возможно, когда-то ранее он был поломан. На рисунке горбинка больше и нос скошен на бок.
Долгое время мы сидим в тишине. С каждой секундой Дин раздражается всё сильнее.
— И как тебя зовут? — неловко спрашивает он, его глаза избегают встречи с моими, и он отводит их в сторону.
— Кастиэль, — ровно отвечаю я, пытаясь пошевелить затёкшими плечами.
— Каста-что? — фыркает Дин, метнув в меня взгляд.
— Кас-ти-эль, — проговариваю я четче, Дин шевелит губами, и я наблюдаю, как он беззвучно повторяет моё имя, прежде чем мотнуть головой.
— Я буду звать тебя Кас, — решает он, почёсывая сзади свою шею. Его жест внезапно заставляет мою шею зачесаться тоже, и я неловко выгибаюсь.
— Не мог бы ты снять наручники? — умоляюще спрашиваю я.
— Зачем? — Дин взглядывает на меня взволнованно. — Тебе больно?
— Я не думаю, что их создавали с намерением сделать удобными, — невозмутимо отвечаю я. Это заставляет Дина улыбнуться, и я замечаю, что копирую его жест.
Дин сворачивает на обочину дороги.
— Не пытайся что-нибудь выкинуть, ясно? У меня есть пушка, — Дин встречается со мной взглядом, когда наклоняется освободить мои руки.
Я смотрю на него, и он замирает. Его взгляд падает на мои губы, он быстро расщёлкивает наручники и садится обратно на своё место.
Я растираю покрасневшие запястья, мы возвращаемся на дорогу.
— Ты не боишься меня. — Дин произносит это как утверждение, но в глубине таится вопрос.
— Я думаю, ты снизил мою восприимчивость. У меня множество расстройств, и я думаю, что мое тело было неспособно справиться со стрессом, и я закрылся. По крайней мере, такова моя теория, — бормочу я, разглядывая Дина из своего угла.
Он ухмыляется.
Между нами снова воцаряется тишина. Я тереблю край своего свитера, рассматривая Дина в его кожаной куртке и изношенных джинсах. Должно быть, мы забавно смотримся вместе. Я в опрятной одежде, мои волосы расчёсаны и уложены. А у Дина под курткой мятая рубашка и потёртые заляпанные ботинки.
— Сколько тебе лет? — спрашивает Дин, потянувшись вперёд и выключая радио, хотя его и так почти не было слышно.
— Двадцать, — отвечаю я, и Дин издает короткий, почти горький смешок.
— Столько же, сколько и моему брату. — Он потирает лоб. Смотрит на меня и поворачивается обратно к дороге. — Он учится на адвоката.
— Он в курсе, чем ты занимаешься? — мой тон не оставляет сомнений в том, что я не одобряю его действий.
Дин пожимает плечами и снова улыбается.
— О да, иногда он даже помогает мне.
— Помогает тебе убивать людей, — проясняю я и съёживаюсь, как только произношу это слово. Запоздало понимаю, что выражать презрение к известному убийце — не лучший способ сохранить себе жизнь. Я должен научиться держать свой язык за зубами, но мне никогда не приходилось тренировать этот навык.
— Не людей, Кас. Тварей. Это, своего рода, семейное дело, — беззаботно говорит Дин, отмахиваясь от меня. То, что Дин — идейный убийца, должно было напугать меня ещё больше, а он даже не потрудился сделать вид, что это не так.
Я всё ещё не знаю, что мне сделать — выпрыгнуть из машины или умолять его отпустить меня.
Я стараюсь вспомнить больше о Винчестерах. Их постоянно показывали по новостям.
Ещё до того, как там появился Дин, его отца обвиняли в нескольких непредумышленных убийствах. Но Дин… Дин просто ужасен в своих деяниях, он подвергал пыткам большинство своих жертв.
— Люди — не твари, — отвечаю я, уверенно глядя на него. Меня растили в крайне религиозной семье. В колледже я разубедился в большинстве тех суждений, которым учила Церковь. Но я всё равно оставался человеком веры.
— Ты не знаешь, чем я занимаюсь. Тебе так не кажется, Кас? — спрашивает Дин и снова встречается со мной взглядом, снисходительно улыбаясь. Это заставляет меня раздражённо ощетиниться.
— Ты убиваешь… людей, — повторяю я хрипло.
Я запинаюсь, и этого хватает для того, чтобы глаза Дина загорелись. Я вижу его хищный взгляд, тот самый, который видят его жертвы перед смертью. Он смотрит на меня, как волк на ягнёнка.
Мне нужно было бежать от этого человека, а не обсуждать с ним ценность человеческой жизни.
Не пытаться спасти его.
Мои мысли путаются.
— Я не убиваю людей. Я убиваю убийц, — и сногсшибательная улыбка Дина совершенно расходится с тем, что он только что сказал.
__________________
1. Имеется в виду крупная сеть небольших магазинчиков «7-Eleven», весьма распространённая в Штатах и Канаде, и ещё 17 странах мира [https://ru.wikipedia.org/wiki/7-Eleven]
2. Слурпи (Slurpee) — популярный полузамороженый прохладительный напиток, разливаемый автоматами-дозаторами. Кому-то окажется знаком по сериалу «Glee». Состоит изо льда и соды и имеет огромное количество различных вкусов. Собственно, торговая марка «Slurpee» принадлежит компании "Seven-Eleven" и продаётся только по этой сети [https://en.wikipedia.org/wiki/Slurpee]
3. Социальная тревожность — почитать можно здесь [https://ru.wikipedia.org/wiki/Тревожное_расстройство_личности]
4. Мизофобия — навязчивый страх загрязнения либо заражения, стремление избежать соприкосновения с окружающими предметами [https://ru.wikipedia.org/wiki/Мизофобия]
5. Паническая атака (вегетативный криз) — необъяснимый, мучительный для больного, приступ тяжёлой тревоги, сопровождаемый страхом, в сочетании с различными вегетативными симптомами [https://ru.wikipedia.org/wiki/Паническая_атака]
6. Заморозка мозга — или обморожение мозгов, или «замерзший мозг» (англ. brain freeze) — англоязычный термин; головная боль, которая возникает из-за резкого расширения мозговой артерии, после употребления холодных продуктов [https://en.wikipedia.org/wiki/Ice-cream_headache]
Паника
Оглядываясь назад, можно легко понять, что сделало Дина Винчестера таким необычным. Он окутан тайной, его семья предана друг другу, а их история трагична. Когда Дин был ещё ребёнком, его мать стала жертвой серийного убийцы, которого полиция отпустила за «отсутствием доказательств». Джон Винчестер взял закон в свои руки, выследил маньяка и расправился с ним. Это положило начало их «семейному делу». С тех пор они ездили из города в город, выискивали серийных убийц, случаи странных смертей, всё в таком роде. В общей сложности Джон успел совершить тридцать убийств, прежде чем его посадили.
На счету Дина убийств было больше шестидесяти.
Но, честно говоря, своей популярностью Дин обязан не истории злодея с трагичной судьбой и не имиджу «плохого мальчика». Всё дело в его красоте. Я никогда не симпатизировал людям из-за их внешности, но Дин — слишком красивый. Он похож на актёра из 50-х, с дерзкой улыбкой и взъерошенными волосами. А его незабываемые зелёные глаза — потрясающе прекрасны.
Если бы только он мог закрыть свой рот.
— Чувак! Я люблю эту песню! — сообщает Дин, перекрикивая радио.
Он орёт, а из колонок грохочет рок-н-ролл. Меня уже проинформировали, что всё выпущенное после восьмидесятых, «сосёт».
— Жить проще! Жить свободней! Сезонный билет в один конец! [7] — ревёт Дин, кивая головой в такт тяжёлым басам.
Я тяжело вздыхаю и отворачиваюсь к окну. Мне всегда казалось, что серийный убийца должен быть опасным, обольстительным. А не идиотом, слушающим AC/DC и поедающим чизбургеры.
Когда песня заканчивается, Дин сбавляет громкость — ровно настолько, чтобы она не вызывала головную боль.
— Когда я смогу вернуться домой? — спрашиваю я.
Прошло почти три дня с тех пор, как он взял меня в плен. Девяносто процентов времени мы находились в дороге. Дин останавливался только для того, чтобы достать нам еды, и перед выходом он каждый раз надевал солнечные очки и бейсболку. Когда его глаз не видно, сложно его узнать.
— Не знаю, мне, вроде как, не хватало компании. Хотя ты и не очень разговорчив, — обаятельно улыбается он, и я хмурюсь в ответ.
— У меня учёба, жизнь. Я здесь не для того, чтобы развлекать тебя, — медленно говорю я, всё ещё ожидая, что он взорвётся. Что Ганнибал Лектер вылезет наружу, и озорная улыбка превратится в гримасу маньяка.
— Считай, что у тебя ранние весенние каникулы.
Дин снова делает музыку громче, и наш разговор на этом заканчивается.
***
Дин подъезжает к мотелю. Последние три ночи мы спали в машине, Дин сворачивался на переднем сиденье на пару часов, а потом снова брался за руль. Мне жизненно необходим душ, а Дину — хотя бы переодеться и почистить зубы.
Мы приближаемся к маленькому скрюченному отелю, фары гаснут, и Импала глохнет. Я передаю Дину его кепку, он натягивает её на голову.
— Номер на двоих, — улыбается Дин парню за стойкой.
На вид тому всего на несколько лет больше, чем мне, может быть, двадцать с чем-то. Он одет в панковском стиле, волосы торчат дыбом, а глаза подведены снизу.
— Общий или раздельный? — спрашивает он, не проявляя к нам особого интереса.
Я отвожу взгляд в сторону. Не знаю, почему я до сих пор не попытался сбежать. У меня было много возможностей; мимо нас проезжали машины, которым я мог бы подать знак. Я мог бы поймать попутку, когда Дин засыпал. Вчера в закусочной Дин оставил меня за столиком одного, пока ходил в уборную. Он даже не удосужился мне пригрозить.
— Раздельный, — говорит Дин, выуживая из своего кармана бумажник, бросает помятую купюру на стойку и хватает ключ.
Я следую за ним в комнату. В ней так же грязно, как и снаружи. Воздух застоялся, а от стен отслаиваются обои.
— Дом, милый дом, — ухмыляется Дин, кидая свою большую армейскую сумку на кровать у двери. — Хочешь пойти в душ первым? — спрашивает он меня и захлопывает ногой дверь, когда врывается холодный ветер. Я не могу с уверенностью сказать, в каком штате мы сейчас, но с каждым днём становится всё холоднее.
— Могу я одолжить у тебя одежду? — нерешительно спрашиваю я и хмурюсь.
Не знаю, почему я должен чувствовать себя неловко, ведь у меня с собой ничего нет только потому, что этот идиот начал со мной разговаривать о дурацких слурпи.
— Конечно, а завтра мы cможем достать тебе что-нибудь.
Он бросает мне рубашку, джинсы и чистые белые трусы. Я шарахаюсь в сторону, и вещи падают на кровать, я начинаю их собирать.
— Я… Я не могу надеть это, — заикаюсь я.
— Почему? Размером велики? Может быть, у меня завалялось в багажнике что-то, что мне стало мало…
— Я не могу спать на этих кроватях, — у меня приступ.
Мир сужается до размеров кровати и одежды, и это невыносимо. На кровати пятна, я не могу спать на ней, она мерзкая и грязная, я не могу. Я пячусь, и комод царапает стену, когда я врезаюсь в него. Я роняю одежду на пол, потому что она касается моей кожи.
— Что случилось?
Голос Дина спокойный, он якорь, удерживающий меня, пока мой разум подсчитывает количество микробов в отелях. Болезни, вирусы, они подкрадываются ко мне. Маленькие проворные бактерии скользят по моим рукам. Я задыхаюсь.
— Эй-эй, успокойся.
Дин не паникует, что даже в нынешнем состоянии я нахожу удивительным. Большинство людей попадают под влияние моих припадков, они слушают мой бред и позволяют ему воздействовать на них. Но Дин спокоен, его лицо сосредоточено, большие мозолистые руки держат меня за предплечья. Я вцепляюсь в него, потому что приступ пожирает меня. Я задеваю его бровь ногтём. Дин даже не вздрагивает, просто сильнее удерживает меня и опускает мои руки.
— Поговори со мной, — уговаривает он меня, и, к своему удивлению, я подчиняюсь.
— Я не могу спать на гостиничных кроватях, они грязные.
Я задыхаюсь, Дин серьёзно кивает. Ни капли жалости, которую я привык видеть в глазах других.
— Я принесу тебе простыни, ладно? Я принесу какие-нибудь чистые трусики, хочешь, чтобы я постирал одежду, пока ты будешь в душе? — его голос беспечный и дразнящий, и я киваю ему.
Мои зубы перестают стучать и сведенные мышцы расслабляются, Дин держит меня за плечи. Он смотрит на меня с любопытством, там, куда я ударил его, идёт кровь.
— Пожалуйста.
Он отводит меня в ванную комнату, и я оборачиваю полотенце вокруг талии, прежде чем отдать Дину свою грязную одежду. Он принимает её.
— Я скоро вернусь, ладно? — он улыбается, взгляд пробегает по моей голой груди.
Я скрываюсь за дверью и киваю. Я могу уйти, могу дождаться, когда хлопнет дверь, броситься к панку у стойки регистрации и попросить его вызвать 911.
Когда хлопает дверь, я захожу под тёплые струи душа.
***
Сидя на новых простынях, с чистым одеялом, которое Дин достал из багажника и выстирал в прачечной, я не могу избавиться от мысли, что тот, кого я посчитал распоследним дебилом, оказался самым надежным человеком, с которым я когда-либо сталкивался во время припадков. Дин даже не упоминал о произошедшем, он лежит развалясь на своей кровати, а его внимание приковано к старому вестерну, найденному на одном из каналов.
— Я очень признателен тебе за помощь, — медленно говорю я, когда начинаются титры.
Дин засовывает в рот кусок вяленой говядины. Он ест прямо в гостиничной постели. Он не сменил свои простыни, и мой желудок скручивается от отвращения.
— Нет проблем.
Дин разминает шею, щёлкая по каналам. Он не смотрит на меня. В комнате пахнет мылом из душа, которое, к счастью, было запечатано. Одежда Дина висит на моём, более худощавом, теле, а трусы то и дело соскальзывают с бедёр на мой зад.
— Тебе не интересно, что со мной не так? — я прижимаю к груди новую подушку, она пахнет чистым хлопком. Я морщусь, когда мой мозг начинает перебирать всевозможные антисанитарные условия, в которых эта подушка могла изготавливаться. Я сосредотачиваюсь на Дине.
— У каждого свои демоны. — Дин пожимает плечами и чешет нос.
Я вижу царапины на его щеках и лбу. Это я их сделал.
— Мои — микроскопические и повсюду, — бормочу я.
Голова Дина отрывается от подушки, он долго смотрит на меня, а затем взрывается хохотом. Я не могу не улыбнуться в ответ.
***
Я просыпаюсь от ощущения на себе чьего-то взгляда. Паника заполняет мою грудь. Я лежу в тёмной комнате, и на мгновение мне кажется, что я дома, в своей чистенькой квартире. Но зелёные глаза, глядящие на меня через всю комнату, отражающие, как кошачьи, уличный фонарь, тускло сияющий за окном — определенно не из моей привычной среды. Я неуклюже усаживаюсь, я спал на животе. Моя футболка задралась до лопаток, а пижамные штаны сползли, оголив верх задницы.
— Что случилось? — спрашиваю я хриплым ото сна голосом.
Дин не говорит ни слова. Он встаёт с постели и выходит из комнаты, плотно закрыв за собой дверь. Я проваливаюсь обратно в сон.
Когда я просыпаюсь снова, солнце ярко светит сквозь шторы. Я тянусь за аккуратно сложенными на столе джинсами, они тоже принадлежат Дину. Я залезаю в его сумку в поисках ремня, потому что джинсы сползают с моих узких бёдер. Поношенная фланелевая рубашка странно ощущается по сравнению с опрятными свитерами, которые я привык носить, но она чистая и пахнет мужским запахом, так что я не жалуюсь.
Я выхожу из номера, раздумывая, куда пропал Дин. Пересекаю парковку и отправляюсь к стойке регистрации. Дин выходит из чьего-то номера. Он наклоняется к панку и что-то шепчет ему. Парень смеётся и коротко ухмыляется ему, прежде чем развернуться и закрыть за ним дверь. Гордой походкой Дин идёт обратно к нашему номеру, но тут замечает меня и застывает на месте.
— Привет, — неловко здоровается он, засовывая руки в джинсы.
Я озадаченно моргаю.
— Здравствуй.
Глаза Дина смотрят куда угодно, но только не на меня. Это раздражает. Он — известный серийный убийца, он не должен стесняться. В этом нет смысла. Мне не нравится, когда что-то не имеет смысла.
— Ты говорил, что сегодня мы сможем купить мне одежду, мне кажется, твоя для меня слишком велика.
Я показываю на широкий воротник его рубашки. Он намного больше, чем нужно.
— А, да, конечно. У меня не так много денег, но мы можем купить тебе какие-нибудь джинсы и бельё, — пожимает он плечами и показывает мне следовать за ним в машину.
Дин привозит меня в небольшой торговый центр. В торговых центрах есть видеокамеры и охрана. Дин — безрассудный. Мне это совершенно не нравится.
— Не могу поверить, что тебе так долго удавалось скрываться от полиции, — лениво жалуюсь я, пока он рассматривает джинсы и кривится от цен.
— Ну, не все считают меня преступником. — Дин вытаскивает пару джинсов и прикладывает их к своим кривым ногам. Его губы выражают высшую степень одобрения, пока он не замечает цену и не издает стон. — Чувак, я ненавижу торговые центры. Здесь дорого, — выпаливает Дин, откладывая джинсы обратно на полку, и засовывает руки в карманы, надувшись. Он бы предпочёл отправиться в какой-нибудь комиссионный магазин или на барахолку. Я отказываюсь даже близко подходить к одной из этих помоек.
— Что ты имеешь в виду? — любопытствую я, выглядывая из-за стойки с уцененными футболками.
— Я не любитель покупать шмотки. Мои такие старые и изношенные, что я думать забыл, как дорого это дерьмо сто…
— Нет, в смысле… Ты сказал, что не все считают тебя преступником, — уточняю я. Дин отрывается от разглядывания вульгарных золотых часов.
— Сам подумай, Кас, — это прозвище ново для меня, но уместно. «Кастиэль» звучит слишком сложно и длинно для незатыкающегося рта Дина. — Никто не хочет пачкать руки, понимаешь? Каждому хочется быть героем. Кроме меня, приятель. Я знаю свою цель, и если мне нужно будет убрать педофилов и насильников с улиц, я это сделаю, — пожимает плечами Дин.
Он передвигает вешалки, пока ему это не наскучивает, и облокачивается о стену. Его взгляд следует за симпатичной блондинкой, прогуливающейся мимо вешалок.
— Ты серийный убийца, Дин.
Я не знаю, зачем я это говорю. Это глупо, я не должен вести этот разговор, он может вывести его из себя. В ответ Дин ухмыляется.
— Меня называли и хуже. Я просто делаю свою работу. Она отстой, уж поверь мне. Но я ложусь спать в здравом уме.
— И с кровью на руках, — добавляю я, хмуро глядя на него.
Я могу закричать, торговый центр полон людей, мне помогут. Я могу сбежать и вернуться домой, к безопасности, чистоте и спокойствию. Но мне интересно, что движет этим человеком. Что заставляет его думать так необычно. Как он может вести себя легко и простодушно, если он в самом деле пытал людей. В этом нет смысла. Я должен получить ответы.
— И это тоже, — усмехается он, следуя за мной к кассе, когда я выбираю себе несколько вещей.
Я должен решить головоломку под названием Дин Винчестер.
__________________
7. AC/DC — Highway to Hell
Фобия
Дин бросает сумку в багажник Импалы и громко захлопывает крышку. Дин даже простые вещи не может сделать, не создавая при этом шума.
— Готов? — спрашивает он, разминая плечи.
Я касаюсь карманов моих новых джинсов и киваю. Я чувствую себя здоровым. Дин бегло оглядывает меня и садится на водительское место. Мне снова приходит в голову, что, наверное, мне следует сбежать или хотя бы попытаться. Но я усаживаюсь рядом. Я разворачиваюсь к Дину и поджимаю губы.
— Куда мы едем? — спрашиваю я его негромко. Он пожимает плечами, глядя в зеркало дальнего вида, и выезжает с парковки на дорогу.
— Не знаю. А у тебя есть пожелания? — он поворачивается и одаривает меня широкой улыбкой. Я в ответ хмурюсь.
— У тебя разве нет на примете людей, которых нужно наказать?
Сарказм в моём голосе бьёт через край, но Дин не обращает на него никакого внимания. Он только закатывает глаза и пожимает плечами.
— Мне придётся залечь на дно на пару дней.
Он вдавливает педаль газа, и я стараюсь не думать о том, с какой скоростью мы сейчас едем.
***
Несмотря на то, что мы с Дином абсолютные противоположности друг друга, есть кое-что, в чём у нас полное взаимопонимание: чизбургеры. Я впиваюсь зубами в булку, мясной сок наполняет мой рот, оттеняя острый вкус сыра. Я мычу от удовольствия, и Дин смеётся.
— Хороши, да?
Он улыбается с набитым ртом, и я морщусь. Я нарочито громко проглатываю и вытираю подбородок салфеткой, показывая ему, что такое хорошие манеры, и только затем начинаю говорить.
— Очень вкусно, — соглашаюсь я, и его улыбка становится ещё шире.
Мы сняли комнату в отеле неподалёку от бара, в который Дин насильно меня затащил. Перед этим мы провели в дороге два дня. Дин положил свежие простыни и чистое одеяло на одну из кроватей, пока я принимал долгий горячий душ.
— Нам нужно сыграть в бильярд после того, как поедим, у меня заканчиваются деньги, — говорит Дин, кивая в сторону стола, вокруг которого толпятся здоровенные мужчины в кепках.
От одной мысли о том, сколько рук касались бильярдного кия, мой желудок снова скручивается. Дин выглядит безмерно счастливым.
— Я не могу, — шепчу я, глядя на свой бургер.
Дин поникает немного, но его улыбка остаётся на месте.
— Это круто, сможешь посмотреть, как работает профи, — подмигивает мне Дин, запихивая ещё один большой кусок бургера в рот.
Я закатываю глаза, но во мне появляется чувство вины. Это смешно. Я не должен чувствовать себя виноватым из-за того, что не могу поиграть с известным серийным убийцей.
Дин специально выбрал бар, в котором из-за густого сигаретного дыма и приглушённого света сложно разглядеть черты его лица. К счастью, он прислушался к моим лекциям о незаметности.
— Идём, — машет мне руко