Ксения Николаевна Баштовая Надежда Григорьевна Федотова
–
Глава первая
Матильда.
‘Хочешь умереть ‑ затей спор с полукровкой’. Народная мудрость, однако. А народ, что ни говори, ошибается редко… И вот теперь пора, похоже, проверить эту мудрость на себе…
Я бы и не решилась никогда на такое, но порой бывает, что обстоятельства оказываются сильней тебя. Настолько сильнее ‑ что горло перехватывает от слез, но при этом надо держать себя в руках и хранить на лице улыбку. Уж чему‑чему, а этому, за двадцать лет жизни, дарованной каждому из смертных Матерью Рассвета, да пребудет она с нами, я научилась в совершенстве.
‑Матильда, ты меня слушаешь? ‑ бархатный голос Шемьена задел какие‑то струнки в моей душе, на глаза вновь навернулись слезы, но уже через мгновение я вновь вернула на лицо маску спокойствия. Подняла на некогда любимого супруга взгляд:
‑Разумеется, милый. Я вас прекрасно слышу.
Он вздрогнул, как от пощечины:
‑Я… Я не понимаю! Матильда, я…я просто поступаю, как честный человек! Я дал тебе… тебе, не вам, я не хочу переходить на такое обращение!.. Дал тебе свое имя, но сейчас события оказались сильнее меня, и я просто вынужден… Это мой долг! Я не могу позволить, чтобы какой‑то милез подумал, что слово дворянина ничего не стоит! Я…
‑Я все понимаю, ‑ он затих, но если бы кто знал, каких усилий мне стоило сказать эти короткие слова… ‑ Я прекрасно вас понимаю. Я понимаю, что только злое колдовство заставило вас сесть за ломберный стол…
‑Я этого не говорил! ‑ вспыхнул супруг.
Я позволила себе слабую улыбку:
‑… за ломберный стол. Не менее злое колдовство послало вам не те карты, ‑ горло перехватывало от слез, но я нашла силы говорить спокойно. ‑ И уж конечно же не менее злое чародейство заставило вас после очередного проигрыша поставить на кон меня.
‑Я не говорил, что это колдовство! ‑ голос сорвался на визг.
Он опять обтрепал все манжеты. Надо будет сказать Элуш. Пусть проследит, чтоб починили.
‑А что же это может быть? ‑ я что‑то автоматически крутила в руках. ‑ Конечно, колдовство. Разве вы, Магьяр Шемьен, гвардеец Тарского полка, могли проиграть в карты свою супругу иначе как под действием злых чар?
Ты не имеешь права плакать, Магьярне Калнас Матильда. Слышишь? Ты не имеешь права плакать.
Раздался сухой треск. Надо же… Я сломала свой веер…
Муж замер, хватая ртом воздух и не зная, что сказать. Возможно, он ожидал моих слез. Может, надеялся, что я начну кричать. Не знаю.
Обломки веера полетели в угол ‑ слуги потом уберут. А мой короткий жест, похоже, и стал решающим.
‑Ваш будущий супруг приедет через три дня, ‑ надо же, он тоже перешел на ‘вы’.
Шемьен отвесил короткий поклон и выскочил из комнаты, хлопнув дверью.
Все, что мне оставалось после этого ‑ разреветься, спрятав лицо в ладонях.
…Надо быть честной хотя бы с собой. Мои проблемы начались не сегодня, когда Шемьен проигрался в пух и прах, и даже не вчера, когда он сел за ломберный стол.
Все началось гораздо раньше. Три года назад.
Мне тогда едва‑едва исполнилось семнадцать лет. Тарский лейб‑гвардии полк прибыл на постой в славный город Арпад… И вечером, на балу, я увидела его… Магьера Шемьена… Ему было уже двадцать три. Он прекрасно танцевал, непринужденно кланялся, держал себя как настоящий дворянин… Я не устояла перед его чарами.
Мой отец с самого начала был против нашего брака. Хорошо хоть перед алтарем Матери Рассвета не проклял. Он сразу говорил, что Шемьен, как младший сын в семье, не имеет никакого права на получение наследства, а значит ‑ просто гонится за моим приданым. Я не поверила.
И теперь расплачиваюсь за свою глупость.
Шемьен только в течение первого полугода изображал, что любит меня. Цветы, серенады, страстные поцелуи… Все это закончилось, едва зарядили первые осенние дожди. Нежно любимый супруг, уволившийся из полка сразу после свадьбы, начал пропадать на охотах, спускать деньги за карточным столом, рассказывать, что чем‑то занят. Служанки шушукались о его неверности…
Я закрывала на это глаза. Надеялась, что он образумится. Оплачивала его долги и лечила его раны после дуэлей. А сегодня утром, в светлый праздник Зеленого Отца, Шемьен сообщил, что этой ночью он проиграл меня в карты.
Меня! Урожденную кнесну де Шасвар! В карты! Как простую крестьянку!
Получается, через три дня, меня разведут с Шемьеном и обвенчают… С кем? Я ведь даже не знаю, кому он меня проиграл. Обронил в разговоре, что выиграл какой‑то милез, но это ведь не обязательно значит, что победитель происходит из Фирбоуэна. Это могло быть просто ругательство, оскорбление в конце концов.
Великая Мать, какой ужас…
Истерика у меня длилась долго. Пару раз в комнату заглядывала Элуш, явно хотела что‑то сказать, но, увидев меня в слезах, вновь куда‑то убегала.
В конце концов, я поняла, что не смогу. Не смогу я прийти под своды храма, не смогу согласиться на развод, не смогу, в конце концов, обвенчаться неизвестно с кем! Я кнесна, а не крестьянка! Я вольна сама выбирать, с кем мне связать судьбу!
Пальцы медленно коснулись висевшего на шее золотого образка. На одной стороне: изображение той, что дает начало всему ‑ изображение Матери Рассвета, а на другой ‑ все трое богов ‑ Мать Рассвета, Зеленый Отец и Вечный Змей у их ног. Вечный Змей, принимающий всех умерших… Что ж. Я вольна сама выбирать. И я выбираю. Лучше умереть… лучше умереть… лучше…
Яды я отсеяла сразу. Это слишком ужасно. Кинжал? Ни за что! Нет, конечно, у меня есть при себе небольшой клинок, благо, современная мода позволяет его носить на поясе и дамам, но одно дело читать о том, как какая‑нибудь Ильдико не выдержала мук любви и вонзила клинок в сердце и совсем другое ‑ испробовать на себе…
И тут мне на ум пришла старая пословица: ‘Хочешь умереть ‑ затей спор с полукровкой’.
Кнесат Шасвар находился на самой границе с Фирбоуэном. Еще лет двадцать назад здесь шли ожесточенные бои, но, хвала Матери Рассвета, наш император, Лёринц III, смог заключить хрупкий мир. Конечно, сами по себе отношения между Унгарией и Фирбоуэном добрососедскими назвать было сложно. Скорей это ‑ вооруженное перемирие. Люди не особо привечали нелюдей, а те со своей стороны отвечали горячей неприязнью ко всем представителям нашего рода. А вот полукровок не любили по обе сторон границы.
Так что неудивительно, что полукровки, живущие близ границ государств, крайне щепетильно относились к своей чести и готовы были за малейшее оскорбление вступить в бой.
Получить по голове дубинкой в мои планы не входило. Слишком уж это неприлично. Но зато что может мне помешать заявиться в мужской одежде в какое‑нибудь более ли менее пристойное заведение и, обронив пару слов, устроить дуэль? Фехтовать я не умею, так что всего несколько минут, и я буду уже на дороге в обитель Вечного Змея.
Решиться, конечно, было очень тяжело. Но стоило только на миг представить, что через три дня я стану супругой неизвестно кого… лучше уж смерть!
Трудней всего было подобрать подходящее мужское платье. У меня его отродясь не было, пришлось рыться в гардеробе супруга ‑ благо тот, уже оклемавшись от спора со мною, если это можно назвать спором, уже куда ‑ то отправился. Небось, как шепчутся служанки, на улицу красных фонарей завернул, мерзавец.
Еще сложнее оказалось разобраться со шнуровкой на собственном платье. Элуш я звать не стала, растреплет ведь всему дому, что я рядилась в костюмы супруга, объясняй потом, что и как, так что пришлось мне самой разбираться с проклятыми завязками. Провозившись некоторое время, и, так и не дотянувшись до шнуровки на спине, я не придумала ничего лучше, кроме как вспороть одежду кинжалом. После этого дело пошло веселее.
Но увы, уже после нескольких примерок я окончательно поняла, что моему плану сбыться не суждено: рубашки Шемьена были мне велики, рукава камзолов приходилось подкручивать, а его брюки… На поясе отсутствовало такое количество дырочек, чтоб как следует затянуть его.
Внезапно, в глубине шкафа я разглядела черный шитый золотом камзол. Ох, точно ‑ его сшили месяца четыре назад, но портной неправильно снял мерки и Шемьену он почему‑то не подошел. Уже не помню, почему. Может ‑ был слишком маленьким?
Ага, как же… Он был еще больше.
Да, припоминаю, он даже Шемьену был великоват ‑ и по росту, и по размаху плечей, и ширине ворота…
Но не идти же мне, в самом деле, в женском платье! Мне нужно, чтоб меня убили, а не ограбили! Причем, убили сразу и бесповоротно, мучиться я совершенно не хочу. Нужно было срочно решить что делать.
Чуть слышно скрипнула дверь… Великая Мать, неужели Шемьен вернулся?! Не приведи боги он застанет меня здесь!
На пороге комнаты Шемьена стоял мальчишка‑слуга. Худощавый, невысокий и чуть лопоухий. Тади, вспомнилось его имя.
Мальчишка оглянулся по сторонам, увидел, через открытую дверь гардеробной, меня в несоразмерно большом костюме супруга и пораженно выдохнул:
‑Госпожа?.
Великая Мать, за что мне это? Какие я грехи совершила?
‑Что ты здесь делаешь?!
‑Я… ‑ Тади потупил взгляд. ‑ Господин послал меня… ‑ слуга запнулся, не зная как сказать.
‑Послал за чем?
‑Разрешите? ‑ он робко шагнул в комнату. Увидев мой благосклонный кивок, Тади приблизился к письменному столу, подхватил с него перо с чернильницей, тяжелой, малахитовой.
‑Он собирается что‑то писать?
Мальчишка замер, а потом, крепко зажмурившись, замотал головой.
‑Тогда что?!
‑На кон…
У меня и сердце оборвалось. Я… Я, честно, не знаю, что было хуже. То, что он, только вчера проиграв меня, свою супругу, данную ему перед ликом Матери Рассвета, сегодня опять садится за карточный стол, или то, что вчера он поставил на кон меня, хотя мог обойтись чернильницей.
Тади осторожно отступил на шаг, другой.
‑Стой.
А он ведь с меня ростом. И телосложение примерно такое же.
‑Раздевайся.
По лицу мальчишки расплылась блаженная улыбка. Он выпустил чернильницу, потянулся к вороту рубахи…
‑Стой! ‑ взвизгнула я, сообразив, что ляпнула совсем не то, что собиралась.
Я помотала головой, приводя мысли в порядок, а потом, путаясь в несоразмерно длинных рукавах рубахи супруга и, подхватив с пола остатки своего платья и поддерживая сползающие брюки, направилась к двери, соединяющей мои комнаты и комнаты Шемьена, обронив через плечо:
‑Пошли.
Элуш чинно сидела на пуфике возле кровати, что‑то зашивая. Иголка так и мелькала в ее руках.
Услышав шаги, женщина подняла голову:
‑Госпожа? У вас все в порядке?
Боги, чувствую, сбежать из дома мне просто так не удастся…
Выгнав мальчишку в коридор и строго‑настрого наказав никуда не уходить, я, с помощью Элуш, переоделась в платье, более приличествующее моему положению, и вновь позвала Тади. Тот, слава Вечному Змею, никуда не ушел.
В комнату мальчишка так и не зашел. Остановился на пороге, смущенно переминаясь с ноги на ногу и сверля взглядом пол и не отваживаясь поднять глаза на меня. Впрочем, я сама сейчас чувствовала себя не лучше. Что мне ему сказать? ‘Мне нужна твоя одежда и обувь’? И как это будет выглядеть? Кнесна де Шасвар требует у слуги отдать вещи?! Да он же растреплет на каждом углу! Я потом даже в обители Вечного Змея позора не оберусь!
Положение спасла Элуш. Всплеснув руками, она подбежала к двери и вцепилась в рукав молоденькому слуге:
‑Да что ж это такое делается?! Ты что себе позволяешь?! Нет, вы только посмотрите на него! Пришел к госпоже, а у самого ‑ все ботинки в навозе!
‑Я… Это самое… ‑ неуверенно начал Тади. ‑ Не виноватый я. Я просто за чернильницей…
‑За какой чернильницей?! ‑ не успокаивалась камеристка. ‑ К хозяйке зашел, а сам обтрепанный, как последний оборванец. Не позволю я, чтоб глаза госпоже мозолил своим видом непотребным! А ну пошли! Где твоя комната?! Пока не переоденешься, я тебя в покои не пущу! ‑ и прежде чем даже я успела хоть слово сказать, Элуш потащила его куда‑то в коридор, оставив меня потрясенно размышлять, с каких это пор слуги так командуют по дому. Я явно что‑то упустила.
Минут через пятнадцать из‑за двери послышалось деликатное поскребывание. Элуш воровато заглянула в комнату, осмотрелась и радостно заявила:
‑Прогнала я его, госпожа. Вы уж простите меня, да только сердце кровью обливается, как я увидела, что он грязными чеботами да по резному паркету. Еще батюшка ваш говорил, что нельзя так. А он ходит! И ни сраму‑то, ни совести!
Я так и остолбенела. Моя последняя надежда найти мужское платье только что благополучно скончалась. И из‑за кого?! Из‑за моей же камеристки! Да, она буквально вырастила меня, она находилась рядом столько, сколько я себя помнила, но… Но что мне делать теперь?!
Все, что я смогла сделать ‑ это медленно опуститься в кресло, обхватить себя руками за плечи… И вздрогнуть, когда проскользнувшая в комнату Элуш, зажав подмышкой какие‑то вещи, встряхнула ‑ словно пыль выколачивала ‑ неприметный серый камзол:
‑Нашла я у него, госпожа, что попроще. Вам же именно такое и надо было?
Пока я пораженно молчала, пытаясь подобрать правильные слова (неужели все уже поняли, что я хочу сделать?!), женщина продолжила, как ни в чем не бывало:
‑Я ведь сразу поняла, едва вас с ним увидела, что вы прогуляться решили! Ваша матушка, пусть Вечный Змей будет к ней благосклонен, точно такая же была! Сколько ее помню, чуть луна полная, так она и из дому прочь. Даже когда уже перестала в лебедушку перекидываться…
Служанка, похоже, начала уже заговариваться. Мама ‑ и перекидывалась?! Да к оборотничеству только фении способны!
Тем более, что отец терпеть не мог нелюдей.
Нет, можно, конечно, предположить, что это какое‑то проклятье, но мне б наверняка рассказали! Нет, точно заговаривается. Возраст дает о себе знать.
Элуш, меж тем сама поняла, что ляпнула что‑то не то и поспешно поменяла тему разговора:
‑Вы сейчас переодеваться будете, госпожа? Или ближе к вечеру, как стемнеет, в город отправитесь?
Честно говоря, я сейчас просто не знала, что и сказать. Мысли прыгали как лисы во время ‘подбрасывания’. Голова кружилась, а во рту стоял противный металлический привкус.
Элуш поняла мое молчание по‑своему:
‑Да вы не бойтесь, госпожа, я вас к черному выходу проведу. Матушку ведь вашу выводила из дома, так никто кроме хозяина и не знал ничего! Ни одна живая душа!
Нет, она точно с ума сошла! Чтобы мама и тайком выбиралась из дома?! Плетет невесть что, фантазирует… Ладно, главное не это, а чтоб она меня вывела потихоньку.
Но прежде нужно решить еще один вопрос. Точнее два. А если совсем уже точнее ‑ три.
Переодевшись, с помощью все той же Элуш в мужское платье, я остановилась перед зеркалом. Так, тонкое обручальное кольцо с гравировкой оставим в шкатулке на столе, незачем моим убийцам еще и его забирать, кулон я все равно снять не смогу, спрячем его под рубашкой, а вот с волосами пришлось повозиться.
Я и так и так крутилась перед зеркалом, и под шляпу их прятала… И ведь все равно на мужчину не похожа! Да даже если я волосы заплету, ничем это не поможет! Нет. Конечно, в последнее время появилась мода на мужские косы, Шемьен, например, так носит, но не могут быть у мужчины кудри до пояса! Не могут!
Я оглянулась на Элуш, молчаливо наблюдающей за мной, и вытащила из шкатулки для рукоделия ножницы. Что я, в конце концов, теряю? Все равно, умру через несколько часов.
Особо мучиться с прической я не стала. Сухое клацание и кое‑как обрезанные волосы осыпались на пол. Получилось криво и косо, но мне сейчас не до красоты. Элуш перепугано охнула, зажав рукой рот:
‑Да что ж вы делаете‑то, госпожа!
Вот теперь я действительно готова.
Помоги мне, Вечный Змей! Взываю к воле и силе твоей…
…Примерно через час я, в мужском костюме и в гордом одиночестве, переминалась с ноги на ногу перед дверью некоего заведения ‘Зеленая ундина’. Криво намалеванная вывеска не могла вызвать ничего, кроме приступа страха ‑ то ли художник никогда не видел ундин, то ли наоборот видел, но решил не делиться своими впечатлениями. Как бы то ни было, но посетителей странное, нарисованное над входом в таверну, существо с бирюзовыми патлами, торчащими в разные стороны, не отпугивало ‑ народ просто толпами валил внутрь помещения: за то время, пока я никак не могла решиться войти, вышибалы вынесли на улицу несколько подвыпивших гуляк. Один из выпивох, кстати, даже был полукровкой… А значит, мне надо было попасть внутрь трактира! Оставалось только решиться зайти…
Из дома слышались взрывы смеха, звучала музыка… А я все никак не могла собраться с силами. И лишь когда на улицу выкинули то ли пятого, то ли шестого посетителя, шепнула короткую молитву Матери Рассвета и решительно толкнула дверь.
В первый миг я буквально оглохла от того шума, что стоял в трактире. Кого здесь только не было. Беловолосые фении соседствовали с мисами, закутанными в ниспадающие одеяния. Лаумы с стрекозиными крыльями неспешно беседовали с людьми. Метисы разговаривали с чистокровными…
Пробежала, балансируя заставленным подносом, молоденькая девушка ‑ младше меня, это точно. Я пригляделась и охнула, увидев выглянувшие из‑под длинного подола юбки козьи копытца. Тут еще и агуане есть!
Я помотала головой и оглянулась по сторонам, пытаясь найти подходящую кандидатуру на роль своего убийцы. Пора наконец заканчивать эту комедию!
Мрачного милеза, полукровку, в зеленом мундире с серебристо‑черными нашивками капрала Порубежной стражи, сидевшего у самой стойки, я сначала и не заметила. Проходила мимо его столика и случайно столкнула на пол лежащий на столешнице тяжелый клеймор, наполовину вынутый из ножен.
‑Осторожней! ‑ зло буркнул мужчина, отставляя в сторону кружку с каким‑то напитком, поднимая упавшее оружие и даже не удосужившись посмотреть на меня.
‑Извините, ‑ тихо выдохнула я, поспешно отходя от него.
Отступила на несколько шагов спиною вперед, толкнула какого‑то фения и окончательно стушевалась, когда тот, скептически скривившись, обронил что‑то о молокососах, шляющихся по приличным заведениям.
Стоп! Я ведь зачем сюда пришла? Затем, чтоб меня убили. И кажется вот этот подозрительный тип с клеймором как раз мне подходит. Во‑первых ‑ у него большой меч. А во‑вторых ‑ он точно полукровка! Для фения ‑ кожа слишком смуглая, для человека ‑ волосы седые, таких в молодом возрасте не бывает, а он явно молод, может, чуть постарше Шемьена. Осталось только придумать повод…
Уже через несколько минут двуручный меч полукровки вновь полетел на пол.
‑Смотри, куда идешь, мальчишка! ‑ ощерился мужчина, бережно поднимая клинок.
‑Смотрите, где свои мечи оставляете! ‑ не осталась я в долгу.
Мой собеседник скривился, смерил меня взглядом и отвернулся. Вечный Змей! Никогда не думала, что совершить самоубийство настолько трудно! Хотя… Кажется, у меня появилась идея.
Я бросила на прилавок мелкую монету, в ответ на вопросительный взгляд трактирщика ‑ указала пальцем на первую попавшуюся бутылку и, получив кружку с каким‑то дико вонючим пойлом, вновь пошла мимо столика полукровки.
На третий раз спихнуть его меч на пол оказалось сложнее. Проклятый метис предусмотрительно придерживал клеймор рукою ‑ но ведь главное захотеть! Немного стараний, и клинок вновь звякнул о каменный плиты.
‑Да ты издеваешься, что ли?! ‑ взвился милез.
Вместо ответа я смерила мужчину долгим взглядом и презрительно сплюнула ему под ноги.
Попала милезу на сапог.
А потом вдруг голова взорвалась от резкой боли…
Глава вторая
Айден.
‘Хочешь умереть ‑ затей спор с полукровкой’. Прописная истина, ага. Только некоторых, похоже, и читать‑то не научили…
А проблемы в результате имеем мы. Точнее, в данный момент ‑ я.
‑Айден, ты его не убил?..‑ голос подавальщицы вернул меня к действительности. Действительность, в виде распростертого тела под ногами, не шибко радовала.
‑Не убил,‑ я, присев на корточки, коснулся пальцами шеи парня.‑ Живой. Но в отключке. Хорошие у твоего отца кружки, Арлета… И оружия никакого не надо.
‑С тебя две монеты,‑ подавальщица выудила из спутанных черных кудрей моей ‘жертвы’ глиняный осколок.‑ За бой посуды… Бедный мальчик. На лбу теперь синяк будет. Слушай, тебе его лицо знакомым не кажется?
‑Такого идиота я бы запомнил,‑ подумав, я все‑таки легонько похлопал дурачка по щекам. Бесполезно. От души приложил, теперь нескоро очухается…‑ Кликни Винни, пусть на воздух его вынесет, что ли. А мне еще пива принеси. И двух глотков сделать не успел…
‑Айден.
‑…откуда он только взялся?‑ я поднял с грязного пола клеймор. Ну естественно, все ножны не пойми в чем! Хорошо еще, что вообще под шумок не сперли…
‑Айден!
Испуганный шепот Арлеты не сразу пробился сквозь гул голосов в трактире: если б тут замолкали каждый раз, когда кого‑то бьют, ‘Зеленая ундина’ давно превратилась бы в обитель скорби и молчания. Я закинул меч за спину и обернулся:
‑Что? Мне больше в кредит не отпускают?
‑Какой кредит?!‑ зашипела девушка.‑ Вы, мужчины, только о выпивке и думаете!..
‑Ну почему же…
‑И прекрати мне подмигивать, дурак,‑ сердито фыркнула Арлета.‑ Лучше глаза протри да взгляни, кому ты чуть голову не проломил своей кружкой!
‑Не моей, а вашей…‑ я послушно нагнулся над неподвижным телом.‑ Ну, смотрю. Юнец безусый, дурной до невозможности. Без оружия…
‑Без оружия,‑ теряя терпение, подтвердила дочь трактирщика. И нервно чиркнула по полу копытцем:‑ Зато с медальоном золотым! И сам гляди какой чистенький, ручки белые… Айден, тебе уже с двух глотков зрение отказывает?! Мальчик же из господ! А ты…
А я его кружкой по черепу приголубил. Только что. И он сейчас на заплеванном полу окраинной таверны в позе дохлого кузнечика валяется. С шишкой на лбу. Ай, молодец, капрал Иассир, отличился так отличился!..
‑Так,‑ живо вспомнив законы Шасвара и осознав всю глубину известного места, куда сам себя только что вогнал, я подхватил парня под мышки,‑ отцу ‑ ни слова! Отвлеки Лори от задней двери, а дальше я сам справлюсь… Если кто заметит ‑ скажи, что мальчик перебрал с непривычки. Ключ от сторожки у тебя?
‑На, держи,‑ умница Арлета быстро сунула ключ в мой нагрудный карман.‑ Уноси его, с Лори я разберусь. Только… Айден, ты же его не обидишь?
Я покосился на свесившего кудрявую голову мальчишку:
‑Его уже природа обидела. Умом… Арлета, ну честное слово!.. Зверь я, что ли?! Запихну в сторожку ‑ да только меня здесь и видели!..
‑А если он в лицо тебя запомнил?
‑И что?‑ ухмыльнулся я.‑ Будет ходить и всем рассказывать, как о его голову в трактире какой‑то милез кружку разбил?.. Свои же уважать перестанут… Арлета, солнышко, займись Лори. Если этот лизоблюд почтенному Рокушу настучит ‑ твой папочка нам обоим головы открутит!..
Парнишка почти ничего не весил. И признаков жизни, как это ни печально, тоже не обнаруживал… Рука у меня тяжелая, да. С головой только плохо! Ну что я, сам не мог разглядеть, какой ‘подарочек’ мне судьба подкинула?! Ведь и правда, чистенький, тоненький, даже хамил ‑ и то на ‘Вы’!.. Я заскрипел зубами. Хорошо, если малец незлопамятный окажется. И не слишком знатный. Иначе сидеть мне на гаупвахте до следующей зимы. Это в самом лучшем случае…
Заветная сторожка (эх, сколько с ней связано воспоминаний!) услужливо вынырнула из‑за пышных кустов боярышника. Наконец‑то! И так перетрясся весь, как бы не увидели… Дожил. Уже собственной тени пугаюсь! Кто бы мне еще вчера сказал, что я, Айден Иассир, капрал Порубежной стражи, буду по углам шухериться, как мышь с сыром в зубах ‑ я бы этому прорицателю дал в морду. И Блэйр бы еще от себя добавил ‑ мой лучший друг за товарища последнюю рубаху порвет… А теперь выходит, что в морду дать могут как раз мне. Причем за дело. Дернул же Трын одноглазый этого маменькиного сынка явиться в ‘Зеленую ундину’ и нарваться именно на меня!..
Хотя кого я обманываю?.. Мои проблемы начались не сейчас, когда кое‑кому приспичило плюнуть мне на сапог. И не час назад, когда я явился в трактир почтенного Рокуша, чтобы встретиться с человеком, каких мой отец называет исключительно ‘отбросами’ и ‘язвами на теле общества’… Главная моя проблема ‑ это, увы, я сам.
‘Полукровка’ ‑ в Унгарии ругательство. А в кнесате Шасвар ‑ готовый волчий билет. С наглядной демонстрацией оного, причем, ‑ нам не разрешено, по примеру чистокровных унгарцев, ставить свою фамилию перед именем. Чтобы уже при знакомстве видно было, кто с кем имеет дело! И если б всё только этим и ограничивалось… Но увы. Так уж получилось, что кнесат вплотную граничит с Фирбоуэном. А что такое пограничье ‑ не мне вам рассказывать, да?.. Люди не любят фениев, фении не любят людей, и солидарны они все только в одном: и те, и другие сторонятся полукровок, милезов. Ага, таких вот, как я. Почему? Да потому, что не знают, чего от нас можно ожидать… Мы ведь не просто чужие, мы ‑ ущербные. Мы не наследуем семейного дара нелюдей и при рождении теряем каплю человеческой сущности. Вот, к примеру, Блэйр, мой друг и один из фурьеров нашего полка: его отец из Фирбоуэна, из клана Говорящих с Облаками, а мать ‑ мелкопоместная дворянка с Пограничья. Блэйр не может вызвать даже росу, не говоря уж о том, чтобы менять погоду. А еще Блэйр не чувствует холода ‑ нет у него такой нормальной человеческой реакции. И если бы стужа не смогла нанести ему вред!.. Увы, очень даже может. Он в детстве едва не замерз насмерть, насилу спасли… А он даже не понял, в чем дело. Ему и лед‑то не холодный.
Еще есть Гилмор, из мисов, он не знает, что такое голод. Лаум Атти ‑ с атрофированным чувством страха и без крыльев, которыми славен род его отца. И Вейлин, полуфений, как мы с Блэйром, один из моих ополченцев,‑ начисто лишенный сострадания… Если вы еще не заметили, все перечисленные ‑ мужчины. Женщин‑полукровок Рок задел другой стороной клинка: они рождаются людьми, и ничто человеческое им не чуждо. Ни внешне, ни внутренне. За одним исключением ‑ способности к деторождению. Как знать, может, их наказали гораздо суровее? Хотя… Как говорит Кхира, наша полковая швея: ‘Зачем плодить убогих?’ И сама себе отвечает: ‘Незачем!’. А по ночам плачет в подушку. Я знаю, мне Блэйр рассказывал…
Это ‑ только те немногие, с кем я лично знаком. А сколько нас еще таких?.. Увечных, бесчувственных, ‘недоделанных’, как величают полукровок унгарцы. И мы даже возразить не можем ‑ потому что такие и есть. Суровая правда жизни… Хотя мне еще повезло, прямо скажем! Материнский дар мне не передался, конечно, но и ничего жизненно важного Светлые Боги у меня не отняли: чувствую, вроде бы, всё, что положено.. Если бы не внешность ‑ человек человеком! Одно только гложет ‑ а что, если мой изъян попросту пока не проявился?.. И так тоже бывает… Но с этим страхом я уже как‑то свыкся. А вот с тем, что моя жизнь и карьера сейчас висят на волоске, я смиряться не собираюсь!
Думаете, я из‑за этого кудрявого недоумка так распереживался? Нет. Мальчишка ‑ только вершина айсберга. Но именно он может стать последней каплей, которая утопит мой прохудившийся кораблишко…
Началось все месяца полтора назад. Я проснулся поутру с гудящей головой и обнаружил, что сижу в тюремной камере. Камера была знакома, я в Шасварском каземате частый гость. Только обычно я хотя бы частично помню, за какие грехи я туда залетел! Но в этот раз… Когда мне озвучили список моих ‘бесчинств’, даже бывалый тюремщик Тибор рот разинул: осквернение храма Матери Рассвета, пьяное безобразие в заведении мадам Шани и нанесение словесных оскорблений обер‑офицеру Кишш Себастиану, собственному прямому начальнику!.. Я, конечно, не подарок, но уж вот так‑то? Да, Себастиан та еще скотина, и ему я вполне мог нахамить. И даже немножко похулиганить в веселом доме госпожи Шани мог, хотя, если честно, там и не таких бузотеров видали… Но осквернить святые стены храма бульварной руганью?! Таких фортелей я еще не выкидывал. И очень сомневаюсь, что смог бы выкинуть вообще…
Однако проклятая память, убитая ночью двумя бочонками крепленой бражки, наотрез отказывалась воскресать. Так что пришлось признать свою вину ‑ и понести заслуженное наказание… Думаете, на этом все кончилось? Как бы не так. Памятуя о прошлом печальном опыте, на следующей дружеской пирушке я ограничился всего двумя пинтами светлого. После чего ушел в казарму на своих ногах, будучи трезв, как стеклышко. И что же?.. Едва рассвело, в расположение нашего полка явился урядник с тремя подручными и предъявил мне новое обвинение: якобы капрал Иассир незадолго до полуночи ворвался в спальню уважаемой вдовы Фаркашне Каллаи Агаты и, ‘не чинясь, предложил пострадавшей то, о чем порядочный человек не смеет даже думать’. Означенная вдова подняла шум, сбежались слуги и соседи, но ‘охальник, напоследок обложив почтенных граждан словами, от которых краснеет даже бумага, успел скрыться’… Да я такой чудовищной лжи в жизни своей не слышал! Во‑первых, офицерам Порубежной стражи нет нужды вламываться в дамские спальни ‑ их туда обычно приглашают. Во‑вторых, благородно рожденная госпожа Агата годится мне в прабабушки. Ну, и в последних ‑ на момент указанных событий ‘возмутитель спокойствия’ и ‘ниспровергатель морали’ в моем лице уже мирно сопел в подушку, лежа на койке в родной казарме!.. Что за бред?!
Бред, не бред, а вдова Фаркашне Каллаи с пеной у рта уверяла, что именно мою ‘мерзкую рожу’ она видела в своей спальне. То же твердили ее слуги и соседи. Нетрудно догадаться, кому поверил урядник… Если бы не личное вмешательство капитана Лигети, я бы уже гремел кандалами где‑нибудь на задворках империи. И это, заметьте, при том, что уж тут‑то был совершенно ни в чем не виноват!
Но и это, увы, оказался еще не финал праздника. Не далее как позавчера нашу казарму посетила парочка дельцов с Хрустальной улицы. Как вы уже догадываетесь по названию ‑ на сей улице располагаются в основном ювелирные лавки. И мои посетители были почтенными ювелирами в пятом поколении. Что же заставило двух уважаемых небедных господ посетить мою скромную обитель? Как выяснилось, я и заставил… Но до меня ни один, ни другой, так и не добрался. Молча выслушав претензии визитеров, вахтенный указал им пальцем на дверь и сопроводил свой жест парой не очень вежливых, но весьма убедительных слов. Дельцы возмутились, переглянулись и гордо удалились… А тем же вечером у ворот погранзаставы остановились лакированные дрожки, и адъютант генерала Ференци Шандора, соскочив с облучка, передал мне срочный приказ ‑ незамедлительно явиться в особняк его превосходительства. А я что? Я пошел…
‑Как это понимать?‑ генерал Ференци, захлопнув за моей спиной дверь рабочего кабинета, ткнул пальцем в стол. На нем лежали два вскрытых конверта.
‑Не могу знать, ваше превосходительство!‑ честно отрапортовал я, прислушиваясь к затихающим в коридоре шагам адъютанта.
‑И даже догадок никаких?‑ уже на полтона ниже рыкнул генерал.‑ Что ж, поясню!.. Это кляузы от двух известных всему городу ростовщиков. Кляузы на тебя. И мне очень интересно, что ты можешь сказать по этому поводу!
‑Ничего,‑ все так же честно ответил я.‑ Понятия не имею, что я мог такого…
‑Короче! Ты был вчера на Хрустальной улице?!
‑Ну… как бы… если подумать…
‑Айден!
‑Был,‑ вздохнув, капитулировал я.‑ Ну, купил безделушку подруге на именины, и что с того‑то?
‑Купил, значит?!
‑Отец, я не понимаю… Да, я вчера был на Хрустальной улице, искал подарок Арлете. Присмотрел сережки с бирюзой. И да, купил! А если этот прощелыга думал, что я не знаю, сколько они стоят на самом деле и возьму, не торгуясь… Я ему что, лопух деревенский?!
Генерал Ференци (‘папой’ его назвать у меня никогда духу не хватит, я и ‘отца’‑то не так давно себе позволил) открыл было рот, потом подумал ‑ и закрыл. После чего, не говоря ни слова, поднял со стола злосчастные конверты и протянул мне. Я взял. Вынул письма. Прочел…
‑Да они совсем обнаглели?!
‑Следите за языком, капрал Иассир,‑ сухо проговорил его превосходительство.‑ Вы не у себя в казарме… Так что, выходит, ростовщики мне солгали?
‑Конечно!‑ моему возмущению не было предела:‑ Повторяю ‑ я пришел в лавочку маэстро Пинхаса, с часок поторговался и купил серьги. А к почтенному Ашеру, который утверждает, что я спер у него сапфировый гарнитур, и к не менее почтенному Хиршу, которому я якобы этот самый гарнитур через полчаса перепродал, я вообще не заходил! Ни тогда, ни до того! Что я, стукнутый?.. У них же цены, как…
‑Не заходил, значит?
‑Нет!
‑Но тебя видели вчера и там, и там. Причем не только сами ростовщики, но и другие покупатели… И среди них, между прочим, небезызвестный тебе капитан Лигети. Что ты на это скажешь?..
Я не нашелся с ответом. Ростовщики ‑ еще куда ни шло, все мы знаем, что это за жулье! Но капитан? Человек, исключительно благодаря которому я в свое время не потерял чин, спасший меня от каторги и уговоривший вдову Фаркашне Каллаи сменить гнев на милость?.. Он врать не мог. И ему было незачем это делать. Но раз так, то…
‑Отец, это не я. Ты ведь меня знаешь. Да, я не ангел. И, наверное, не лучший сын… Но я не вор!
Генерал задумчиво посмотрел на смятые листочки у меня в руках и покачал головой:
‑Я уже не знаю, кому из вас верить, Айден. И что со всем этим делать ‑ не знаю тоже. Факты свидетельствуют против тебя. К тому же, твоя репутация, увы, оставляет желать лучшего…
‑При чем здесь моя репутация?! Я никогда не брал чужого!
‑А женщины?‑ генерал приподнял бровь.‑ Чужие жены, стало быть, не в счет?.. И нечего глаза отводить, я не слепой и не глухой ‑ и то, что добрая треть мужей Эгеса обзавелась ветвистыми рогами при твоем участии, мне известно!..
‑Рогами ‑ может быть… но я же их не грабил! И ювелиров тоже! Это поклеп!..
‑И ты в состоянии это доказать?‑ мрачно поинтересовался отец.‑ Если уважаемые дельцы обратятся с официальной жалобой…
Его речь прервал торопливый стук в дверь.
‑Я занят!‑ недовольно повысил голос генерал.
‑Прошу прощения, ваше превосходительство,‑ донесся с той стороны сконфуженный голос адъютанта.‑ Но вам письмо… Посыльный сказал ‑ срочное…
‑От кого?‑ генерал, подумав, махнул рукой.‑ Да не топчись ты там, войди. Из штаба передали?
‑Не могу знать, ваше превосходительство,‑ дверь приоткрылась, и адъютант генерала Ференци проскользнул в кабинет.‑ Только велено передать, что важное и лично в руки.
‑Точно из штаба,‑ поморщился отец, принимая письмо.‑ Вечно разведут таинственность… Ступай! И больше не беспокой по пустякам.
Тот поклонился и исчез. Генерал покрутил в пальцах запечатанный конверт и потянулся за ножом для бумаг:
‑ Надеюсь, это не очередной донос на тебя, Айден. Потому что тогда…
Ну да, дальше можно не продолжать. Кажется, спета моя песенка. И самое обидное ‑ ну ладно, был бы повод! А так? Может, по части морали и семейных ценностей я далеко не пример, но… воровать?! Да я ведь даже взяток сроду не брал, клянусь богами!..
И к приснопамятной вдове в спальню не лазил.
Другое дело, что репутация моя, действительно, кричит совсем об обратном… Я вздохнул и поднял взгляд на отца. В том, что ‘срочное письмо’ ‑ очередной гвоздь в крышку моего гроба, я уже почти не сомневался.
И, увидев выражение лица генерала, только уверился в