Реформирование норм международного частного права.
Причины реформирования раздела VI «МЧП»
Реформа раздела VI «МЧП» ГК РФ является составной частью большого амбициозного проекта по радикальному реформированию российского гражданского законодательства.Стоит отметить, что данный раздел ГК имеет относительно небольшую историю - изначально он был введен в действие с 1 марта 2002 года в составе новой части третьей ГК РФ. Тем не менее глобальная реформа российского гражданского законодательства не могла не затронуть и эти довольно молодые нормы российского МЧП. Так, появление в сводном проекте новых материально-правовых институтов (например, обязательств, возникающих вследствие недобросовестного ведения переговоров, которые часто обозначаются латинской формулой culpaincontrahendo) требовало введения их адекватной коллизионно-правовой регламентации. Перед Рабочей группой также стояла задача обобщения сложившейся российской судебной и арбитражной практики в целях выявления тех вопросов, которые вызывают существенные затруднения.
Важно отметить, что в последние годы законодательство о МЧП довольно динамично развивалось во многих странах мира. На уровне Европейского союза был принят ряд новых документов, имеющих непосредственное отношение к МЧП. Следует особенно отметить Регламент Европейского союза от 17.06.2008 N 593/2008 «О праве, применимом к договорным обязательствам» (далее - Регламент Рим I), и Регламент Европейского союза от 11.07.2007 N 864/2007 «О праве, применимом к внедоговорным обязательствам» (далее - Регламент Рим II). На национальном уровне были приняты новые законы о МЧП в Бельгии (2004 г.), Болгарии (2005 г.), Китае (2011 г.), Турции (2007 г.), Украине (2005 г.) и ряде других стран. Рабочая группа старалась учитывать новый иностранный опыт в целях формулирования таких положений российского МЧП, которые отвечали бы новейшим тенденциям развития МЧП.
Изменения общих положений о МЧП
Глава 66«Общие положения» раздела VI ГК РФ претерпела относительно небольшие изменения. Это свидетельствует о том, что проведенная реформа не имела целью радикальное изменение основ российского МЧП. Правоприменительная практика последних десяти лет показала эффективность основополагающих принципов, заложенных в первоначальной редакции раздела VI ГК РФ в начале 2000-х годов.
Статья 1191 ГК РФ, посвященная вопросам установления содержания иностранного права, делает непростой выбор между обязанностью суда применять иностранное право exofficio и возложением на стороны обязанности по оказанию содействия суду в этом вопросе. Как и большинство стран континентальной Европы, Россия традиционно рассматривает применение иностранных норм в качестве правового вопроса (для которого характерен принцип juranovitcuria–«судья знает право»), а не в качестве фактического обстоятельства дела, бремя доказывания которого лежит на сторонах судебного разбирательства.
В первоначальную редакцию ст. 1191 ГК РФ была включена новая норма (абз. 3 п. 2), согласно которой в качестве исключения по требованиям, связанным с осуществлением сторонами предпринимательской деятельности, бремя доказывания содержания норм иностранного права может быть возложено судом на стороны. Эта норма доказала свою эффективность на практике: судам позволено не отказываться от применения иностранного права в условиях недостатка в России компетентных организаций, способных быстро и точно предоставить необходимую суду информацию о содержании применимого иностранного права. В частности, в Обзоре судебной практики по некоторым вопросам, связанным с рассмотрением арбитражными судами дел с участием иностранных лиц (утвержден информационным письмом Президиума ВАС РФ от 09.07.2013 N 158, далее - Обзор N 158), высшая судебная инстанция пояснила, что стороны могут предоставлять суду информацию о содержании иностранного права в форме заключений, составленных лицами, обладающими необходимыми познаниями о соответствующей правовой системе, причем арбитражный суд вправе считать содержание иностранного права установленным, если предоставленное одной из сторон заключение по вопросам содержания иностранного права имеет необходимые и достаточные сведения и не опровергнуто другой стороной путем представления сведений, свидетельствующих об ином содержании иностранного права (п. п. 19 и 20). Президиум ВАС РФ также пояснил, что бремя представления сведений о содержании норм иностранного права не может считаться возложенным на стороны автоматически - арбитражный суд должен вынести на этот счет соответствующее процессуальное определение (п. 17 Обзора N 158).
В новой редакции абз. 3 п. 2 ст. 1191 ГК РФ изложенная идея полностью сохраняется, меняется лишь терминология: вместо бремени доказывания содержания иностранного права говорится об обязанности по предоставлению сведений о содержании иностранного права, что соответствует свойственному российскому МЧП пониманию применения иностранного права как правового вопроса, а не вопроса факта. Изменение формулировки также устраняет сомнения по поводу того, что и после возложения судом на стороны обязанности по предоставлению сведений о содержании норм иностранного права суд не лишается права самостоятельно предпринимать меры по установлению содержания иностранного права, описанные в иных положениях ст. 1191 ГК РФ.
Изменение терминологии произошло и в ст. 1192 ГК РФ,где речь идет об особой группе императивных норм, которые вследствие указания в самих нормах или ввиду их особого значения регулируют отношения независимо от подлежащего применению права и, в частности, независимо от того, что сторонами соответствующих отношений избрано в качестве применимого иное право. В прежней редакции ст. 1192 ГК РФ был задействован термин «императивные нормы». Однако этот термин несколько раз используется в ГК РФ в широком значении, согласно которому императивная норма - это норма, не являющаяся диспозитивной (см. ст. ст. 421 и 422). Но ст. 1192 ГК РФ имеет в виду значительно более узкое понятие, в соответствии с которым только небольшая группа императивных норм может претендовать на свое применение к отношениям, осложненным иностранным элементом, независимо от подлежащего применению права. Эта узкая группа норм известна в российской доктрине и судебной практике под названием «сверхимперативные нормы». О применении отмеченной группы норм говорится, в частности, в п. 16 Обзора N 158, где особо подчеркнуто, что не все императивные нормы российского законодательства могут квалифицироваться как сверхимперативные нормы. Для примера приводится императивная норма ст. 196 ГК РФ о трехлетнем сроке исковой давности, которая не может рассматриваться в качестве сверхимперативной нормы в значении ст. 1192 ГК РФ несмотря на то, что ст. 198 Кодекса прямо предусматривает, что сроки исковой давности и порядок их исчисления не могут быть изменены соглашением сторон.
В новой редакции ст. 1192 ГК РФ используется термин «нормы непосредственного применения». Он синонимичен по отношению к термину «сверхимперативные нормы» и отражает правовую природу этой особой категории норм, которые применяются «непосредственно», то есть минуя коллизионные нормы и соглашение сторон о выборе применимого права. Обращение к специальному термину помогает подчеркнуть, что во всех иных случаях употребления выражения «императивные нормы» в разделе VI ГК РФ (п. 5 ст. 1210, п. п. 1 и 4 ст. 1212, п. 1 ст. 1214, п. 2 ст. 1223.1) законодатель имеет в виду императивные нормы в широком значении (используемом в ст. 422 ГК РФ), а не в узком значении норм непосредственного применения.
Вплоть до последнего времени российские суды нередко чрезмерно расширительно толковали категорию публичного порядка, которой посвящена ст. 1193 ГК РФ. Особенно актуален этот вопрос для сферы признания и приведения в исполнение иностранных судебных и арбитражных решений, где ссылка на нарушение публичного порядка становится для ответчика едва ли не единственным материально-правовым основанием для блокирования действия иностранного решения на территории России. Важную роль в формировании правильных стандартов толкования понятия публичного порядка сегодня играет Обзор практики рассмотрения арбитражными судами дел о применении оговорки о публичном порядке как основания отказа в признании и приведении в исполнение иностранных судебных и арбитражных решений (утвержден информационным письмом Президиума ВАС РФ от 26.02.2013 N 156).
В целях реализации практики ограничительного толкования оговорки о публичном порядке во многих зарубежных странах предлагается проводить различие между публичным порядком для внутренних целей и для целей МЧП (так называемым внутренним и международным публичным порядком). Рабочая группа решила зафиксировать данную идею в новой редакции ст. 1193 ГК РФ не путем введения нового термина «международный публичный порядок», который пока не нашел широкого распространения в российской доктрине и судебной практике, а с помощью прямого указания на то, что российские суды при обращении к категории публичного порядка должны учитывать характер отношений, осложненных иностранным элементом.
Наконец, исключение в п. 2 ст. 1190 ссылки на ст. ст. 1195 - 1200 ГК РФ, по мысли разработчиков, должно открыть возможность для применения института обратной отсылки к российскому праву по вопросам определения правового положения физического лица в сфере не только гражданского, но и семейного права (например, для вопросов определения способности лица к вступлению в брак).
Юридические лица
В последние годы активно дискутируется вопрос о возможности и целесообразности установления изъятий из традиционного для российского МЧП правила, согласно которому личным законом юридического лица считается право страны, где юридическое лицо учреждено (зарегистрировано). Данный вопрос особенно актуален в отношении так называемых «псевдоиностранных» компаний, зарегистрированных преимущественно в офшорных юрисдикциях, которые лишь формально учреждены в определенной стране, но фактически осуществляют свою предпринимательскую деятельность на территории другого государства.
В новой редакции ст. 1202 ГК РФ такое изъятие установлено для достаточно узкой группы случаев, привлекающих тем не менее большое внимание судебной практики. Речь идет о вопросах ответственности по долгам юридического лица учредителей (участников) и других лиц, которые формально или фактически могут определять действия юридического лица. В практике ВАС РФ и доктрине эти разноплановые ситуации зачастую объединяются под единым названием «снятие корпоративных покровов» (piercingthecorporateveil). Из нового подп. 9 п. 2 ст. 1202 ГК РФ следует, что, как правило, вопросы ответственности учредителей (участников) юридического лица по его обязательствам относятся к сфере действия личного закона юридического лица. Вместе с тем если юридическое лицо формально учреждено за границей (то есть имеет иностранный личный закон), но фактически преимущественно осуществляет свою предпринимательскую деятельность на территории России, то при определении права, применимого к вопросу возложения ответственности по его долгам на других лиц, кредитору дается возможность выбора между применением личного закона юридического лица (права страны формальной регистрации) и применением российского права (права страны, где такое юридическое лицо преимущественно осуществляет свою деятельность). Важно обратить внимание на то, что речь идет о возможных случаях ответственности не только тех лиц, которые формально управляют делами юридического лица (акционеры, участники, директора), но и лиц, которые фактически любым образом имеют возможность определять действия юридического лица. При формулировании новой нормы п. 4 ст. 1202 ГК РФ учитывалось, что во многих ситуациях структура управления и контроля иностранных компаний предусматривает наличие как номинальных (формальных) директоров и акционеров, так и фактических (бенефициарных) владельцев, которые могут быть скрыты путем использования различных видов трастовых и иных конструкций.
Ранее на практике большие сложности вызывал вопрос о допустимости подчинения иностранному праву акционерных соглашений и иных договоров из сферы корпоративного законодательства. Практика российских судов, сложившаяся в отношении прежней редакции раздела VI ГК РФ, однозначно исходила из правовой позиции о невозможности подчинения иностранному праву акционерных соглашений в российских акционерных обществах. В то же время судебная практика большинства развитых стран по этому вопросу характеризуется значительно большей гибкостью.
Объективная сложность коллизионного регулирования данных вопросов связана с тем, что они находятся на стыке, с одной стороны, договорного права, для которого характерно предоставление возможности выбора применимого права самим участникам оборота, а с другой стороны, корпоративного права, где господствует императивное применение личного закона юридического лица. Проблема состоит в том, что в личном законе юридического лица могут быть сформулированы императивные запреты, которые специально предназначены для регулирования содержания и правовых последствий заключения соглашений участников юридического лица. Примером служат многие нормы ст. 32.1«Акционерное соглашение»ФЗ от 26.12.1995 N 208-ФЗ «Об акционерных обществах» (например, правило п. 2 о том, что предметом акционерного соглашения не могут быть обязательства стороны акционерного соглашения голосовать согласно указаниям органов управления общества).
По мнению Рабочей группы, было бы неверным обеспечивать преимущественное действие этих норм через их квалификацию в качестве норм непосредственного применения в значении ст. 1192 ГК РФ, поскольку они не обладают признаками, свойственными подобным нормам. Квалификация таких норм об акционерных соглашениях в качестве норм непосредственного применения представляется опасной, поскольку она открывает для судов возможность необоснованно расширительного толкования сферы применения ст. 1192 ГК РФ. Именно поэтому в новой редакции п. 1 ст. 1214 ГК РФ выбран своеобразный механизм, который основан на наложении двух коллизионных правил: за сторонами соглашения признается возможность выбора применимого права, но при этом императивные нормы права страны места учреждения юридического лица получают приоритет, если они относятся к вопросам, охватываемым сферой действия личного закона юридического лица (п. 2 ст. 1202 ГК РФ). Важно отметить, что новая редакция п. 1 ст. 1214 ГК РФ имеет широкую сферу применения: она касается также договоров о создании юридических лиц (которые по прежней редакции ст. 1214 ГК РФ императивно подчинялись личному закону юридического лица) и любых договоров, связанных с осуществлением прав участника юридического лица.
Пункт 2 ст. 1214 ГК РФ предусматривает, что при отсутствии соглашения сторон о подлежащем применению праве к договорам в сфере корпоративного права применяется личный закон юридического лица. Таким образом, сформулировано исключение из общей нормы п. 1 ст. 1211 ГК РФ, в соответствии с которой при отсутствии соглашения сторон о выборе права подлежит применению право страны, где находится место жительства или основное место деятельности стороны, осуществляющей исполнение, имеющее решающее значение для содержания договора.
Вещные права
Прежняя редакция раздела VI ГК РФ отличалась некоторой непоследовательностью: в ней определялась сфера действия наиболее важных коллизионных статутов (личного закона юридического лица в п. 2 ст. 1202, договорного статута в ст. 1215, деликтного статута в ст. 1220), однако отсутствовало аналогичное правило для одной из ключевых сфер - вещного права. Отмеченный пробел был восполнен путем включения новой ст. 1205.1. В приведенном в этой статье неисчерпывающем перечне вопросов, охватываемых вещным статутом, следует обратить внимание на отдельные аспекты, которые имеют непосредственное отношение к области международных контрактов, - это вопросы оборотоспособности объектов вещного права, а также возникновения и прекращения вещных прав, в том числе перехода права собственности.
По последнему вопросу в ходе реформы произошли существенные изменения. В прежней редакции п. 1 ст. 1210 ГК РФ присутствовало правило, согласно которому право, выбранное сторонами в договоре, применялось к возникновению и прекращению права собственности и иных вещных прав на движимое имущество. Иными словами, по старой редакции в случае заключения сторонами соглашения о выборе права, применимого к договору, договорный статут автоматически распространялся на такой вещно-правовой вопрос, как переход права собственности на движимое имущество по сделке. Этот подход, который на первый взгляд имеет целью обеспечение регулирования единым правом всего комплекса отношений сторон по договору, способен породить существенные практические сложности. Дело в том, что выбранный договорный статут мог связывать только стороны договора, но не третьих лиц, которые не участвовали в согласовании применимого права, на что недвусмысленно обращалось внимание в п. 1 ст. 1210 ГК РФ («применяется... без ущерба для прав третьих лиц»). Таким образом, если появлялось третье лицо, которое утверждало, что оно в действительности является собственником проданной вещи (в то время как продавец выступал всего лишь незаконным владельцем вещи), иски такого третьего лица к покупателю об истребовании вещи (или иные вещно-правовые иски третьего лица) подчинялись вещному статуту, то есть праву по месту нахождения спорного имущества. Однако тот же вещно-правовой вопрос о возможности перехода к покупателю права собственности на проданную вещь в отношениях между сторонами договора (продавцом и покупателем) следовало разрешать уже на базе иного применимого права (выбранного сторонами договорного статута). В результате интересы покупателя могли серьезно пострадать, если договорный статут признавал его собственником вещи, но по вещному статуту требования третьего лица подлежали удовлетворению (например, вещь должна быть изъята у покупателя).
В целях устранения автоматическогоприменения выбранного сторонами договорного статута к вопросу возникновения и прекращения вещных прав из п. 1 ст. 1210 ГК РФ исключено второе предложение. В то же время в п. 3 ст. 1206 ГК РФ о праве, подлежащем применению к возникновению и прекращению вещных прав, включено новое правило, которое сохраняет за сторонами договора возможность достигнуть отдельного соглашения о том, что выбранное ими право будет регулировать не только их договорные обязательства, но также (без ущерба для прав третьих лиц) будет распространяться на регулирование вопросов возникновения и прекращения права собственности и иных вещных прав на движимое имущество. Имеется в виду, что, формулируя подобное отдельное соглашение, стороны сознательно пойдут на риск возникновения тех осложнений с участием третьих лиц, которые были описаны ранее.
Форма сделки
Российское (ранее советское) МЧП традиционно отличалось чрезвычайно консервативным отношением к вопросу регулирования формы внешнеэкономических сделок. В подавляющем большинстве случаев на рассмотрение российских судов попадали споры из договоров, в которых хотя бы одной из сторон выступало российское юридическое лицо или российский индивидуальный предприниматель. В таких ситуациях в соответствии с п. 2 ст. 1209 ГК РФ к вопросам формы внешнеэкономической сделки подлежало обязательному применению российское право. Эта односторонняя коллизионная норма обеспечивала применение российскими судами правила п. 3 ст. 162 ГК РФ, согласно которому несоблюдение простой письменной формы внешнеэкономической сделки влекло недействительность сделки. Последняя норма в российской судебной практике и доктрине квалифицировалась в качестве сверхимперативной.
Такое жесткое регулирование вопросов формы внешнеэкономических сделок на практике приводило к злоупотреблениям со стороны некоторых недобросовестных участников международного оборота. Зачастую возникали ситуации, когда в отношении заключенного в письменной форме договора с участием российской компании обе стороны в последующем своими конклюдентными действиями выражали согласие на изменение его условий, однако не оформляли эти изменения в письменной форме, в связи с чем впоследствии российская компания заявляла о нарушении договора со стороны контрагента.
Характерно, что даже в период действия норм п. 3 ст. 162 и п. 2 ст. 1209 ГК РФ в прежней редакции российская судебная практика демонстрировала примеры расширительного толкования правил о письменной форме внешнеэкономической сделки в целях исключения недобросовестного поведения российских компаний.
Так, при рассмотрении дела N А56-17111/2009 суды столкнулись с ситуацией, когда российское акционерное общество по факсу направляло испанскому производителю заявки на поставку продукции с указанием наименования и количества продукции, а испанский продавец в ответ направлял по электронной почте подтверждения заказов вместе со счетом на соответствующую партию товара, который содержал наименование и количество продукции, ее стоимость, условия поставки и условия оплаты. Суд кассационной инстанции пришел к выводу о том, что содержание указанных документов не противоречит признакам оферты и акцепта (Постановление ФАС Северо-Западного округа от 17.06.2010). Коллегия судей ВАС РФ (Определение ВАС РФ от 02.11.2010 N ВАС-9900/10) дополнительно отметила, что даже если считать подтверждения заказов и счета не акцептом, а встречной офертой (поскольку они содержали дополнительные условия в сравнении с исходными заявками российского общества), то в качестве акцепта следует квалифицировать конклюдентные действия российского покупателя по принятию товара и его частичной оплате.
С 1 сентября 2013 года признан утратившим силу п. 3 ст. 162 ГК РФ, а с 1 ноября 2013 года действует новая редакция ст. 1209 ГК РФ. На смену жесткому положению о применении российского права и обязательной письменной форме любой внешнеэкономической сделки с участием российских лиц пришли либеральные правила новой редакции п. 1 ст. 1209 ГК РФ, в основе которых лежит хорошо известный за рубежом принцип favornegotii («в пользу (формальной действительности) соглашения»). Теперь сделка не может быть недействительной вследствие несоблюдения формы, если соблюдены требования к форме сделки, установленные хотя бы в одном из трех потенциально применимых правопорядков:
Ø во-первых, права, подлежащего применению к самой сделке (то есть договорного статута или статута односторонней сделки);
Ø во-вторых, права страны места совершения сделки;
Ø в-третьих, российского права, если хотя бы одной из сторон сделки выступает лицо с российским личным законом.
Плюс не стоит забывать про право, выбранное сторонами к договору на более поздней стадии, т.к. если стороны осуществляют выбор праване в момент заключения договора, а позже, то такой выбор применимого права, сделанный после заключения договора, не может приводить к недействительности договора с точки зрения соблюдения требований о форме, если по первоначально применимому к договору праву формальные требования были соблюдены (новая ред.п. 3 ст. 1210 ГК РФ).
Следовательно, в новой редакции п. 1 ст. 1209 ГК РФ зафиксирована альтернативная коллизионная норма, направленная на сохранение действительности сделки. При этом одной из альтернативных коллизионных норм выступает акцессорная привязка к праву, регулирующему содержание самой сделки, которое в силу ст. ст. 1210 и 1217 ГК РФ может быть выбрано самими участниками сделки. Таким образом, согласно новой редакции раздела VI ГК РФ стороны сделки, осуществляя выбор договорного статута или статута односторонней сделки, одновременно влияют на решение вопроса о праве, применимом к форме этой сделки. Что же касается места совершения сделки, то в соответствии с п. 1 ст. 1187 ГК РФ толкование юридических понятий (так называемая квалификация) осуществляется, как правило, на основании российского права. В силу ст. 444 ГК РФ если в договоре не указано место его заключения, договор признается заключенным в месте жительства гражданина или месте нахождения юридического лица, направившего оферту.
В то же время Рабочая группа посчитала необходимым сформулировать несколько исключений из описанных либеральных правил п. 1 ст. 1209 ГК РФ. По п. 2 ст. 1209 ГК РФ если личный закон юридического лица содержит особые требования в отношении формы договора о создании юридического лица или сделки, связанной с осуществлением прав участника юридического лица, то форма сделки подчиняется праву этой страны. В качестве примера таких особых требований можно привести нормы п. 11 ст. 21 Федерального закона от 08.02.1998 N 14-ФЗ «Об обществах с ограниченной ответственностью», согласно которым по общему правилу сделка, направленная на отчуждение доли или части доли в уставном капитале российского общества с ограниченной ответственностью, подлежит нотариальному удостоверению.
Пункт 3 ст. 1209 ГК РФ включает новую одностороннюю коллизионную норму, в силу которой форма сделки подчиняется российскому праву, если сделка либо возникновение, переход, ограничение или прекращение прав по ней подлежит обязательной государственной регистрации в РФ. Необходимо обратить внимание на то, что к таким сделкам относятся не только сделки в отношении недвижимого имущества (к которым применяется специальное правило п. 4 ст. 1209 ГК РФ), но и сделки в отношении так называемых объектов промышленной собственности (товарных знаков, изобретений и т.п.), зарегистрированных в Роспатенте.