Сердце, окованное латами 11 глава




– Я тоже не люблю Кабуки, но часто его посещаю, потому что некуда больше ходить. Герои Кабуки мыслят совсем по-другому, чем мы. Женщины там какие-то неживые, настоящие куклы, они живут по правилам старой морали. Ни у одной из них нет собственного «я».

– Вполне согласен с вами, – откликнулся Синъитиро.

– По-моему, каждая женщина вправе распоряжаться своей судьбой, а не жить так, как ей велят муж или родители. Она должна быть свободна от старых традиций и старой морали. Героиня одной из современных английских пьес говорит, что если мужчина может забавляться со многими женщинами, отчего женщине не поступать точно так же. Я тоже порою так думаю…

Рурико говорила шепотом, наклонившись к самому уху Синъитиро, и он, ощущая на своем лице ее теплое ароматное дыхание, испытывал невыразимое блаженство.

– Но вам, вероятно, не нравятся такие женщины? – С этими словами Рурико слегка отодвинулась от Синъитиро и улыбнулась. В каждом ее движении сквозило кокетство, и держалась она так смело и откровенно, что у Синъитиро слегка помутилось в голове. Завороженный чудесным видением, он краснел, словно мальчик, и молчал, не находя слов.

Вдруг Рурико посерьезнела.

– Вы первый, с кем я так откровенна, – сказала она. – Ведь человек, ничего не смыслящий в литературе, мог бы превратно истолковать мои слова. Мне давно хотелось найти друга, с которым я могла бы говорить откровенно, который понимал бы меня. Почему-то считают, что между мужчиной и женщиной не может быть дружбы, что такая дружба непременно ведет к любви. Что вы на Это скажете? Я полагаю, что подобная мысль в корне неправильна. Если мужчина и женщина в интеллектуальном отношении высоко развиты, они вполне могут поддерживать дружеские отношения. Взять хоть нас с вами, мы могли бы служить отличным примером. – Говоря это, Рурико рассмеялась и так близко наклонилась к Синъитиро, что едва не коснулась губами его щеки.

У Синъитиро приятно кружилась голова, он весь отдался очарованию мелодичного голоса, чувствуя, как его яд постепенно отравляет душу.

 

Светская львица

 

Несколько часов, проведенных Синъитиро в обществе госпожи Рурико, показались ему каким-то волшебным оном. Он все больше и больше поддавался обаянию ее женственности.

После театра Рурико довезла Синъитиро до Хандзомона, где он пересел на трамвай, шедший в Синдзюку. На прощание Рурико высунулась из автомобиля – в темноте лицо ее казалось особенно белым – и сказала:

– Жду вас в следующее воскресенье!

От этих слов у Синъитиро сладко забилось сердце, и он еще долго не двигался с места, провожая взглядом блестевший во мраке зеленый огонек удалявшегося автомобиля. Он все еще чувствовал на лице ее горячее дыхание, в ушах звучал ее красивый, мелодичный голос. Сейчас Синъитиро был полон ею одной. Он забыл обо всем на свете – и о погибшем юноше, и о таинственных часах, он забыл даже о любимой жене.

Домой он вернулся за полночь. Но Сидзуко встретила его, как всегда, с радостью. Глядя на ее кроткую, наивную улыбку, Синъитиро почувствовал угрызения совести, но в то же время не мог не признаться себе, что жена, которую он до сих пор считал привлекательной, теперь казалась ему самой обычной, ничем не примечательной женщиной. Образ госпожи Рурико неотступно преследовал Синъитиро. И за обедом и за ужином он думал только о ней.

– Ах, каким вы стали рассеянным! – говорила жена. – Вы даже не ответили мне, на какое число приходится следующее воскресенье. О чем вы все время думаете?

И Сидзуко, глядя на мужа, стала громко смеяться. До чего же она была наивна! Ей и в голову не приходило, что рассеянность мужа вызвана мыслями о другой женщине. Однако Синъитиро не в силах был прогнать от себя эти мысли.

Неделя показалась Синъитиро чуть ли не месяцем. И вот наконец наступило долгожданное воскресенье. Синъитиро был уверен, что госпожа Рурико ждет его с таким же нетерпением.

«Постепенно мы сблизимся с ней еще больше, и она сделает меня своим единственным другом», – размечтался Синъитиро.

Его фантазия неустанно работала. Воображение рисовало ему несравненное счастье, которое могла принести ему дружба с Рурико. Ведь говорила же она, правда, ссылаясь на чье-то высказывание, что дружба непременно ведет к любви, не исключено, что она и сама так думает.

Как же мне следует вести себя в подобном случае? Госпожа Рурико смелая и решительная, она скажет, что ее ничто не пугает. Но ведь она свободна. А что делать мне, если я связан по рукам и ногам?

Мысли путались в голове Синъитиро, не давая ему покоя.

 

Синъитиро отправился к госпоже Рурико после обеда. Это было первое воскресенье июля. Синъитиро шел к ней во второй раз и во второй раз лгал жене.

– Мы сговорились с сослуживцами провести воскресенье за городом. Соберемся в Синдзюку и поедем на реку Тама. – Все это Синъитиро сказал с безразличным видом Сидзуко, которая вышла проводить его и подала ему шляпу.

Сев в трамвай, Синъитиро все еще испытывал угрызения совести. Но при мысли о том, что госпожа Рурико с нетерпением ждет его, ему стало казаться, что трамвай идет чересчур медленно. По дороге Синъитиро лихорадочно думал о том, на какую тему будет вести разговор с госпожой Рурико.

«Сегодня я постараюсь подробнее изложить ей свои взгляды на литературу, на различные направления современной мысли. Попробую блеснуть эрудицией». Представляя себе остроумные замечания, которые госпожа Рурико будет отпускать, беседуя с ним, Синъитиро не заметил, как добрался до роскошного особняка на Гобантё.

За десять дней, прошедших с первого его визита, трава возле Императорского дворца и листва вишневых деревьев перед английским посольством стали еще гуще. На этот раз Синъитиро не робея вошел в ворота. У самого подъезда, в маленьком садике, где росли стройные клены, под яркими лучами летнего солнца расцвела индийская сирень. Синъитиро остановился перед мраморными колоннами, и сердце его учащенно забилось. Но, вспомнив, что госпожа Рурико разрешила ему приходить в любое время, потому что, по ее словам, была единственной хозяйкой в доме, приободрился.

«Она так настойчиво меня приглашала, что наверняка обрадуется моему приходу», – думал он.

Синъитиро нажал кнопку электрического звонка с французской надписью: Pousser. Как и в первый раз, раздались легкие шаги, дверь бесшумно отворилась, и на пороге показался уже знакомый Синъитиро мальчик с серебряным подносом.

– Я хотел бы видеть госпожу.

Мальчик, видимо, был в курсе дела и спросил:

– Простите, вы господин Ацуми-сама? Синъитиро кивнул.

– Пройдите, пожалуйста. Госпожа вас ждет. – Мальчик почтительно распахнул дверь. – Сюда, пожалуйста. Госпожа в нижней гостиной.

Синъитиро с волнением следовал за мальчиком по мягкому ковру. Ему было приятно, что госпожа Рурико предупредила слугу о его приходе. Ведь тот вечер казался ему мимолетным счастьем, остался у него в памяти как воспоминание, как волшебный сон. И вот теперь его мечты вдруг обрели реальные очертания. Уверенный в том, что идет твердым шагом, Синъитиро едва не прыгал от радости. Он надеялся провести с ней наедине все время, оставшееся до вечера, и сердце его замирало от восторга. Одни прошли несколько шагов по длинному коридору, и слуга остановился возле одной из дверей:

– Сюда, пожалуйста!

В этот момент Синъитиро представил себе, как госпожа Рурико, сидя в кресле, ждет его. Но когда, исполненный восторга и счастья, он осторожно открыл дверь, его оглушил громкий смех – в комнате собралась целая компания мужчин. Неприятно пораженный, словно его окатили ледяной водой, Синъитиро переступил порог и застыл на месте.

Картина, представшая его взору, была неожиданной. Ослепительно красивая госпожа Рурико с видом королевы удобно расположилась в глубоком мягком кресле, окруженная, будто Солнце планетами, молодыми людьми, устроившимися на стульях в самых разнообразных позах. Радужные надежды Синъитиро развеялись в прах. Он охотно убежал бы, но стоило ему перешагнуть порог гостиной, как все взоры с усмешкой устремились на него: «А, и ты сюда пожаловал!», и Синъитиро почувствовал себя оскорбленным.

– Милости просим, входите, пожалуйста, – сказала госпожа Рурико. – Я давно вас жду! Абэ-сан, – обратилась она к студенту, заметив рядом с ним свободный стул, – будьте любезны, поставьте этот стул сюда!

– Слушаю-с! – завороженный красотой ее глаз, с готовностью ответил студент и поставил стул рядом с креслом госпожи Рурико.

– Садитесь, пожалуйста, – пригласила она Синъитиро. Очень стеснительный, он при мысли о том, что ему придется сидеть рядом с госпожой Рурико, которая все свое внимание перенесла с остальных гостей на него, почувствовал, что начинает краснеть. В этот момент Рурико подняла руку и громко произнесла:

– Господа, позвольте представить вам Ацуми Синъи-тиро-сан, юриста фирмы Мицубиси. А теперь, господа, я представлю всех вас. Встаньте, Кояма-сан! – приказала Рурико молодому человеку в визитке, сидевшему к ней ближе всех.

Молодой человек покорно поднялся со своего места.

– Барон Кояма. Служащий министерства иностранных дел. Нагасима Рюта-сан, художник. Миякэ-сан, студент-филолог Императорского университета, будущий писатель. Абэ-сан, сын члена правления банка Дайити, студент экономического факультета университета Кэйо. Фукай-сан, служащий страхового общества «Нихон-Сэймэй», окончил Высшее коммерческое училище. Тэрадзима-сан. О нем вы наверняка слышали. Некоторое время он работал в Новом театральном обществе. Ёсиока-сан, старший сын маркиза Ёсиока. Томита-сан, всем известный молодой депутат, член партии Сэйюкай [37]. Все они мои близкие друзья.

Повинуясь ее взгляду, молодые люди один за другим вставали со своих мест, как ученики, которых вызывает учительница по журналу.

Разочарованный Синъитиро был близок к отчаянию и почти не слышал ее слов. Он никак не ожидал, что Рурико, собиравшаяся сделать его своим единственным другом, представит ему в качестве близких друзей еще с десяток мужчин. От возмущения и ревности у него потемнело в глазах. Он хотел немедленно покинуть дом госпожи Рурико. Но ее очаровательная улыбка, словно весенний ветер, развеяла его гнев.

Высокая прическа, сделанная в виде короны, очень шла к ее стройной фигуре, так же как и черное кимоно из омэси [38]. Синъитиро казалось, что от роз, вышитых на ее белом оби, исходит пьянящий аромат, и он даже испытывал легкое головокружение.

– Ацуми-сан! У нас сейчас возник весьма любопытный спор. Как вы думаете, кого из писателей эпохи Мэйдзи можно считать самым крупным?

Синъитиро неловко было вступать в спор с людьми малознакомыми, кроме того, он подумал о том, что тогда в театре госпожа Рурико солгала ему, сказав, что он первый, с кем она говорит откровенно, и это ранило его душу. Видя, что Синъитиро молчит, решил высказать свое мнение студент Миякэ.

– Но, госпожа, возможно, у Доппо [39]и есть дарование, но он еще не сформировался как писатель-натуралист, он только пионер натурализма.

Видимо, спор шел о Куникиде Доппо, писателе конца эпохи Мэйдзи. Студенту стал возражать барон Кояма:

– Таких произведений, как у Доппо, можно найти сколько угодно у зарубежных писателей-натуралистов. Пожалуй, Доппо лишь культивировал у нас иностранных натуралистов и не является пионером оригинального японского натурализма. Правда, он внес в японскую литературу некоторую свежесть, но призвание его – всего лишь подражание образцам западной литературы. Не правда ли, госпожа? – Барон был уверен, что госпожа Рурико поддержит его, однако она сказала:

– Я высоко ценю Куникиду Доппо. Мало кто из писателей эпохи Мэйдзи проникал в жизнь так глубоко, как он. Не так ли, Ацуми-сан? – Своим обращением к Синъитиро она как бы отдавала ему предпочтение перед остальными поклонниками.

К несчастью, Синъитиро был мало знаком с творчеством Доппо. Несколько лет назад он прочел его «Фаталиста» и «Мясо с картошкой», но произведения эти совсем стерлись из его памяти. Ответить Рурико наобум он пе мог, а совсем не ответить было неловко перед присутствующими, поэтому он сказал:

– Возможно, вы правы. Но считать его самым крупным писателем эпохи Мэйдзи, мне кажется, было бы некоторым преувеличенном. Вам может показаться это банальным, по, с моей точки зрения, самый лучший писатель эпохи Мэйдзи – Коё [40].

– Одзаки Коё! – насмешливо воскликнул барон Кояма.

– В наше время его «Золотой демон» воспринимается как бульварный роман! – присоединился к барону Миякэ.

Столь смелое суждение вызвало у госпожи Рурико улыбку одобрения.

И Синъитиро почувствовал себя оскорбленным, словно получил пощечину. С трудом подавив в себе гнев, он, изменившись в лице, произнес:

– Вы считаете «Золотого демона» бульварным романом?!

– Разумеется! Впрочем, все зависит от вкуса.

– Но вы, вероятно, забыли, что очень важно, в какую эпоху написано то или иное произведение. В настоящее время «Золотой демон» может быть воспринят как бульварный роман, но ведь с момента его выхода в свет, то ость с тридцать пятого года, прошло чуть ли не четверть века. Через двадцать лет все современные произведения, высокохудожественные с вашей точки зрения, будут восприниматься как самые заурядные. Нельзя рассматривать литературу вне связи ее с эпохой. Так и «Золотой демон». Для своего времени он был блестящим творением.

Вопреки ожиданию, Синъитиро говорил гладко и складно, отчего пришел в еще большее возбуждение и уверенно заключил свою речь:

– Поэтому, когда судишь о писателях прошлых времен, необходимо придерживаться исторической точки зрения.

– Что же, пожалуй, вы правы! – с чувством искреннего удивления произнесла Рурико, ибо литературные познания Синъитиро далеко выходили за рамки дилетантских суждений.

Это придало Синъитиро уверенности. Но студент Миякэ и барон Кояма пришли в негодование оттого, что Рурико приняла сторону Синъитиро, какого-то конторщика, ничего не смыслившего, по их мнению, в литературе.

Смуглое лицо Миякэ даже слегка покраснело, и он заявил:

– Талантливое произведение никогда не станет банальным – это нелепость! Оно останется талантливым для всех последующих времен. Романы Сайкаку [41], например, никогда не устареют, потому что созданы поистине великим писателем. А вот Одзаки Коё был, есть и будет весьма заурядным романистом. Идеи его произведений и сама манера письма не выходят за пределы этой заурядности. Его интеллект – это интеллект среднего человека, только отшлифованный лучше. В своем романе «Три жениха» он мастерски изобразил три характера. Но изображенные им люди ничем не примечательны и часто встречаются в жизни. Я допускаю, что Коё может служить образцом средних писателей эпохи Мэйдзи, в отличие от крупных писателей той же эпохи, таких как Рохан [42], Рюро [43]или Бимё [44].

Только Миякэ умолк, как заговорил барон Кояма:

– О низкопробности «Золотого демона» свидетельствует уже сама его популярность. Толпа никогда не будет восхищаться истинно художественными произведениями.

Наглый тон молодых людей раздражал Синъитиро. Госпожа Рурико спокойно слушала спорщиков, поощряя их не сходившей с лица улыбкой, словно хотела сказать, так, по крайней мере, казалось Синъитиро: «Не сдавайтесь! Держитесь!»

– Вы говорите очень странные вещи, – возразил Синъитиро барону, который держался с надменностью аристократа. – Утверждать, что популярность произведения свидетельствует о его банальности, – это уже слишком! В таком случае и трагедии Шекспира следовало бы признать банальными, а поэмы Гомера и «Божественную комедию» Данте отнести к бульварной литературе. Я же полагаю, что чем лучше произведение, тем большей популярностью оно пользуется. Так, например, было в Японии с произведениями Толстого. Если же произведение не завоевывает успеха у публики, значит, оно слабое. Возьмите Бакина [45]и Сайкаку: их творчество широко известно и передается из поколения в поколение. Поэтому неверно отрицать художественную ценность «Золотого демона», основываясь только на его популярности. Истинно художественные произведения становятся все популярнее по мере повышения культурного уровня читателей. Предположим, что идеи и взгляды Коё ничем особым не отличаются, но судя по тому впечатлению, которое его сочинения производят на читателя, они обладают большой художественной ценностью. А фабула этого романа так интересна, так мастерски сделана, что Коё по справедливости можно назвать самым крупным писателем эпохи Мэйдзи. К тому же он блестящий стилист, язык романа богат и изыскан, как пион тонкой и изящной работы, сделанный из панциря черепахи [46].

Синъитиро говорил с большим подъемом. Он непременно поступил бы на филологический факультет, а не на юридический, если бы отец не был против. Считая себя сведущим в литературе, Синъитиро имел собственное мнение касательно тех или иных литературных вопросов. Барон Кояма уступал Синъитиро в литературных познаниях и, совершенно уничтоженный его суждениями, сидел весь красный, с недовольным видом. Миякэ тоже досадовал на свое поражение, стараясь как-то реабилитировать себя, но лишь беспомощно шевелил губами.

– Ацуми-сан – истинный знаток литературы! – воскликнула госпожа Рурико. – Я просто в восторге от него.

Итак, Синъитиро был увенчан славой, словно рыцарь, одержавший блестящую победу на турнире.

Миякэ, наконец собравшись с мыслями, Хотел что-то сказать, но в это время в дверь постучали.

– Кто там? – спросила госпожа Рурико. В ответ раздался звучный, приятный голос:

– Это я.

– Ах, Акияма-сан! Вы пришли очень кстати! – И Рурико пошла навстречу новому гостю.

Когда вошел Синъитиро, она лишь поднялась с места, этому же господину собственноручно открыла дверь. Он вошел в гостиную с легким поклоном. Лицо его показалось Синъитиро очень знакомым, но где он его видел, Синъитиро никак не мог вспомнить. С виду этого господина можно было принять за писателя или художника. Копна волос, похожих на львиную гриву, подчеркивала бледность его продолговатого лица. Но, несмотря на беспорядок в прическе, он выглядел весьма элегантно в своем льняном кимоно из сацума [47]и прозрачном, цвета ржавчины хаори. Рурико стоя продолжала с ним разговаривать.

– Простите, что долго не навещал вас.

– Да, вы очень давно у меня не были! В газетах Писали, что вы уехали в Хаконэ. Это правда?

– Нот, никуда я не уезжал.

– Значит, вы все еще пишете свой длинный роман, Представляю, как вы измучились. А я, признаться, думала, что вы просто забыли дорогу к моему дому. Не правда ли, Миякэ-сан? – Рурико оглянулась на студента.

– Как дела?

– A y вас как?

Встретившись взглядами, студент и господин Акияма поклонились друг другу.

– Почему Же вы так долго не приходили? Вас очень не хватало в этом салоне, – продолжал Миякэ почтительным тоном, каким обращаются к старшим.

– Садитесь, прошу вас, Акияма-сан! – говоря это, госпожа Рурико поставила рядом со своим креслом стул. – Вы и в самом деле пришли очень кстати! Нам надо разрешить наш спор. Не правда ли, Миякэ-сан?

Ободренный ее словами, студент обратился к Акияме:

– Скажите, пожалуйста, кого вы считаете наиболее крупным писателем эпохи Мэйдзи? Ответить на этот вопрос может только настоящий знаток литературы.

Последние слова Миякэ были направлены в адрес Синъитиро, чтобы поддеть его.

– Этот господин, – обратилась Рурико к Синъитиро, – Акияма Macao-сан. Вы, разумеется, о нем слышали. Он талантливый писатель, принадлежащий к школе Акамон.

Акияма Macao! Наконец-то Синъитиро вспомнил. Он учился на третьем курсе филологического факультета котогакко, когда Синъитиро еще был на первом, считался очень талантливым и часто помещал свои стихи и критические заметки в студенческом литературном журнале. По окончании университета он быстро завоевал популярность у публики и теперь считался одним из самых видных молодых писателей, выделявшимся своей эрудицией даже среди литераторов.

При мысли о том, что высказанное им сгоряча мнение сейчас будет отдано на суд настоящему писателю, Синъитиро испытал стыд и неловкость. С вершины счастья сердце его сразу упало на самое дно пропасти.

«Неужели придется вступить в спор с этим уважаемым литератором, да к тому же человеком старшим по возрасту…»

Синъитиро от волнения пот прошиб. А господин Акияма, даже не подозревавший о его терзаниях, покуривая сигарету, сказал спокойным тоном:

– Вот как! Спор у вас серьезный, и, прежде чем высказать собственное мнение, я хотел бы ознакомиться с мнением всех присутствующих здесь.

С этими словами господин Акияма отбросил волосы со лба.

– Мнения здесь высказывались самые разные, – сказал студент. – Господин Ацуми, например, так, кажется, ваша фамилия, – здесь Миякэ бросил быстрый взгляд на Синъитиро, – считает Коё самым крупным писателем эпохи Мэйдзи, утверждая, будто язык его произведений изыскан так же, как пион из черепашьего панциря.

Все это Миякэ произнес с легким презрением, после чего господин Акияма с присущей писателю проницательностью пристально и с неприязнью посмотрел на Синъитиро, погасил сигарету о серебряную пепельницу и проговорил:

– Изящен, как пион из черепашьего панциря… Что же, сравнение в высшей степени образное! Но подделку этого пиона можно купить в любой галантерейной лавке за тридцать – сорок иен.

Сарказм господина Акиямы вызвал у всех, начиная с госпожи Рурико, взрыв хохота.

– Так, может быть, изысканность Одзаки Коё та же подделка, вызывающая восторг, скажем, у кухарок и служанок? По блеску ее не отличишь от подлинника, и лишь при ближайшем рассмотрении можно определить, что изготовлена она не из черепашьего панциря, а из кости коровы или быка.

Синъитиро не раз приходилось слышать, что господин Акияма, спекулируя своим талантом, ведет себя на литературных диспутах вызывающе. Но сейчас по странному стечению обстоятельств все злословие господина Акиямы было направлено в адрес одного Синъитиро. И Синъитиро испытал при этом досаду, смешанную с возмущением. Но у него не хватало смелости вступить в спор с известным писателем, и единственно, что ему оставалось, это молча слушать его едкие, полные сарказма замечания. Однако Синъитиро в душе возмущался поступком знаменитого писателя, вступившего в поединок с ним, по сути дела, дилетантом, считая это легкомыслием со стороны всеобщего кумира – Акиямы. Свою речь Акияма закончил словами:

– В нынешнее время «Золотой демон» действительно воспринимается как бульварный роман.

– Ах! – воскликнула госпожа Рурико. – Миякэ-сан тоже назвал его бульварным. Все ясно, это определение он позаимствовал у Акиямы-сан!

Миякэ покраснел и почесал в затылке. Все, кроме Синъитиро, рассмеялись. А господин Акияма с усмешкой произнес:

– Весьма польщен, что мнение Миякэ-сан совпадает с моим.

Снова раздался смех. Когда же смех утих, заговорил Миякэ:

– Ацуми-сан не отрицает, что в настоящее время роман Коё может быть признан банальным, но при этом; говорит, что любое произведение следует оценивать с исторической точки зрения, то есть учитывать, в какую эпоху оно было создано.

– Отличная мысль! – воскликнул Акияма не то в шутку, не то всерьез. – Но с этим можно было бы согласиться лишь при условии, что все современники Одзаки Коё писали вещи, с нашей точки зрения, банальные. Однако в эпоху Мэйдзи жил писатель, который создал великолепный роман, не утративший и поныне своей художественной ценности. Как же можно считать Коё самым крупным писателем своего времени! Он просто был одним из эпигонов периода Токугавы, в его произведениях чувствуется влияние той эпохи.

Тут все время молчавший Синъитиро не выдержал:

– Если стать па вашу точку зрения, то всю литературу эпохи Мэйдзи следует считать эпигонской, не только одного Коё!

– Вы неправы. Есть писатель, создававший произведения только в духе эпохи Мэйдзи.

– Неужели есть такой писатель?! – все больше и больше волнуясь, воскликнул Синъитиро.

– Разумеется, есть! – ледяным тоном ответил господин Акияма.

 

Вампир

 

– Кто же он, этот писатель? – спросил Синъитиро. Господин Акияма тем же холодным тоном ответил:

– Мнение тут может быть лишь чисто субъективным. Я назову вам имя, но из-за непонимания вы можете со мной не согласиться, и тогда не о чем больше будет спорить. Так вот, я имею в виду писательницу Хигути Итиё [48].

Господин Акияма произнес это тоном, не терпящим возражений.

Тут госпожа Рурико радостно воскликнула:

– Итиё! О, я совсем забыла! Ну конечно же, Итиё! Из всех героинь прочитанных мною романов мне больше всех нравится Мидори в «Ровесниках».

– Вполне естественно, что она вам нравится. Вы очень походите на нее своей гордостью и энергией!

– Ну, что вы! – запротестовала Рурико, в душе радуясь такому сравнению.

– Итиё! Она действительно гениальна. И так рано ушла из жизни. В сравнении с ней Коё – обыкновенный писатель, хоть и не без способностей! – с довольным видом заявил барон Кояма, мстя за свое поражение.

– Да. При сопоставлении «Ровесников» с «Золотым демоном» сразу становится ясным, какой из этих романов представляет собой подлинную художественную ценность, – сказал Миякэ, зло глядя на Синъитиро. – По теории Ацуми-сан, «Ровесники» должны были бы завоевать большую популярность, чем «Золотой демон», потому что написаны па несколько лет раньше. Но если даже никто, кроме нас, не читает теперь «Ровесников», роман от этого не стал хуже.

После этого все наперебой заговорили:

– «Ровесники» – это литературный шедевр эпохи Мэйдзи!

– Да, я читал его. Роман действительно хорош.

– Да-да! В нем, кажется, часто упоминается местность вблизи Ёсивары. Помню, помню, читал его когда-то. В нем как будто рассказывается о сыне одного священника. Героиня романа влюблена в юношу, но из гордости не признается ему в своем чувстве. Потом из-за какого-то пустяка они расходятся…

– У Синнё, сына одного священника, – вступил в разговор депутат Томита, – порвались завязки на гэта [49]и он испытывал от этого большое неудобство. Мидори хотела дать ему кусок пурпурной ткани с узором. Но Синнё раскапризничался и не взял. О, я до сих пор великолепно представляю себе эту картину!

После всех снова заговорил Акияма, словно произнося окончательный приговор:

– Во всяком случае, ни один из писателей эпохи Мэйдзи не проник так глубоко в человеческую душу, как Итиё. Писатели «Кэнъюся» [50]щеголяли красивыми фразами, однако не сумели правдиво изобразить человека. Среди них Итиё занимает по праву совершенно особое положение. Даже гениальный Такаяма преклонялся перед ней.

Синъитиро все больше и больше раздражался, испытывая сильное желание уйти. Он готов был всех их избить.

Неизвестно, догадывалась ли об его чувствах госпожа Рурико, но она с улыбкой спокойно обратилась к нему:

– Держитесь, Ацуми-сан! Спор клонится не в вашу пользу!

Немного спустя Синъитиро нерешительно встал со своего места, и все подумали, что он собирается продолжить спор. Но Синъитиро больше не было никакого дела ни до Хигути Итиё, ни до Одзаки Коё. Он негодовал на госпожу Рурико, он ненавидел ее за вероломство и хотел только одного: поскорее покинуть эту гостиную, не видеть них омерзительных людей.

– Прошу прощения… госпожа… я…

Обуревавшие Синъитиро чувства мешали ему говорить, и, так и не закончив фразы, он поспешил к двери, пробираясь между стульями.

Воцарилась напряженная тишина. В гостиной госпожи Рурико часто разгорались споры, в которых каждый старался завоевать благосклонность хозяйки, но еще ни разу проигравший не приходил в такое возбуждение: Синъитиро был бледен как смерть, и его состояние всех ошеломило.

Синъитиро больше не привлекала красота госпожи Рурико, а ее великолепный салон он просто презирал. Теперь наконец он понял, что она пустая кокетка, а ее сладкие как мед слова насквозь лживы. Более того, они ядовиты. Она издевается над своими обожателями без всякой цели, а просто так, забавы ради, ей доставляет удовольствие эта игра. Она испытывает силу своих чар над мужчинами, как обладатель яда, который проверяет его действие на своих жертвах. Вампир! Синъитиро не мог подобрать более подходящего определения для госпожи Рурико.

Он молнией промчался по коридору до самой прихожей, даже не оглянувшись на мальчика-слугу, который хотел его проводить, и ухватился за ручку входной двери. Но в этот момент на распалившегося Синъитиро словно брызнули холодной водой: он услыхал мелодичный голос госпожи Рурико:

– Ацуми-сан! Ацуми-сан! Подождите минутку!

Ее голос был губительный, как голос сирены для рыбака, и Синъитиро решил не поддаваться искушению, но его рука, взявшаяся за дверную ручку, словно оцепенела.

– Что с вами? Я так испугалась! Вы чем-то возмущены? – запыхавшись говорила подбежавшая Рурико.

Ее широко открытые глаза, тонкий, будто вырезанный из слоновой кости нос, красиво очерченные губы, щеки с нежным румянцем, улыбка – словом, весь ее облик так не вязался с обманом и ложью!

– Почему вдруг вы собрались уходить? Скоро мои гости разъедутся, и мы побеседуем с вами. Акияма-сан всем известен своим злым языком. Он спорит только для того, чтобы спорить, но все перед ним заискивают. Я понимаю, что вам это неприятно. Хотите, я провожу вас к себе в библиотеку? Вы меня там подождете, а заодно почитаете вашего любимого Коё. Я же под каким-нибудь предлогом выпровожу гостей и не позднее чем через полчаса приду за вами.

Синъитиро уже готов был остаться, но тут же сказал себе: «Разве тебя не втоптали в грязь? Чего же ты еще ждешь от нее? Хочешь, чтобы тебя еще больше унизили Будь мужчиной! Гони прочь от себя пустые мечты!»! И Синъитиро, призвав на помощь все свои силы, сказал:



Поделиться:




Поиск по сайту

©2015-2024 poisk-ru.ru
Все права принадлежать их авторам. Данный сайт не претендует на авторства, а предоставляет бесплатное использование.
Дата создания страницы: 2018-01-30 Нарушение авторских прав и Нарушение персональных данных


Поиск по сайту: