Генрих Ягода, А.М. Горький и его очерк «О Соловках». Статья 1.
Алексей Максимович Горький и Генрих Григорьевич Ягода – известные не только в нашей стране люди, но и далеко за ее пределами жили в интересное и сложное время, каждый из которых профессионалы своего дела, в той или иной степени связаны с Нижегородским краем. Они оставили после себя в годы «Большого террора» далеко неоднозначный след, приводящий современного человека к далеко идущим нелицеприятным выводам. В нескольких небольших заметках (даже не статьях как таковых) мы обратимся к некоторым сюжетам из их жизни.
Алексей Максимович длительное время жил в эмиграции. Но в первые годы власти большевиков, как человек сочувствующий социал-демократам, он вновь оказался в России. Но остался недоволен методами преобразований, производимых большевиками. Отношением к творческой интеллигенции (расстроен отношением власти к Н.Гумилеву, А.Блоку). Его благотворительная деятельность по отношению к голодающим Поволжья была раскритикована В.И.Лениным. Расстроенный, он уехал опять в Западную Европу.
Но вот на 60-летие со дня его рождения руководство страны и лично И.В.Сталин приглашают в СССР. Находясь в дружбе с В.И.Лениным, он писал о нем, о некоторых других видных политических деятелях. Но о Сталине ни строчки. Он приезжал на родину в 1928, 1929, 1931, а в 1933 году остался в стране до конца своей жизни, то есть до лета 1936 года. Генрих Ягода будучи к этому времени заместителем председателя ОГПУ СССР, получил специальное задание быть куратором (помощником писателя) по бытовым вопросам. Удивительно, но между знаменитым писателем и влиятельным чекистом были родственные связи. Алексей Максимович являлся крестным отцом приемного сына Зиновия Пешкова, отец которого был двоюродным братом отцу известного революционера - Якова Свердлова. Приемный сын – Зиновий – брат Я.Свердлова, чья племянница (Ида Авербах), была замужем за Генрихом Ягодой. Зиновий был советником в правительстве Колчака, а в последствии – офицером «Французского легиона».
Горького с 1928 года связывали с Ягодой не только ностальгические воспоминания о родном городе, но и трезвый расчет: от Ягоды зависели судьбы тех, чьим заступником мог бы он стать. Макс — сын 1898 г.р. — легко находил общий язык с Ягодой, поскольку единственным местом где он успел поработать – это место в ВЧК в должности инспектора по обеспечению продовольствием. На первых порах общения с единственным сыном писателя старался удовлетворять любую его прихоть и даже упреждать его желания, предлагая то, что заведомо будет тому по душе.
В общении он выделял Надежду Пешкову-жену Максима Алексеевича Пешкова из привычного общества дам советских партийных лидеров, у них были две 7-8 летние внучки-Марфа и Даша. Ягода,— этот «карающий меч революции», руководитель особого отдела ОГПУ, одно имя которого наводило ужас на миллионы людей, — влюбился. Роль друга обоих — Тимоши (как звали его близкие ей люди), и Макса — позволяла ему сохранить и развить отношения со всей горьковской средой. Практически ежедневно постоянно имел контакты с секретарем писателя – П.П. Крючковым. Большая горьковская семья как бы увеличилась теперь еще на одного человека: «дорогого друга» и земляка Генриха Ягоду.
Программа пребывания Горького в Москве не была столь насыщенной, как годом раньше, но все же то и дело он появлялся в местах большого скопления людей, привлекая к себе всеобщее внимание и повышенный интерес. В обществе нескольких советских вождей он провел день на стадионе «Динамо», где собрались комсомольцы со всего Советского Союза, и призвал их «быть сильными, здоровыми, красивыми в жизни». Принял участие в странном мероприятии — Всесоюзном съезде безбожников. Должен был на нем выступить, но присутствие и речь Маяковского отбили у него это желание: любое соучастие в чем бы то ни было — с этим поэтом он решительно отвергал. Гвоздем горьковской программы на этот год была поездка на Соловки, которую задумал Ягода.
С промежуточной остановкой в Ленинграде Горький поехал в зловещие «Соловки» — недавно еще живописнейший монастырь, построенный на острове в Белом море и превращенный Лениным в первый советский концлагерь на основе постановления от 8 октября 1923 года наполнением 8 тыс. человек. С 1926 г. лагерь на самоокупаемости. С 1928 г. центр работ лагеря перемещается на материк. В 1929 г., ко времени приезда писателя, лагерь был с наполнением в 22 тыс. человек. Тем самым было положено начало созданию гигантского архипелага ГУЛАГ. «В Соловецком лагере особого назначения» (СЛОН) в двадцатые годы осужденные выпускали свой журнал, зэки-актеры имели там свой театр, музыканты — симфонический оркестр, ученые — различные «очаги культуры». Именно к этой показухе и должен был приобщиться Алексей Максимович Горький - автор сказок для детей, создатель романтических мифов («Песня о Буревестнике», «Данко» и др.). На него Генрих Ягода возлагал надежды. Сам он от этой поездки отказался. С Горьким поехал Матвей Соломонович Погребинский, руководитель Болшевской «трудовой колонии» для малолетних преступников. В самом начале тридцатых годов руководитель УГБ Башкирской АССР, с 1934 г. по весну 1937 г. – начальник УНКВД Горьковского края. Горький так о нем отозвался: «Человек неукротимой энергии. Славный он. Чем больше узнаю его, тем более он мне нравится».
Уже с парохода открылся Горькому фантастической красоты вид на монастырь, превращенный в застенок и в камеры пыток. От величия и вместе с тем зыбкой фееричности пейзажа он плакал, восторгаясь замечательным творением человеческих рук. Восторг делила с ним Тимоша. Ягода снабдил ее формой: черная кожаная фуражка, кожаная куртка, кожаные галифе и высокие узкие сапоги. Годы спустя, продиктовав свои воспоминания, Надежда Алексеевна Пешкова (Тимоша) оставила такие впечатления об этой беспримерной экскурссии:«С моря Соловецкий монастырь, как сказочный город.Знакомимся с жизнью Соловецкого лагеря. Я иду в музей, устроенный в одной из церквей. Там было собрано все, что осталось после монахов, много старых икон и разной церковной утвари. Все едем на «Секир-ropy». Оттуда открывается изумительный вид на озеро. Вода в озере холодного темно-синего цвета, вокруг озера лес, он кажется заколдованным, меняется освещение, вспыхивают верхушки сосен, и зеркальное озеро становится огненным. Тишина и удивительно красиво. На обратном пути проезжаем торфоразработки. Вечером слушали концерт. Угощали нас соловецкой селедочкой, она небольшая, но поразительно нежная и вкусная, тает во рту». И все... Ничего другого ее память вроде бы не сохранила.
Сам Горький был более впечатлительным. Он «отмечался» на каждом лагерном объекте, оставляя записи в книге отзывов. К приезду Горького политических узников перевели в другой конец острова, куда доступ ему был закрыт. Его встречали почти исключительно уголовники, изображавшие полнейшее довольство судьбой. Но когда он вошел в фойе соловецкого театра без чекистской свиты, зэки бросились к нему с записками — он собирал их, стоя лицом к стене и заложив руки за спину. Полученные Горьким записки и все дневниковые записи, которые он вел на острове, исчезли тотчас после его отъезда: два горьковских чемодана были похищены! Ягода объяснил это проделками профессиональных воров. Один чемодан позже вернули — вместо бумаг в нем оказалась коробка с пеплом. Зловещая символика была слишком очевидной — Горький понял ее и сделал правильный вывод.
Разоблачать фарс, который был для него заготовлен, он, конечно, не мог — ему намекнули на это грубо и недвусмысленно. Но кто мог бы заставить его восхищаться лагерем? Однако Горький подготовил материал по памяти и опубликовал восторженный очерк страниц на 25 в журнале «Наши достижения» за 1930. №5, за что в последствии журналистами, представителями интеллигенции он был назван «соловьем СЛОНа». Очерк изложен грамотно, хорошим литературным языком, экскурсом в историю с 15 века. Сам стиль, смысл изложения напоминает рассказ о создании общности людей на острове Утопия бессмертного «Города солнца» социалиста-утописта Томазо Кампанеллы, или подобного творения Морелли. С конца 19 века излагается география, природа, социально-экономические условия острова 24 км в длину и 16 км в ширину, намекая, что еще ни один человек отсюда не убежал. Через контакты автора с представителями монашества, крестьянства, женского населения, представителями из преступной среды, иных социальных групп с направленностью, что труд делает человека социально полезным для общества.
Алексей Максимович подводит к понятию преступления, как действия, запрещенного законом. Видите ли, «буржуазная наука формулирует врожденные способности человека к преступлению, прежде всего к кражам и иным имущественным преступлениям. В Советском Союзе считают, что преступность создается самим классовым обществом. Преступность-это социальная болезнь, возникшая на гнилой почве частной собственности. Она может быть легко уничтожена, если будут уничтожены условия возникновения болезни – экономические основы существования частной собственности». Тюрьма для правонарушителей в течение 5 лет применения метода «воспитания трудом» в условиях возможной широкой свободы, дает положительные результаты. На этом основано функционирование СЛОНа.
Вместе с тем, отмечает Горький, - «рабочий не может относиться так сурово и беспощадно, как он вынужден относиться к своим классовым врагам, которых он знает, не перевоспитаешь, и враги очень усердно убеждают его в этом. Правонарушители, если они люди из его класса, - рабочие и крестьяне, - они перевоспитываются легко». И не моргнув глазом отмечает, что «Соловецкий лагерь надо рассматривать как подготовку школьника в вуз, имея в виду вуз - уже накопленный опыт воспитания малолетних преступников.
Алексея Максимовича Горького можно не ругать за холуйство. Потому как он вынужден это делать, подчеркивая свой статус пролетарского писателя и социал-демократа. Нам за аргументами далеко ходить не нужно. Перед нами история строительства основ социализма в довоенный и послевоенный период советской власти книги и пособия по «Конституционному праву», «Правам человека и гражданина».
Представляется объяснимым поведение А.М. Горького в стремлении понравиться, поскольку он чувствовал на первых порах собственную нужность прежде всего двум лицам: И.В. Сталину и Г.Г. Ягоде: «Очень хочется видеть Вас поскорей, — написал Горький Ягоде сразу же по возвращении из Соловков в Ленинград, — чтобы поделиться с Вами тем, о чем думаю». «Без Вас грустно»,-вторил Г.Ягода. Горький отвечал ему в той же тональности: «Ваши слова <...> огорчили и даже несколько возмутили меня. Нехорошим настроением вызваны они, дорогой мой Генрих, с этим настроением нужно бороться, его необходимо преодолеть, оно «не к лицу» такого мужественного человека и стойкого революционера, каким я знаю Вас. Не могу себе представить никаких иных причин — кроме переутомления — которые могли бы выбить Вас из седла. Вы обязаны отдохнуть, привести себя в порядок. Чорт возьми, как хорошо было бы, если б Вы приехали сюда! Мы бы Вас починили!». Горький в переписке с Г.Ягодой пишет: «Я очень люблю людей Вашего типа. Их — немного, кстати сказать». Ему вторит Генрих Ягода: «Как здорово я к Вам привязался».
Литература:
Горький А.М. Соловки: очерк //Наши достижения. 1930. №5.