Для Аристотеля наука была чем-то вроде прикладной философии; Стагирит и называл ее «второй философией», чтобы отличить от «первой философии», «мудрости», которая занималась изучением самых первых причин и «начал», включая и такое, как живой Разум-бог — последнее основание всего сущего. В практическом отношении, считает Аристотель, вторая философия ценнее первой; с точки зрения мышления наоборот: все науки, утверждается в «Метафизи-
ке», более необходимы, нежели первая философия, но лучше — нет ни одной. Известно, что именно Аристотель и его ученики, опираясь на значительную помощь со стороны Александра Македонского, создали первые образцы античных наук.
Уже Платон, как отмечалось выше, в «Пире», «Федре» и «Пармениде» ставит вопрос о том, как строить знание о некотором объекте изучения, сегодня мы бы сказали, как строить научный предмет, науку. Он показывает, что такие знания должны быть непротиворечивыми и связанными между собой процедурой размышления [56, с. 176]. Аристотель идет дальше. Он ставит задачу создания регулярной процедуры построения наук, понимая под этим, с одной стороны, способы построения знаний о некотором предмете, основанные на применении сформулированных им правил и категорий, с другой — поиск того, что Аристотель называет «началами».
Начала по Аристотелю — это истинные знания, задающие сущность изучаемого предмета (силлогическое суждение будет доказывающим, пишет Аристотель, «если оно истинно и взято из предположений, выдвинутых с самого начала» [11, с. 10]. «У всех начал есть та общая черта, что они представляют собой первый исходный пункт или для бытия, или для возникновения, или для познания вещи» [8, с. 78]). К тому времени, как Аристотель приступил к реализации своей программы, были дифференцированы знания о различных вещах — рассуждали о движении, музыке, душе, богах и прочее; то есть сами предметы уже фактически сложились. Однако, поскольку до Платона и Аристотеля каждый мыслитель, реализуя себя и собственное понимание предмета, рассуждал по-своему, в каждой из указанных предметных областей были получены разрозненные знания, не связанные между собой; они по-разному трактовали предмет, нередко противоречили друг другу или опыту. Именно поэтому Аристотель ставит задачу — заново получить знания в каждой из таких предметных областей. Чтобы понять, как Аристотель решает эту задачу, рассмотрим один пример — построение Стагиритом науки о душе.
Сначала Аристотель сортирует уже полученные другими мыслителями знания о душе: выделяет в отдельную группу противоречия, ведь от них нужно было избавиться; при этом многие противоречия он впервые формулирует сам. В другую группу Аристотель собирает знания о душе, которые выглядели как истинные, то есть схватывающие сущность предмета, именно эти знания затем будут им включены в «начала» души.
Следующий шаг — характеристика души как объекта научного изучения, предполагающая ее соотнесение с определенными категориями, ведь по Аристотелю, сущее задается категориями [10, с. 4, 38]. Процедура категоризации в свою очередь включала два основных звена.
Первое звено — приписывание душе и связанным с нею феноменам (телу, жизни и т.д.) характеристик, принадлежащих категориям, одновременно это предполагает элиминирование других характеристик, не указанных категориями; кроме того, между выделенными характеристиками устанавливались такие же связи, как и между соответствующими категориями. Второе — получение в рассуждении следствий из нового понимания души. Если подобные рассуждения приводили к противоречиям или еще больше запутывали вопрос, то отданной категоризации Аристотель отказывался, напротив, если рассуждения не приводили к противоречиям и позволяли разрешить проблемы, то шаг категоризации закреплялся. В результате удавалось нащупать новые характеристики души, которые извлекались уже не из наблюдения, а строились как конструкция (как идеальный объект) самим Аристотелем.
В этой связи особенно показательным выступает пример следующей категоризации: во второй книге душа отождествляется Аристотелем с категорией «сущность» и «форма», соответственно, тело — с категорией «материя» («субстанция»). «Ведь материя, — пишет Стагирит, — есть возможность, форма же — осуществление, и это в двояком смысле: в смысле знания и созерцания. Преимущественно тела кажутся субстан-
цией, а из них — естественные тела; ведь последние являются источником всего остального... Ведь тело не есть то, что приписывается предмету, а скорее само является предметом и материей. Таким образом, необходимо душу признать сущностью, своего рода формой естественного тела, потенциально одаренного жизнью. Сущность же есть осуществление (энтелехия), таким образом, душа есть завершение такого тела. Осуществление же можно понимать в двояком смысле, — или как знание, или как созерцание; ясно, конечно, что как знание. Ведь душе свойственны и сон, и бодрствование, причем бодрствование соответствует созерцанию, сон же соответствует обладанию без выявления. Знание предваряет познание, поэтому душа есть первое осуществление естественного тела, потенциально одаренного жизнью... не следует спрашивать, представляет ли собой душа и тело нечто единое, подобно воску и изображения на нем, ни вообще относительно любой материи и того, чьей материей она является» [10, с. 35—36].
Последовательное отождествление души с категориями, в ходе которого анализируются следствия и отбираются истинные знания о душе, позволяют Аристотелю сконструировать то, что он называет «началом души», а мы сегодня — идеальным объектом. Итоговые характеристики такого начала суммированы в третьей книге восьмой главы. Душа, пишет Аристотель, «некоторым образом обнимает все существующее. В самом деле: все существующее представляет собой либо предметы чувственно постигаемые, либо умопостигаемые. Ведь в известном смысле знание тождественно познаваемому, а ощущение — чувственно воспринимаемым качествам... но самые предметы отпадают, — ведь камень в душе не находится, а форма его. Таким образом, душа представляет собой словно руку. Ведь рука есть орудие орудий, а ум — форма форм, ощущение же — форма чувственно воспринимаемых качеств» [10, с. 102—103].
Следующее звено — сведение к построенному началу других случаев. В работе «О душе» этот момент отсутствует, его необходимость можно уяснить, анализируя другую ра-
боту Стагирита — «Физику». В ней Аристотель рассматривает различные движения, относительно которых были получены как отдельные истинные знания, так и парадоксы. В целом аристотелевская физика строится по той же логике, что и предыдущая работа. Так, движение как род бытия Аристотель характеризует с помощью «категорий» сущность, суть бытия, вещь, форма, материал, возможность, действительность, способность, качество, количество, состояние. Эти понятия и категории определяются Аристотелем относительно друг друга и организуются в такую систему, которая, как показывает анализ, позволяет выразить эмпирические смыслы, зафиксированные в описаниях различных движений, а также объяснить затруднения, возникающие в рассуждениях о движении [7].
В результате Аристотель получает два разных представления о движении: движение есть переход вещей из возможного бытия в действительное и совокупность качеств или состояний. Данные характеристики движения как начала Аристотель использует для опровержения апорий Зенона о движении, а также для описания разных видов движения; последний момент, включающий сведение новых случаев к построенному началу, отсутствовал в работе «О душе». В частности, Стагирит различает равномерное и неравномерное движение, относя к последнему и свободное падение. Анализируя способы сравнения разных движений, Аристотель склоняется к мысли, что именно равномерное движение образует сущность любого движения и, следовательно, специфицирует движение как род бытия. Поэтому, определяя неравномерное движение, Аристотель сопоставляет его с равномерным и приходит к выводу, что различие между обоими видами движения определяется либо характером пути, времени, среды, либо характером скорости движения, различающейся большей или меньшей степенью. В языке современной философии науки эту работу можно охарактеризовать так: Аристотель не только «спроектировал» для физики первый объект изучения — движение и на
основе этого задал науку, но также построил два идеальных объекта — равномерное и неравномерное движение, сведя второе к первому.
Анализ анализируемых здесь работ Аристотеля позволяет также развести три разных процесса: построение нового научного предмета (начал, определений), научное объяснение, которое включало в себя разрешение противоречий, решение проблем и других затруднений, зафиксированных по поводу изучаемого объекта, наконец, построение самой науки, то есть сведение новых случаев к началам, получение истинных знаний, «исчерпание» (описание) в рамках данной науки всех случаев (известных в эмпирии объектных ситуаций).
Сравнивая работы Аристотеля с более поздними исследованиями Архимеда, можно увидеть, что после Стагирита новые античные науки строились несколько иначе. Как правило, этап категоризации отсутствовал, поскольку эту работу проделал Аристотель. Существенно изменилась и процедура построения идеальных объектов, она стала более конструктивной, поскольку строилась с оглядкой на созданные Аристотелем образцы, и одновременно более дескриптивной, ориентированной на теоретическое описание всех случаев, зафиксированных в эмпирии. Архимед ориентируется уже не только на идеал науки, разработанный Платоном и Аристотелем, но и различение теоретического и эмпирического слоя науки. К первому относятся идеальные объекты и истинные знания, ко второму — реальные объекты (данные в опыте; это могли быть и специально построенные модели), а также эмпирические знания. Ряд истинных знаний Архимед получает не в теоретическом слое, а в эмпирическом, например, взвешивая модели фигур. Но затем он их вводит в теорию. В предисловии к работе «Квадратура параболы» Архимед пишет, что основную теорему он нашел при помощи механики, но затем также доказал и геометрически [12, с. 77].
В связи с рассматриваемым материалом можно вспомнить полемику Томаса Куна с Карлом Поппером, имевшую место более четверти века тому назад. Кун возражает против концепции Поппера, утверждавшего, что систематической проверке подвергаются целые теории, которые периодически ниспровергаются в ходе научных революций и заменяются лучшими; такое, думает Кун, происходит крайне редко. Концепции Поппера Кун противопоставляет идею разрешения научных головоломок — процесс, весьма напоминающий то, что делает и о чем пишет Архимед. Кун считает, что проверкам не подвергается действующая научная теория, ученый должен предполагать существующую теорию, задающую правила игры, его задача состоит в том, чтобы разрешить головоломку, желательно такую, при решении которой потерпели неудачу другие [39, с. 20—49]. И не о том ли самом пишет Архимед Досифею в работе «О спиралях». Архимед говорит, что он долго задерживал публикацию доказательств нескольких ранее сформулированных и обнародованных теорем, поскольку хотел сперва сообщить о них людям, которые хотели бы сами доказать эти теоремы, но что, к сожалению, никто за это не взялся [ 12, с. 227]. То есть, как бы сказал Томас Кун, никому эти головоломки разрешить не удалось. Признается в этом письме Архимед и в том, что одна из ранее опубликованных им теорем оказалась неверна, но что в конце концов он заметил это и нашел правильную формулировку и доказательство. Однако такое возможно было именно потому, что, как правильно пишет Кун, геометрическая теория позволяла не только строить доказательства теорем, но и находить ошибки в доказательствах, то есть теория задавала правила игры и на случай решения головоломок, и на случай анализа их на прочность.
Интересно сравнить античные науки с естественными. Это сопоставление показывает, что первые, в отличие от вторых, не нуждались в экспериментальной проверке. Ведь античный ученый не собирается использовать научные знания в практических целях для овладения силами природы, он и
не предполагал в природе наличие сил и энергий. Основная цель античного ученого — непротиворечивое описание родов бытия, что позволяло, как учил Платон, «блаженно закончить свою жизнь» или, по Аристотелю, созерцать бытие наподобие Разума-бога.