В.И. Пантин
ВВЕДЕНИЕ. НЕОБХОДИМЫЕ ПРЕДВАРИТЕЛЬНЫЕ ЗАМЕЧАНИЯ
Современная глобализация, рассматриваемая с исторической точки зрения, является одним из этапов длительного и сложного процесса формирования человечества как глобальной общности. Процессы глобализации в экономической, политической, социальной, культурной сферах, по мнению многих исследователей, имеют длительную историю и предысторию (см., например: [Дилигенский, 1999; Чешков, 1999; Азроянц, 2001]). Абстрагироваться от этой истории и предыстории достаточно сложно и вряд ли продуктивно в плане исследования механизмов, тенденций развития и перспектив глобализации.
В связи с этим многие современные исследователи выделяют, наряду с другими измерениями, историческое измерение глобализации. Так, Б. Бади отмечает наличие трех измерений глобализации: 1) глобализация как постоянно идущий исторический процесс; 2) глобализация как гомогенизация и универсализация мира; 3) глобализация как разрушение национальных границ (см.: [Лебедева, 2001, с. 156]). При этом «начало» процессов глобализации теряется в глубине веков и тысячелетий, восходя к самому возникновению человека и человеческого общества. Э.А. Азроянц отмечает в этой связи, что «история глобальных отношений начинается с первых контактов соседей (родов, племен, этносов), протекающих в разнообразных формах войны и мира, обмена, переселения народов и т.п.» [Азроянц, 2001, с. 11]. Это положение разделяется целым рядом историков. Так, Эндрю Шеротт полагает, что глобальная история началась еще в каменном веке [Хачатурян, 2002,с.235].
Несмотря на очевидные особенности и технологические достижения современной фазы глобализации, она прочно вписана в общие «мегатренды» мирового развития, или, что то же самое, глобализация имеет свою историю со множеством этапов, которая уходит в глубь веков и тысячелетий. Изучение этой истории является принципиально важным и для понимания сущности глобализации, и для правильной оценки ее перспектив, которые определяются не только современным узким отрезком ее развития, но и общими тенденциями и механизмами становления глобализации. Поэтому целью данной работы является анализ некоторых долговременных тенденций развития глобализации и оценка на основе этого анализа ее перспектив.
Во избежание возможных недоразумений следует подчеркнуть, что глобализация рассматривается здесь как длительный исторический процесс формирования мирового сообщества с единой, хотя и внутренне глубоко дифференцированной экономической и политической системой. Этот процесс, как будет показано ниже, начался в глубокой древности, но и сейчас он далек от своего завершения. В этом смысле глобализация представляет собой никогда не завершающийся, но стремящийся к завершению процесс интеграции различных государств и цивилизаций. Иными словами, глобализация всегда имеет относительный, а не абсолютный характер: сначала, в эпоху античности, она охватывает известную древним Ойкумену, затем в Средние века — пространства Евразии и Северной Африки, позднее в Новое время также Америку и Австралию. Однако даже современная глобализация с ее информационными технологиями и «прозрачностью границ» в экономическом и политическом плане охватывает не весь мир; за ее пределами фактически остаются многие традиционные и полутрадиционные общества, а некоторые цивилизации и регионы (в том числе Россия) участвуют в ней лишь отчасти. Глобализация охватывает весь мир и все общества лишь потенциально, хотя от эпохи к эпохе заметно явное продвижение.
Логично предположить, что глобализация, как и многие другие исторические процессы, имеет не только поступательную, но и волновую (циклическую) составляющую, которая описывает подъемы и спады глобальной интеграции. Это следует хотя бы из того, что если бы глобализация была исключительно поступательным процессом, то за прошедшие века и тысячелетия непрерывного поступательного развития она не только давно бы стала очевидным для всех фактом, но и объединила бы, интегрировала все человечество, все цивилизации и общества в единую общность с общей политической и экономической системой. Между тем в действительности сами представления о глобализации широко распространились лишь в конце XX века, а до единой политической и экономической системы, объединяющей все человечество, сейчас, когда ощутимо присутствуют не только процессы глобализации, на и угрозы межэтнических конфликтов и «столкновения цивилизаций», по–прежнему достаточно далеко. В связи с этим можно предположить, что долговременные тенденции развития глобализации являются циклически—волновыми, хотя циклы и волны глобализации не отменяют ее поступательного развития, а, как мы увидим дальше, делают возможным обновление форм и содержания глобализации, возникновение новых ее механизмов. Иными словами, циклы развития глобализации, включающие разные его фазы, не отменяют самой глобализации, но, напротив, делают ее устойчивым и действительно всеобщим процессом, все более глубоко охватывающим самые различные общества и цивилизации. Возникшие важные изменения и нововведения в результате прохождения социальной системой эволюционного цикла, «отсеивающего» все лишнее, закрепляются в ней и формируют новые механизмы ее развития.
Поскольку в данном исследовании широко используются понятия «цикл», «волна», «фаза», необходимо, хотя бы в общем виде, определить эти понятия. Обычно под «циклом» понимают совокупность явлений или процессов, составляющих кругооборот в течение определенного промежутка времени. Под «волной» обычно понимаются колебательные движения (возмущения) в физической или социальной среде, а также процесс распространения этих движений (возмущений) в пространстве. Наконец, под «фазой» обычно понимается определенный момент в развитии какого— либо процесса (второе значение термина «фаза» – однородная по химическому составу и физическим свойствам часть термодинамической системы – здесь не рассматривается).
Приведенные общепринятые трактовки понятий «цикл», «волна», «фаза», которые можно найти в любом словаре, в принципе не противоречат их пониманию в данной работе. В то же время эти понятия, будучи использованными для описания исторических процессов, приобретают некоторый дополнительный смысл. Так, в гуманитарных науках «цикл» часто трактуется не как простой кругооборот, в результате которого социальная система возвращается в состояние, полностью тождественное исходному, а как кругооборот, сопряженный с некоторыми изменениями в состоянии системы и необходимо приводящий к этим изменениям. По словам А.М. Шлезингера–младшего, исторический цикл «это не маятник, качающийся между неподвижными точками, а спираль, он допускает новое и потому избегает детерминизма» [Шлезингер, 1992, с. 52]. Точно так же, в отличие от естественных наук, «волны» в гуманитарных исследованиях представляют собой не только регулярно воспроизводящиеся колебательные движения и их упорядоченное распространение в пространстве, но и распространение нерегулярных изменений в обществе, в социальной среде.
В связи с этим под циклами исторического развития здесь понимаются не замкнутые даклы воспроизводства одного и того же состояния системы, а эволюционные циклы – фрагменты траектории движения социальной или иной системы, в начальной и конечной точках которой система оказывается в подобных, близких по ряду важных параметров и характеристик, но не тождественных состояниях. Иными словами, в результате прохождения эволюционного цикла социальная система выходит на новый уровень развития, но при этом во многом (хотя и не полностью) воспроизводит состояния, которые она уже проходила. При этом цикл изменений социальной системы вслед за Н.Д. Конратьевым [Кондратьев, 1989] можно условно представить в виде совокупности двух примерно равных по продолжительности волн, каждая из которых характеризуется определенным доминирующим режимом и вектором изменений, меняющимся при переходе от одной волны к другой; по существу, «волна» здесь совпадает с полуциклом. В свою очередь, под «фазой» в данной работе понимается определенный момент или относительно небольшой отрезок цикла, который характеризуется определенным состоянием системы, отличающимся по некоторым параметрам от других ее состояний; в связи с этим цикл или волну можно условно разбить на ряд фаз, причем способы разбиения зависят от целей исследования и рассматриваемых параметров системы. Если провести аналогию с годовым циклом, то волны — это более прохладное (например, осень и зима) и более теплое (весна и лето) полугодия, а фаза может равняться суткам, неделе, месяцу и т.д. Таким образом, с помощью представлений о волнах и фазах можно описывать структуру цикла.
В данной работе рассматриваются главным образом весьма долговременные циклы глобализации, состоящие из двух также весьма протяженных волн, которые представляется целесообразным обозначить как волны дифференциации и волны интеграции. Речь идет именно о волнах дифференциации, а не о волнах дезинтеграции, поскольку процессы интеграции — дезинтеграции одновременно присутствуют в каждой точке исторического развития, и всякая интеграция одних систем или структур всегда предполагает дезинтеграцию других; в связи с этим говорить о чередовании волн интеграции и волн дезинтеграции было бы не вполне корректно. Дифференциация же подразумевает не столько разрушение связей между различными системами, сколько разделение первоначально единого на части со специализированными функциями, на различные подсистемы, а также их структурное усложнение [Философская энциклопедия, 1962, с. 24]. Тем самым термин «дифференциация» более полно подчеркивает созидательную, а не только разрушительную сторону процессов исторического развития, связанных с глобализацией. Таким образом, и волны дифференциации, и волны интеграции, с точки зрения развития глобализации, являются необходимыми созидательными эпохами, на протяжении которых постоянно возникает нечто новое. При этом под дифференциацией здесь понимаются прежде всего процессы экономической, политической, социальной и культурной дифференциации, т.е. процессы роста и умножения многообразия, выделения новых частей системы Мегасоциума — новых цивилизаций и культур, новых государств, наций и этносов, а также процессы структурного усложнения политических и экономических систем. Под интеграцией же здесь понимаются прежде всего процессы более тесного сближения и взаимодействия различных культур, цивилизаций, государств, наций, этносов, которые могут включать (а могут и не включать) их объединение; следует сразу же подчеркнуть, что процессы интеграции, более тесного сближения цивилизаций, государств, этносов не только не исключают конфликтов и столкновений между ними, но благодаря этому сближению часто усиливают и обостряют эти конфликты и столкновения. Это последнее явление объясняется довольно просто: если до сближения и тесного взаимодействия различных обществ или этносов поводов и причин для конфликтов было сравнительно немного, то в процессе такого сближения их число стремительно возрастает. Именно об этом пишет С. Хантингтон в своей известной статье «Столкновение цивилизаций?» [Хантингтон, 1994].
Необходимо также оговориться (и это является одним из важных допущений предлагаемой циклически–волновой модели глобализации), что волны дифференциации соответствуют эпохам относительного доминирования, а не полного преобладания в мире процессов экономической, политической, социальной и культурной дифференциации; процессы интеграции в эти эпохи также имеют место, но их роль заметно уменьшается по сравнению с процессами дифференциации. Точно так же волны интеграции соответствуют эпохам относительного доминирования процессов интеграции, но не исключают процессов дифференциации или дезинтеграции. Иными словами, речь идет об относительном преобладании и более явной выраженности процессов одного типа по сравнению с процессами другого типа.
Кроме того, рассмотрение в данной работе долговременных циклов глобализации как циклов, включающих чередование волн дифференциации и волн интеграции, нисколько не исключает существования других типов циклов, описывающих процессы глобализации, в том числе более коротких по своей продолжительности. Как будет показано, соотнесение разных по своей природе циклов и волн, а также учет взаимодействия между некоторыми из них не только возможны, но и необходимы для более полного анализа исторической динамики глобализации.
ГЛАВА 1. ОБЩЕЕ ПРЕДСТАВЛЕНИЕ О ГЛОБАЛЬНОЙ ИСТОРИИ
1.1. Необходимость глобальной истории
Почему возникает необходимость в развитии глобальной истории — в отличие от истории локальной, истории отдельных стран, регионов, цивилизаций и, наконец, в отличие от истории всемирной или всеобщей, которая, казалось бы, объемлет все? В чем специфика глобальной истории по сравнению с указанными выше историями? Эти закономерно возникающие вопросы тесно взаимосвязаны и нуждаются в том, чтобы осветить их в первую очередь.
Начнем с локальных историй — историй отдельных мест, городов (например, истории Москвы или Лондона), отдельных государств (например, истории России или Франции), отдельных регионов (например, истории Юго–Восточной Азии или Центральной Европы), отдельных цивилизаций (например, истории Древней Греции или Западной Европы) и даже целой группы цивилизаций (например, истории Востока). Несмотря на сильно различающийся масштаб, всем этим историям присущи некоторые общие ограничения, вытекающие из их локальности. Во–первых, это ограничение пространственно–географическое: здесь рассматривается история определенной ограниченной территории земной поверхности, а то у просто отдельной ее точки, Во–вторых, это ограничение временное: история города, государства, одной из цивилизаций или их группы по своей временной продолжительности несоизмеримо меньше не только истории человечества в целом, но и истории цивилизованного мира. Данная страна или цивилизация либо возникли гораздо позже первых цивилизаций (таковы не только все современные государства и цивилизации, но и кажущиеся для нас «древними» древнегреческая или древнеримская цивилизации), либо же они давно прекратили свое существование и, следовательно, также сильно ограничены во времени (Древний Египет или древнейшие цивилизации Междуречья).
Но дело не только в самих этих ограничениях как таковых. Проблема состоит в том, что историю любого города, любой страны или цивилизации нельзя понять без ее связи с историями других городов, других стран и цивилизаций, которые влияют друг на друга и являются взаимозависимыми. Так, историю России нельзя понять без знания истории Западной Европы, Арабского халифата. Золотой Орды, Османской империи, Ирана, Китая, Индии и т.п. Так же обстоит дело и с временной протяженностью: историю США нельзя понять без знания истории Западной Европы, историю Западной Европы невозможно постичь без учета истории Древнего Рима и Древней Греции, ту, в свою очередь, — без знания истории древней Персии, Древнего Египта, Междуречья и т.п. Тот факт, что история США сплошь и рядом изучается без знания истории Западной Европы и вне всякой связи с ней, а история Древней Греции — без знания истории Персии, Древнего Египта и др., говорит лишь о качестве такого «изучения» и ни о чем больше. История — это ткань, из которой мы пытаемся вытянуть отдельные нитки, не понимая, что все нити взаимосвязаны и тесно переплетены, что само «выдергивание» нитки неизбежно ведет к ее деформациям и обрывам. Именно так изучают историю в школах и университетах. Нужно ли удивляться, что такая история сплошь и рядом непонятна, скучна и мало что дает человеку не только в духовном, но даже и в практическом плане? Такая история действительно слишком часто учит лишь тому, что она ничему нас не учит.
Чрезмерно узкая специализация в исторической науке нередко приводит к тому, что теряется сам смысл изучения истории. Бесконечное накопление отдельных исторических фактов превращается в самоцель; при этом длительные споры ведутся по поводу отдельных фактов и фактиков, по поводу уточнения отдельных дат и мест, где происходили те или иные события. Уточнение необходимо, но оно совершенно недостаточно и часто не принципиально для общей трактовки исторических процессов. К тому же оно никак не спасает от набегов на историю отдельных представителей естественных наук, обладающих ярко выраженным антиисторическим мышлением и стремящихся под видом «уточнения» разрушить историю как таковую. В этом плане справедливой остается констатация современного австралийского историка Д. Кристиана, попытавшегося обосновать необходимость Универсальной истории: «Увы, историки так поглощены исследованием деталей, что они стали пренебрегать масштабным видением прошлого. Действительно, многие историки, веря, что в конечном счете факты скажут все сами за себя (лишь только их будет накоплено достаточное количество), намеренно отказываются от обобщений и забывают, что любые факты говорят только «голосом» исследователя. Результат такого одностороннего подхода — дисциплина, несущая большое количество информации, но с фрагментарным, узким видением своего исследовательского поля. Не удивительно, что становится все труднее и труднее объяснить тем, кого мы учим, и тем, для кого пишем, зачем им вообще нужно изучать историю» [Кристиан, 2001, с. 137 — 138].
Казалось бы, всемирная история лишена этих недостатков, ведь она охватывает и соединяет (или пытается охватить) все страны и цивилизации, все эпохи и периоды, начиная с возникновения самого человека. Но, увы, делает это существующая всемирная история совершенно неудовлетворительно. По сути дела, всемирная история — это прежде всего простая сумма историй отдельных государств, регионов и цивилизаций, и потому действительных связей между подобными отдельными историями, как правило, нет или они очень неполны. Да, в начале или в конце некоторых разделов существующих монографий и учебников по всемирной истории даются краткие вводные параграфы, написанные либо с точки зрения теории общественно–экономических формаций, либо в духе цивилизационного подхода, либо еще как–то. Но эти «обобщающие» параграфы почти ничего не дают и почти ничего не спасают, они существуют сами по себе, а главы, посвященные отдельным странам или отдельным регионам – сами по себе. Попытки же «переписать» истории отдельных стран в духе, например, формационной теории часто ведут к искажению истории: на первый план совершенно неоправданно выходят, например, восстания и революции, а «эксплуатируемые» непрерывно страдают от нестерпимой эксплуатации. Впрочем попытки переписать всемирную историю в духе «европоцентризма» или «китаецентризма», «западоцентризма» или «востокоцентризма» в итоге искажают историю ничуть не меньше.
Коренной недостаток существующей всемирной истории состоит в том, что в ней никак не отражено реальное, действительное единство человеческой истории, теснейшая взаимосвязь всех ее ветвей и подразделений. Единая история искусственно, ради «удобства изучения» (каково это удобство, можно судить по тому характерному факту, что ни один историк не знает всемирной истории, потому что знать ее невозможно в принципе), делится на о сдельные, изолированные друг от друга истории. А потом из этих отдельных историй, как из кирпичей, хотят сложить единую живую историю. Но получается не живой организм, а только труп или скелет. Естественное человеческое стремление состоит в том, чтобы увидеть и почувствовать связь времен, связь эпох и цивилизаций; но вместо того, чтобы помочь в этом стремлении, узкие специалисты – историки утверждают, что такие связи исторической науке не известны. И действительно, узкие специалисты настолько «закапываются» в мельчайших деталях отдельных исторических событий, что в принципе перестают видеть историческое развитие целом, отрицая его единство и целостность. Однако «связь времен» необратимо распалась в головах узких, односторонних специалистов, а не в действительной непрерывной истории, в которой настоящее вытекает из прошлого, а будущее — из настоящего. На самом деле терпит фиаско рассечение единой живой истории на отдельные, изолированные, замкнутые в своей уникальности «события» и «факты». Разумеется, охватить единство истории нашему ограниченному познанию чрезвычайно трудно. Дело дошло до того, что очевидное единство человеческой истории приходится доказывать. Выдающийся немецкий философ Карл Ясперс, занимавшийся этой проблемой, указывал на следующие очевидные его предпосылки:
«Это единство находит свою опору в замкнутости нашей планеты, которая в качестве пространства и почвы едина и доступна нашему господству, затем в определенности хронологии единого времени, пусть она и абстрактна, наконец, в общем происхождении людей, которые относятся к одному роду и посредством этого биологического факта указывают нам общность своих корней… Существенная основа единства состоит в том, что люди встречаются в едином духе всеобщей способности понимания. Люди обретают друг друга во всеобъемлющем духе, который полностью не открывает себя никому, но вбирает в себя всех. С наибольшей очевидностью единство находит свое выражение в вере в единого Бога» [Ясперс, 1994, с. 207].
Современный американский историк Дж. Бентли, говоря о роли межкультурных и межцивилизационных взаимодействий для периодизации глобальной истории, отмечает: «Начиная с отдаленных времен до наших дней межкультурные взаимодействия имели важные политические, социальные, экономические и культурные последствия для всех участвующих народов. Таким образом, становится понятным, что процессы межкультурного взаимодействия могли бы иметь некоторое значение для задач распознания исторических периодов с глобальной точки зрения… Исследователи все более осознают, что история является продуктом взаимодействий, вовлекающих все народы мира. Фокусируя внимание на процессах межкультурного взаимодействия, историки могли бы легче распознавать паттерны непрерывности и изменения, отражающие опыт многих народов, вместо того чтобы навязывать всем периодизацию, выведенную из опыта немногих привилегированных народов» [Бентли, 2001, с. 172 — 173].
Глобальная история непосредственно исходит из единства исторического процесса которое обусловлено тем, что этот процесс происходит на Земле с ее определенными природными условиями и в определенном смысле является продолжением развития единой биосферы. Глобальная история — это единая, но многообразная история. Она не является ни простой суммой историй отдельных этносов, народов, наций, ни тем абстрактно общим, что есть во всех этих историях. Скорее глобальная история является тесным переплетением, взаимодействием различных, разошедшихся, дифференцированных линий, нитей развития человеческого рода, — подобно тому, как ткань является переплетением отдельных нитей, но представляет собой нечто принципиально новое по сравнению с их механической совокупностью.
Глобальная история не измеряет все народы, государства, цивилизации одной или несколькими мерками, не исходит из того, что общество, существующее в одной стране, является будущим или прошлым для общества, существующего в другой стране или другом регионе, как это вольно или невольно утверждали многочисленные теории «единого для всех прогресса», разновидностями которых являются теория индустриального и постиндустриального общества, теория стадий роста, советский марксизм–ленинизм и т.п. В отличие от этих до сих пор широко распространенных и неизбежно идеологизированных теорий, глобальная история рассматривает сложное, многообразное, противоречивое единство различных обществ, государств, цивилизаций как живое, не поддающееся ранжированию, выстраиванию в ряды по степени «развитости» и «прогрессивности» целое. Ибо развитие в одном направлении неизбежно сопровождается деградацией в другом, прогресс неразрывно связан с регрессом, а приобретение одного ведет к утрате другого. Как это ни грустно, 'в истории также существуют своеобразные «законы сохранения»: приобретение нового покупается ценой потери прежнего. С этим связано бесконечное многообразие форм жизни, многообразие культур, которое демонстрирует история человечества, и возможно, что именно такое многообразие, рассматриваемое как целое, только и способно восстанавливать целостность человека.
Еще одна важная предпосылка формирования области исторического знания, о которой идет речь, состоит в перманентно присущей истории человечества на всем ее протяжении глобальности. Уже само формирование человечества, которое, согласно современным теориям, скорее всего произошло в одном определенном регионе, предполагает исходное единство и взаимодействие в человеческой истории глобальности и локальности: человечество, возникшее в одном регионе, т.е. локально, оказалось способным заселить всю планету, превратиться в глобальное сообщество. Р. Любберс указывал в этой связи, что первые homo sapience по образу своей жизни были кочевниками, преодолевавшими значительные расстояния, что делало присутствие человека на Земле глобальным; в более поздние эпохи индейские племена двигались от Монголии до Северной Америки, а история об Иисусе в начале нашей эры обошла весь мир [Lubbers, 2000]. Самое интересное, что, хотя освоение планеты человеком происходило постепенно, уже в очень древние эпохи глобальные процессы исторических изменений охватывали огромные территории, которые составляли тогдашний мир человека, его Ойкумену. Таким глобальным процессом была, например, неолитическая революция, территориальные границы которой невозможно точно определить. Древнейшие из известных нам цивилизаций имеют между собой немало общего, и возникли они примерно в одну эпоху (IV–III тыс. до н. э.). Если учесть, что история человека современного типа насчитывает не менее 40–50 тыс. лет, такое близкое по времени формирование древних цивилизаций вряд ли можно счесть случайным; скорее это следствие глобальных природных, прежде всего климатических процессов — в частности, климатического оптимума голоцена, когда, например, на Средне–Китайской равнине господствовал теплый влажный климат, а ее флора и фауна соответствовали флоре и фауне субтропиков и тропиков [Кульпин, 1999, с. 256].
Глобальные изменения и сдвиги, связанные с воздействием природных или социально–исторических факторов, присутствуют 1 и в более поздние эпохи. Среди этих сдвигов, имевших не только локальное, но и глобальное значение, можно упомянуть, например, события и достижения «осевого времени» К.Ясперса, великое:, переселение народов в начале новой эры. Великие географические открытия XV — XVI вв., образование торгово–колониальных империй в XVII — XVIII вв., современную глобализацию, связанную с распространением новых информационных технологий и средств связи. Об этих и других сдвигах, имевших глобальное значение, речь будет идти ниже. В то же время усиление глобальности в мировой истории не является монотонным процессом, история становится то более глобальной, то более локальной и дифференцированной. Однако, несмотря на то, что в истории наблюдается характерное и весьма значимое чередование периодов относительного усиления и относительного ослабления глобальности, сама глобальность представляет собой неотъемлемую сторону, необходимый аспект человеческой истории, присутствующий с самого ее начала. И это является предпосылкой формирования глобальной истории как области исторического и философского знания.
Глобальная история дает возможность преодолеть ограниченность «европоцентризма» и «западоцентризма» (впрочем, как и «росси–ецентризма» или «востокоцентризма») в трактовке прошлого и настоящего. Эта ограниченность весьма опасна, поскольку она, например, представляет современную «американоцентричную» модель глобализации со всеми ее диспропорциями и уродливыми односторонностя–ми как единственно возможную. Западная историческая наука, как и другие социальные науки на Западе, немало потрудились над тем, чтобы абсолютизировать реально существующие, но отнюдь не исключительные особенности развития Европы и Запада. Справедливо критикуя эту абсолютизацию, канадский историк А.Г. Франк, в частности, отмечает: «Ведь европейцы просто превратили свою историю в «миф», а на самом деле она развивалась при большой поддержке других стран. Европе никогда ничего не давалось легко, а если и давалось, то наименьшую роль здесь играла ее пресловутая «исключительность». И уж конечно, Европа вовсе не «создавала мир вокруг себя». Скорее, наоборот — она присоединилась к мировой экономике, в которой доминировала Азия, и европейцы долго стремились достичь ее уровня развития, а потом «взобрались на плечи» азийской экономике. Вот почему даже такие европейцы, как Лейбниц, Вольтер, Квесни и Адам Смит, считали Азию центром мировой экономики и цивилизации» [Франк, 2002, с. 192–193]. Только подлинно глобальное видение исторического развития способно воссоздавать адекватную и целостную картину прошлого будущего, тем самым предохраняя нас от национализма, шовинизма, самолюбования, которые уже не раз приводили народы и цивилизация к катастрофам.
Итак, необходимость глобальной истории вытекает прежде всего из потребности преодолеть пространственные, временные и другие (например, схематически–идеологические) ограничения, присущие всем локальным историям и в значительной мере характерные для истории всемирной. При этом, разумеется, глобальная история не отрицает и не игнорирует все локальные истории, а базируется на них и интегрирует разделенные области исторического знания. Глобальность — это важная и неотъемлемая сторона исторического развития, которая наиболее очевидна в современную эпоху, но которая в иных формах существовала и прежде, вплоть до самих истоков человеческой истории. Важны, однако, не столько сами эти выводы, очевидные для непредвзятого, незашоренного сознания, сколько их эвристическое значение; существенным является то новое, что можно увидеть, основываясь на идеях и методах глобальной истории, то, что не замечают или игнорируют существующие истории. Одним из важнейших явлений для глобальной истории, о котором. историки, как правило, не говорят или говорят только вскользь, является синхронизация исторических событий и процессов, их согласованность во времени и в пространстве.
1.2. Синхронизация событий и процессов в глобальной истории
Проблема синхронизации процессов и событий является одной из ключевых для глобальной истории. Синхронизация — временная упорядоченность, согласованность процессов и событий, локализованных в разных местах, — имеет принципиальное значение для понимания глобальных процессов, поскольку в этой синхронизации проявляется единство, присущее историческому развитию, и поскольку она задает саму структуру глобальной истории. Синхронизация означает наличие разнообразных (явных или, неявных) связей и взаимодействий между различными, в том числе весьма отдаленными друг от друга частями мира. Кроме того, синхронизация событий и процессов в разных точках пространства является необходимым условием возникновения волн изменений в социуме или Мегасоциуме; собственно говоря, любая волна представляет собой согласованное движение или изменение определенных параметров среды в разных ее точках. Поэтому анализ различных проявлений синхронизации в истории играет важную роль в выявлении механизмов глобализации и глобального исторического развития. Рассмотрим некоторые наблюдения над синхронизацией процессов общественного развития, принадлежащие крупным мыслителям и ученым, которые подходили к ее анализу с разных позиций и точек зрения. Такое рассмотрение, помимо прочего, поможет выявить разные стороны сложного феномена синхронизации.
Об отдельных проявлениях синхронизации исторических событий, явлений и процессов писали многие авторы, в том числе профессиональные историки, изучающие определенные периоды и области истории. Так, видный английский историк Х.Тревор–Роупер в своей статье «Всеобщий кризис XVII века» указывал на ряд синхронных революций XVII в., включавший Английскую революцию (1642–1649 гг.), Фронду во Франции (1648–1653 гг.), так называемый «дворцовый переворот» в Нидерландах, восстания в Кастилии и Андалузии (1640 г.), восстание в Португалии, приведшее к отделению Португалии от Испании (1640 г.), восстание Мазаньелло в Неаполе (1647 г.). Причину «всеобщей революции» XVII века Тревор–Роупер видел в кризисе отношений между обществом и государством, возникшем вследствие непомерного роста расходов на содержание постоянно расширявшегося бюрократического аппарата и усиления централизации. Ниже, в главе 4, мы попытаемся показать, что причины, названные Тревор–Роупером, носят ограниченный характер, поскольку вне поля его зрения остались еще некоторые важные кризисы, восстания и революции, протекавшие в это же время в иных регионах, например в Китае. Однако синхронизацию событий и процессов, связанных с кризисом прежних централизованных монархий, Тревор–Роупер подметил точно. Российский историк Л.П. Репнина, несколько расширив временные рамки синхронизированных процессов, отмеченных Тревор–Роупером, писала в этой связи: «Столетие с середины XVI до середины XVII в. можно с полным правом назвать веком общественно–политических катаклизмов. Перевороты, мятежи, восстания, революции потрясали одну европейскую страну за другой, а многие — одновременно. Некоторые из них — революция в Англии, Фронда во Франции, восстания в Португалии, Каталонии, Неаполе, государственный переворот в Нидерландах — так и именуются «синхронными революциями XVII века»… «Синхронные революции XVII века» стали одной из центральных проблем мировой историографии позднее, на том ее этапе, когда наметился коренной поворот в подходе к традиционным темам политической истории, выразившийся в формировании целостного взгляда на явления исторической действительности, в осознании глубинных причин и долговременных предпосылок исторических событий» [Репнина, 1994, с. 282 — 283].
Некоторые авторы достаточно широко используемых историками синхронистических таблиц также иногда обращали внимание на удивительную синхронность многих процессов и событий, протекавших в совершенно различных государствах, регионах, цивилизациях: сам процесс составления этих таблиц наталкивает на мысль о синхронизации как важной стороне истории. Так, автор таблиц «История двух тысячелетий в датах» А. Овсянников отмечал: «Возможность такой синхронизации может дать немало материала для сопоставлений, проникновения в суть переживаемых событий. Когда мы смотрим на историю как на совокупность мировых процессов, нам яснее историческая логика. Например, кровавые события в годы правления Ивана IV происходили в ту же эпоху, что и Варфоломеевская ночь во Франции, а со своими ближайшими родственниками российский царь расправлялся так же, как и его британский современник Генрих VIII. И таких аналогий множество, достаточно лишь заняться сопоставлениями» [Овсянников, 1996, с. 7]. Здесь обращает на себя внимание важная и весьма глубокая мысль о проникновении через синхронизацию в суть рассматриваемых событий, о понимании с ее помощью логики истории. К сожалению, автор не развивает эту мысль, а ограничивается отдельным примером и указанием на множество подобных аналогий в мировой истории.
Вместе с тем лишь немногие, наиболее крупные историки и философы не просто указывали на очевидные проявления синхронизации в мировой истории, но и пытались понять ее смысл и значение. К их числу принадлежат два очень разных русских мыслителя XIX века — Владимир Сергеевич Соловьев и Н