В начале своей карьеры я бралась за любую работу и поэтому, пока училась актерскому мастерству, могла нормально питаться и платить за квартиру. В то время выпивка была для меня не очень важна. Затем я снялась в одном известном фильме, и мир вокруг меня неожиданно изменился. Все знаменитости, о которых я слышала, стали вдруг называть меня по имени и настаивать на том, чтобы я, скажем, посещала их вечеринки, или пообедала с ними, или встретилась с ними в «21», в Каннах или Венеции. И почти всегда первый вопрос был: «Что вы пьете?»
Иногда я «перебирала», но так случалось не только со мной. Обычно во время съемок я не пила, только на пикниках или в короткие перерывы между фильмами. Но постепенно я обнаружила, что, когда прихожу домой после тяжелого дня в студии, немного спиртного и таблетка помогают мне заснуть. Однажды мрачным утром я раскричалась на своего гримера за то, что он слишком медлителен. Он посмотрел на меня долгим и пристальным взглядом и сказал: «Возможно, я старею, моя дорогая. Но не кажется ли тебе, что круги под твоими глазами становятся все больше и больше?»
Для меня это было шоком, но, немного подумав, я решила, что мне просто необходим отпуск. После того случая во время любого кризиса всегда находилось какое-нибудь простое лекарство - новая диета, таблетки, новый человек, больше работы, короткий отдых в санатории.
Самым сильным потрясением для меня стала заметка в светской хронике, которая начиналась словами: «Кто та женщина в Голливуде, которая нагоняет страх на директора и продюсера своими опозданиями и истериками и забывает текст?» Это была заметка без имен - но все детали указывали прямо на меня. Меня это настолько вывело из себя, что я напилась и в конечном итоге впервые оказалась в больнице. Естественно, во всем были виноваты репортеры. В больницу меня приняли под вымышленным именем. Но уже через десять минут я позвала медсестру и спросила ее: «Вы знаете, кто я такая?» И тут же сообщила ей, кто я.
В больнице, когда я еще была напичкана лекарствами, ко мне пришли поговорить две женщины из АА. Я предполагала, что их так же, как и меня, впечатлила моя репутация. Я выслушала их благосклонно, но одного раза мне было достаточно. Я больше не хотела подарков от этих сладеньких людей, якобы творящих добро.
Мой менеджер и мои друзья согласились со мной. Они говорили, что мой случай - особенный. В течение многих лет они прикрывали все мои безумства. Сейчас я думаю, что это продлило мою болезнь, но я их не виню. Они делали для меня то, что считали лучшим, и то, чего я от них хотела.
Вскоре со мной подписали контракт на исполнение роли в пьесе. Я «завязала» пить - держалась на таблетках. У нас прошли три репетиции для прессы. Если вы посмотрите разные рецензии в прессе, то поймете, что один вечер я была «в ударе», другой стал полным моим провалом, а в третий я находилась не на сцене, а где-то посреди своих галлюциногенов. После этого предложения о работе поступать перестали. Для работодателей, и в театре, и в кино, я была плохой новостью.
По настоянию друзей я пошла к психиатру (прекрасная женщина с большим опытом работы с алкоголиками, насколько мне сегодня известно). Мне пришлось отбросить в сторону все свое притворство. Честно говоря, я очень боялась этого, но желала помощи. Задолго до посещения ее я уже обращалась к психоаналитику в Голливуде, потому что среди актеров такое эмоциональное состояние было обычным делом, и многим это помогало. Но психиатр в Нью-Йорке использовала другой подход. Она мне понравилась, и я уже почти полюбила ее, как вдруг она подбросила мне бомбу. Она хотела, чтобы я стала принимать антабус, вступила в АА и ходила на групповую терапию. Я была готова принимать антабус, но не могла представить себя в АА или в любой другой группе. Что скажут люди?
Возможные разговоры внушали мне ужас; казалось, моя жизнь закончена. Но в конце концов я пришла на одно из собраний АА, пришла несчастная, в парике и темных очках, и украдкой покинула его прежде, чем оно закончилось. Во время занятий групповой терапией я объяснила, что моя работа предполагает обеды в хороших ресторанах, с вином. Или, скажем, я часто веду деловые переговоры с партнерами за обеденным столом на своей французской вилле, которая известна винными погребами. Это мои особые обстоятельства, и такого рода цивилизованное употребление спиртного - деловая необходимость.
Один из пациентов лечебной программы посмотрел на меня и сказал: «Это звучит глупо». Затем наступила долгая тишина. Я продолжала улыбаться, но для этого мне понадобились все усилия. «По крайней мере, те бедные недотепы, пришедшие в АА, не настолько глупы, - продолжил он. - Они достаточно умны, чтобы понять, что у них проблема с алкоголем, и начать что-то с этим делать». В тот момент фраза прозвучала так, словно только у меня одной не осталось ни рассудка, ни мужества.
Он подождал, пока до меня не дошел смысл сказанного, и затем мягко добавил: «Но я надеюсь, что вы сможете. Вы хотите чувствовать себя лучше, быть счастливее?»
И ко мне вернулась способность рассуждать. Он был прав. Неважно, что я думала о людях в АА. Очевидно то, что у них были ответы на вопросы, как оставаться трезвыми, а у меня их не было. Я вспомнила знаменитый совет актерам: «Играйте, как будто вы...» И я стала вести себя так, как если бы я хотела чему-либо научиться от каждого и от всех, вместе взятых, алкоголиков в АА. Для меня это состояние было новым - быть не актрисой, а зрителем.
С тех пор, я уверена, мое «как если бы...» стало настоящим. Мне не нужно играть в АА; я знаю, что я просто еще одна женщина, которая лечится от алкоголизма. Да, бывают трудные моменты. Кому-то требуется немного больше времени, чтобы воспринять меня как такого же алкоголика, как они сами. Сначала некоторые воспринимают меня теми героинями, которых я играла (опора, без которой я сейчас могу обойтись); кое-кто просит у меня автограф. Для своего спокойствия я научилась не допускать, чтобы такое внимание раздувало мое собственное «Я» (оно уже и так достаточно большое) или раздражало меня. В таких случаях я, пытаясь сохранить вежливость, перевожу разговор на темы АА. И такой подход чудесным образом помогает. Когда я добровольно помогаю в одном из наших центральных офисов, он срабатывает даже с новичками, которые пришли за помощью и поддержкой. Время от времени кто-то из них спрашивает, «А вы не...?» Я отвечаю «Да, это я, и я тоже алкоголик, который старается излечиться от этого недуга».
Моя карьера процветает, иногда случаются самые неожиданные вещи, и даже уже были успехи. На вечеринках в Голливуде я чувствую себя достаточно комфортно, так же как и потягивая свой «Перье» в ресторане в Париже. Кстати, я заметила, что очень много людей не употребляют алкоголь, - раньше я думала, что наоборот.
На днях я смотрела по телевизору фильм, в котором снималась в самые страшные дни моего пьянства. А дублировала английский вариант этого фильма в Нью-Йорке уже будучи трезвой в АА около года. Я хихикала, когда смотрела его, потому что видела свою пьяную неуверенную игру, но слышала абсолютно трезвый голос. Я значительно лучше выполняю свою работу, когда я трезвая.
Меня зовут Фил, и я алкоголик («отброс общества».)
Испуганный, самонадеянный, разгневанный и обиженный человечеством, Богом, Вселенной (но со смутной надеждой, потому что эти люди утверждали, что нашли способ, как бросить пить, и, возможно, он поможет и мне) – именно так я чувствовал себя почти семь лет назад, на моем первом собрании АА.
Я боялся, потому что годы моего пьянства и обманутых ожиданий довели меня до ужасной жизни уличного попрошайки, наполненной страданиями от вина и сна под дверью. Я вонял. У меня не было смены одежды, да она мне и не была нужна. Все было потеряно, утоплено в стакане - моя карьера учителя и плюс к тому еще сотня профессий, которыми я пытался заниматься. Не осталось ничего, ради чего стоило бы жить, но и умереть я боялся.
Моя самонадеянность основывалась на твердом убеждении, что я самый лучший среди всех, кто меня окружает. Кроме того, я был талантливым писателем, не так ли? Я не написал ни одной читабельной строчки за многие годы, но считал, что моя работа не издана только потому, что меня не понимают и снова подвергают дискриминации. Да я вообще никогда и никем не был понят. Никто даже не подозревал об агонизирующем страхе, страданиях и одиночестве в моей душе. Я был сообразительным чернокожим, а мир последовательно отвергал меня за это. И я ненавидел этот мир, который наказывал меня, и возмущался и жизнью, и Богом. Ярость разъедала меня, и только потому, что мои боль и болезнь в тот момент были сильнее ярости, я еще мог сидеть на своем первом собрании среди чистых, явно счастливых людей, в основном белых, которые называли себя алкоголиками.
Они угостили меня чашкой кофе и сели вокруг меня. Они были достаточно честны и не делали вид, что не замечают моих трясущихся рук. Они смеялись и говорили, что скоро станет лучше. Я с трудом слушал их. Они говорили, что алкоголизм - это болезнь, физическая, психическая и духовная, но человек может с этой болезнью жить и оставаться трезвым сколь угодно долго, если он стремится к выздоровлению. Все это я впитывал в себя с безумной благодарностью человека, который умирает от жажды.
Но у меня еще долго оставались сомнения: а поможет ли Программа в моем случае? После всего, что я натворил, в отличие от этих людей, общество приговорило меня к жизни получающего затрещины черного бездельника. Терапия в психиатрических палатах многих больниц подтвердила мои ранние подозрения, что мое пьянство – результат моей неспособности принимать враждебный мир, в котором я должен жить. Религия душила меня с самого детства; она предлагала еще больше страхов и ограничений, и, соответственно, всегда можно было найти причину выпить. Слово «Бог» выделялось на стенах комнаты, где проходило собрание, и меня серьезно интересовало, смогут ли эти набожные белые алкоголики из среднего класса хоть каким-то образом понять серьезные проблемы, которые заставляют блестящего, уникального, черного пропойцу пить.
Спустя долгое время я пришел к пониманию основных базовых принципов, которые не только спасли мою жизнь, но и изменили ее к лучшему. Я понял, что все алкоголики, не важно, кто они и откуда пришли, пьют по одно простой причине – по причине алкоголизма. У нас болезнь, которая не позволит нам остановиться в нашем пьянстве, если только мы поднимаем первую рюмку. Наша болезнь неизлечимая и прогрессирующая, постоянно опутывающая нашу жизнь психической и духовной паутиной. Мы должны постоянно держать ее под контролем с помощью Программы АА, если хотим выздоравливать и оставаться трезвыми.
Награды трезвости чрезвычайно щедры, и их становится все больше и больше по мере того, как болезнь отступает. Возможно, самой большой наградой из всех является мое освобождение из жуткой тюрьмы моей уникальности.