МОНСЕГЮР.
ХРАМ СОЛНЦА.
Е действие
Последний мощный аккорд сопротивления катаров Римской церкви и королю Франции. Одна за другой пустеют катарские крепости, пустеют замки, пылают костры инквизиции. Остается в горах дивная крепость Монсегюр, в которой, по легенде, среди прочих сокровищ хранилась Чаша Грааля. Никто до сих пор не знает, как эта чаша выглядела: то ли это был сосуд в виде чаши, то ли блюдо, то ли драгоценный камень (по одной из легенд это был выпавший из короны Люцифера красивейший изумруд). В любом случае Чаша помогала только тем, кто был чист душою – она возвращала молодость, залечивала раны, проясняла ум… Владели ли катары таким сокровищем – неизвестно. Но когда стала ясной судьба укрывшихся в Монсегюре последователей учения катаров, четверо храбрецов под покровом темноты вынесли из крепости Чашу и другие ценные предметы, будь то рукописи или что-то еще. В крепости оставалось около 200 катаров, несколько десятков рыцарей и оруженосцев.
Крестоносцы осаждали крепость долгие месяцы, но безрезультатно. Наконец, в марте 1244 года была достигнута договоренность – катары могут уйти из крепости, как когда-то уходили из Каркассона – раскаявшись в своей ереси. Но обитатели Монсегюра предпочли костер отречению от своих убеждений.16 марта над ними был совершен обряд Утешения, все, кто еще не были Совершенными, стал ими. И они, Совершенными, добровольно отправились на костер.
Действующие лица:
1-й Страж времени
2-й Страж времени
Благородная Дама
Колдунья (из фантастического Каркассона)
Композитор-Сочинитель
Крестьянин (Монсегюрский Иуда)
Монах-Доминиканец
Рыцарь Фиолетового Плаща
Катарский Епископ
Молодой Альбигоец
Призрачные Голоса
Совершенные
2-й СТРАЖ ВРЕМЕНИ
(аккуратно складывая карту Окситании и убирая ее в ящик старинного дубового письменного стола. Он не видит больше необходимости разглядывать ее, выискивать города и крепости, за стенами которых нашли приют «добрые люди» и их последователи).
Словно орлиные гнезда
Альбигойские монастыри,
В них никто не разводит огонь,
Уже год, как они пусты…
Жив Монсегюр – крепость-лодка,
В ней ждет путников строгий Харон,
Или все-таки это – звезда,
Воплощенная в камне лучом?
Жив Монсегюр – в нем спасенье,
Он последний хранит чистый свет,
Совершенные дуют ветра
И без малого – тридцать лет!
Монсегюр – будет всем Утешенье,
И раскинется Поле Сожженных,
Монсегюр!
Монсегюр!
Монсегюр!
Но пока слышат стены
Голос Дамы, тайно влюбленной,
Над Совершенством берет вверх природа,
Будь ты благородных кровей
Или никем из народа.
БЛАГОРОДНАЯ ДАМА
(собирательный образ, без конкретного имени. В ее арии звучат отсылки к легенде о весьма чтимой в те времена Экслармонде, но не следует относить этот оперный образ конкретно к такому яркому историческому персонажу.
Дама одна в своих покоях, смотрится в маленькое зеркало, горюет из-за появившейся первой морщинки)
Далекий рыцарь мой,
Сегодня мне приснился самый странный сон,
А сны мои сбываются, ты знаешь,
Над Монсегюром – ветер, молнии и гром,
Сам Люцифер жестокое кольцо свое сжимает.
Далекий рыцарь мой,
В том сне друзья уносят наши тайны прочь,
Скользя над пропастью в ночи как тени,
Но только наша вера может им помочь,
И эта мысль мне дарит в сновиденьях утешенье.
Далекий рыцарь мой!
Во сне сокровища друзьями спасены,
Но молния раскалывает гору,
Меня в голубку превращает… что за сны,
Но с вещим сном одни безумцы только вечно спорят.
Я вся дрожу и воздуха мне мало,
Ах, как голубкой я во сне взлетала
Над дымом разгоревшихся костров.
Далекий рыцарь мой,
Спеши ко мне, сними осаду снов,
Набрось на плечи мне
Плащ темно-фиолетового цвета,
Цвет сумерек не распустившегося лета,
Для нас последняя весна не за горами,
Далекий рыцарь мой!
Храм Солнца ждет,
Храм Солнца ждет,
Мы ярким светом скоро станем сами!
(Продолжает смотреть в маленькое зеркало – в те времена больших еще не делали, и технология была совсем другая… Любуется на собственное отражение. Но в какой-то момент вместо себя видит лицо Колдуньи из фантастического Каркассона. Колдунья путешествует по мирам, скучая от своей однообразной жизни в крепости, созданной человеческой фантазией.)
КОЛДУНЬЯ
(саркастически, с издевкой. Ее явно раздражает вид красавицы, которая в таком почете у катаров, и за чувствами которой она так удачно подглядывала из глубин фантастического багрового потока).
Зови, зови того, кого ты любишь больше всех,
Но ты любовь свою должна скрывать,
Вам, Совершенным, не до сладостных утех,
В объятьях страсти Совершенным не сгорать.
Вы так смешны в оковах вашей чистоты,
И лжете, как любой из смертных здесь,
В глубинах замков, под покровом темноты
Теряете вы стыд, а с ним и эту… честь.
Что конюх, что монах, что рыцарь, сердцу дорогой,
В мечтах давно сорвали венчик твой…
Колдунья – я- Ведунья,
Зову себя, как нравится,
Мне 8 тысяч лет,
Посмотри мне в глаза –
Красавица!
Границы всех миров я нарушаю, как хочу,
От скуки проявляясь в зеркалах
Подобно быстрому волшебному лучу –
Очаровательна и колдовству мила.
Вы – словно стадо, а пастух ваш – негодяй,
Вы просто мясо, что поджарят на углях…
Ты – молода. Греши, люби, гуляй,
Роди себе ублюдка и оставь всех в дураках!
А нет, так бейся, как и рыцарь, сердцу дорогой,
Руби того, кто, кто оскорбляет выбор твой!
БЛАГОРОДНАЯ ДАМА
(с омерзением бросает на пол зеркальце, на поверхности которого по-прежнему изображение Колдуньи. Оно то расплывается темным пятном, то собирается в одну искрящуюся точку, то начинает пузыриться).
Ко мне, друзья мои!
Сломайте зеркала,
В мерцанье их глубин
Таится призрак зла,
Мы – дети Света, мы,
Мы будем спасены!
КОМПОЗИТОР-СОЧИНИТЕЛЬ
(бесцеремонно вмешивается в разговор, находясь в легком подпитии и отличном настроении. Обращается к испуганной Благородной Даме, случайно вспомнив фразу, сказанную одним из деятелей официальной церкви воспеваемой катарами Графине де Фуа, когда она решила вступить с ним в теологический спор).
Эй, госпожа, прядите свою пряжу,
Прядите свою пряжу, госпожа,
Все ваши рыцари стоят на страже,
И отличиться доблестью хотят.
А нам оставьте вздор ночных фантазий,
К звезде не меркнувшей чуднОй полет –
И не цепляйтесь, я прошу, за фразы.
Порою сочинитель и соврет!
Ум сочинителя сродни машине,
Сверкающей, летящей сквозь туман,
Нас часто обвиняют (без причины),
Что мы давно сошли с ума…
Сошли с ума не мы – кто запрещает
Быть то Нероном, то вампиром быть,
Ведь входишь в образ, если пьесы сочиняешь,
Так что позвольте все запреты запретить!
Прядите пряжу,
Да, прядите пряжу,
Страж Времени всё знает
И расскажет –
Что будет, что было,
Что было, что будет,
Он – неподкупен,
Беспристрастен
И жесток,
Он знает цену людям,
Но – молчок!
Й СТРАЖ ВРЕМЕНИ
(как всегда строг, делает вид, что не замечает Композитора-Сочинителя. Страж продолжает рассказ о событиях тех дней)
У каждого времени своя инквизиция,
Иуды свои с неприметными лицами,
Неважно – красавцы они или чудища,
Иуды есть в прошлом, сегодня и в будущем,
И в нашей истории тень бродит иудина,
При полной луне, в ярком свете полуденном,
Так стоит ли делать видимым то,
Что стало невидимым. Знает лишь Бог!
Бридж:
На развалинах Монсегюра
Много желающих смысл разгадать,
Но я слышу, как Посвященные
Шепчут в ночи: «Ни-ког-да!»
Припев:
«Никогда,
Никогда», -
Откликается даль,
«Никогда,
Никогда», -
Этот шепот пронзает года.
Никогда.
НО ИУДА ДЛЯ КАЖДОГО НАЙДЕТСЯ ВСЕГДА!
КРЕСТЬЯНИН
(МОНСЕГЮРСКИЙ ИУДА)
(по легенде один из местных жителей провел крестоносцев по секретной дороге к неприступному Монсегюру. И взял за свое предательство 30 сребренников).
Тридцать монет. Серебристых и звонких монет…
Я – парень из честных. И большего с вас не возьму,
Готов провести в Монсегюр по секретной тропе,
Лишь тридцать всего – и по совести, и по уму.
Имя мое? Нет у нищих красивых имён,
Там, в крепости, горы сокровищ, а рыцарей нет,
Пятнадцать всего, говорят,… не густо для войн,
А, может, чуть больше – но я в стороне, в стороне!
Да, серебро душу мне согревает!
Но об этом никто не узнает,
Никто не узнает,
Если только шепну я дурехе-жене -
Мы не спорили о цене.
С голода сдохнуть до лета успею всегда,
Троих ребятишек забрал всемогущий Господь,
И вовремя Он в утешение мне вас послал,
За пролитый в долгой заботе о хлебе мой пот.
Тридцать монет. Серебристых и звонких монет…
Я – парень из честных. И большего с вас не возьму,
Готов провести в Монсегюр по секретной тропе,
Лишь тридцать всего – и по совести, и по уму.
Да, серебро душу мне согревает!
Но об этом никто не узнает,
Никто не узнает,
Если только шепну я дурехе-жене -
Мы не спорили о цене.
Мы не спорили о цене.
МОНАХ –ДОМИНИКАНЕЦ
(постаревший, но идущий с крестоносцами покорять последний оплот альбигойцев)
Причудливо сходство!
Я мысли гоню прочь о странной цене,
Пусть полнится воздух
Предчувствием славной победы,
Но где-то подвох скрыт –
Быть может, секрет спрятан в ранней весне,
Раскаянья нет. Смирения нет. И отсюда все беды.
Сожгите их всех!
Там Господь непременно узнает своих,
Прекрасная фраза, но сказана, правда, не мною,
Могли бы в молчании из Монсегюра
От смерти уйти…
Да захлебнитесь вы светом, волной огневою!
Дыханьем своим больше мир вам не дам осквернять,
Закон и порядок отныне в земле окситанской,
Но демон сомненья всё чаще терзает меня,
Неужто и мне извиваться и корчиться
В пламени адском?
Сжигайте их всех!
Там Господь непременно узнает своих,
Не спит Искуситель – я вижу как в небе вечернем
Таинственный рыцарь, из верных катарам, летит,
И я начинаю понимать эту ересь и верность…
Фиолетовый плащ,
У него фиолетовый плащ,
Что и кровью пропитан, я знаю, и гарью,
И мне слышится плач,
Окситании горестный плач…
Прочь, изыйди, лукавый! Сгинь, Дьявол!!
Фиолетовый Рыцарь Печали!
ТАК ЖГИТЕ ИХ ВСЕХ!
ТАМ ГОСПОДЬ НЕПРЕМЕННО УЗНАЕТ…
РЫЦАРЬ ФИОЛЕТОВОГО ПЛАЩА
( появляясь из сумерек, словно услышав голос монаха)
Никуда не исчез и в костер никогда не был брошен,
Вновь игра серых сумерек дарит невидимость мне,
Неудачно шутил я когда-то, но в слове моем все же
точен –
Смерть Монфора в Тулузе привиделась светом во тьме.
Мудрый Мерлин учил ловко двигать и замки, и горы,
Убаюкивать змей, выпивая бесстрашно их яд,
С трубадурами мертвыми вел о тайнах поэзии споры,
Но вся магия древних спасти не смогла от несчастий
меня.
Фиолетовый плащ,
Как тяжел фиолетовый плащ,
Он и кровью пропитан, и болью, и гарью,
Южной Франции плач,
Разоренной моей Окситании плач,
Я по-прежнему с ней,
Фиолетовый Рыцарь Печали.
Тот, кто создал наш мир, взял меня в свою шумную
свиту,
Но когда мы летим на конях вороных над землей,
Я, как истинный рыцарь, с искрящимся сердцем,
Любовью разбитым,
Вновь слагаю свой Плач о друзьях, совершенных душой.
Плач о девах прекрасных, сменивших свой бархат на
пламя,
Плач о тех стариках, что так гордо взошли на костер,
Монсегюр кораблем подо мной проплывает ночами и
днями…
Пять углов нашей тайны никто не открыл до сих пор.
Фиолетовый плащ,
Как тяжел фиолетовый плащ,
Он и кровью пропитан, и болью, и гарью,
Южной Франции плач,
Разоренной моей Окситании плач,
Я по-прежнему с ней,
Фиолетовый Рыцарь Печали.
Й СТРАЖ ВРЕМЕНИ
Мы знаем, что истина становится догмою,
Тираны таятся в мятежниках прОклятых…
Но речь не о том – Монсегюр стал наш кодою
Альбигойской симфонии, отчаянной нотою!
Мой последний аккорд – Монсегюр,
Мой потерянный дивный аккорд,
Что заставляет повторять до сих пор
Эхо гор:
«Какая честь гонимым быть
И ненавидимым прослыть
В подлунном мире!»
В подлунном мире…
КАТАРСКИЙ ЕПИСКОП
(один из тех, кто был в осажденном Монсегюре, и который совершил последний, таинственный, обряд Утешения над обитателями крепости перед тем, как катары добровольно отправились на костер)
Луна и Солнце на чаше весов,
Весеннее солнцестояние.
Мы в окружении жестоких врагов.
Весна всё знает заранее.
Мы не сдаемся. Верны мы себе,
Да будем вам Утешение,
Мы жили, как ангелы, не во грехе,
Остались мгновения.
Шестнадцатое марта.
Зима оплакивает свои утраты.
Крещенные светлым Духом,
Поддержим же, добрые люди, друг друга!
Пусть Святой дух сойдет на тебя,
И будет спасена душа твоя…
Отречься можно, спасая себя,
Сдать Монсегюр инквизиции и слугам Люцифера,
Всё, завершается писания катарского глава,
Мы родились от Бога… и к Нему я отправляюсь первым.
Блаженные казненные,
Блаженные казненные за правду,
Блаженные казненные,
Блаженные казненные за свет,
Ибо Царство Небесное,
Ибо Царство Небесное с нами
И страдания нет!
МОЛОДОЙ АЛЬБИГОЕЦ
(молодой, с горящими глазами, возможно, не до конца понимающий еще, чем закончится эта история)
Пусть круж А тся белые свечи,
Что горели в наших домах,
Улетая искрами в Вечность,
Отражаясь в чьих-то глазах,
Поклонитесь Полю Сожженных,
Гимны пойте Чаше Грааля,
Мы не из племени обреченных,
Мы знали Тайну. Мы Тайну знали.
Положите руки на камни-
Альбигойская грянет гроза,
Тем, кто верит, нет в мире равных,
Вы услышите голоса,
Положите руки на камни-
Альбигойская грянет гроза,
Тем, кто верит, нет в мире равных,
Вы услышите голоса:
ПРИЗРАЧНЫЕ ГОЛОСА
Представь, что свет повсюду,
Он заполняет жизнь
Уставших жить в печалях,
Уставших жить во лжи,
Представь, мы – дети света,
w
Нет сумерек и тьмы,
Но крест в объятьях розы
Придумали не мы…
Мы не помним себя,
Помним, как льется свет,
Этот поток Судьба
Никогда не сведет на нет,
Свет проходит сквозь нас,
Увлекает в Любовь за собой,
Утешеньем полна
Песня Ангела с белой свечой.
Только помни:
«Если горит у соседей стена,
Может сгинуть в пожаре дом твой!»
Свет проходит сквозь нас,
Увлекая в Любовь за собой!
Свет проходит сквозь нас,
Увлекает в Любовь за собой,
Свет проходит сквозь нас,
Увлекает в Любовь за собой…
«Пока у вас будет Свет,
Пока у вас будет Свет,
Верьте в него
И станете чадами Света,
Детьми Непрерывного Света!
КАТАРСКИЙ ЕПИСКОП
Пока у вас будет Свет,
Пока у вас будет Свет,
Верьте в него
И станете чадами Света,
Детьми Непрерывного Света!
Пока у вас будет Свет,
Пока у вас будет Свет,
Верьте в него.
МОЛОДОЙ АЛЬБИГОЕЦ
Они думали – приползем на коленях,
Они думали – мы каяться будем,
Корчась на серых ступенях,
Глупые, ничтожные люди!
Слушай, молодость – это вера и сила,
И Любовь, друг мой, к дарующей Истину,
В пламя войдем… зола за ночь остынет,
Но нашу звезду на камне высекут.
Й СТРАЖ ВРЕМЕНИ
Ограда из кольев и веток,
Хворост сухой и солома,
Нетерпение весеннего ветра,
Звон цепей, осужденным знакомый,
Один за одним – первым - епископ Тулузы,
Всего их было около двухсот,
Плоть сгорит – она не будет больше душе обузой,
Царство Небесное рядом,
Царство Небесное ждет…
Едкий запах щекочет ноздри,
Католический епископ громко читает PATER NOSTER.
Мой последний аккорд – Монсегюр,
Мой потерянный дивный аккорд,
Что заставляет твердить до сих пор
Эхо гор:
«Еретик не тот, кого с восторгом сжигают,
А тот, кто разжигает, ликуя, костер!»
ИНСТРУМЕНТАЛ
Й СТРАЖ ВРЕМЕНИ
(у памятника сожженным альбигойцам)
Предрассветной порою Святой Иоанн
Долго бродит по Полю Сожженных,
И у камня с лучами катарской звезды
Тихо шепчет молитву свою,
О христианской любви, за которую здесь
Превратили в костры Посвященных,
И о тех четверых, что, спасая Грааль,
Покидали в грозу Монсегюр.
И святой Иоанн невидимкой пройдет
В дом, где правят летучие мыши,
Там монеты годами лежат на столе,
И темнеют, как всё серебро,
Фиолетовый плащ был на том,
Кто расправился
С подлым Иудой неслышно,
Остальных он не тронул. Они разбежались,
Всем сердцем поверив в злой рок.
Предзакатной порою Святой Иоанн
Неохотно уходит в багровость,
Прочь от камня с лучами катарской звезды,
И от красных, и желтых цветов,
Он – один из последних, кто знает
Великое Светлое Слово,
Что могло бы открыть лабиринты и знаки
Альбигойских далеких миров…
Но пока он не видит достойных –
Те же битвы за власть, жажда денег,
Те же войны и пыльные догмы
И разброд в умах поколений.
И святой преклоняет колени,
Укрощая молитвой мгновенья,
Чтобы светом по чьим-нибудь венам
Потекли вдруг слова Совершенных.
ПЕСНЯ СОВЕРШЕННЫХ
Мы были совершенны. Были.
Мы были целомудренны. Были.
Мы были одеты в черное. Были.
И верили безупречному Ангелу.
В нечистом мире добро мы дарили.
Выл Зверь Откровения – его победили,
Плясала блудница – танец светом затмили,
Ни пожарищ позорных, ни факелов.
Наш огонь – огонь чистоты,
Наш огонь – огонь озарения,
Поглощающий Демона,
Убивающий демонов,
Оставляющий в сердце следы.
Никакой роскоши, никаких золотых,
Ни набитых бархатом кладовых,
Ни богатой тяжелой утвари,
Мы были совершенны на своем пути,
Мы были мудрыми,
Чистыми христианами,
Нас звали «добрыми людьми» в Окситании.
Окситания!
Окситания!
Окситания!
Окситания!
Поцелуй мира тебе дарован,
Но украден крестовым походом!
Мы были совершенны. Были.
Мы были целомудренны. Были.
Мы были одетыми в черное. Были.
И верили безупречному Ангелу…
THE END