Опубликовано: 11 мая 2018 г.
| Ирина Чайковская Б.Вашингтон, США |
Рубрики:
Искусство
Книжное обозрение
Не так давно в нью-йоркском магазине я видела висящие на стене копии с картин мастеров: Рубенса, Фрагонара, Клода Моне. Сделаны они были с помощью фотографии, причем с максимальным приближением к подлиннику.
А до этого много лет назад в Москве как-то посетила выставку рукотворных копий мировых шедевров. Нужно сказать, что последняя вызвала у меня реакцию отчуждения. Все же я, как, наверное, и многие из читателей, всегда предпочитала «оригиналы» «спискам». Оригинал и копия. Мне долгое время казалось, что их взаимоотношения не отличаются большой градацией, так же, как у предмета и его тени.
Но вот у меня в руках книга, которая заставляет усомниться в общепринятой истине. Ее авторы, краевед и журналист из Пскова Тамара Васильевна Вересова и исследователь из Италии Михаил Талалай, назвали героя своей книги «Человек Ренессанса»[1].
Между тем, Николай Лохов (1872 – 1948), чья научная биография впервые представлена авторами, был... копиистом. Правда, сам он называл себя «воссоздателем». И те, кто сталкивался с ним и его работами, готовы были подтвердить: да, талант, да, человек Ренессанса.
Сначала несколько слов об авторах книги. Они счастливым образом нашли друг друга, занимаясь каждый своей делянкой. Псковитянка Тамара Вересова наткнулась на фамилию Лохова, благодаря своим изысканиям в области краеведения.
Михаил Талалай, чьей постоянной темой является «русская Италия», не мог не остановиться на фигуре русского художника, жившего во Флоренции и своим искусством вызывавшего восхищение итальянцев. Объединенными усилиями написалась книга – собранная по крупицам биография художника, чью «русскую часть» воссоздала Вересова, а «итальянскую» - Талалай.
Blagoveshchenie.jpg
"Благовещение". Фра Беато Анджелико.Ок. 1440 г. (наверху), копия Николая Лохова (внизу)
Рассказу о художнике предшествует знаменательный эпиграф – слова, сказанные о Лохове его соотечественником и современником, автором неповторимой и колдовской книги «Образы Италии», - Павлом Муратовым: «...Талант и вера этого удивительного человека были руководимы торжественной целью, которой можно дать только одно простое имя – Россия».
И еще один материал, на этот раз с итальянской стороны, предваряет биографию художника, - эссе внука Лохова Николо Кручани «Мой дедушка», переведенное на русский язык Михаилом Талалаем; во второй части книги оно дается на языке оригинала.
Биография Николая Лохова событиями не богата. Родился во Пскове в известной купеческой семье, учился в самой престижной в городе Губернской гимназии, где, кстати, училась целая плеяда талантов, принесших славу России, - известный иллюстратор Гоголя Агин, два одареннейших брата - микробиолог Лев Зильбер и писатель Вениамин Каверин - и их близкий друг, автор «Подпоручика Киже», «Смерти Вазир-Мухтара» и «Пушкина» Юрий Тынянов.
Но и это не все. В этой же гимназии учился художник и режиссер-экспериментатор Николай Евреинов, известные физики братья Кикоины. После такого перечисления должно следовать, что наш герой прекрасно учился и стал гордостью своей гимназии. Не стал. Учился Лохов с трудом.
И в гимназические годы, и позднее, в университетские, ученье ему не очень давалось. Да и то сказать – учился он в С-Петербургском университете на физико-математическом отделении, изучал естественные науки. Иначе говоря, занимался явно не своим делом. При этом, как позднее напишет его жена, целые дни проводил в музеях и на выставках: «Студентом он знал во всех подробностях все музеи Петербурга и посещал все выставки». Тут он был у себя дома.
Pallada_i_kentavr1.jpg
"Паллада и Кентавр". Сандро Боттичелли. 1483 г. (слева) и копия Николая Лохова (справа)
Ученью мешало и еще одно обстоятельство: студент был политически неблагонадежен, находился под гласным надзором полиции и даже был выслан из С-Петербурга к себе на родину во Псков. Нет, «верным ленинцем» Николай не был, но увлекался Марксом и состоял в «Союзе борьбы за освобождение рабочего класса». Революционные дела сблизили его с будущей женой Марией Митрофановной Сизаревой, дочерью адвоката из города Сумы, учившейся на Бестужевских курсах в С-Петербурге. Поженившись, молодые «удрали за границу» - это был единственный способ спастись от полицейского преследования. В Париже родился их сын Борис. За границей же Николай Лохов начал свои первые опыты копирования. В 1905 году «по амнистии» семья возвращается на родину, и Лохов, с его уникальным даром, оказывается человеком востребованным. Иван Владимирович Цветаев заказывает у него для своего новосозданного музея Изящных искусств в Москве 70 копий картин и фресок Итальянского Возрождения.
А теперь несколько слов в сторону. Книга, присланная мне из Италии, содержит большое число фотографий, в том числе и цветных, копий Николая Лохова с картин и фресок великих художников – Мазаччо, Фра Беато Анжелико, Симоне Мартини, Джотто и других. Все они публикуются впервые – и все они потрясают. Особенно в цвете. Здесь, как и в построении всей книги, авторы используют «зеркальный принцип», помещая копии рядом с оригиналом. Читатель может заняться сопоставлением. Что поразило меня - не только полное совпадение зрительного образа, но и внутреннее наполнение картин Лохова. Все же подделка чаще всего обличает сама себя своей «пустотой». У Лохова – и потрясающая игра красок, и вхождение в «строй» картины, в духовную связь с ее создателем. Замечу, что авторство Лохова на некоторых картинах все же легко определить. Целомудренный русский мастер пририсовал фиговый листок к чреслам Адама и Евы во фреске Мазолино да Паникале «Искушение Адама и Евы», ок. 1435 и невероятной силы трагической фреске Мазаччо «Изгнание Адама и Евы из рая» 1426-27, обе фрески находятся в капелле Бранкаччи, в церкви Санта Мария дель Кармине во Флоренции.
izgnanie_adama_i_evy.jpg
"Изгнание Адама и Евы из Рая". Мазаччо (1426-1427), фреска (слева) и копия Николая Лохова (справа)
Для того, чтобы выполнить такой огромный заказ, Лохов с семьей едет в Италию, поселяется во Флоренции, сняв студию на Via degli Artisti и приступает к своему непомерному по сложности и трудоемкости проекту. Из писем, опубликованных в книге, можно представить, какова была эта работа. Над одной копией художник трудился много месяцев, случалось и полтора года. Для копирования фресок возводил леса, писал под потолком, как его великие предшественники, что до красок, то делал их сам. В студию на Via degli Artisti стекались итальянцы – поглазеть на «безумного» Il russo, воссоздателя шедевров.
В 1913 году умирает Иван Цветаев, через три года уходит из жизни спонсор проекта В.В. Якунчиков, идет Первая мировая война, и в октябре 1917 года в России происходит большевистская революция. Каждое из этих событий могло повергнуть художника в уныние, лишить веры в осуществление его замысла – сделать копии шедевров для России. Но он упорно продолжает работать, лихорадочно ища поддержки, средства для продолжения работы.
Помощь приходит из Америки. Супруги Беренсон, чета известных американских искусствоведов, будучи в Италии, неожиданно открывают для себя необычный дар русского мастера, начинают пропагандировать его у себя на родине. Мэри Беренсон писала на страницах «Американского художественного журнала»: «Моему мужу[2] потребовалось посмотреть работы художника в течение нескольких минут, чтобы убедиться в том..., что это были не обычные «копии», которые мы так ненавидели и которым не доверяли всю свою жизнь, а самое точное и правдивое воспроизведение, приближение к творениям великих мастеров».
С грустью прочитала в статье Мэри, что в студии Лохова стояли работы, «которые все еще ждали отправки в Москву». Эта фраза напомнила мне, как эмигранты первой волны, добравшись до какой-нибудь «третьей» страны, ставили в углу нераспакованные чемоданы, ожидая, что совсем скоро возвратятся на родину.
Именно Беренсоны устроили знакомство Лохова с Хелен Фрик, знаменитой меценаткой, дочерью не менее знаменитого мецената Генри Фрика, подарившего Нью-Йорку свою великолепную коллекцию произведений искусства. Заинтересовавшись работами Лохова, Хелен покупает у него всю коллекцию и помещает их в Питтсбургский музей. Часть Лоховских работ была куплена музеем Фогта при Гарвардском университете, некоторые другие приобретает Портлендский Художественный музей.
Осталось сказать вот о чём. Книга о Николае Лохове получилась разнообразной по материалу – тут и письма, и дневники, и статьи, и даже некрологи; много в ней и того, что называют «зрительным рядом», - фотографий, цветных и черно-белых репродукций как произведений итальянских художников, так и копий Лохова. Кроме работ самого маэстро, в книге приводятся репродукции картин двух его ближайших друзей-художников Евгения Климова и Эрика Прена, чья преданная дружба скрасила жизнь русского мастера. Судя по репродукциям, оба интересные художники, к сожалению, как и Лохов, в России совсем не известные. Возможно, книга Вересовой и Талалая побудит искусствоведов заняться и их творчеством.
Знаю Михаила Талалая как исследователя и знатока русских надгробий в Италии. Вот и в этой книге он не упустил случая рассказать, где похоронен русский художник, и привести надпись на надгробной плите на итальянском и – в своем переводе - на русском языке. Супруги Николай и Мария Лоховы похоронены на некатолическом кладбище Аллори по дороге из Флоренции в Сиену, и надпись на их надгробии гласит: «Прекрасный художник Н. Лохов, не желая создавать свое, посвятил всю жизнь исполнению совершенных «повторений» великих мастеров Ренессанса».
А ведь правильно написали итальянцы, в самую точку.
-----
Оригинал: Журнал Нева №5, 2018
[1] Т. В. Вересова, М. Г. Талалай. Человек Ренессанса. Художник Николай Лохов и его окружение. М., «Старая Басманная», 2017.
[2] Бернард Беренсон (1865- 1969), знаменитый американский искусствовед и художественный критик, родился в Виленской губернии и был увезен в Америку в 10-летнем возрасте.