Пожар. Последнее убежище




Варвара Скворчихинская. Блаженная – ЖИТИЕ

Память: 14 / 27 февраля, 21 мая / 3 июня (Собор Уфимских святых)

 

По неизреченной Своей милости, сподобил Господь уфимской земле во времена воинствующего безбожия обрести великую исповедницу веры, подвижницу духа, подвизавшуюся в затворе. Имя ее - Варвара Васильевна Архангельская. Сотни и тысячи людей прибегали к ее помощи в бедах и несчастьях, зная о милости Божией, обильно изливаемой просящим по молитвам Варвары-затворницы, о даре прозорливости, которым благословил ее Господь за необыкновенной высоты подвиги - нищету, затвор, непрестанную молитвы и пост, хранение девства и телесного утеснения, ночное бдение, голод, холод, гонения от властей, старчество. Поистине подвижница стала избранным сосудом Духа Святого. В тягостные десятилетия гонений явил Господь через нее силу Божию, в немощи человеческой совершающуюся и проявлявшуюся дарами прозорливости и исцелений, чудесами и чудесными знамениями.

Родительский дом и училище

Родилась Варвара 20 ноября 1890 года в семье скромного сельского священника. Василий Александрович Архангельский, происходил из духовного сословия, его отец также был священником. Матушку звали Екатериной Евлампиевной. Отец Василий служил во многих храмах Уфимского уезда: до 1886 - в новопостроенной Пантелеимоновской церкви села Симбухина, затем в Петропавловской церкви с. Калинники, а с середины 1889 в Михаило-Архангельской церкви села Карауловка. Здесь и благоволил Господь появиться на свет Варваре. К тому времени в семействе были две дочери - Ольга (старшая) и София (средняя) и сын Николай, а за год-два до того родители потеряли полуторагодовалую Верочку, умершую от скарлатины, и двухмесячную Машу, умершую в младенчестве. Однако избранницу Свою Варвару уберег Господь от болезней.

Записки Уфимского епископа Дионисия 1893 года рисуют подробности жизни Карауловки: 21-го июня. Понедельник. Село Карауловка. Церковь деревянная, во имя Архистратига Божия Михаила, сооружена в 1882 г, приход состоит из одного села, в коем муж. пола 903 души, женскаго 946 душ. Все они православного исповедания, но придерживаются двухперстнаго креста. Сверх того есть раскольники Австрийской секты, коих мужского пола 14 душ и женского 13.... При церкви в церковной сторожке обучаются мальчики и девочки; в нынешнем учебном 1892/3 году учащихся было: мальчиков 18, девочек 9. Обучением мальчиков и девочек занимается священник.

В 1890 году 25-го мая в селе Карауловке был сильный пожар, до основания сгорело 264 дома... В 1891 году свирепствовал страшный тиф, от которого много померло народу, а на лошадей был падеж от сибирской язвы. Затем в прошлом 1892 году 21 июня был опять пожар, и сгорело 68 домов. В начале нынешняго года скарлатина, тиф и горячка опять начали свирепствовать, но Божию помощию прекратились, от сих бед жители села Карауловки в конец разорились...".

Избранницу Свою Варвару уберег Господь от болезней. Однако семья рано осиротела: Вареньке едва минуло 2 годика, когда умерла Екатерина Евлампиевна. Родную мать заменила чужая бабушка-просфорница, трудившаяся в том же храме, где служил о. Василий. Всю жизнь благодарна была блаженная этой бабушке (именем, вероятно, Параскева), и даже за неделю до смерти все вспоминала ее и благодарила: "Царство ей Небесное, что она такую дала мне жизнь". 12 декабря 1894 года о. Василий был перемещен к Космо-Дамиановской церкви села Артакуль Бирского уезда, а через два с небольшим года, 9 апреля 1897 г., скоропостижно скончался, оставив детей круглыми сиротами. "Не дай Господь проживать в сиротстве!" - говаривала она впоследствии.

Около 12 лет было Вареньке, когда в августе 1902 года привезли ее в Уфу поступать в Епархиальное женское училище. Осиротевшая дочь священника училась на полном епархиальном обеспечении. Быстро пролетели годы ученья. По результатам выпускных испытаний в июне 1909 года Варвара Архангельская была признана окончившей "полный учебный курс Епархиального училища с правом на звание домашней учительницы" и получила аттестат. Похоже, после этого она приехала на короткое время к каким-то близким людям, они прочили ее замуж, но от замужества девица решительно отказалась, оставила родных и с осени того же года начала учительствовать.

Учительница

В стенах, какой школы сделала она первые самостоятельные шаги, почти ничего не известно. Говорят, что в середине 1910-х годов трудилась в селе Куганак Стерлитамакского уезда. Однажды о том времени поведала она Марии Масловой (семейство Масловых называла затворница своими любимцами и много рассказывала им о своей жизни), которая вспоминает: "Как-то мы про Новый год разговаривали, и она мне говорила: "Вот, милая Манечка, сейчас ведь елок нет уже в деревнях, а тогда мы собирали елки при школе. Я помогала собрать елку, украшения делала, но когда начиналось пение, я уходила, не могла оставаться". С самого начала своей трудовой жизни она избегала увеселений, единственно, что ее занимало - работа, храм и чтение святых книг".

Народная память и архивные документы сохранили для нас рассказ о жизни подвижницы во время, наступившее уже после крушения православного Отечества. В 1919 году имя ее в списке учителей Стерлитамакского уезда с указанием, что окончила Епархиальное женское училище и учительствует уже десять лет. В то время она трудилась в школе села Ира (ныне Куюргазинского района), а в начале 1920 годов была переведена в село Богородское, что верстах в 18 от Мелеуза.

Один из ее учеников 1923 - 1924 годов, Никифор Семенович Морозов, вспоминает: "В те зимы стояли холода, а дров в школе не имелось, и было очень холодно. Чтобы хоть как-то спастись, Варвара Васильевна, которая жила здесь же, в школьном домике, топила русскую печь, выгребала золу и, постелив что-нибудь на кирпичи, в печке и спала". Жила она одиноко, часто ходила в храм, вела с людьми беседы о вере, раздавала листочки с духовными текстами, посылала учеников по воскресным дням в храм (и это в 20-е годы!). Часто видели, как молилась она в притворе школы.

В 1924 году учительницу перевели в Кандаурскую школу Стерлитамакского кантона, а в 1925-26-м направили в Новониколаевку Скворчихинского сельсовета того же кантона. Вспоминает Мария Маслова: "Приехала Варвара Васильевна в Новониколаевку, и бабушка впервые увидела ее: приятно одета, в шубе, в шапочке бархатной, на руку наброшена накрывная шаль, очень пушистая. Посмотрела новая учительница отведенную ей комнату и уехала оформлять документы в Скворчиху. Бабушка обратила внимание, что приезжая пришлась всем по душе.

В Скворчихе Варваре Васильевне понравилось, по-видимому, больше, чем в Новониколаевке, здесь рядом со школой была церковь, и она там осталась. Сняла комнату в крестьянской избе недалеко от школы и начала учительствовать. Она учила деток и науке, и Господу Богу, приглашала на уроки священника, сама ходила в церковь. Трудилась подвижница в школах самой Скворчихи и близ расположенного селения Буденя (в 2,5 км от Скворчихи). Была новая учительница строгой, аккуратной, скромной, но одевалась, по деревенским меркам, модно, по-городскому. Уважали ее на селе, величали "по батюшке", Варварой Васильевной. Учеников она любила, и они были к ней очень привязаны. Сохранилось воспоминание о прощании ее со своим классом в школе Будени, куда назначили вместо открыто религиозной новую "революционную" учительницу. Произошло это незадолго до ухода блаженной из мира.

Рассказывает Н.А. Крыгина: "Мы жили на хуторе Слободка, а учились в поселке Буденя, ходили за 2,5 километра. Варвара Васильевна меня учила в 1-м классе, а во 2-м к нам прислали новую учительницу; она вошла в класс и говорит: "Я ваша новая учительница Клавдия Дмитриевна". Варвара Васильевна стоит между двух рядов парт и молчит; а та продолжает: "Сейчас мы будем изучать революционные песни". Как она запевала, я не помню, но только помню, пели: "Вставай, проклятьем заклейменный...". Мы пели, а Варвара Васильевна повернулась к нам лицом: "Ну, дети, до свиданья", - поклонилась и ушла из класса. Больше она к нам не приходила, а мы все ее жалели, она такая добрая была, хорошо все объясняла. Плакали мы крепко, даже сейчас жалко".

Призвание

"Ибо когда мир своею мудростью не познал Бога в премудрости Божией, то благоугодно было Богу юродством проповеди спасти верующих" (1 Кор. 1:21).

Обычная жизнь Варвары Васильевны Архангельской окончилась где-то году в 1928-29-м. В обучении детей вере и молитве исповедница видела исполнение долга перед Богом. Однако новые порядки наступали и в школе. Тогда вложил Господь в душу блаженной мысль об отказе от мира, юродстве во Христе. Однажды директор школы объявил о собрании учителей. Уже знали, что посвящено оно будет атеистической работе. Варвара Васильевна долго не приходила, ждали, ждали, а ее нет и нет, а когда, наконец, пришла, то все ахнули: на одной ноге была туфля, а на другой калоша. Ее спросили: "Варвара Васильевна, что с вами?" - "Да вот, туфля потерялась, я искала, не могла найти. Вот, еле нашла". Директор открыл собрание: "Теперь будем учить детей, что Бога нет". Вдруг Варвара Васильевна прервала его: "А куда Он делся? Вчера был, сегодня есть, а завтра не будет?" - "Владимир Ильич так сказал, что нет Бога, не надо Богу учить, нету Его". - "А куда же Он делся? Вчера был, сегодня есть, а завтра не будет?! Ну, ладно, до свиданья", - неожиданно попрощалась она и больше в школу не пришла.

Позже один старец истолковал, что блаженная своим странным видом показала как бы два закона: один разумный, подобающий человеку, а другой "дурацкий", безбожный. В тот же день она выкинула столы и табуретки из своей комнаты во двор, перевернув их вверх ногами, как бы показывая, что жизнь поставлена с ног на голову. Люди увидели, что она обернула голову красным платком, мол, красное безумие овладело умами людей. "Ты что бросила учить?" - спросили ее, - "Я болею, я заболела, не могу учить". Некоторое время она жила на прежнем месте, но у хозяев было много детей, шума, суеты, а душа ее стремилась к духовному сосредоточению и молитве. И "куколка", как ласково называли ее жители, носившая в деревне ботики на каблучках и бархатную шляпку с бантом, оделась в тряпье, завела козочек, и пасла их в молитвенном уединении, возвращаясь в дом поздним вечером.

Затвор

На краю Скворчихи Яковлевы поставили новый дом, а в старый, соединенный с новым сенями, пустили Варвару Васильевну. Тогда блаженная перестала пасти козочек, теперь и дома могла пребывать в уединении. Все окна своего жилища подвижница занавесила, чтобы дневной свет не проникал внутрь. Выходила мало и в основном в сумерках или ночью. Свое лицо скрывала от посторонних глаз, если же кто встречался - отворачивала лицо, прикрывала платком или тряпкой, покрывавшей голову вместо платка. Одна из простых смиренных бабушек, еще девчонкой навещавшая блаженную, говорила, что та пряталась от женщин, пересуживающих ее за рваную одежду, всю в дырках, в какой ходила теперь бывшая учительница. К верующим она выходила, пускала гостей и к себе, а иногда даже посещала благочестивые семьи, приносила духовные книги.

Примерно через год-полтора (около 1930 г.) Господь открыл блаженной путь к утверждению ее в подвиге затворничества. Сын Яковлевых решил отделиться, старый дом разобрали и переставили; блаженную хозяева временно забрали к себе, а чуть позже продали ей сарай-овчарню, что стоял тут же во дворе. Сарайчик этот, размером 2 на 2 метра, был родильней для овец, имел плохонький пол, два небольших оконца, печечку. Варвара Васильевна раздала все свое имущество и поселилась в сарае (его верующие называли скотной или избенкой), куда поставила кровать, сундук и столик; плотно занавесила оконца.

Она оделась в фуфайку, простую юбку и кирзовые ботинки на деревянной подошве (или калоши, а то и вовсе ходила босиком), голову покрыла тряпицей. Не стирала, не убирала, перестала мыться в бане, расчесывать волосы. Она не стала заводить хозяйство, не имела никакого огородишка, не собирала ни грибы, ни ягоды, не запасала дрова - оставила все житейские попечения, по слову Господа: "Не заботьтесь для души вашей, что вам есть и что пить... или во что одеться?... потому что Отец ваш Небесный знает, что вы имеете нужду во всем этом. Ищите же прежде Царствия Божия и правды Его, и это все приложится вам" (Мф. 6, 25, 32-33). Единственно, о чем позаботилась - выкопала родничок недалеко от избенки, который поныне почитается святым и целебным, и только из него брала водичку.

Жила блаженная только тем, что ей посылал Господь, приносили верующие люди. Кушала она с самого начала помалу - варила немножко, со стакан, кашки, или супчика картофельного с крупой. Первое время она выходила поговорить, даже посидеть на завалинке, однако к себе уже никого не пускала. Постепенно все больше людей приходило к ней поговорить о жизни, укрепиться в вере, попросить святых молитв. Уже в предвоенные годы стяжала блаженная дар прозорливости.

Поразительно, но власти не упрятали затворницу за решетку, не сгноили в лагерях, несмотря на то, что она "социально чуждый элемент", дочь священника, верующая учительница. Хотя, вспоминает протоиерей Сергиевского кафедрального собора Уфы о. Иоанн Федянин, "она немножко была в ГПУ, наверное, в 20-х годах; когда она учительствовала, ей сказали не преподавать на религиозные темы, а когда выяснилось, что она подвижница Церкви, ее забрали в ГПУ в Уфу; она сама мне говорила: "Я в Уфе была, возили меня в Уфу, в ГПУ; я тоже пережила много". Долго ее не держали, отпустили". Когда именно это было - в период учительства, юродства или затвора - доподлинно не известно.

В 40-е годы затвор стал полным. В избенке блаженной было темно, оконца полностью занавешены тряпьем и заставлены какими-то ящичками. Из жилища выходила только ночью. Она почти никому не показывалась, приоткрывала дверь домика, чтобы в щелочку взять приношение. Видевшие ее руку говорили, что очень худая была, белая, тонкая. Людей принимала, но к ним не выходила, они стояли на крылечке и разговаривали с затворницей через дверь. В эти годы она еще топила печку, а дрова ей привозили люди. Люди приносили и продукты, которые она в основном раздавала.

Открыты ей были все мысли, с какими шли люди. Гостинцы она принимала, но не от всех, а только от тех, кто давал искренне, не жалея; стоило человеку поколебаться, пожалеть - она не брала, вежливо отказывая и употребляя те же самые слова, какие были в мыслях у посетителя. Одна женщина рассказывала: "Пошла, а огурчики только начали появляться, я и думаю, сколько огурцов ей сорвать - два или три, ведь ребятишкам-то надо; ну, сорвала там сколько-то, только подхожу к избенке, а Варвара Васильевна и говорит: "А детям-то, детям-то ты что будешь, сорвала мне? Неси назад, ни одного не возьму".

Многие женщины, получив похоронки, отправлялись к блаженной, чтобы узнать о судьбе близких. Она всегда говорила правду, иногда прямо, иногда иносказательно.

Рассказывает К.И.Дядиченко: "Жила я в Скворчихе во время войны у своей родной тетки по отцу, работала рабочей на низовом молокозаводе. Сама я не видела Варвару Васильевну, но много слышала о ней от тетки. Мне хорошо известны два случая ее прозорливости, когда моя тетка ходила к ней, чтобы узнать о судьбе моего отца Ивана Васильевича Пищаева. Первый раз - когда на него пришла похоронка, что убит под Сталинградом. Варвара Васильевна успокоила ее, сказала, что отец мой живой. И действительно, вскоре мы получили от него письмо, что он попадал в окружение, был контужен, частично потерял зрение и слух, находится в госпитале. По излечении отец снова воевал под Сталинградом, и вскоре пришло извещение, что он пропал без вести. Тетя опять пошла к Варваре Васильевне. В этот раз прямо она ничего не объяснила, только сказала: "Я вижу цветы". Тетка поняла, что мой отец убит. И действительно, он не вернулся с фронта. Но все же наверняка мы ничего не знали и разыскивали его, писали запросы. В 1990 г. узнали, наконец, что отец действительно убит и похоронен в братской могиле в селе Авило-Федоров-ка недалеко от Саур-могилы, на границе Донецкой и Ростовской областей. Я и мои уже взрослые дети (дочь и сын с семьями) поехали туда. Как только въехали в село, увидели прямо в центре ухоженную могилу, на которой лежали живые цветы. Могила была аккуратно огорожена оградкой, на ней стоял обелиск с 13 фамилиями, в том числе и моего отца. Председатель колхоза поручил двум женщинам ухаживать за могилой, поэтому она всегда убрана. На День Победы сельчане собираются здесь, не забывают павших, приносят цветы. Вот так через 48 лет подтвердились слова прозорливой праведницы.

Затворница провидела будущее и обещала помощь при обращении к ней. Рассказывает К.К. Шибиркина. "Была монашенка Анфедора (мирское имя ее было Надежда), она рассказывала: "Вот, тетя Клавдя, когда я ходила к Варваре Васильевне, а еще маленькая была, то она мне сказала: "Наденька, - вот три сестры, и они вырастут, и одна замуж выйдет, одна монашенка будет, а одна блудница будет". Это она про нас сказала; сказала - и ладно, я ничего не понимала, а когда совершилось, тогда только вспомнила. Действительно, одна сестра вышла замуж, я стала монашенкой, а с третьей сестрой случилась беда, она забеременела в девках. Когда это выяснилось, мать закричала: Я ей отрублю голову топором, потому что она осрамила нас, всех родных", - и куда-то выбежала из избы. Мы сидим, а мне сестру жалко, так ее жалко. Вдруг гляжу, дверь открывается, мать с топором идет, и тогда я вскричала: "Варвара Васильевна! Варвара Васильевна!" У матери - хлоп, топор из рук упал, она поворотилась и ушла". Вот такое чудо. А Варвара Васильевна еще раньше ей сказала: "Наденька, когда что тебе будет тяжело, трудно, ты мне кричи: "Варвара Васильевна!" - я тебе помогу".

С теплом и благодарностью вспоминают ишимбайские верующие духовную поддержку, которую чувствовали от затворницы в постройке храма в Ишимбае. Рассказывает Володина К. Д: "В 1945 году строили, время-то военное было. Как тяжело было! Где было взять материалы? И мужчин-то ведь не было, все женщины да кто мог - у кого силенка была, тот и строил... Вот, загнали трактор и не вытащат, все тащили - и девчонки, и молоденькие, и старые, тащили со слезами. Построить церковь за год, когда не было мужчин в доме - как это?! А Варвара Васильевна помогала, молитвенно помогала".

"Открытие" затворницы

"Но Бог избрал немудрое мира, чтобы посрамить мудрых, и немощное мира избрал Бог, чтобы посрамить сильное" (1 Кор. 1:27). Зимой 1952-53 года попустил Господь затворнице претерпеть великое искушение. Нашлись "премудрые" головы, которые увидели в блаженной американскую шпионку: живет, закрыто, а все знает. Можно сказать, что это официальное свидетельство ее прозорливости. Тогда по распоряжению "сверху" местные власти создали комиссию по "открытию" блаженной, в которую вошли уполномоченный из Уфы и скворчихинские - председатель сельсовета, зав. клубом, врач местной больницы, два бригадира и кто-то еще из местных. В назначенный день пришли уполномоченный, оба бригадира и еще кто-то к избенке, начали стучать.

Варвара Васильевна рассказывала: "Пришли, пили из бутылок, потом начали стучать: "Откройте, Варвара Васильевна!" - "Я не открываю". – "Откройте!" - "Не открываю". Выломали оконца, попытались влезть - не вышло. Тогда разломали крышу и влезли через нее внутрь. Блаженная спряталась в печку, закрылась заслонкой и спиной уперлась в нее. Незваные гости заявили, что просто так не уйдут, мол, "вылезай, мы выйдем, а ты вылези, оденься". Блаженная отказалась, и тогда ее стали вытаскивать из печи насильно. Она не давалась, упиралась изо всех сил, кричала от боли, - тело-то ее царапалось о кирпичи, - просила оставить ее в покое. Вытащить затворницу не смогли. Тогда разобрали печные своды, печь порушили, и блаженную все же извлекли на свет, что-то на нее накинули и босую, в одних чулочках повели к саням, по колено в снегу. Сани стояли на дороге, так как к избенке трудно было подъехать, а мороз под 40 градусов. По дороге члены комиссии ее всячески оскорбляли, а она все просила их: "Что же вы делаете? Хоть не оскорбляйте меня такими словами! Я же девица, я вас прошу". Особенно злобствовал "уполномоченный" - исщипал блаженной руки до синяков.

Затворницу привезли в сельсовет. В первую очередъ решили поручить врачу, Е.М. Рябцевой, привести ее в "подобающий" вид, расчесать ей волосы, помыть в бане. Однако волосы блаженной свалялись как войлок, расчесать их не было Никакой возможности, пришлось остричь блаженную наголо (волосы ее, похожие на шапку, несколько дней потом валялись около сельсовета). Врач подстригла блаженной ногти и повела ее в баню. Однако здесь Варвара Васильевна попросила: "Ты меня не мой, давай только я умоюсь и руки вымою".

К сельсовету собралась толпа. Гадали, что будет. Большинство сочувствовали Варваре Васильевне, жалели. Вспоминает жительница Скворчихи Е.Ф. Новикова, которой тогда было 15 лет: "Я видала Варвару Васильевну тогда, когда ее извлекли из жилища, помыли, привели в порядок, она сидела в сельсовете, а мы из школы бегали посмотреть на нее как на сверхъестественное чудо, а увидели очень милую женщину, и еще не пожилую". В сельсовете блаженную спросили: "Где вы будете жить? В вашей хибаре мы вам не разрешим жить, мы к вам будем приходить, когда нам надо будет". - "Ну, хорошо, тогда я буду жить у хозяев".

По выбору затворницы поселили ее вновь у Яковлевых. Там ей на печи загородили угол, занавесили занавесками. Рассказывает Е.К.Меженина: "Когда ее вытащили из избенки, мы пришли с тетей Груней Никаноровной к Варваре Васильевне. И Варвара Васильевна посадила нас на табуретки, а сама возле нас встала на колени, и все рассказала нам первым. И синяки показывала... Этот щипал, уфимский". Очень скорбно было ее душе. Попросила принести отрезанные волосы, которые, пока не отросли новые, пристегивала булавочками к платочку.

Избенку блаженной тем временем осмотрели другие члены комиссии и обратили внимание на аккуратно заправленную постель с пышной периной. "Ну вот, а говорили, себя ущемляет во всем, в суровости держит, а она на перине нежится", - сказал кто-то. Но чуть тронули ту перину, она и расползлась, сгнила уже. Да и все вещи в комнатке блаженной были истлевшие от старости и сырости. Стоял затхлый запах. Солнце через маленькое окошечко в избушку не попадало. На печи нашли мешок слежавшегося комового сахара, чуть грязного. Видимо, люди приносили, а она не расходовала, просто складывала. Кроме сахара, было немного еще каких-то продуктов. Милостыни были развешены на веревочках по избенке, но они истлели и рассыпались от прикосновения. Жилище после "открытия" выглядело как после нашествия неприятеля: всё разбито, кругом сажа и пыль от разломанной печки, вещи, иконы разбросаны, под ногами валялись просфорочки.

Постепенно она успокоилась, уже ласково беседовала с приходящими, угощала их, чем Бог послал. Не было в ее смиренном сердце места обиде. Председатель сельсовета уважал блаженную и бранил потом бригадиров за их жестокость.

Возмущены были все ее почитатели. Михаил Иванович Маслов, тогда директор Салаватских электросетей, горячился: "Варвара Васильевна, я думаю, в Уфу писать бесполезно, я буду ходатайствовать в Москву, чтобы их наказали за такое. Я в Москву часто езжу, могу там зайти в министерство. Москва даст указание, и они встанут перед судом. Вы учительница наших родителей, стольких воспитали - за что они вас пришли терзать, устроили мучение такое!" А Варвара Васильевна в ответ и говорит: "Ни в коем случае! Нельзя этого делать, нет. Ни в коем случае, нет, это не суд, когда человек судит, суд будет тот, когда Господь их осудит".

И действительно, Господь тяжко наказал злодеев за издевательство над Божиим человеком. "Не прошло и месяца, какие-то недели," - рассказывает Мария Ивановна Маслова, - "и бригадиры попались на краже, украли мешок проса или пшеницы; надо же, столько лет воровали - все проходило у них, а тут... Господь приступил к ним без нашего ходатайства, не надо ни в Москву, ни в Уфу писать. Посадили их, началось следствие. А в это время трагически погибла дочка одного из них: пришла из школы, взяла саночки, пошла кататься, поехала с горы, вылетела на лед, лед проломился, и она ушла под лед... У второго бригадира одно несчастье следовало за другим: жена пошла давать корм скотине и сломала ногу; а корова пошла на реку пить, попала на лед, у нее ноги разъехались, и корова погибла - осталась семья без кормилицы. Тогда жена второго бригадира Агафья пришла на костылях к Варваре Васильевне: "Варвара Васильевна! Простите нас, - и заплакала, - как мы виноваты перед вами и перед Господом Богом!" А Варвара Васильевна ответила: "Пусть Господь вас простит". Потом был суд, и дали бригадирам по 11 лет. Я помню, как Варвара Васильевна говорила: "Вот, милая Манечка, эти два бригадира всю жизнь воровали, а тут - раз, Господь над ними и распорядился".

Годы

У Яковлевых прожила блаженная недолго. К ней приходило множество людей, и хозяевам не было никакого покоя. А, кроме того, начала блаженная "чудить": уйдут хозяева из избы, а она закроется изнутри и не пускает их. Люди сердились. А блаженная в это время молилась в уединении, душа ее вкушала пищу небесную, без которой не могла жить. Хозяева пожаловались в сельсовет, и ей разрешили вернуться в избеночку, которую к тому времени привели в порядок.

После пережитого испытания блаженная усугубила свой подвиг. Она перестала топить печку. Дрова, что заготовили люди, годами лежали нетронутые. Из трубы ее избенки не видели дыма. Чтобы что-нибудь согреть или приготовить она пользовалась керогазом или керосинкой. Как же жила она в холоде и сырости, как же выдерживала лютые морозы? Что за силу такую дал ей Господь?!

И вновь потянулись к Варваре Васильевне вереницы людей, это было настоящее паломничество не только из Уфимской, но и соседних Челябинской и Оренбургской епархий. А ведь добраться было непросто, автобус из Ишимбая до Скворчихи не ходил, и люди шли пешком около 20 километров. Власти пытались противодействовать духовному влиянию подвижницы. Посещать ее негласно запрещалось, за посетителями наблюдали, могли сообщить на работу, после чего следовали неприятности. Люди боялись, но все равно ходили к блаженной.

Примерно в 1957 - 1958 годах власти решили поместить ее в дом престарелых, однако Господь чудесным образом защитил затворницу. Свидетельствует Мария Ивановна Маслова: "В летнее время, когда я к ней пришла, находились у нее прокурор, следователь и милиционер из Воскресенска, приехавшие на машине. Они разговор вели, что хотели бы ее взять отсюда в дом престарелых. А она говорит: "Никогда, никогда не поеду в дом престарелых. Там людей много и больные, а у меня склероз сердца, катар желудка, суставной ревматизм, мне здесь подходит воздух, водичка. Я привыкла с этого родника пользоваться водой, я чувствую, мне для желудка лучше. И воздух самый для меня, для сердца здесь - хорошо дышится". Да разве могла она туда поехать, когда ночами молилась Господу Богу?

Они приехали такими решительными, а она своими словами их обезоруживала, настолько в ней святая сила была, скажет - как отрубит, и они стоят. Господь, по-видимому, дал ей силу от них. "Варвара Васильевна, кто вы такая?" - с удивлением спрашивают, - Вы все-таки кто такая?" А она говорит твердо: "Я верующая учительница, которая воспитала очень много деток. Мои ученики - врачи, педагоги, военные, и все меня благодарят, присылают благодарственные письма. Они постояли в растерянности: "Ну, Варвара Васильевна, извините за беспокойство, простите, до свиданья". И все. А приезжали взять, видно было, что настроены ее арестовать и увезти".

Пожар. Последнее убежище

Осенью 1962 года в избенке случился пожар. Она рассказывала, что "кошечка прыгнула и свалила керогазу, а потушить я не смогла". Избенка сгорела дотла. Тогда пожалели ее все те же Яковлевы, приютили до весны. Сначала жила она в избе на печке, а потом вышла на холодную веранду, жила там за сундуком. О судьбе затворницы думали даже руководители Скворчихинского сельсовета и колхоза, все хотели ее устроить потеплее, попокойнее. Звали в Уфу, в Оренбург в однокомнатную квартиру, но она отказывалась. Верующие, собрав по копеечке деньги, в складчину купили избушку в Ишимбае на берегу Белой, мечтая перевезти туда Варвару Васильевну. Затворница даже согласилась съездить посмотреть. Тогда те, кто столь великую жертвенную любовь проявили к угоднице Божией, получили и великое духовное утешение и радость - увидели ее.

Блаженная была маленькая, худенькая, прямо как девочка; лицо ясное, приятное, голос чистый; одета в старенькое пальто, одна пуговица была оторвана, а на ногах обувь разная: на одной ноге сапог, наполовину оторванный, а на другой что-то еще. Вспоминает М. Маслова: "Посадили ее в кабину, приехали в этот домик, а там уже женщины постарались выбелить, как можно красивее цвет сделать. Коврик положили, коечку установили, на койку мягко все настелили. Кругом все чистенько. Чайник, блестящий литров на шесть из нержавейки кипит - уже ждут, вдруг решится, переедет. Она приехала, посмотрела. Когда увидала такую красоту: дорожки расстеленные, газ шумит, теплота, чайник кипит - да разве такой человек может в такую благодать пойти! Вздохнула: "Ну что ж, спасибо, спасибо за старание. Всем до свидания, простите, до свидания".

Лишив одного убежища, Господь вскоре Сам указал другое. Люди, жившие на самом краю села, решили перебраться к центру. Дом разобрали и перевезли, а полусгнивший сарай оставили затворнице. Сарай, сплетенный из тонких стволов и веток деревьев, был совершенно бесхозный, старый и гнилой: крыша почти раскрыта, летали голуби, на перекладинах местами лежала гнилая солома, везде дыры и только три стены, одно небольшое оконце высоко от земли, печки не было. Стоял он на пригорке, на самом ветру. В него блаженная и перешла 3 мая 1963 года, на Пасху, со всем своим скарбом, который удалось спасти от пожара. Пытались привести сарай в порядок - затыкали травой и бумагой дыры, обшили три стены рубероидом, сделали из подручных материалов четвертую стеночку. Купили ей керогаз (тот, что был, сгорел), керосинку, привезли керосин. Блаженная сердечно благодарила за заботу, но уже не пользовалась в последнем своем земном пристанище ни керогазом, ни керосинкой. Так и провисели новые эти вещи, привязанные к перекладине, так и простоял керосин во флягах нетронутым - обнаружили их после кончины блаженной.

Носила она старенькую фуфайку, хлопчатобумажное платье и чулки, на ногах - калоши, а в сильные морозы валенки (некоторые говорят, что валенки надевала и летом, в жару). Ей нанесли одежду, подушки, одеяла, матрасы, - все лежало возле сарая нетронутым. Федор Маслов привез шубу. Вспоминает его сестра: "Брат Федор тогда работал инженером на катализаторной, на комбинате, привез шубу китайскую с капюшончиком и говорит: "Варвара Васильевна, я ее одел всего три раза, новая, чистенькая. Ведь хоть стены обшили, а под стреху снег летит и сквозняк от крыши". Она говорит: "Нет, Федя, возьми, пожалуйста, потому что я все равно ее не одену. Она тебе нужна, будешь ты ее носить, тебе надо - там по объектам где-то ходить, нет". - "Вот я сейчас уеду, сяду на автобус, в тепло, приеду в теплую квартиру, ну как же вы? А вы-то остаетесь день и ночь, день и ночь постоянно на таком морозе? Ну, как вы можете?" - "Да, Феденька, тебе холодно". - "А вам?" - "Да, Федя, тебе холодно", - строже повторила она с ударением на слове "тебе".

Все ходившие к блаженной в эти годы единогласно свидетельствуют о необыкновенной высоте подвига - чудесном житии ее в снегу, терпении холода и такого мороза, какой своими силами не может человек ни выдержать, ни пережить, а только помощью Божией, силою Святого Духа. Рассказывает К. Шибиркина. "Как-то зимой пришла я к ней в этот сарай. Она приоткрыла дверь и говорит: "Ой, как холодно на улице, а у меня ведь здесь в комнатке как в Ташкенте". А на самом деле сарай есть сарай: на полу солома, сугробы вдоль стен. Жизнь в сарае, открытом всем ветрам и вьюгам, без тепла и света, летом в духоте, осенью и весной под дождем, в грязи и холоде, зимой в снегу на морозе - вот какой оказалась новая высота подвига угодницы Божией. Вот какую участь уготовал ей Господь, попустив пожар в избенке. Как она там жила, особенно зимой - один Бог знает. Ощущала ли она мороз или согревала ее непрестанная молитва, и в ангельском хоре славословила она Бога? Несомненно, своей жизнью, являла блаженная полноту бытия человека в Духе Святом.

Чтобы нашему плотскому разуму охватить величие сего чуда, обратимся к разъяснению преп. Серафима Саровского, сделанному в его беседе с Н. Мотовиловым: "Заметьте же, ваше Боголюбие, ведь вы сказали мне, что кругом нас тепло, как в бане, а посмотрите-ка, ведь ни на вас, ни на мне снег не тает и под нами тоже. Стало быть, теплота эта не в воздухе, а в нас самих. Она-то и есть именно та самая теплота, про которую Дух Святый словами молитвы заставляет вопиять к Господу: Теплотою Духа Святаго согрей мя!" Ею-то согреваемые пустынники и пустынницы не боялись зимнего мороза, будучи одеваемы, как в теплые шубы, в благодатную одежду, от Святаго Духа истканную. Так ведь и должно быть на самом деле, потому что благодать Божия должна обитать внутри нас, в сердце нашем, ибо Господь сказал: "Царствие Божие внутри вас есть". Под Царствием же Божиим Господь разумел благодать Духа Святаго. Вот это Царствие Божие теперь внутри нас и находится, а благодать Духа Святаго и отвне осиявает и согревает нас...".



Поделиться:




Поиск по сайту

©2015-2024 poisk-ru.ru
Все права принадлежать их авторам. Данный сайт не претендует на авторства, а предоставляет бесплатное использование.
Дата создания страницы: 2022-10-12 Нарушение авторских прав и Нарушение персональных данных


Поиск по сайту: