Ранд взял этого молодого тайренца на заметку, но ничего не сказал, а только умял большим пальцем табак в чашечке трубки и легонько прикоснулся к саидин, закуривая. С Вейрамоном нужно что‑то делать; этот гордец обострил прежние споры и создал новые проблемы. На лице Руарка не дрогнул ни один мускул, но лица остальных вождей говорили о многом, хоть и выражали они разные чувства: от сердитой мины Гана, скривившегося от отвращения, до холодной решимости Эрима, в глазах которого отчетливо читалась готовность тут же устроить танец копий. Возможно, для Ранда это и способ отделаться от Вейрамона, однако сейчас родилась еще одна из многих проблем, которые придется решать.
По примеру Ранда Лан и айильцы принялись набивать трубки.
– Лично я считаю необходимым внести лишь незначительные изменения, – сказал Бэил, с тихим попыхиванием раскуривая свою трубку. И, как обычно, удостоившись сердитого вопроса Гана:
– Эти незначительные изменения касаются Гошиен или, возможно, какого‑нибудь другого клана?
Выбросив Вейрамона из головы, Ранд склонил голову и стал слушать, как вожди обсуждают, что требуется изменить после того, как они заново осмотрели поле предстоящей битвы. То и дело кто‑то из айильцев бросал быстрый взгляд на Натаэля; изредка напряженный прищур глаз или складка у рта наводили на мысль, что траурно звучащая мелодия затронула что‑то в их душах. Даже тайренцы порой тоскливо морщились. Однако Ранда печальные ноты будто обтекали, не затрагивая. Слезы, пролитые даже в душе, были роскошью, отныне для него непозволительной.
Глава 43
ЗДЕСЬ И СЕГОДНЯ
На следующее утро Ранд встал и оделся задолго до света. По правде говоря, он и не спал, причем вовсе не из‑за Авиенды, хоть раздеваться она принялась еще до того, как он потушил лампы. Вдобавок потом Авиенда направила Силу, вновь зажигая один из светильников, и заворчала, что ей‑то в темноте ничего не видать, пусть даже сам Ранд и способен что‑то разглядеть. Он же ничего ей не ответил, а несколько часов спустя едва ли заметил, как девушка встала – задолго до него, – оделась и ушла. У него и в мыслях не было строить догадки, куда она отправилась.
Невеселые думы терзали Ранда. Он лежал во мраке с открытыми глазами, а в голове кружились мрачные мысли. Сегодня погибнут люди. Очень много людей, даже если все пойдет как по маслу. Что бы он ни сделал, ничто не изменит неизбежного; сегодня все свершится согласно предначертанному Узором. Но Ранд вновь и вновь обдумывал свои решения, которые принял с того момента, как впервые ступил на жаркую землю Пустыни. Мог ли он когда‑то поступить иначе, сделать нечто такое, что позволило бы избежать того, что случится сегодня здесь? В следующий раз – наверное. Подле его одеял, поверх ремня с вложенным в ножны мечом, лежал обрубок копья с кисточками. Может быть, в другой раз он и сумеет что‑то изменить. И в следующий раз, и еще когда‑нибудь потом.
Темнота еще не рассеялась, когда пришли вожди – сказать, что их воины заняли исходные позиции и готовы. Другого, впрочем, и не ожидалось. Лица айильских предводителей оставались каменно‑невозмутимыми, но кое‑какие чувства на них были заметны. Хотя и странным казалось подобное смешение налет радостного возбуждения поверх мрачной решимости.
Эрим и в самом деле слегка улыбался.
– Хороший день, чтобы увидеть конец Шайдо, – заявил он наконец. Со стороны казалось, что от нетерпения он подпрыгивает на цыпочках.
– По воле Света, – промолвил Бэил, подпирая головой полог палатки, – еще до заката мы омоем копья в крови Куладина.
– Плохая примета – говорить о том, что будет, – проворчал Ган. На его лице, конечно же, волнение отражалось менее всего. – Судьба решит.
Ранд кивнул:
– Да ниспошлет Свет и да решится так, чтоб наших воинов погибло поменьше. – Как бы ему хотелось, чтобы тревожился он только потому, что вскоре кто‑то погибнет, поскольку нельзя, чтоб жизнь человеческая обрывалась так просто. Но впереди еще много дней. И предстоит не одна битва. А ему понадобится каждое копье, чтобы принести порядок по эту сторону Драконовой Стены. В этом его отличие, как и во многом остальном, от Куладина.
– Жизнь есть сон, – сказал Руарк, а Ган и остальные вожди согласно закивали. Жизнь была всего лишь сном, а все сны должны кончаться. К смерти айильцы не стремились, но и не бежали от нее.
Когда вожди уходили, Бэил задержался:
– Ты уверен в том, что поручил Девам? Сулин говорила с Хранительницами Мудрости.
Так вот о чем толковала Мелэйн с Бэилом. Судя по тому, что остановился и прислушался и Руарк, на эту тему и Эмис не преминула кое‑что сказать.
– Все прочие, Бэил, исполняют, чего от них ждут, без всяких жалоб и сетований. – Это было несправедливо, но сейчас не до игр. – Если Девы хотят особого задания, то Сулин могла бы ко мне прийти, а не бежать к Хранительницам.
Не будь Руарк с Бэилом айильцами, выходя из палатки, они бы точно качали головами. Ранд предполагал, что каждому из них жены много чего наговорят наедине, но уж с этим им придется смириться. Если Фар Дарайз Май блюдут его честь, то на сей раз свой долг они будут исполнять там, где пожелает Ранд.
К удивлению Ранда, когда он уже был готов и собирался выйти из палатки, появился Лан. На плечах Стража висел меняющий цвета плащ, на который при колыханиях ткани было больно смотреть.
– Морейн с тобой? – Ранд полагал, что Лан будет неотлучно находиться при Айз Седай.
– Она в своей палатке. Нервничает, места себе не находит. Скорей всего, сегодня она не сумеет Исцелить даже всех тех, кто получит самые тяжелые раны. – Морейн решила помогать Ранду так. Сегодня она не вправе использовать Силу как оружие, но Исцелять раненых она может. – Она всегда сердится на напрасные потери.
– Нас всех это тоже злит, – огрызнулся Ранд. Пожалуй, Морейн огорчило и то, что он забрал у нее Эгвейн. Насколько знал юноша, Эгвейн особыми дарованиями в Исцелении не блистала, но девушка помогала бы Морейн. Что ж, Эгвейн нужна ему, и она сдержит свое слово. – Скажи Морейн, коли ей нужна помощь, пусть позовет Хранительниц, которые могут направлять. – Впрочем, в Исцелении искушены немногие Хранительницы. – Она может соединиться с ними и воспользоваться их силой. – Ранд умолк, замялся. Говорила ли Морейн с ним о соединении хоть раз? – Наверное, ты пришел не для того, чтобы рассказать, что Морейн пребывает в мрачных раздумьях, – раздраженно заметил Ранд. Иногда трудно отделить одно от другого: что он узнал от нее, что от Асмодиана, а что всплыло из памяти Льюса Тэрина.
– Я пришел спросить, почему ты снова носишь меч.
– Морейн уже спрашивала. Это она тебя послала?…
Лицо Лана не изменилось, но он резко перебил юношу:
– Это хочу знать я. Ты можешь создать меч из Силы или даже без меча убивать, но ты вдруг вновь стал носить на поясе сталь. Почему?
Не сознавая того, Ранд провел пальцами по длинной рукояти у себя на боку:
– Нечестно использовать таким образом Силу. Тем паче против того, кто неспособен направлять. Все равно что с ребенком драться.
Какое‑то время Страж молчал, разглядывая Ранда.
– Ты хочешь собственноручно убить Куладина, – наконец заключил Лан спокойным тоном. – Этот меч против его копий.
– Нарочно искать его я не стану, но кто скажет, что может случиться? – Ранд неловко пожал плечами. Нет, охотиться на Куладина он не будет. Но если в какой‑то мере действенно его влияние на события, это пресловутое изменение случайностей, пусть он окажется лицом к лицу с Куладином. – Кроме того, от него‑то такого вполне можно ждать. Угрожал‑то он мне лично, Лан, я сам его угрозы слышал. – Подняв кулак, он чуть вытянул запястье, рукав темно‑красной куртки немного сдвинулся. Выглянула отчетливо видимая златогривая драконова голова. – Куладин не успокоится, пока я жив, пока мы оба носим эти знаки.
Говоря по правде, Ранд и сам не узнает покоя до тех пор, пока этих Драконов не будет носить лишь один человек. И по справедливости он должен бы и Асмодиана порубить заодно с Куладином. Именно Асмодиан отметил Драконовыми знаками этого Шайдо. Но возможным все случившееся сделали непомерные амбиции Куладина – к тому, что произойдет здесь сегодня, привели честолюбие Куладина и его отказ жить согласно айильским законам и обычаю. Не говоря уже об откровении и войне между айильцами, к черным злодеяниям Куладина нужно отнести и Тайен, и Селиан, и дюжины разоренных с тех пор городков и уничтоженных деревень, бесчисленные сотни сожженных ферм. Стервятникам раздолье среди непогребенных тел мужчин, женщин, детей. Если Ранд Возрожденный Дракон, если имеет хоть какое‑то право требовать, чтобы все государства, не говоря уже о Кайриэне, последовали за ним, то он в первую очередь обязан принести им справедливость.
– Тогда пусть ему отрубят голову, когда захватят, – хрипло промолвил Лан. – Отправь сотню или тысячу воинов, поручив им одно: отыскать его и захватить. Но не будь таким болваном, чтобы самому с ним сражаться! С мечом ты сейчас хорош и в самом деле прекрасно им владеешь, но айильцы чуть ли не рождаются с копьем и щитом в руке. Получишь копьем в сердце – и все превратится в прах.
– Выходит, я должен от боя в стороне держаться? А ты бы стал избегать сражения, если б Морейн этого от тебя не потребовала? Или Руарк так поступил бы? Или Бэил? Любой из них?
– Я – не Возрожденный Дракон. На мне не лежит ответственность за судьбу мира. – Но кратковременная запальчивость исчезла из голоса Стража. Не сдерживай Морейн своего Стража, в битве Лана, несомненно, всегда можно было бы отыскать там, где схватка жарче всего. Пожалуй, в эти секунды он будто сожалел о тех ограничениях, какие на него накладывает долг перед Айз Седай.
– Лан, понапрасну рисковать я не стану, но не могу же я все время от опасностей бегать! – Шончанское копье сегодня останется в палатке – оно будет только мешать, если Ранд наткнется на Куладина. – Идем. Если еще тут простоим, айильцы все без нас закончат.
Когда Ранд, пригнувшись, вышел из палатки, на небе еще виднелось несколько звезд, а горизонт на востоке был очерчен тонкой и резкой полоской света. Но остановился Ранд, едва сделав шаг наружу, не поэтому. Лан замер рядом с юношей. Вокруг палатки плотным – плечо к плечу – кольцом, лицом внутрь, выстроились Девы. Их ряды уходили по закутанным в сумрак склонам; одетые в кадин'сор женщины стояли так тесно, что меж ними и мышь бы не проскочила. Джиди'ина Ранд нигде поблизости не заметил, хотя гай'шайн и было велено оседлать коня и держать наготове.
Впрочем, тут были не одни Девы. Перед первым рядом стояли две женщины в просторных светлых блузах и широких юбках, волосы обеих повязаны сложенными косынками. В предрассветном сумраке различить лица не удавалось, но было что‑то в этих двух фигурах, в том, как женщины стояли, сложив на груди руки, отчего Ранд понял – это Эгвейн и Авиенда.
Прежде чем Ранд успел открыть рот и спросить, в чем дело и что они задумали, как вперед шагнула Сулин:
– Мы пришли сопроводить Кар'а'карна к вышке, вместе с Эгвейн Седай и Авиендой.
– Кто вас надоумил? – спросил Ранд. Один взгляд на Лана, и стало понятно, что он тут ни при чем. Даже в сумраке было видно, что Лан удивлен. Но через мгновение он вскинул голову: ничто не могло долго удивлять Лана. – Предполагалось, что Эгвейн сейчас идет к вышке, а Девы уже должны быть там и охранять ее. Сегодня ей отведена важная роль. Она будет делать свое дело, и ее необходимо охранять.
– Мы будем ее защищать. – Голос Сулин был ровен, как оструганная доска. – И Кар'а'карна тоже. Кар'акарна, который поручил нести свою честь Фар Дарайз Май.
По рядам Дев побежал одобрительный ропот.
– Ранд, это же просто здравый смысл, – сказала со своего места Эгвейн. – Если один человек, используя Силу как оружие, сделает битву короче, то трое укоротят ее еще больше. А ты сильнее нас с Авиендой вместе взятых. – Судя по голосу, признаваться в последнем девушке очень не нравилось. Авиенда не сказала ничего, но то, как она стояла, вся ее поза, было красноречивее всяких слов.
– Это нелепо, – нахмурился Ранд. – Пропустите меня, а сами ступайте на назначенные вам места.
Сулин не шелохнулась.
– Фар Дарайз Май несут честь Кар'а'карна, – спокойно промолвила она, и остальные подхватили ее слова – так же негромко, но голоса множества женщин слились в высокий гул.
– Фар Дарайз Май несут честь Кар'а'карна. Фар Дарайз Май несут честь Кар'а'карна.
– Я сказал: пропустите меня! – потребовал Ранд, едва голоса Дев смолкли.
И словно повинуясь его слову, Девы вновь принялись за свое:
– Фар Дарайз Май несут честь Кар'а'карна. Фар Дарайз Май несут честь Кар'а'карна.
Сулин же стояла и смотрела на Ранда. Чуть погодя Лан склонился к нему и негромко, сухо проговорил:
– Оттого, что женщина носит копье, она не перестает быть женщиной. Ты когда‑нибудь встречал такую, которую можно было бы заставить отказаться от чего‑то, чего она и в самом деле хочет? Отступись, иначе мы тут весь день простоим: ты будешь спорить, а они в ответ повторять одно и то же. – Страж помолчал, потом добавил: – Кроме того, в этом действительно есть смысл.
Когда речитатив Дев опять смолк, Эгвейн открыла было рот, но Авиенда положила ладонь ей на руку и прошептала несколько слов, и Эгвейн ничего не сказала. Впрочем, Ранд знал, что она хотела сказать. Она собралась сказать ему, что он глупый шерстоголовый упрямец или что‑нибудь в том же духе.
И вся беда в том, что именно так Ранд и начинал себя чувствовать. Ему и в самом деле есть смысл отправиться на вышку. Где‑нибудь в другом месте ему нечего делать – битва теперь в руках вождей и судьбы. И от Ранда больше пользы, если он будет направлять Силу, а не носиться верхом, надеясь встретиться с Куладином. Если же Ранд, будучи та'вереном, способен притянуть того к себе, какая разница, где он будет – на вышке или на поле боя? Впрочем, оказаться с Куладином лицом к лицу не так уж много шансов, раз Девы, все до единой, полны решимости защищать вышку.
Но как отступить, сохранив жалкое подобие достоинства, – после того, как бушевал и бросал налево‑направо угрозы?
– Я решил, что с вышки смогу сделать больше всего, – промолвил он. Лицо его запылало.
– Как прикажет Кар'а'карн, – ответила Сулин без всякого намека на насмешку, точно эта мысль высказана им с самого начала. Лан кивнул и плавно скользнул прочь. Девы расступились, освободив ему узенький проход.
Но брешь быстро сомкнулась за Ланом, и, когда Девы двинулись с места, у Ранда не было иного выбора, как идти вместе с ними, даже если бы он хотел поступить по‑иному. Разумеется, он мог направить, швырнуть Огонь или сбить их с ног Воздухом, но вряд ли это подходящий способ обращения с людьми, которые приняли его сторону, не говоря уже о том, что они – женщины. Кроме того, Ранд сомневался, что угроза перебить всех вынудит их оставить его, скорей всего, ничего у него не выйдет. Да и в любом случае он же все‑таки решил, что на башне от него толку будет больше всего.
Так же молча, как и Сулин, шагали и Эгвейн с Авиендой, за что Ранд был девушкам благодарен. Разумеется, они молчали не только потому, что выбирали, куда ступить в темноте, чтобы шеи себе не сломать. Время от времени Авиенда что‑то глухо бормотала, слова он едва улавливал – сердилась из‑за юбок. Но никто не насмешничал, что он так явно пошел на попятный. Хотя на эту тему еще можно ожидать ехидных замечаний – попозже. По‑видимому, женщины получают очевидное удовольствие оттого, что колют тебя иголкой, когда тебе кажется, будто опасность миновала.
Небо начало светлеть, наползал серый рассвет. Когда бревенчатая вышка вырисовалась над деревьями, Ранд нарушил молчание:
– Не предполагал, что ты, Авиенда, примешь участие в сражении. Я думал, Хранительницы Мудрости в битвах не участвуют.
Он был уверен, что об этом она ему точно говорила. Хранительница запросто пройдет через самую жаркую сечу без царапинки, войдет в любые холд или становище клана, которые находятся в кровной вражде с ее собственным кланом, но она не сражается, тем паче направляя Силу. Пока Ранд не явился в Пустыню, подавляющее большинство айильцев наверняка не знали, что некоторые из Хранительниц способны направлять, хотя о странных их способностях и ходили слухи, а иногда поговаривали и о том, что, как полагали айильцы, очень может походить на действие Силы.
– Я еще не Хранительница, – ответила Авиенда, с довольным видом одергивая шаль. – Раз Айз Седай вроде Эгвейн может это делать, то и я могу. Сегодня утром, пока ты еще спал, я все уладила. Но размышляла я над этим с той поры, как ты в первый раз попросил Эгвейн помочь.
Света уже хватало, и Ранд увидел, что Эгвейн смущенно покраснела. Заметив же, что он на нее смотрит, девушка споткнулась на ровном месте, и ему пришлось подхватить ее под локоть, чтобы она не упала. Избегая его взгляда, Эгвейн резко высвободила руку. Может, ему и незачем тревожиться о ее шпильках в свой адрес. Сейчас они втроем уже шагали вверх по холму через редкий лес к вышке.
– А они не пытались тебя остановить? Я имею в виду Эмис, или Бэйр, или Мелэйн? – Сам он знал, что не пытались, иначе бы Авиенды тут не было.
Она покачала головой и задумчиво нахмурилась:
– Они долго с Сорилеей беседовали, потом сказали, чтоб я поступала так, как считаю нужным. Обычно же они велят мне делать то, что сами считают нужным. – Искоса глядя на Ранда, Авиенда добавила: – Я слышала, Мелэйн говорит, что ты принес перемены во все.
– Это верно. – Ранд поставил ногу на нижнюю ступеньку первой лестницы. – Да поможет мне Свет, но это именно так.
Вид с платформы даже для невооруженного глаза открывался великолепный, простиравшиеся впереди лесистые холмы лежали как на ладони. Рощицы были достаточно густы, чтобы скрыть айильцев, выдвигавшихся к Кайриэну, большинство воинов уже наверняка на намеченных позициях. А на столицу рассвет отбросил золотистый отблеск. Быстро взглянув в одну из подзорных труб, Ранд увидел, что голые холмы вдоль реки безмятежны и с виду безжизненны. Вскоре все изменится. Там – Шайдо, пусть сейчас они и затаились. В укрытиях они не останутся, когда он нацелит… Что? Никак не погибельный огонь. Что бы он ни сделал, это должно, насколько возможно, обескуражить Шайдо, пока их не атакуют Рандовы айильцы.
Эгвейн с Авиендой сначала, тихо переговариваясь, по очереди посматривали в другую длинную трубу, но теперь они негромко что‑то обсуждали. Наконец, обменявшись кивками, они шагнули ближе к перилам и встали, положив руки на грубо обтесанную балку и пристально глядя в сторону Кайриэна. По коже Ранда забегали мурашки. Одна из девушек направляла Силу, а может, и обе.
Сначала Ранд ощутил ветер, задувший в сторону города. Не легкий ветерок, а первый настоящий ветер, который он почувствовал в этой стране. Над Кайриэном, набухая и чернея, клубясь и густея, начали собираться тучи, самые тяжелые – с юга. И только там, над Кайриэном и Шайдо. Повсюду же, насколько мог видеть Ранд, небо оставалось голубым и чистым, не считая нескольких белых перьев в вышине. Однако прокатился гром – гулкий, долгий, основательный. Внезапно вниз сорвалась молния – изломанная серебристая вспышка разметала верхушку холма возле города. Прежде чем треск первой молнии достиг вышки, к земле хлестнули еще две. Точно обезумевшие, огненные зубцы танцевали в небе, и одиночные копья ослепительно белого света били вниз с регулярностью ударов сердца. Вдруг там, куда не лупили молнии, взорвалась земля, взметнув футов на пятьдесят фонтан комьев глины и песка. Еще один взрыв, в другом месте, потом опять.
Ранд представления не имел, кто из девушек что делает, однако они, вне всяких сомнений, настроены решительно, намереваясь как следует потерзать Шайдо. Пора и ему что‑то предпринять, а не стоять и глазами хлопать. Потянувшись, он ухватился за саидин. Ледяной огонь ожег внешнюю границу Пустоты, которая окружила то, что было Рандом ал'Тором. Он бестрепетно проигнорировал маслянистую грязь, впитывающуюся в него из пятна порчи, и начал жонглировать бушующими потоками Силы, грозившими поглотить его. На таком расстоянии были пределы тому, что мог делать Ранд. На самом деле, не имея ангриала или са'ангриала, он почти приблизился к той границе, где вообще мог действовать. Весьма вероятно, именно поэтому девушки и направляли одну молнию, один взрыв за раз – если Ранд почти достиг предела своих возможностей, то девушки уже напрягали все свои силы.
Через опустошенность скользнуло воспоминание. Нет, не его, Льюса Тэрина. Но впервые Ранду это было безразлично. Он мгновенно направил Силу, и распустившийся огненный шар объял вершину холма милях в пяти от вышки. Когда сгусток бледно‑желтого пламени погас, Ранд и без зрительной трубы разглядел, что холм стал существенно ниже, гребень его почернел и, судя по виду, оплавился. Если они втроем так орудовать будут, то кланам, может, и нет необходимости сражаться с Куладином.
Илиена, любовь моя, прости меня!
Пустота задрожала – мгновение Ранд качался на грани уничтожения. Валы Единой Силы обрушились на него, разбрызгивая пену страха; порча будто отвердела вокруг его души зловонным камнем.
Вцепившись в перила, аж пальцы заныли, Ранд заставил себя вернуться к спокойствию, вынудил пустоту устоять. С этого момента он отказался вслушиваться в мечущиеся в голове мысли. Ранд целиком сосредоточился на том, чтобы направлять Силу, и принялся методично жечь один холм за другим.
* * *
Стоя на гребне холма, подальше от опушки перелеска, Мэт обнимал морду Типуна, чтобы мерин вдруг не заржал. Юноша наблюдал, как с тысячу айильцев двигались с юга через всхолмье в его сторону. Над горизонтом проглянуло солнце, протянув от людской колонны рябь длинных теней. Ночное тепло уже начало уступать дневной жаре. Когда солнце поднимется выше, воздух просто раскалится. Мэт уже начал потеть.
Айильцы еще не заметили его, но Мэт не сомневался, что заметят, если он так и будет тут стоять. Едва ли имеет значение, что почти наверняка эти воины должны быть людьми Ранда – если у Куладина есть отряды к югу, то день обещает быть очень веселеньким для того, кто по дурости оказался в центре сражения. Это почти не имело значения – рисковать Мэт не собирался, и его они не увидят. Разок ему уже случилось оказаться достаточно близко, чтобы поплатиться за подобную беспечность. Мэт рассеянно провел пальцем по аккуратному разрезу от стрелы на плече своей куртки. Хороший выстрел – по движущейся цели, плохо видимой среди деревьев. Он восхищался бы меткостью стрелка, не будь мишенью сам.
Не отводя глаз от приближающегося отряда, Мэт осторожно подтолкнул Типуна, заставляя его попятиться в заросли погуще: если айильцы увидят его и прибавят шаг, то Мэт не хотел бы пропустить этот миг. Поговаривали, айильцы способны нагнать верхового, поэтому Мэт хотел иметь достаточную фору, если они вздумают за ним погнаться.
Когда деревья надежно укрыли его, Мэт зашагал быстрей, вывел Типуна на противоположный склон и лишь потом запрыгнул в седло и повернул на запад. Нельзя быть чрезмерно осторожным, если он хочет остаться живым в этот день в этом месте. Мэт ворчал себе под нос и ехал, надвинув шляпу пониже и положив копье с черным древком поперек седла. На запад. Опять на запад.
День начался так хорошо! Часа за два до рассвета Мелиндра отправилась на сбор Дев. Думая, что Мэт спит, она не смотрела на него и вышла из палатки, бурча себе под нос что‑то о Ранде ал'Торе и его чести, о том, что Фар Дарайз Май превыше всего. Говорила, будто спорила с собой, но, откровенно говоря, Мэту было наплевать, собирается она Ранда засолить или пустить на жаркое. Не прошло и минуты после ухода Мелиндры, как Мэт уже набивал свои переметные сумы. Когда он оседлал Типуна и бледной тенью отправился на юг, на него мало кто смотрел. Хорошее начало. Только вот Мэт не предполагал напороться на колонны Таардад, Томанелле и прочих проклятых кланов, что дугой растянулись к югу. Ни в коей мере не могло послужить утешением, что расстановка сил очень походила на ту, которую в разговоре с Ланом предположил Мэт. Угораздило же наболтать невесть чего! Мэт хотел идти на юг, а эти айильцы оттесняли его к Алгуэнье. Туда, где вот‑вот начнется сражение.
Проехав милю или две, Мэт с опаской поворотил Типуна вверх по склону и остановился, забравшись поглубже в редкую рощицу на гребне. Этот холм оказался повыше многих, и обзор отсюда был превосходный. На этот раз айильцев в поле зрения Мэт не обнаружил, но ничем не лучше оказалась колонна, извивавшаяся по дну ложбины между холмами. Возглавляли ее, позади разноцветных знамен лордов, верховые тайренцы, за ними, в пыли, поднятой копытами их лошадей, с небольшим отрывом, двигалась щетинистая толстая змея копейщиков, а потом, еще на некотором расстоянии – кайриэнские конники, со множеством знамен, вымпелов и конов. Кайриэнцы двигались вообще без всякого порядка, лорды то и дело отставали, выезжали вперед для бесед с другими, но, по крайней мере, у них имелось боковое охранение. Во всяком случае, как только отряд проедет мимо, путь на юг Мэту будет открыт. И я не остановлюсь, пока не окажусь на полпути к проклятой Эринин!
Глаз Мэта уловил какое‑то движение – далеко, впереди извивающейся колонны внизу. Мэт не заметил бы ничего, не находись он так высоко. И уж точно никто из тех всадников не заметит. Вытащив из седельной сумы маленькую зрительную трубу – Кин Товир любил играть в кости, – Мэт вгляделся в заросли, где что‑то привлекло его взор, и тихо присвистнул сквозь зубы. Айильцы – по меньшей мере столько же, сколько людей в долине. Если это не воины Куладина, тогда они, видно, решили устроить сюрприз на именины – ибо залегли, таясь под сенью усыхающих кустов и под палыми листьями.
Мэт побарабанил пальцами по бедру. Скоро внизу будут валяться трупы. И очень мало среди них будет айильских. Не мое это дело! Я – вне игры, меня там нет, я вообще на юг еду. Стоит чуть‑чуть подождать, а потом двинуться своей дорогой, пока остальные будут слишком заняты, чтобы его заметить.
Этот хлыщ Вейрамон – так зовут седобородого, Мэт вчера слышал, – полный балбес, непробиваемый тупица. Ни передового охранения, ни дозорных, ни разведчиков. Иначе бы он знал, что за треклятая напасть его ожидает. И судя по расположению холмов, по тому, как изгибается ложбина, айильцы тоже не видят колонну – только поднимающийся к небу жидкий столб пыли. Вот у них‑то, несомненно, выставлены разведчики – не стали бы они наудачу тут поджидать.
Меланхолично насвистывая «Танец с Джаком‑из‑Теней», Мэт вновь приложил зрительную трубу к глазу и внимательно осмотрел верхушки холмов. Да, точно. Командир айильцев оставил там нескольких воинов – чтобы дали сигнал, предупредили, когда колонна ступит на смертоносный участок. Но даже и дозорные, наверное, еще ничего не видят. Через несколько минут первый тайренец появится на виду разведчиков, но до тех пор…
Мэт сам удивился, когда погнал Типуна галопом по склону вниз. Что, Света ради, я творю? Ну нельзя же стоять в стороне, позволить им всем идти на смерть, точно гусям под нож. Он их предупредит. Вот и все. Скажет им, что ждет впереди, а потом отправится восвояси.
Кайриэнские всадники в охранении, конечно же, увидели приближающегося Мэта задолго до того, как он спустился к подножию холма, услышали глухой стук копыт Типуна. Двое или трое опустили пики. Мэту пришлись не по вкусу полтора фута стали, нацеленные на него, и еще менее, когда таковых стало втрое больше, но очевидно, что один человек, даже несущийся сломя голову, это не атака неприятеля. Дозорные с пиками пропустили юношу, и Мэт, проскакав мимо лордов во главе отряда кайриэнских всадников, задержался лишь, чтоб крикнуть:
– Стоять! Немедленно остановитесь! По приказу Лорда Дракона! Иначе он направит Силу и головы вам в брюхо засунет, а ваши ноги вам же на завтрак скормит!
Юноша ударил Типуна каблуками, и мерин рванул вперед. Мэт успел лишь оглянуться, чтобы проверить, делают ли кайриэнцы то, что он им велел. Они остановились, хоть и выказывая изрядную долю замешательства. Изгиб холма по‑прежнему скрывал их от глаз айильцев, и, когда пыль осядет, айильцы никак не узнают, что они тут. Мэт низко пригнулся к шее Типуна, подгоняя мерина вместо плетки шляпой и галопом несясь вдоль рядов пехоты.
Если б я ждал, пока Вейрамон приказы начнет отдавать, стало бы слишком поздно. Только и всего. Он их предупредит и поскачет своей дорогой.
Пехотинцы маршировали отрядами по две сотни или около того копейщиков во главе с конным офицером, каждый отряд замыкали с пятьдесят лучников или арбалетчиков. Большинство с любопытством провожали взглядами несущегося мимо Мэта, копыта Типуна взбивали клубы пыли, но никто из солдат не сбился с шага. Некоторые из офицерских лошадей нервно шарахались в сторону, словно всадники хотели взглянуть, в чем причина подобной спешки, тем не менее ни один не покинул своего места в строю. Прекрасная выучка. Она им понадобится.
Колонну тайренцев замыкали Защитники Твердыни – в кирасах, в кафтанах с широкими, в черно‑золотую полоску рукавами; разноцветные плюмажи на характерных шлемах отмечали офицеров и младших офицеров. Остальные носили такие же доспехи, но рукава их пестрели многообразием оттенков – согласно геральдическим цветам их лордов. Сами же лорды, в шелковых камзолах, ехали в первых рядах. Были они в украшенных позолотой кирасах и с большими белыми плюмажами; знамена колыхались позади них в поднимающемся ветерке, дувшем в сторону города.