Н. И. Винокуров
(московский государственный педагогический университет)
новые изображения всадников на боспоре
(по материалам раскопок городища Артезиан в Крымском Приазовье)
В античных слоях городища Артезиан широко представлены различные типы терракотовых статуэток, как изготовленные в форме, так и выполненные без ее использования – лепным способом. Они передавали изображения богов, культы которых были распространены на Боспоре, а также различные бытовые сюжеты. Среди фрагментов и целых терракотовых статуэток преобладали образы Деметры, Коры, Диониса, Эрота, Зевса, Аполлона, Гермеса и других греческих богов.
Кроме того, встречались целые и фрагментированные глиняные фигурки всадников. Такие изображения широко известны в античном и варварском мире с довольно раннего времени [Пругло В. И., 1977, с. 177 и сл.; Масленников А. А., 1990, с. 135 и сл.; Крыкин С. М., 1993, с. 190 и сл.; Диатроптов П. Д., 2001, с. 78 и сл.]. Данная категория археологического материала сложна для интерпретации, что обусловило появление в научной литературе порой взаимоисключающих версий трактовки образа всадников, часто не имеющих реальной доказательной базы, а базирующихся на гипотетической авторской концепции [см. подробнее: Диатроптов П. Д., 2001, с. 78 и сл.].
На основания положения всадника исследователи выделяют три основных типа изображений: галопирующего всадника, всадника, лошадь которого идет шагом, и статичного всадника [Масленников А. А., 1990, с. 135 и сл.].
Артезианские находки представлены двумя типами, изображавшими галопирующего «конного охотника» и статичного всадника. Статуэтки различаются размерами и художественной трактовкой образов, одежды, украшений. Первый из них обнаружен в слоях и погребениях рубежа нашей эры – I-II вв., второй - появляется в культурных отложениях городища не ранее начала-середины III в. н. э.
Статуэтки «конного охотника».
Ц елые терракотовые фигурки безбородых (молодых?) всадников - «конных охотников» были открыты в детских могилах 14 и 52-2 некрополя[1], в античных слоях городища Артезиан, датируемых рубежом нашей эры, найдены только отдельные части таких фигурок.
Статуэтки этого типа были рассчитаны на обзор с одной стороны и представляли всадника, скачущего слева направо от зрителя (рис. 1-3).
В погребении 14[2] найдены две терракотовые фигурки, которые являются в настоящий момент одними из лучших по качеству изготовления и сохранности.
Первая из них - однолицевая терракотовая статуэтки всадника в греческом одеянии, охотящегося с помощью собаки на зайца (к. о. 27/2000), - находилась in situ на северной плите перекрытия (выше ног погребенного младенца). Она была изготовлена из мелкозернистой красно-коричневой боспорской глины из двух половинок: лицевой и оборотной, оттиснутых в форме.
Всадник изображен на скачущем коне, с небольшим разворотом корпуса к зрителю, его правая нога повернута носком к зрителю, а правая рука согнута в локте и занесена для удара.
Конь, украшенный фаларами, мощный, с большой головой, его шея красиво и круто изогнута, грива заплетена косичками[3]. На голове жеребца прикреплен массивный налобник продолговатой формы, прикрывавший почти полностью переднюю часть головы. Такие устройства, входившие в состав конского оголовья, являлись частью боевого доспеха коня[4].
Коропласт пытался показать панораму охоты, но это ему не очень удалось, по этой причине объект охоты – заяц и преследующая его собака оказались прямо под ногами коня, хотя должны были, по идее, находится перед ним на переднем плане.
Заяц и собака, несмотря на заметную художественную стилизацию изображения и небольшое нарушение пропорций фигур животных, хорошо узнаваемы. Поза собаки, ее приоткрытая пасть демонстрируют охотничий азарт и увлеченность погоней за добычей. Собака неплохо сложена, мускулиста. Уши у нее острые, хвост загнут кверху «крючком». Последний признак, по мнению Е. Е. Антипиной, свидетельствует о примитивности породы, близкой современным «дворняжкам». Бросается в глаза не соответствующая размерам тела шея животного. Вряд ли это видовая особенность собаки, а скорее - авторский прием, подчеркивающий широкий ошейник на ее шее.
В целом данную статуэтку отличают легкие выдержанные пропорции, точная передача динамики движения, пластичное изображение всадника, животных, складок одежды, конской сбруи и украшений (фаларов). К сожалению, у всадника срезано лицо и отбита правая рука, в которой, по-видимому, было какое-то оружие (копье, дротик, метательный камень, плеть). Тем не менее качество фигурок и тщательная проработка стилем всех деталей, яркая индивидуальная техника являются свидетельством талантливой работы мастера, который имел прекрасный художественный дар, обладал замечательным чувством материала, пластической формы, строго выдерживал пропорции, соблюдал все необходимые технологические операции, связанные с отменным по качеству обжигом изделия. Скорее всего, форма для статуэтки была выполнена по восковой модели.
Вторая статуэтка, но уже не в греческих, а в «скифских», точнее - «сарматских» одеждах со сценой охоты на зайца (к. о. 26/2000) найдена после снятия плит перекрытия внутри погребальной камеры. Она стояла в ногах погребенного ребенка, лицевой стороной на юг. Статуэтка изготовлена из похожей глины, но в другой форме.
Охотник облачен в кафтан, рубаху средней длины навыпуск, шаровары и плащ, развевающейся за спиной, на голове его башлык, дополнительно закрытый тканью, левой рукой он держит поводья, правая поднята для броска копья(?). Под ногами лошади в низком рельефе показана собака, настигающая зайца. Лошадь, украшенная большими фаларами, представлена в профиль, всадник в ¾ развернут к зрителю.
Статуэтка практически целая, отбита лишь кисть правой руки. Правда, качество ее исполнения несколько хуже. Вероятно, лицевая форма, в которой оттискивали фигурку, была с плохо прорисованными деталями, да и качество последующей доработки было не столь тщательным. По этой причине многие элементы, хорошо видные на первой фигурке «охотника», здесь затерты и плохо угадываются. Тем не менее видны некоторые детали: на шее собаки имеется ошейник, а плащ всадника скреплен на правой стороне корпуса, как и в первом случае, с помощью массивной фибулы округлой формы. Плащ открывал грудь и правое плечо всадника.
По сравнению с описанными выше фигурками, не лишенными выразительности, третья статуэтка конного охотника, открытая в 2001 г. впогребении 52-2[5], отличается грубым упрощенным изображением, небрежным качеством изготовления, что вполне обоснованно предполагает весьма посредственные способности коропласта (рис. 2-3). Она выполнена из мелкозернистой светло-коричневой местной глины. Лошадь и всадник настолько схематизированы, что напоминают «пряничный стиль», а собака и заяц в форме вообще не пропечатались.
В данном случае можно вполне уверенно говорить о явной деградации художественной трактовки образа.
Интерпретация сюжета «охоты» не кажется простой. Отдельные исследователи полагали, что подобные фигурки с бытовыми сюжетами имели выраженный сакральный (в основном хтонический) смысл. Нельзя исключать, что подобные статуэтки могли приобретаться именно для погребений [Кобылина М. М., 1970, с. 60]. Однако, отбитые отдельные части статуэток[6] говорят, что с ними до совершения погребальных церемоний обращались довольно небрежно (во время игры?). Возможно, это были обыкновенные детские игрушки, впрочем не лишенные религиозной подосновы, которые в качестве сопровождающего инвентаря клались в могилы умерших младенцев.
На Боспоре изображения конных охотников явились закономерным результатом адаптации греческих и привнесенных греками представлений других народов о культе героев с местными варварскими верованиями, связанных с почитанием конного бога [Масленников А. А., 1990, с. 135 и сл.]. Присутствие на статуэтках «галопирующего всадника» образа собаки с выделенным ошейником тоже может рассматриваться не только как некий жанровый и бытовой элемент, но и как определенный религиозный символ, связанный с культом ловчего бога.
Сцена преследования зайца собакой в ошейнике присутствует на росписи аттической амфоры середины VI в. до н. э. из собрания Эрмитажа. На ее лицевой стороне изображен всадник-юноша, рядом с которым скачет заяц, на обратной стороне – всадника сопровождает собака. По мнению Н. В. Молевой, заяц является символом земной человеческой жизни, а собака – смерти, а суть всей картины отражала два аспекта человеческого существования – путь земной и загробный (Молева Н. В., 2002, с. 110).
Кроме того, подобные изображения присутствуют на золотых пекторалях, найденных при раскопках курганов Большая Близница и Толстая могила. На каждой пекторали сцены преследования открывали и завершали серию изображений животных. В первом случае – овец, коз и козлов, пасущихся среди деревьев, во втором – мифологический сюжет, представлявший терзания домашних и диких животных хищниками и грифонами [Археология…, с. 82; Античные государства…, с. 97][7].
Существование охотничьего сюжета (преследование собакой зайца) VI-IV в. до н. э. и его дублирование на рубеже н. э.-I-II вв. н. э. требует осмысления. Видимо, это не просто устоявшийся художественный образ, отражавший рядовой бытовой сюжет, а скорее – определенный канонический тип - воплощение темы какого-то неизвестного мифологического цикла, весьма популярного в местной (варварской и греческой?) среде.
Подобные статуэтки всадников не являются большой редкостью. Они найдены во многих населенных пунктах Европейского и Азиатского Боспора и отличаются разнообразием трактовки сюжета «конной охоты», что свидетельствуют о массовом их производстве при использовании различных форм. Самые ранние фигурки датировались здесь эллинистическим временем, а поздние – I-II вв. н. э. [Пругло В. И., 1977, с. 177 и сл.; Масленников А. А., 1990, с. 135 и сл., 1998, с.133; Крыкин С. М., 1993, с. 190 и сл.; Диатроптов П. Д., 2001, с. 78 и сл.].
В научных трудах конные статуэтки считались самым ярким из бытовых сюжетов Боспора и связывались с «сарматизацией» Боспора, когда в результате освоения военной тактики конного боя сармат появился новый тип боспорской конницы [Блаватский В. Д., 1949, с. 96 и сл.; Кобылина М. М., 1961, с. 168 и сл.; 1970, с. 18, 78, табл. 26.4]. Вряд ли с такой интерпретацией следует полностью согласится, так как аналогичным образом и в той же манере посадки изображались всадники, одетые по-гречески.
Вероятно, греческая или варварская принадлежность одежды[8] всадников на терракотовых фигурках не имела для древних важной смысловой нагрузки, чего нельзя сказать о самом (мифологическом или все же бытовом?) сюжете конной охоты, устойчивом в деталях. Характерно, что изображалась кульминация охоты, когда всадник изготовился к решающему удару, а сопровождавшая его собака настигала зайца.
Лошади на терракотовых фигурках всадников, как и на артезианских находках, украшались фаларами, расположенными на голове (около рта, под ушами, на крупе и груди). В этом видят влияние скифо-сарматских обычаев [Кобылина М. М., 1970, с. 18]. Фалары прикрывали места сочленения ремней конской упряжи и имели в основном декоративный характер.
Примечательно, что на артезианских статуэтках галопирующего всадника изображен не зрелый мужчина, а безбородый юноша. Юный конный бог, чтимый в виде охотника, мог иметь выраженный хтонический характер, являясь олицетворением полноты сил производящей энергии природы и вечной жизни[9]. Если это так, то статуэтки, положенные в детские погребения, могли служить мистическим звеном, соединявшим мир живых и мир загробный, залог грядущего возрождения умерших младенцев и приобщения их к судьбе героя-божества, претерпевшего страсти на земле, растерзанного и затем преображенного, но в новом качестве [ср. Иванов Вс., 1994, с. 81, 85].
Впрочем, такая интерпретация без привлечения широкой сравнительной базы и поиска аналогий умозрительна. Тем более в подобных случаях нельзя прямо говорить о «дионисийских героях» или «героических ипостасях Диониса» в местных религиозных системах, они только иллюстрируют совпадающие с ними культовые элементы, поиск синкретической формы, объединившей олимпийскую и хтоническую религию, синтез бога и героя [Иванов Вс., 1994, с. 71, 73].
В результате конный герой греческого происхождения на Боспоре приобрел явные сарматские черты, правда, неясно следует ли исключать возможное опосредованное воздействие иконографии так называемого «фракийского всадника» на сходные по сюжету местные фигурки всадников [см. дискуссию и обзор литературы подробнее: Пругло В. И, 1977, с. 180 и сл.; Масленников А. А., 1990, с. 135 и сл.; Крыкин С. М., 1993, с. 190 и сл.; Диатроптов П. Д., 2001, с. 78 и сл.].
Статуэтки статичного всадника
К более позднему времени – к III в. н. э. относятся обломки терракотовых статуэток всадников совершенно иного типа, который по технике изготовления пока не находит аналогов. Впрочем, генезис данного сюжета в Крымском Приазовье и на Боспоре в целом восходит к ранннему периоду. Например, фрагменты терракотовой статуэтки всадника на спокойно стоящем коне, датированные второй половиной III в. до н. э., открыты в святилище на вершине горы районе городища Генеральское-Восточное [Масленников А. А., 1997, с. 162 и сл.][10].
Среди артезианских находок преобладали целые и фрагментированные торсы воинов с отбитыми конечностями и головами, отдельные части фигурок лошадей. Единственная археологически целая терракотовая статуэтка статичного всадника обнаружена в южной части городища на раскопе II в слое середины-второй половины III в. н. э., переотложенном средневековым перекопом (п. о. 3368-3369/1992 г) (рис. 4-7). Ее удалось практически полностью склеить, за исключением небольших деталей – отсутствовали части рук и ступни ног всадника, передняя часть головы, уши и часть узды лошади. Общая высота двухлицевой фигурки составила 179 мм, длина - 148 мм.
Техника изготовления. Статуэтка изготовлена без использования формы из боспорской тонкой мелкозернистой глины[11]. Поверхность изделия заглаживалась по мягкой глине кусочком кожи или ветошью, лишняя глина срезалась с помощью ножа, следы действия которого в виде узких 2-4 мм полос хорошо заметны на различных частях статуэтки[12]. Встречалась также подработка резцом, правда весьма небрежная. Аккуратней всего сделана фигурка лошади, всадник изображен весьма схематично (рис. 6). Туловище, шея и голова лошади внутри полые, в нижней части туловища лошади имелись два округлых отверстия для продухов. Конечности, хвост, детали узды и украшения изготавливались отдельно. Стыковочные швы между деталями не читались, так как были хорошо затерты.
Всадник имел туловище в виде уплощенного овального стержня, голова, конечности, одежда и вооружение лепились отдельно. Оборотная сторона всадника практически не заглажена, неровности не убраны, хорошо видны стыковочные швы, отпечатки пальцев коропласта. Лицевая часть фигурки обработана гораздо лучше. Судя по небрежной отделке спины и утрированной уплощенной задней части головы всадника, статуэтка предназначалась для обзора только с фронтальной стороны или с разворотом в ¾. Не исключено, что на спине мог крепиться еще какой-то предмет – элемент экипировки или вооружения, но не сохранившийся[13].
Поверхность статуэтки обожжена до красно-коричневого цвета, на сколах прослеживался слой светло-серого закала. Структура и состав глиняного теста, характер обжига позволяют предполагать ее производство местными коропластами.
Композиция.
Всадник сидит на спокойно стоящей лошади. Мастеру хорошо удалось передать массивные пропорции могучего животного и отразить характерные для степных пород видовые признаки. У лошади короткие крепкие ноги, очень крупная голова, мощная шея с короткой жесткой гривой (быть может стриженой или являющейся признаком породы?), хвост в виде султана средней длины (окончание его утрачено). Уши лошади не сохранились. Между ними осталось украшение гривы в виде остроконечного небольшого навершия, в плане имевшем подтреугольную форму.
От узды остались только поводья, изображенные широкой полоской глины, которые охватывали шею лошади и проходили ниже ее головы. Всадник удерживал поводья левой рукой на холке лошади. К сожалению, передняя часть головы животного была отбита и детали узды здесь не сохранились.
Лошадь по отношению к всаднику изваяна сравнительно небольшого размера, что может подчеркивать ее реальные пропорции, хотя, скорее всего, это – результат художественной стилизации.
Важно отметить, что всадник восседает в массивном седле с выступающей задней дуговидной лукой. Подобное устройство седла, существенно облегчавшее посадку всадника на лошадь, считалось весьма совершенным [Амброз А. К., 1992, с. 34 и сл.], так как позволяло всаднику при отсутствии стремян удержаться на лошади после столкновения с противником [Горончаровский В. А., 2001, с. 219].
Фигурка всадника закрывала переднюю часть седла. По этой причине коропласт пренебрег ее изготовлением. Тем не менее понятно, что в данном случае изображено твердое седло, основой жесткого каркаса которого, скорее всего, служили деревянные детали.
В свое время А. К. Амброз, рассматривая возможность использования на Боспоре таких седел, известных по античным нарративным источникам[14], рельефам и граффити, решил, что здесь получили распространение седла мягкого типа [1992, с. 34 и сл.]. Иной точки зрения придерживался В. А. Горончаровский [2001, с. 219-220].
Артезианская статуэтка дополняет известную находку комбинированного седла из дерева и кожи в одной из могил пантикапейского некрополя [Шкорпил В. В., 1907, с. 49] и вроде бы позволяет утверждать о бытовании на Боспоре не только мягких, но и твердых седел. Применение последних из них можно связывать с возрастанием роли тяжелой кавалерии в первые века нашей эры.
Описание всадника.
Корпус всадника прямой, немного отклонен в верхней части туловища назад. Ноги широко разведены, согнуты в коленях, плотно охватывают круп лошади. Ступни не сохранились. Голова поставлена прямо, подбородок слегка приподнят вверх, что придает его позе торжественный и горделивый вид.
На голове всадника имелся остроконечный головной убор степного типа. Подобные изделия, судя по фактуре статуэтки и этнографических данных, выполнялись из мягкого материала (войлока, кожи) с меховой опушкой по краю. Последняя деталь показана на голове всадника рельефным, немного уплощенным кольцевидным налепом (рис. 7).
Этнические ярко выраженные европеоидные признаки всадника подчеркнуты выступающим «орлиным» носом с высокой спинкой, длинным лицом, которое сужается книзу от широкого лба, необозначенных резко скул, к прямому подбородку, возможно, с небольшой бородкой. Глаза и рот намечены стилем в виде едва заглубленной тонкой линии.
Руки всадника отведены далеко от корпуса. Левая рука, удерживающая узду, вероятно, было согнута под прямым углом и находилась горизонтально. Положение правой руки не ясно. От нее осталась только кисть, охватывающая посередине предмет, внешне напоминающий ритон или рог. Характер хвата не позволяет точно реконструировать, как по отношению к туловищу располагалась рука и ритон. По всей видимости, прямая и(или) согнутая в локте рука была вытянута вперед, удерживая ритон в вертикальном положении справа от головы лошади, острым концом вниз. Возможно, ритон мог быть поднесенным ко рту. В этом случае рука располагалась бы иначе. Все же, на основании многочисленных параллелей, первое предположение кажется более реальным и поза всадника с вытянутым вперед ритоном напоминает жест адорации, характерный для многих культовых статуэток и изображений этого периода.
Ритоны в качестве сакральных сосудов применялись прежде всего в культовых возлияниях и церемониях [Горбунова К. С., 1983; Ксенофонтова И. В., 1997, с. 65; Винокуров Н. И., 1999, с. 146]. В своем устоявшимся виде эти культовые и парадные сосуды имели два главных признака - сходство с рогом и сквозное отверстие в нижней части.. У греков эти сосуды связывались с покровителем виноделия Дионисом, который держал рог «..с вином медносладким» [Нонн Пан., XIV, 240], у иранских народов – с Митрой [ср.: Блаватский В. Д., 1974, с. 39, 42; Бессонова 1983, с. 116, Виноградов Ю. А., 1993, с. 69]. В последнем случае в состав содержимого ритона могли входить наркотические вещества, кровь и другие ингридиенты [Тайлор Э. Б., 1989, с. 488-489; Ловчев В. М., 1999, с. 39 и сл.; Шауб И. Ю., 2001, с. 114]. Священный напиток из ритона приобщал и приближал пьющего к божеству [Винокуров Н. И., 2002]. Подобные сосуды часто выступали неотъемлемым атрибутом на изображениях конных героев, поэтому исследователи прослеживали связь ритонов с мужской, воинской субкультурой [Виноградов Ю. А., 1993, с. 69].
На артезианской статуэтке представлен, скорее всего, редкий тип ритона, снабженный особой подставкой, позволявшей ставить сосуд на плоскую поверхность, не опасаясь пролива содержимого. Пили из такого сосуда через особое отверстие с другой сторона устья.
С левой стороны всадника напротив седла находился притороченный к поясу(?) длинный (почти в размер туловища всадника) меч в ножнах, украшенных тремя подреугольными налепами. Ножны были одной ширины по всей длине, имели выступающее ребро по центру, срезанное под углом основание. Рукоять меча с кольцевидным навершием с уплощенной верхней площадкой немного возвышалась над лукой седла. Вряд ли приходится сомневаться в том, что мастер хотел показать тяжелый и характерный для кавалерии рубящий меч. Интересно в этой связи, что рукоятка меча по отношению к ножнам располагалась под небольшим углом. Возможно, таким образом была изображена особенность его конструкции, хотя это можно объяснить деформацией изделия при обжиге или во время изготовлении.
Остатки подобных длинных железных мечей открыты в погребениях некрополя, рядом с которыми располагались конные захоронения. Длинные мечи всадники носили в древности на манер современных кавалеристов, но с некоторыми особенностями, рассмотренными М. И Ростовцевым в специальной работе [1993, с. 60 и сл.]. Их изображения засвидетельствованы на надгробных стелах I-II вв. [Горончаровский В. А., 1993, с 81]. Большое количество находок такого оружия обнаружено в позднесарматских погребениях с I в. н. э. [Хазанов А. М., 1971, с. 11; Симоненко А. В., 1984, с. 142 и сл.; Пуздровский А. Е., 2001, с. 124 и сл.] и в боспорских погребальных памятниках [Сокольский Н. И., 1954, с. 154 и сл.].
За спиной всадника с помощью плоских листов глиняного теста изображено какое-то развевающееся одеяние (плащ или накидка) типа известной на Кавказе бурки из шкур или войлока. От него уцелела только правая сторона, да и то не полностью, с большим округлым налепом – украшением или элементом фурнитуры. При желании, такое весьма неумелое и схематичное изображение «развевающегося одеяния» можно принять за крылья, а всю статуэтку трактовать как образ крылатого бога-всадника. Однако, поиск аналогий и анализ деталей изображения статуэтки не позволяют серьезно рассматривать эту версию.
Возможно, данная статуэтка находилась в святилище и представляла собой неизвестного конного героя, почитаемого местными жителями. Некоторые исследователи видели в таких всадниках изображение безыменного верховного конного бога, Бога Высочайшего, даровавшего боспорским царям силу и могущество, что являлось прямым отражением на боспорской почве иранских (скифо-сарматских) представлений [Салач А., 1955, с. 222 и сл.; Шелов Д. Б., 1972, с. 280 и сл.]. Но данная точка зрения была подвергнута обоснованной критике [Диатроптов П. Д., 2001, с. 78 и сл.].
Кони на вышеописанных терракотовых фигурках принадлежат представителям мало-и среднерослых аборигенных пород, доминировавших в табунах в античный период и в более раннее время [Цалкин В. И., 1960, с. 35 и сл.; Кузьмина Е. Е., 1977, с. 89]. Они отличались крупным массивным телосложением, небольшим ростом, мощной шеей и широкой грудью, крупной головой, сравнительно укороченным корпусом, крепкими короткими ногами. Эти лошади были хорошо приспособлены для тебеновки (добыванию корма из-под снега) и максимально адаптированы к жестких климатическим условиям Северного Причерноморья. Характерно, что среди остеологического материала в культурных слоях городища Артезиан и конских захоронениях некрополя встречались, по мнению Е. Е. Антипиной, кости именно таких лошадей. Подобные результаты получены на Белинском городище, расположенном в соседней с Артезианским урочищем Аджиэльской локальной природно-хозяйственной микрозоне [Каспаров А. К., 2001, с. 270]. Сходство популяций лошадей объясняется близкими природно-экологическими условиями содержания лошадей в северо-понтийском регионе [ср. Антипина Е. Е., и др., 2001, с. 39].
В тоже время эти невысокие, коренастой конституции лошади резко отличались от породы лошадей, высеченных на надгробной стеле Состибия, сына Диониса, и двух его сыновей – Дисака и Падафа. Этот памятник открыт во вторичном использовании на некрополе городища Артезиан в перекрытии могилы I-II вв. н. э. [Винокуров Н. И., 2001, с. 16 и сл.] (рис. 8)[15]. Фактически, надгробный рельеф в верхнем уровне повторяет изображение стелы Эскина и Архия, а в нижнем – стелы Феагена, сына Гармогена [Диатроптов П. Д., 2001, с. 79, рис. 1], что само по себе является редкостью.
На боспорских стелах часто высекались высокорослые стройные кони, с небольшими головами, изящными шеями, длинными тонкими ногами, с короткими (стриженными[16]) гривами, длинными хвостами. К примеру, аналогичной породы были лошади, изображенные на известной стеле Стратоника из Керчи [Максимова М. И., Наливкина М. А., 1955, с. 312, рис. 23]. Такие престижные элитные лошади выделялись от обычных аборигенных лошадей не только крупным ростом, большой длиной тела, но и скоростными качествами. Исследователи полагали, что в военном деле такие лошади с удлиненным корпусом использовались для колесничной запряжки, а экземпляры с укороченным корпусом - для верховой езды [ср.: Витт В. О., 1952, с. 177; Цалкин В. И., 1960, с. 48; Кузьмина Е. Е., 1977, с. 89; Десятчиков Ю. М., 1972, с. 73-77; Шургая И. Г. 1983, с. 98-99, рис. 4; Яйленко В. П., 1987, с. 152, рис. 6; Пугаченкова Г. А., 1966, рис. 3а, б, 4-7, 12; Ростовцев М. И., 1913, табл. LXIV, LXXVIII, LXXIX, LXXXIV, LXXXVIII, Дворниченко В. В., Федоров-Давыдов Г. А., 1989, рис. 5; Дашевская О. Д., 1962, pис. 7.7, 11, 12, 14; Горончаровский В. А, 1993, с. 79]. Кроме того, они могли применяться для улучшения породы местных лошадей (Белоногов М. И., 1957, с. 6; Цалкин В. И., 1960, с. 48).
Если следовать сюжету артезианской стелы буквально, то можно предполагать, что Состибий и его сыновья были воинами-кавалеристами. Однако, здесь может быть типичный случай героизации умерших в облике всадников, что вполне соответствовало сакральным представлениям греков и варваров, имевших параллели с хтоническими культами и созданными на их основе мифологическими образами коней и всадников [Крыкин С. М., 1993, с. 218 и сл.]. Изображения всадников проявляют связь героизированного умершего с конем и почитание местным населением героев и героизированных умерших в виде всадников [Диатроптов П. Д., 2001, с. 78 и сл.].
Как бы там ни было, но наличие культа конного Героя, статуэтки статичных и галопирующих всадников, надгробные изображения, захоронения в могилах некрополя лошадей, причем некоторые из них имели прижизненные и успешно залеченные следы тяжелых боевых травм, большое количество костных останков лошадей в культурных напластованиях городища, специальные помещения для содержания лошадей красноречиво свидетельствуют о присутствии кавалерии в военном гарнизоне крепости Артезиан.
Библиография
Алексеева Е М., 1978. Античные бусы Северного Причерноморья // САИ. Вып. Г1-12.
Амброз А. К., 1966. Фибулы юга европейской части СССР II в. до н. э. – IV в. н. э. // САИ. Вып. Д1-30. М.
Амброз А. К., 1992. Хронология раннесредневековых древностей // Боспорский сборник. № 1. М.
Антипина Е. Е., Армарчук Е. А., Гей А. Н., Лебедева Е. Ю., Малышев А А., и др., 2001. Междисциплинарные исследования археологических памятников предгорий Северо-Западного Кавказа // Древности Боспора, № 4. М.
Античные города Северного Причерноморья. 1984. М.
Археология УССР, 1986, т. 2. К.
Белоногов М. И., 1957. Ахалтекинская порода лошадей, ее морфологические особенности и пути улучшения. Автореферат на соискание уч. ст. доктора биологических наук. М.
Бессонова С. С., 1983. Религиозные представления скифов. К.
Блаватский В. Д., 1949. О боспорской коннице // КСИИМК. Т. 29. М.-Л.
Блаватский В. Д., 1974. Сцена инвеституры на карагодеуашхском ритоне // СА. № 1.
Виноградов Ю. А., 1993. О ритонах из кургана Карагодеуашх // Петербургский археологический вестник. № 6. Спб.
Винокуров Н. И., 1998. Археологические памятники урочища Артезиан в Крымском Приазовье. М.
Винокуров Н. И., 1999. Виноделие античного Боспора. М.
Винокуров Н. И., 2001. Надгробные памятники некрополя и городища Артезиан) // Материалы 2-х Боспорских чтений. Керчь.
Винокуров Н. И., 2002. Античный социум: культ вина и винограда (в печати).
Витт В. О., 1952. Лошади Пазырыкских курганов // СА, № XVI.
Горбунова К. С., 1983. Чернофигурные аттические вазы в Эрмитаже. Л.
Горончаровский В. А., 1993. Катафрактарии в истории военного дела Боспора // Петербургский археологический вестник. Спб.
Горончаровский В. А., 2001. Боспорская кавалерия времени воины Митридата VIII с Римом в 45-49 гг. н. э. // Боспорский феномен: колонизация региона, формирование полисов, образование государства // М-лы Межд. научн. конф. Ч. 2. Спб.
Дашевская О. Д., 1962. Граффити на стенах здания в Неаполе скифском // СА. № II.
Дворниченко В. В., Федоров-Давыдов Г. А., 1989. Памятники сарматской аристократии в Нижнем Поволжье // Сокровища сарматских вождей и древние города Поволжья. М.
Десятчиков Ю. М., 1972. Катафрактарий на надгробии Афения // СА, № 4.
Диатроптов П. Д., 2001. Изображения всадников в античном Северном Причерноморье // Поздние скифы Крыма. М.
Иванов Вс., 1994. Дионис и прадионисийство. Спб.
Каспаров А. К., 2001, с. 266 и сл. Фаунистические остатки поселения Белинское в Восточном Крыму// Боспорский феномен: колонизация региона, формирование полисов, образование государства // М-лы Межд. научн. конф. Ч. 2. Спб.
Кобылина М. М., 1961. Терракотовые статуэтки Пантикапея и Фанагории. М.
Кобылина М. М., 1970. Терракотовые статуэтки Северного Причерноморья. САИ. Вып. Г1-11. М.
Крыкин С. М., 1993. Фракийцы в античном Северном Причерноморье. М.
Ксенофонтова И. В., 1997. Серебряный ритон с протомой Пегаса из VI Уляпского кургана //ВДИ. № 2.
Кузьмина Е. Е., 1977. Экология степей Евразии и проблема происхождения номадизма // ВДИ. № 2.
Ловчев В. М., 1999. Психоактивные вещества в культуре Греции гомеровского периода // Античность: события и исследователи. Казань.
Максимова М. И., Наливкина М. А., 1955. Скульптура // Античные города Северного Причерноморья. М.-Л.
Масленников А. А., 1990. Население Боспорского государства в первых веках н. э. М.
Масленников А. А., 1997. Сельский теменос в Крыму // ВДИ. № 4.
Масленников А. А., 1998. Эллинская хора на краю Ойкумены. Сельская территория европейского Боспора в античную эпоху. М.
Матковская Т. А., 2001. Мужской костюм Европейского Боспора первых веков нашей эры // Боспорские исследования. Вып. I. Симферополь.
Молева Н. В., 2002. Очерки сакральной жизни Боспора. Нижний Новогород.
Мурзин В. Ю., Черненко Е. В., 1980. Средства защиты боевого коня // Скифия и Кавказ. Киев.
Нефедкин А. К., 2001. Комплектование и состав войска сарматов и аланов в I-IV вв. по данным античных источников // Боспорский феномен: колонизация региона, формирование полисов, образование государства // М-лы Межд. научн. конф. Ч. 2. Спб.
Нонн Панополитанский. 1997. Деяния Диониса. Спб.
Пругло В. И, 1977. Терракотовые статуэтки всадников на Боспоре // История и культура античного мира. М.
Пугаченкова Г. А., 1966. О панцирном вооружении парфянского и бактрийского воинства // СА, № 2.
Пуздровский А. Е., 2001. Погребения Битакского могильника первых веков н. э. с оружием и конской уздой // Поздние скифы Крыма Труды ГИМа. Вып. 18.
Ростовцев М. И., 1913. Античная декоративная живопись на юге России. Спб.
Ростовцев М. И., 1993. Срединная Азия, Россия, Китай и звериный стиль // Петербургский археологический вестник. № 5. СПб.
Салач А., 1955. При устье тихого Дона // Prazska universita Moskevske universite. Praha.
Симоненко А. В., 1984. Сарматские мечи и кинжалы на территории Северного Причерноморья // Вооружение скифов и сарматов. К.
Сокольский Н. И., 1954. Боспорские мечи // МИА. № 33.
Сокольский Н. И., 1971. Деревообрабатывающее ремесло в античных государствах Северного Причерноморья. М.
Тайлор Э. Б., 1989. Первобытная культура. М.
Уильямс Д., Огден Д., 1995. Греческое золото. Ювелирное искусство классической эпохи. V-IV вв. до н. э. Спб.
Хазанов А. М., 1971. Очерки военного дела сарматов. М.
Цалкин В. И., 1960. Домашние и дикие животные Северного Причерноморья в эпоху раннего железа // МИА. № 53. М.
Шауб И. Ю., 2001. Образ барана в религии Скифии и Боспора (по памятникам изобразительного искусства) // Боспорский феномен: колонизация региона, формирование полисов, образование государства // М-лы Межд. научн. конф. Ч. 2. Спб.
Шелов Д. Б., 1972. Танаис и Нижний Дон. М.
Шкорпил В. В., 1907. Отчет о раскопках в г. Керчи в 1904 г. // ИАК. Вып. 25.
Шургая И. Г. 1983. Изображение всадника и коня из Илурата // КСИА. Вып. 174.
Яйленко В. П., 1987. Несколько греческих граффити и «сарматская» надпись с Березани // Античная Балканистика. М.
РЕЗЮМЕ
Статья Н. И. Винокурова «Новые изображения всадников на Боспоре» посвящена публикации нескольких терракотовых статуэток, изображавших галопирующего конного охотника и статичного всадника, открытых во время исследования городища и некрополя городища Артезиан в Крымском Приазовье. Данная категория археологического материала сложна для интерпретации, что обусловило появление в научной литературе порой взаимоисключающих версий трактовки образа всадников. Возможно, артезианские статуэтки представляли собой неизвестного конного героя, почитаемого местными жителями. Они могли находится в домашних святилищах. Однако, характер повреждений статуэток позволяет предполагать, что они могли быть обыкновенными детскими игрушками, хотя и не лишенными религиозной подосновы. Они в качестве сопровождающего инвентаря клались в могилы умерших младенцев.
СПИСОК ИЛЛЮСТРАЦИЙ
Рис. 1. Терракотовые статуэтки галопирующего конного охотника из погребения 14 2000 г.
Рис. 2. Терракотовая статуэтка галопирующего конного охотника из погребения 52-2 2001 г.
Рис. 3. Находки из погребения 52-2 2001 г.
Рис. 4-7. Терракотовая статуэтка статичного всадника из слоя III в. н. э.
Рис. 8. Надгробная стела из погребения 21 2000 г.
[1] Грунтовый некрополь городища Артезиан расположен к северо-востоку от поселения, между древними дорогами, отходящими от поселения по направлению к северо-востоку и востоку.
В период 2001-2002 гг. открыто 58 погребальных сооружений I-II вв. н. э., большая часть из них ограблена. Некрополь имел четко выраженную линейную планировку с ориентацией могил по осям ЮЮЗ-ССВ, ССЗ-ЮЮВ, изредка встречались детские могилы ориентированные по осям З-В или Ю-С. Плотность расположения погребений весьма велика, нередко могильные ямы прорезали друг друга. Среди погребальных сооружений преобладали прямоугольные грунтовые могилы (иногда с округленными углами), с заплечиками для установки каменного перекрытия из одной-четырех каменных плит. Открыты также каменные монументальные склепы, бывшие родовыми усыпальницами. Они имели дромос и прямоугольную в плане погребальную камеру. Конструкция стен склепов и находки клиновидных камней в заполнении предполагают наличие купольного перекрытия, высотой от пола камеры не менее 2,20-2,60 м. Среди прочих захоронений исследованы погребения собак и лошадей, совершенные в овальных ямах неправильной формы. Лошади погребены с железными псалиями и пряжками, входивших в состав уздечного набора и упряжи.
[2] Погребение 14 выявлено по овальному пятну светло-коричневого грунта (1,72х0,91 м) под дерновым горизонтом, на глубине 0,12-0,15 м, на 1,20 м южнее погребения 13, рядом с погребением 12. На глубине 0,90-0,92 м находились три плиты