Понятие «хронотоп» в литературоведение ввёл М.М. Бахтин: «существенная взаимосвязь временных и пространственных отношений, художественно освоенных в литературе ». Постараемся выявить эту связь в рассказе А. П. Чехова «Ионыч».
Рассказ состоит из пяти частей, каждая из которых ограничена своим временем. Можно обратить внимание, что с самого начала автор употребляет «когда» - союз, передающий временную характеристику. Далее мы видим между первой и второй частью «прошло больше года», события третьей произошли «на другой день вечером», между третьим и четвертым разделом разделами «прошло 4 года», а пятый повествует о событиях, которые случились «еще через несколько лет».
Действие произведения происходит в замкнутом художественном пространстве обыкновенного провинциального города, воплощающего в себе “скуку и однообразие жизни” российской глубинки: «Когда в губернском городе С. приезжие жаловались на скуку и однообразие жизни...». Необычно, что место, в которое главный герой, доктор Старцев, был назначен земским врачом, имело вполне конкретное название, звучавшее несколько необычно, - Дялиж.
Зимой Дмитрия Ионыча «представили Ивану Петровичу …последовало приглашение». «Весной, в праздник -- это было Вознесение», Старцев отправился в город, «пообедал, погулял в саду, потом как-то само собой пришло ему на память приглашение Ивана Петровича, и он решил сходить к Туркиным, посмотреть, что это за люди». После первого визита «прошло больше года», и вот он вновь в доме Туркиных. «Приближалась осень, и в старом саду было тихо, грустно и на аллеях лежали тёмные листья». Именно на исходе лета Старцев приехал по просьбе заболевшей Веры Иосифовны, «и после этого стал бывать у Туркиных часто, очень часто». В такой «несогласованности», контрастности жизни природы и чувств героя можно определить начальный эпизод.
Новелла «На кладбище» находится между двумя цитатами описания службы Дмитрия Старцева: “Прошло больше года” с тех пор, когда он впервые побывал у Туркиных, - и вот он уже спешно принимает больных на «земском месте» и уезжает за «бумажками» в город. Почему произошла такая метаморфоза с доктором? Где начало падения человеческого в человеке? В конце концов, за какое время произошли столь глубокие перемены? Данный эпизод имеет свой микросюжет: мотивом к нелогичному, абсурдному появлению Дмитрия Старцева на кладбище является его внезапно вспыхнувшая страсть к Котику. Почему герой решился на такой экстравагантный поступок? Дмитрию Старцеву, возможно, выпало испытание любовью. И совсем не случайно эпизод несостоявшегося свидания с Котиком является неким рубежом, наивысшей точкой напряжения, проверкой героя, кульминацией всего рассказа.
Вспомним, как доктор попал на кладбище. Котик после разговора с ним вдруг встала со скамьи «под старым широким клёном», «потом неловко сунула ему в руку записку и побежала в дом и там опять села за рояль». В записке Старцев прочёл: «Сегодня, в одиннадцать часов вечера, будьте на кладбище возле памятника Деметти». Первой его реакцией, когда он пришёл в себя, были мысли о том, что «это совсем не умно», «для чего?»
Анализируя этот эпизод, проследим, как изменяется душевное, психологическое состояние героя во время ожидания. Сначала герой испытывает надежду. «У всякого свои странности, - думал он. - Котик тоже странная и - кто знает? - быть может, она не шутит, придёт». Затем следуют слова рассказчика: «...и он отдался этой слабой, пустой надежде, и она опьянила его ». «Выходит из эпизода» герой, произнеся знаменитое: “ Ох, не надо бы полнеть!”
Экспозицией эпизода являются мысли обескураженного Старцева. Начало: «Было ясно: Котик дурачилась», строки написаны так, словно автор проник в мысли героя. Первое безличное предложение в составе сложного, кажется, не даёт оснований Старцеву для ненужных рассуждений по поводу глупой затеи Екатерины Ивановны. Конец абзаца таков: «...а в половине одиннадцатого вдруг взял и поехал на кладбище».
«Кому в самом деле придёт серьёзно в голову назначать свидание ночью, далеко за городом, на кладбище, когда это легко можно устроить на улице, в городском саду?» Дмитрий Ионыч понимает абсурдность предложения Котика. «И к лицу ли ему, земскому доктору, умному, солидному человеку, вздыхать, получать записочки, таскаться по кладбищам, делать глупости, над которыми смеются теперь даже гимназисты? К чему поведёт этот роман? Что скажут товарищи, когда узнают?» Как видим, у Дмитрия Ионыча достаточно высокая самооценка, которая имела основание быть с самого начала рассказа. Старцев оценивает будущее «предприятие» с точки зрения обывателя: «...таскаться по кладбищам...». «Так думал Старцев, бродя в клубе около столов, а в половине одиннадцатого»...
В половине одиннадцатого он “вдруг взял и поехал на кладбище”, в полночь “в церкви стали бить часы”; на следующий день он скажет Екатерине Ивановне о том, что ждал её “почти до двух часов”; автор отметит, что герой «потом часа полтора бродил, отыскивая переулок, где оставил своих лошадей».
Таким образом, хронотоп эпизода: художественное пространство - кладбище, не самое лучшее место на земле, на котором, собственно, и остался живой Дмитрий Старцев; границы художественного времени эпизода составляют примерно четыре часа.
В эпизоде «На кладбище» наблюдаем также принципа параллелизма. «Светила луна. Было тихо, но тепло по-осеннему. В предместье, около боен, выли собаки ». Картина жутковатая, а Старцев, как видим, не робкого десятка. «Кладбище обозначалось вдали тёмной полосой, как лес или большой сад».
Мотив сада - важный мотив и в рассказе «Ионыч». Сад - это неизменная, вечная декорация, на фоне которой развиваются и заканчиваются отношения Старцева и Екатерины Ивановны. В доме Туркиных «половина окон выходила в старый тенистый сад »; «когда Вера Иосифовна закрыла свою тетрадь» с романом о том, «чего никогда не бывает в жизни», «в городском саду по соседству» хор песенников под оркестр пел «Лучинушку», «и эта песня передавала то, чего не было в романе и что бывает в жизни». У Старцева и Котика «было любимое место в саду: скамья под старым широким клёном». Это была пора страстной влюблённости Дмитрия Ионыча. Через четыре года уже «она смотрела на него и, по-видимому, ждала, что он предложит ей пойти в сад, но он молчал». Теперь Котик говорит не «сухо», как когда-то, а взволнованно, «нервно»: «Ради бога, пойдёмте в сад». «Они пошли в сад и сели там на скамью под старым клёном»… Сад - не только безмолвный свидетель, но и участник действия под названием «жизнь». «Сад - это переход из состояния тревожного ожидания... в вечный деятельный покой».
Показательно в этом плане сопоставление свиданий Старцева с Туркиной. Оба свидания, разделенные 4 годами, начинаются дома, продолжаются в саду и заканчиваются возвращением. При чем инициатива перемещения всегда исходит от разных героев. Две эти крайности пространства – сад и дом явно противопоставлены. Автор с самого начала упоминает о них: «В их большом каменном доме было просторно и летом прохладно, половина окон выходило в старый тенистый сад, где весной пели соловьи ». Дом каменный холодный, а сад старый, прошедший много веков все семейство Туркиных словно заперлось в доме, спектакли только дома, сочинения Веры Иосифовны никогда не печатались. К тому же привычки обитателей тоже не меняются, жизнь словно ограничена домом. Но Котику удается вырваться из стен.
Эпизод «На кладбище» построен и на уподоблении, и на контрастном сопоставлении природы и человека. Старцев вступил в ирреальный “мир, не похожий ни на что другое, - мир, где так хорош и мягок лунный свет ”. Всего на полутора страницах Чеховым шесть раз сказано о луне и лунном свете. Деталь - луна - царствует на всём пространстве кладбища-леса, кладбища-сада. Статическое описание лунной ночи тормозит действие, прерывает развитие событий. Мы видим пейзаж глазами Старцева, пейзаж, в описании которого господствуют два цвета: белый и чёрный. Жёлтый песок аллей ещё более подчёркивает льющийся свет. “Показалась ограда из белого камня, ворота...». Старцев входит в калитку, и первое, что он видит - это «белые кресты и памятники по обе стороны…»
Лунный свет даёт возможность герою стать участником действия, увидеть то, чего, “вероятно, больше уже не случится видеть”. И луна подготавливает развязку эпизода: “И точно опустился занавес, луна ушла под облака, и вдруг всё потемнело кругом”. Шутка Котика привела Старцева на кладбище, где он пережил неповторимые, самые важные чувства и ощущения в своей жизни.
И там же, на кладбище, закончилось формирование Старцева как человека, как личности. Более он автору не интересен. Обо всех последующих действиях героя сказано как-то вскользь: «Старцев едва нашёл ворота, - уже было темно, как в осеннюю ночь, - потом часа полтора бродил, отыскивая переулок, где оставил своих лошадей».
Весь эпизод - романтическая картина со сниженны финалом: “ И, садясь с наслаждением в коляску, он подумал: «Ох, не надо бы полнеть!»” Возможно, это эпизод несостоявшегося свидания героя с самим собой.
Настоящими ли были чувства Старцева? И во время первого визита к Туркиным, и позже Котик “восхищала его своею свежестью, наивным выражением глаз и щёк”. Мы понимаем, что эта деталь портретной характеристики Котика звучит иронически, но ирония идёт не от Старцева, через восприятие которого даётся облик девушки. Это лёгкая ирония рассказчика.
Проходит четыре года. «В одно тихое, тёплое утро в больницу принесли письмо. Вера Иосифовна... просила его непременно пожаловать к ней и облегчить её страдания. Внизу была приписка: «К просьбе мамы присоединяюсь и я. К.». Увидев её, Старцев отмечает, что внешне она изменилась, похорошела, и главное, что “уже это была Екатерина Ивановна, а не Котик... ” Ситуация повторилась с точностью до наоборот.
Но как снижена ситуация, как жалок, а затем и страшен в финале герой Чехова! Если Котик стала Екатериной Ивановной, то Дмитрий Ионыч - просто Ионычем. Какие чувства он испытывает к ней теперь? «И теперь она ему нравилась... но что-то уже мешало ему чувствовать, как прежде ». Далее автор трижды повторенным глаголом с отрицанием передаёт нарастающее недовольство Старцева: “ Ему не нравилась её бледность... не нравилось её платье, кресло, в котором она сидела, не нравилось что-то в прошлом, когда он едва не женился на ней ”.Кроме того, когда он “вспомнил о своей любви, о мечтах и надеждах... ему стало неловко”. Но желание поговорить с Екатериной Ивановной всё же возникло. Но о чём? «...Уже хотелось говорить, жаловаться на жизнь».
Через четыре года, встретившись уже не с Котиком, а с Екатериной Ивановной, сидя на любимой когда-то скамье в саду, «он вспомнил всё, что было, все малейшие подробности, как он бродил по кладбищу, как потом под утро, утомлённый, возвращался к себе домой, и ему вдруг стало грустно и жаль прошлого. И в душе затеплился огонёк ». Котик изменилась, ей удалось вырваться в большой мир из каменного дома.
Мы помним, что Котик назначила свидание “возле памятника Деметти”. Не случайно рассказу о происхождении памятника “в виде часовни, с ангелом наверху” и его описанию автор уделяет столько внимания: «...когда-то в С. была проездом итальянская опера, одна из певиц умерла, и её похоронили и поставили этот памятник. В городе уже никто не помнил о ней, но лампадка над входом отражала лунный свет и, казалось, горела». В душе Старцева через много лет при воспоминании о той ночи «затеплился огонёк». Как луна, ушедшая под облака, погасила лампадку, так и огонёк «в душе погас», когда «Старцев вспомнил про бумажки, которые он по вечерам вынимал из карманов с таким удовольствием».
Сопоставляя поведение, речь и мысли Старцева до и после новеллы «На кладбище», мы видим, что этот эпизод объясняет нам превращение Дмитрия Ионыча Старцева в просто Ионыча.
Таким образом, анализ хронотопа играет существенную роль в понимании художественного мира произведения, его идеи.