Люди, в сознании которых происходит болезненный шизофренический процесс, называются с точки зрения современной характерологии полифонистами, а характер носит название полифонического. Впрочем, далеко не у всех полифонистов обязательно имеются клинические проявления психического расстройства, душевная болезнь может присутствовать здесь подспудно, лишь в виде природной предрасположенности к ней. По этой причине в некоторых случаях допустимо говорить и о здоровых полифонистах, о «здоровом шизофреническом характере» [1]. Присущие полифонисту психические особенности можно обобщить одним понятием – «схизис» (совмещение несовместимого без противоречия между составными компонентами). В качестве проявлений «схизиса» может выступать амбивалентность (люблю и ненавижу), амбитимия (когда человек и агрессивен, и при этом испытывает жизнерадостный подъём сил), смешанное мироощущение (реалистическое и аутистическое), ощущение одной изоморфной эмоции к, казалось бы, противоположным по эмоциональному смыслу понятиям (безразличие к жизни и смерти). Считается, что человек не критичен к своему «схизису», то есть он не в состоянии его ощутить в себе, однако, встречаются исключения, особенно тогда, когда врач-клиницист способен дать чёткое объяснение этого понятия своему пациенту.
В результате описанных особенностей характера, полифонисты имеют свой собственный взгляд на вещи, но в отличии от шизоидов, этот взгляд не опирается на новый подход ко всему, это всё тот же реалистический взгляд (если полифонист больше склонен к реалистическому мироощущению), но уже по-своему изменённый: где-то вычурный, где-то гиперматериалистически - сюрреалистически обострённый. В общем, иной взгляд на известные всем предметы, концепции, теории, религию и т.д. Полифонисты со своей странностью способны иначе взглянуть на вещи, в том числе и на научные теории, и таких примеров в истории познания мира очень много. Их мы рассмотрим в следующем разделе.
Полифонисту, в отличие от шизоида, интереснее переосмыслить взгляды на жизнь, мнения великих творцов, научные концепции и прочее, преображая, изменяя их как в лучшую сторону, так и, порой, в худшую. Именно полифонисты, не понимая рассмотренную нами в прошлом разделе СТО, корпят над ней десятилетиями, не отступаясь ни на секунду в попытке предложить иной взгляд на эту теорию, часто не лишённый даже смысла, но при этом бесполезный для предсказательной модели физических явлений. Встречаются, впрочем, и более глубокие полифонические творцы-учёные, которые, иначе взглянув на то или иное положение, не только переосмысливают его в альтернативную теорию, но и часто дают с помощью этой альтернативы реальные предсказательные результаты, которые не смогла учесть общепринятая теория (кстати говоря, часто куда более широкая в своих ограничениях применимости). Шизоиды, изучая глобальные взгляды на вещи, нередко соглашаются с теориями, выдвинутыми исследователями с похожим характером, потому что искренне считают, что эта область закончена для исследований из-за наличия такой красивой общепринятой теории. Однако полифонист может предложить менее красивую теорию, взамен старой, гармоничной, но не включающей в себя решение той или иной проблемы, и тем самым он закрывает вопросы толкования того или иного раздела физики. Примером этого послужил случай введения перенормировки в квантовую электродинамику шизоида П.Дирака полифонистом Р.Фейнманом для избавления от бесконечностей в уравнениях этого раздела науки. Впоследствии П.Дирак не мог принять такую альтернативу Фейнмана именно потому, что она является приближённой, а его собственная теория предполагала отсутствие погрешностей.
Из-за того, что альтернативные теории полифонистов часто направлены на узкие аспекты решения задач, некоторые исследователи полагают, что научные открытия полифонистов ограничены маленькими достижениями и результатами, которыми последние довольствуются, дабы поставить себя в один ряд с великими учёными прошлого. Однако, часто это не так. Полифонические теории в своей альтернативе проработаны просто недостаточно подробно, так как, в связи с особенностями своего характера, полифонисты не заинтересованы в глубокой проработке деталей своего исследования и потому не заботятся о будущих приложениях собственных открытий. Их работу продолжают другие люди, которые уже не обязательно должны быть полифонистами, поскольку дорабатывать теорию в тех моментах, к которым она ещё не была приложена, несколько проще, чем решать проблему на стадии, когда исследования вообще остановилось для всех соискателей. Поэтому, на мой взгляд, справедливо, что в предмете «история науки» чаще звучат имена тех, кто действительно способствовал большему развитию результатов к пониманию нашей природы, нежели имена многочисленного количества людей, которые занимались прикладными аспектами таких открытий.