Грави-скачковый привод нарушает не так уж много принципов классической механики. Два тела были далеко друг от друга, стали ближе. На это нужна энергия. Очень много энергии. Корабль сдвигается на световые годы, звезда — на метры. Координаты центра масс системы и векторы скоростей остаются без изменений. До изобретения спин-генераторов грави-скачковых звездолетов были единицы, сами звездолеты огромны, а каждый полет — событием, за которым следил весь мир. Спин-генераторы изобретены уже после обнаружения Волны. Грависвязь тоже изобрели позднее.
Долгое время муссировалась гипотеза искусственного происхождения шаровых скоплений звезд. Мол, транспортные потоки внутри ареала звездной цивилизации постепенно сближают звезды. Доказательств пока нет. Как и фактов, опровергающих гипотезу. Волну обнаружили в период расцвета всевожможных проектов поиска ушельцев. Планировались сотни экспедиций.
Все это в прошлом. Вряд ли нас будут занимать проблемы ушедших цивилизаций в ближайшую тысячу лет после Волны.
* * *
Взлетная полоса была сделана на совесть. Из расплавленного базальта. Правда, в нескольких местах базальт дал трещины, но бригада ремонтников залатала бы все дефекты за два дня.
Полосой не пользовались уже лет сто. Ветер нанес пыли, на пыли выросла трава, и местами зеленые языки перекрывали серый базальт от края и до края. Красивое место выбрала Фиеста для технохутора. Если подняться в застекленную башню диспетчеров, во все стороны открывается вид на степь. Надежде бы очень понравилось.
Фиеста вышла нас встречать. Тепло улыбнулась мне, с материнской нежностью прижалась щекой к щеке Тоби. Она была лет на десять-пятнадцать старше меня. Что-то знакомое поразило в выражении лица. Позднее я понял. Это выражение смертельно раненого зверя я видел у Бонуса после смерти девочек. Или в зеркале.
Кибер, спутник мунтов, пускал зайчики надраенными пластинами корпуса. Готов спорить, неделю назад он выглядел ржавой развалиной. Звали его Флаттер. Местная специфика, видимо.
Праздничный стол поражал изобилием. Кроме желе и теплой сладковатой воды стояла пластиковая квадратная тарелка с фруктами, нарезанными аккуратными кубиками. Явно мое дурное влияние. Я кормил Лиану дольками яблок. Прогресс… Телько здесь нарезка проводилась без учета косточек, семечек и сердцевины плода. То ли лазерным лучом, то ли очень тонкой алмазной фрезой.
Фиесте очень хотелось остаться со мной с глазу на глаз. Поэтому после обеда мы отправились на экскурсию по аэродромному комплексу. Но Тоби увязался за нами.
Ангар меня поразил. Четыре десятка тяжелых вертолетов выстроились в три ряда как на параде. Но восхитило не это. Кто не видел вертолетов? Изумило то, что источником энергии служили компактные спин-генераторы. Чудеса миниатюризации. Не больше двенадцати-пятнадцати тонн весом. В наше время таких делать не умели.
Во втором ангаре тусклый свет из окон под потолком освещал несколько транспортных флаеров. Я заглянул в один, размышляя, как бы остаться наедине с Фиестой. А впрочем, это ее забота.
— Тоби, приготовь, пожалуйста, комнату для Игната, — попросила Фиеста.
— А… какую?
— Рядом с твоей.
Ворча что-то под нос, Тоби удалился. Фиеста проводила его взглядом, затем резко развернулась ко мне. Мягкая улыбка исчезла с ее лица. Серые глаза блеснули сталью. Теперь это было лицо прокурора. Я хмыкнул.
— Я голосовала за тебя. Жалею, что ошиблась. — Она замолчала, видимо, ожидая реакции. Напрасно. Я лениво размышлял, смогу ли запустить аэродромный тягач и доехать на нем до города.
— Совет рассмотрел твое дело, — продолжила Фиеста. — Лиане разрешено иметь ребенка от Тоби. Многие были против, но Веда, Лиана и я выступили в твою защиту. Ты можешь быть полезен для сообщества и получил право голоса. Сейчас я голосовала бы против.
Я пожал плечами. Детские игры мунтов меня не интересовали.
— Сядь, — приказала Фиеста. Стальные нотки в голосе мне совсем не понравились. Как и мощный станнер, направленный на меня ее кибером. Стальные глаза, сталь в голосе, стальная шестиногая железяка со станнером — как-то это однообразно. Но проснулось легкое любопытство, чем все это кончится. Я присел на бетонный приступок у стены ангара, и Фиеста опустилась рядом.
— Ты не представляешь всей серьезности положения, — произнесла она. — Мунтам нельзя иметь детей от дегов. Тоби наполовину дег. Негативное влияние деконструктивных генов отца Тоби нарушит…
— Деконструктивных… Сами слово выдумали? Скажи прямо: дочь Лианы родится идиоткой, так?
Фиеста вздохнула.
— Дочь Лианы не будет телепаткой. Игнат, ты послал Тоби к Лиане лишь затем, чтоб избавиться от его болтовни. Молодая дурочка впервые увидела полноценного мужчину, влюбилась в него всей силой молодости, а ты подослал к ней Тоби. Ты обманул ее любовь, разбил счастье лишь затем, чтоб не слышать болтовни Тоби. Ладно, в твоей душе ничего не осталось. Но зачем пустое место грязью заполнять?
— Она меня уже простила. Она голосовала за меня.
— Она голосовала за тебя только потому, что она мунт. Для мунта дело важнее личных амбиций. А что касается чувств, ты превратил ее в свое подобие. Любовь выжег, оставил горечь и ненависть. Это у тебя здорово получается.
— Если помнишь, я не собирался идти на тот хутор. Кстати, в чем состояло голосование?
— Ты нарушил закон. Мы решали, обезвредить тебя, или наделить соответствующими полномочиями, чтоб твои действия не выходили за рамки закона.
— Обезвредить — это убить?
— Да.
— Но решили поднять мой статус до ранга мунта?
— Да.
— Ха-ха три раза. Кстати, кто должен был в рамках закона осеменить Лиану?
— Голыш.
— О-о!!! В этом есть какая-то справедливость.
— Ты просто не владеешь информацией. Чем, по-твоему, голыш отличается от мунта?
Я не стал отвечать на риторический вопрос.
— Голышам не повезло. Они получили телепатию, но не лишились рук.
— Так голыши — телепаты?
— Смешно, да? Мы потеряли верхние конечности, и это нас спасло. Голыши имеют полноценный мозг. Они потеряли не разум — язык. Издержки телепатии.
— Так голыши — телепаты? — тупо повторил я.
— Да, голыши телепаты. В этом их беда. Им не нужен был язык для общения, и они его забыли. А вместе с языком — культуру. Технику, письменность и весь багаж знаний, накопленный человечеством за всю историю. Первая волна колонистов слишком хорошо обустроила планету. Превратила ее в рай для обезьян. Не нужно думать о хлебе насущном.
— А вы?
— А мы, мунты, не можем без техники. Без техники мы вымираем в ходе естественного отбора. Ты слышал о Дарвине? Да что я тебе объясняю? Вспомни, что с Лианой случилось. Те мунты, которые забыли про цивилизацию, вымерли. Как питекантропы. Все по Дарвину.
— Фиеста, начни с начала.
— С питекантропов?
— С Волны. Что было на Земле после моего отлета?
— Вы, звездная элита, улетели первыми. Вас готовили, вам отдали лучшие корабли. Но жить хотелось всем. И после вас началась вторая волна эмиграции. Земля мобилизовала все силы. Можно очень много сделать, если под рукой все ресурсы планеты и не нужно заботиться об экологии. Ведь до конца света двадцать лет. Строились огромные транспорты. Ваш кораблик мог скакать по космосу сколько угодно, а ресурс транспортов ограничивался двумя десятками прыжков.
— И вы не смогли уйти от Волны?
— Я пока говорю о дегах. Да, они подцепили волну в космосе. Мои предки принадлежали третьей волне эмигрантов. В это время с Земли бежали на всем, что может летать. Кораблями эти гробы назвать можно лишь условно. Строили огромные негерметичные корпуса-соты, набивали их групповыми анабиозными саркофагами на полсотни человек каждый, с ресурсом на три месяца, ставили на эту консервную банку двигатель — и гуляй. Три прыжка в твоем распоряжении.
— Три прыжка — это одна попытка…
— Правильно. Знаешь, сколько таких гробов по галактике раскидано? На каждом по двести пятьдесят тысяч человек. Два из каждых трех дали SOS. Разумеется, их никто не спасал. Это просто сигнал остальным: «Сюда нельзя».
— Откуда ты это знаешь?
— Архивы изучала. Тебе же Тоби говорил, что я все знаю, — криво усмехнулась Фиеста. — Статистику открыто публиковали. Хотели сбить ажиотаж. Статистика катастроф, ограничение рождаемости, возрастной ценз — и все равно, в космос хотело уйти намного больше народа, чем могли унести корабли.
— Сколько успели эвакуировать?
— На дату отлета моих предков — процентов сорок. Возможно, еще процентов десять после нас.
— А потом?
— А потом предки сели здесь. Это была вторая волна колонизации. Четверть колонистов погибла до высадки.
— Радиация?
— Нет. Просто их не успели спустить с орбиты до исчерпания ресурса саркофагов. Три шаттла разбились при посадке в первые дни разгрузки, и два чуть позднее.
— А потом?
— А потом колонистов накрыло отголоском Волны. Мы стали телепатами. Те, кто не вымер. На планете ввели строжайший генетический контроль, носителей деконструктивных мутаций стерилизовали.
— Кто решал, какая мутация конструктивная, какая — нет?
— Какая разница? — усмехнулась Фиеста. Кто решал — те давно умели. Глупый. Не так все и страшно. Мужчины не теряли половой активности, женщинам имплантировали зародыш с чистым геномом. Любая могла родить и воспитать ребенка. Это сейчас голышей кастрируем. Раньше все было по науке.
— Тогда откуда мунты взялись?
— Не спеши. Все было не так и плохо, пока сюда не прибыла третья волна колонизации. Она же — вторая волна эмиграции. Те попрыгунчики, которые пережидали Волну, прыгая по космосу. Вроде вас, элитных. Только долго прыгать они не могли, всего какую-то сотню лет. Вы, элитные, пятьсот лет прыгали.
— Какая разница, кто сколько прыгал? Мы запятнали Волну, они запятнали Волну…
— Да, они тоже запятнали Волну Вначале это не проявлялось… Телепатам и нетелепатам трудно жить вместе. Мы уступили им города, построили деревни. А потом и вовсе слились с природой, — Фиеста грязно выругалась.
— Так прямо все ушли в деревни?
— Разумеется, нет! — она гневно сверкнула глазами. — Некоторые остались. Считанные единицы остались в городах. Мутация телепатии нестойкая. Через два-три поколения телепатия исчезла, перешла в латентную форму. И тут нас опять накрыло отголоском Волны. Появились мы, мунты. А пассивная фаза мутации дегов сменилась активной…
Фиеста надолго замолчала, изучая облака. По щекам пролегли две мокрые дорожки.
— Дальше?
— А дальше аграриям надоело вскапывать огороды. Они перешли на собирательство. А в городах начала сказываться мутация, подхваченная дегами в космосе. Для поддержания технических систем в работоспособном состоянии нужен определенный уровень интеллекта. Когда деги опустились ниже, они вынуждены были покинуть города.
— Почему?
— Можно жить в городе без света, без воды, без пищевых комбинатов?
— Понятно.
— Деги поселились в опустевших селах. Мои родственники к тому времени уже паслись в лесах.
— Это вся история?
— Осталась последняя страница. Мы, мунты, пытаемся сохранить на планете разум. Дегов уже ничто не спасет. Но у голышей есть шанс. Для этого нужно погасить в них телепатию. Мы скрещиваем голышей и дегов. От таких браков рождаются дети-нетелепаты. Когда телепатия исчезнет полностью, голыши превратятся в обычных дикарей. У них появится шанс вновь стать Людьми. Возродится язык, культура…
— А телепаты — не дикари?
— Звери. У них нет ни одного шанса подняться. Им не нужен язык. Язык — основа цивилизации. Эффект маугли. Любого ребенка-телепата можно забрать у матери и воспитать Человеком. Но нас слишком мало, чтоб создать жизнеспособную самоподдерживающуюся колонию. Через три-четыре поколения голыши вновь одичают. Лишить человечество телепатии — единственный путь. У нас мало времени. Через несколько поколений деги полностью потеряют разум и станут бесполезны для скрещивания. Но еще раньше не останется ни одного технохутора.
— Я почему-то считал телепатию Даром. Следующая ступень эволюции. Гомо супер.
— Ты ошибся. Телепатию нужно искоренить.
Я вспомнил, как Тоби заваливал из станнера и осеменял женщин, как срезал яйца мужикам. Вспоминал во всех деталях, зная, что она читает мои мысли.
— Так нужно, — тут же отозвалась Фиеста. — Знаешь другой способ — скажи. Мы не знаем.
— Ты сама-то веришь, что у вас, мунтов получится? — задал я главный вопрос.
— Какое тебе дело до того, во что я верю, — зло рявкнула она. Встала и направилась к дому. Флаттер ожил и поспешил за ней. Некоторое время я вслушивался в дробный цокот его шагов.
Зачем нужно было наводить на меня станнер?
Я вышел на балкон наблюдательной башни и сел на теплый бетон. Багровый шар солнца коснулся горизонта. Степь раскинулась темно-зеленым бархатом. Красиво. Надежде здесь понравилось бы…
Идти в город больше нет нужды. Полчаса беседы — и тайн не осталось. Есть дерьмовая планета, и есть два дерьмовых стада: деги и голыши. И есть дерьмовые пастухи, которые дерьмовыми методами пытаются решить дерьмовую задачу. Флаг им в руки. Меня местное дерьмо не касается. Уйду в отшельники. Найду угол посимпатичней, поставлю скит… Нет, найду заброшенный технохутор где-нибудь на берегу моря, налажу хозяйство. Выдрессирую кибера собирать ананасы…
Мой хутор будет на берегу моря. Звездочка любила море и фьорды… Как ребенок радовалась, если в море вода теплая. Это для нее всегда маленьким чудом было — море с теплой, ласковой водой, в которой купаться можно.
Неужели мунты не видят, что их дело проиграно? Что им остается только красиво уйти со сцены? Видимо, не видят.
А почему я решил, что они проиграют? Красиво уйти со сцены — это просто. Это легко. Это не требует усилий. Бороться до последнего — трудней. Ладонями вычерпывать дерьмо из выгребной ямы, в которую превратилась планета. С головы до ног в дерьме, пахнешь дерьмом и выглядишь как дерьмо. А то, что вычерпываешь, может стать удобрением. Полезным продуктом. Но тебя никто полезным продуктом не назовет, хотя ты весь в этом самом, и выглядишь как это самое. Пока на удобрении урожай вырастет, ты в этой выгребной яме с головой утонешь. Не будет на твоей могиле ни креста, ни звездочки. На дерьмо кресты не ставят. «История мунтов». Краткий курс.
Какого черта я философствую? Это моя планета? Нет. Они раньше сюда сели. Я знаю, что делать? Нет. Мунты знают. Их много, они умные, и флаг им в руки. Все давным-давно решено. Свою игру я проиграл, по всем счетам расплатился, и отвалите от трупа.
Четыре дня маялся бездельем. Загорал на диспетчерской вышке, любуясь степью, купался вместе с Тоби, читал переписку мунтов по сети. Главной темой был, конечно, я. Точнее, как лучше пристроить меня к делу. Главная мысль — мобильный мунт — это здорово. Брызги восторга и розовые сопли. Каждая считала своим долгом придумать мне задание. Чтоб я куда-то тащился за сотни километров, корячился в поте лица и возвращался, блестяще справившись с заданием. Например, я должен был починить электростанцию и запустить в работу большой гравимаяк, чтоб все элитные бездомные слетались к нам. Каждая идея обсуждалась в деталях на полном серьезе. Детский сад.
На пятый день безделье мне надоело, Тоби ушел куда-то выполнять поручение Фиесты, и я принялся изучать технохутор. Хозяйство было в хорошем состоянии. Лучше, чем у Веды и Лианы. Конечно, многое нуждалось в профилактике, но надоело мне копаться в ржавом железе. Тащиться куда-то за сотни километров на своих двоих тоже надоело.
Удивительно, но ни разу не видел Фиесту отдыхающей. Отзывчива, но не навязчива, всегда доброжелательна, она единственная не строила планов на мой счет. Впрочем, телепатка ведь.
Изучил все карты, древние снимки из космоса и выбрал себе технохутор. На берегу залива. «Есть горы, а еще есть океан». Не помню, кто. Поэт какой-то. Заманчивое место. Чуть меньше двухсот километров от технохутора Веды, и семьсот км отсюда. Ближе нет. Еще день колебался, выбирая наиболее ленивый вариант, и поплелся в ангар приводить в порядок вертолет. Легкий спортивный флаер можно было бы привести в порядок за день, но инструкторы на Земле предупреждали, что ширпотреб двухсотлетней давности нужно обходить за километр. Микротрещины и усталость металла. Может крыло в полете отвалится, а может, мотор на землю упадет. Трудно лететь на флаере без мотора. Центр тяжести к хвосту смещается.
Бог ты мой, на самом деле от Тоби словестным поносом заразился.
Начал восстанавливать ближайший к выходу тяжелый вертолет. Первым делом провел профилактику спин-генератора, зарядил аккумулятор от «ручного» педального генератора. Если перевести этот крутеж педалей в километры на велосипеде, то не меньше восьмидесяти получится.
Со второй попытки спин-генератор запустился. Я привез со склада на тележке кабель толщиной с руку, протянул от вертолета к распределительному щиту, подключил. Под потолком зажглись яркие бестеневые светильники. Повинуясь моим командам, ожил мостовой кран.
Хватит на сегодня. Устал как негр на плантации. Свет выключать не стал. Вышел в темноту и поплелся к хутору.
— Красиво, — произнесла Фиеста. Ты специально свет оставил?
Оглянулся. Ангар светился всеми окошками как елочная игрушка. Может, и красиво. Генератор нужно погонять под нагрузкой, чтоб в полете не отказал.
— Да.
Фиеста фыркнула.
— Тебе не холодно голышом?
— Привыкла, — отозвалась она.
Завтра тестирую бортовую электронику, автопилот, навигационный комплекс. Механику на потом. Спать…
Стоило приоткрыть дверцу в воротах ангара, как на меня дохнуло сахарой. Тихо выла система охлаждения спин-генератора, овевая ноги потоками сухого, обжигающего воздуха. Все правильно, уменьшенная модель спин-генератора — это увеличенная модель его недостатков. 90 % вырабатываемой энергии он тратит на себя. Глубоко вздохнув, я бросился внутрь, вдавил тугую кнопку открытия ворот ангара. Даже не подумал, что двигатели ворот двести лет без смазки. Но повезло. Со скрипом железа по стеклу створки поползли в стороны.
Передохнув минуту снаружи, в прохладе летнего солнцепека, я вновь бросился в пекло. Обжигая пальцы об ручку, рванул дверцу кабины и переключил генератор на режим отключения. Второй крупнейший недостаток — спин-генератор нельзя сразу загасить. Нужно постепенно снижать мощность. Иначе эта десятитонная железяка покраснеет, расплавится и забрызгает вам костюм горячим металлом. После чего вытечет на пол и испортит паркет. Такие дела.
Мой генератор отключился очень даже быстро — секунд за 30–35. Через две-три минуты отключилась система охлаждения. Гулкая тишина вновь заполнила ангар. Я стянул через голову промокшую от пота рубашку, повесил на ступеньку дюралевой стремянки и пошел наружу. Ангар остынет не раньше, чем через два-три часа, а пока работать невозможно.
Надо же — от хутора на хорошей скорости ко мне несется целый караван пузатых бронированных мобильчиков с допотопными пушками в башенках. На ходу мобили разворачиваются в линию и лихо тормозят перед воротами ангара. Опять фокусы Фиесты? Какого черта?!!
Из первого неуклюже выскакивает встревоженная Фиеста.
— Где горит?!
— Что горит?
— Инфракрасные датчики зафиксировали выброс горячего воздуха.
— А-а… Успокойся, я проводил термопрогон спин-генератора. Сейчас открыл ворота ангара для проветривания.
Присматриваюсь к мобильчикам. Раньше они были красными, но краска облупилась. И пушки — не пушки, а брандспойты. Броневики оказались пожарными машинами. А я — параноиком-идиотом.
Фиеста внимательно смотрит мне в глаза, усмехается, фыркает и смеется в голос.
— А я — я-то как перепугалась! В жизни пожаров не тушила! — Потом уже серьезно: — Игнат, зачем тебе вертолет?
— Мне надоело переставлять ноги. Ставить левую перед правой, и правую перед левой. И так много-много раз.
Фиеста задумчиво кивнула.
— Марк Твен?
— Да, кажется…
Она ссутулилась и пошла к хутору. Мобили потащились следом. Словно стадо за пастухом. По-моему, я ее чем-то обидел. А впрочем, плевать.
— Проснись, чучело! Сколько можно прошлым жить?!
— Я проснусь, осмотрюсь и скажу: Господи, красота-то какая! Люди — прелесть! Умные, красивые! Не планета, а рай земной!
Вчера должен был вернуться Тоби. Фиеста ждет и нервничает.
Не волнуйся за него, — продолжаю я мысленно. — На два яйца больше срезал, вот и задержался.
Фиеста шипит рассерженной кошкой и вылетает из комнаты. Зачем я ее довожу? Поднимаюсь с дивана и тащусь в ангар. Работы осталось дня на три.
Тоби вернулся к вечеру. С лиловым синяком под глазом.
— Игнат, ты скажи Фиесте, что я все сделал. А я к Лиане пойду. Она соскучилась наверно.
— Не торопись. Через два дня я тебя к Лиане за час доставлю.
— Я не хочу Фиесте показываться. Она расспрашивать будет, ругаться… Я и сам знаю, что никудышний егерь.
— Я не Фиеста. Мне расскажи.
Вытираю руки ветошью, выходим из ангара, садимся на колченогую деревянную скамейку моего изготовления.
— Я уже назад шел, когда голышку увидел. Она в речке купалась. Я ее из станнера оглушил, а она тонуть стала. На берег вытащил, готовить начал. Ну, растирать те места, чтоб ей тоже приятно стало. Только подготовил, а она и говорит: «Еще, еще, пониже!»
— Голышка? Говорит?!
— Да она не голышка оказалась. Она из дегов. На другом берегу разделась, а я не видел, когда. Я ей и говорю, что если она из дегов, то нам с ней никак нельзя. Егерям не положено с дегами. А она говорит, что теперь уже поздно, уже положено. А я говорю, что никак нельзя, как бы ни хотелось, а то Фиеста ругаться будет… Тут она мне и врезала. Ты не говори Фиесте, ладно?
— Не скажу. И Фиеста тебя ругать не будет. Она деликатная. Слушай, Тоби, у тебя же анализатор есть! Ты что, не сумел дега от голыша отличить?
Тоби покраснел как вареный рак.
— Я анализатор долго на солнце не держал. Его нужно на солнце хоть пять минут подержать, чтоб проснулся. Он в темноте засыпает. А я его давно-давно на солнце не держал.
— Понятно. Аккумулятор сел. Вот это ты Фиесте не говори. За это она тебя точно отругает.
— А за…
— Ох, Тоби, Тоби… Никакое дело нельзя бросать на половине. Правильно она тебе синяк поставила.
Странно, но Тоби повеселел.
— Корина тоже говорила как ты. Я теперь знаю. А то шел и думал, правильно я поступил, или нет.
— Ты поступил правильно, но нехорошо. А мог бы поступить хорошо, но неправильно.
Тоби опять впал в задумчивость. Чего я издеваюсь над микроцефалом? Не виноват же он, что предки под волну попали. Что из тысячи вариантов мутации лишь один можно назвать положительным, а 999 отбрасывают вид назад.
— Понял! — просиял Тоби. — Злое добро и доброе зло. Веда рассказывала! Единство и борьба противоположностей!
Так… Кто тут говорил про микроцефалов?
Помощь Тоби здорово ускорила дело. Нет, в технике он не разбирался, но есть много операций типа «подержи», «подай», «принеси». Мы управились за полтора дня. Я оглядел разгром вокруг — для ускорения ремонта снимал запчасти с трех соседних вертолетов, попинал зачем-то переднее колесо. В нем давление восемь атмосфер, и оно твердое как камень. Но — традиция. Сел в левое кресло и запустил генератор. Вертолет ожил под моими руками, неуклюже развернулся на своих маленьких колесиках и выехал из ангара. Остановился, отрулив от ангара метров на двести.
— Выйди из кабины, — сказал я Тоби.
— Почему?
— Первый полет. Не положено.
— А-а… — Тоби послушно спрыгнул на базальт взлетной полосы. Я защелкал тумблерами, готовя машину к взлету. Посыпалась дробь докладов.
— Контроль спин-генератора — к полету готов.
— Контроль гидравлических систем — к полету готов.
— Контроль электромеханических систем — к полету готов.
— Навигационный комплекс — к полету не готов.
— Автопилот — к полету не готов.
Ругнувшись, я запросил подробную информацию.
— Наземная система навигации не отвечает на запросы. Спутниковая система навигации не обнаружена. Диспетчерская служба не отвечает на запросы.
— Автономная работа. Режим — «Кошачий след», — скомандовал я.
— Принято, — согласился автопилот. — Навигационный комплекс к полету готов. Автопилот к полету готов. Машина к полету готова.
Это хорошо, что вертолет понимает команду «Кошачий след». Куда бы я ни полетел, автопилот запомнит маршрут и сможет вернуть машину назад. Повторит маршрут с точностью до нескольких метров.
Кладу руки на штурвал. Шесть биолет не сидел в кабине вертолета. И тот был маленьким, юрким, легким в управлении. Вместо штурвала на нем стояла ручка управления. Как на истребителях. Нас здорово гоняли инструкторы. Мы с Бонусом не возражали, но девочкам не нравилось.
— Откуда на неизвестной планете возьмутся вертолеты? — возмущалась Вулканчик.
— Неважно, чем вы будете управлять. Важна уверенность в себе, — убеждал пожилой пилот.
С трудом отгоняю воспоминания. Спин-генератор — в рабочий режим, винт — в рабочий режим.
Легкое гудение, лопасти винта раздвигаются, удваивая длину. Регулятор шаг-газ плавно вверх… Поехали…
Огромный пятилопастный винт приходит в движение. Все быстрее и быстрее. Ритмичное «тах — тах — тах — тах» сменяется торопливым «тур-тур-тур-тур». Я не спешу. Медленно наращиваю обороты, привыкая к машине.
Отрыв. Машина, чуть заметно покачиваясь, поднимается и зависает на высоте четырех метров. Проверяю чувствительность управления. Штурвал чуть вправо, чуть влево, вперед, назад. Тяжела, тяжела железяка. На такой бандуре полагается летать солидно, неспешно. Увеличиваю обороты и вертикально иду вверх. Горизонт распахивается как по волшебству. Красиво. Степь, леса… Видимость — миллион на миллион.
На высоте 60 метров рывком посылаю рычаг шаг-газ вверх до упора. Показалось, что перетяжелил винт, но свист генератора за спиной усиливается, винт набирает обороты, а кабину разворачивает влево. Бросаю машину вперед и вверх. Тихий хруст, длинная тень мелькает за фонарем кабины, и начинается тряска. Такая, что штурвал выбивает из рук. Еще не понял, что произошло, но левая ладонь бьет по красной кнопке аварийного отключения спин-генератора. Правая ловит штурвал. Шаг-газ вниз, винт — в режим авторотации. Это все — на рефлексах.
Понял! Отломилась лопасть винта. Какая, к черту, авторотация! Какой «подрыв» несущего винта?! Машина тридцать тонн весит. Еще винт поломан. Камнем вниз пойду. Уже иду. Не успею заглушить спин-генератор!!! Ему полминуты надо, мне от силы шесть секунд осталось… Идиотская высота — шестьдесят метров. Ничего не успеть…
Горизонт стремительно сжимается. Жалко… Красиво было.
Значит, конец? Глупо как… Хорошо, что не мгновенно. Время себя оценить. Страшно? Нет. Обыденно.
Иду к тебе, Звездочка.
В последнюю секунду распахиваю дверцу кабины. Их от удара часто заклинивает…
Открываю глаза. Живой. «Мы бессмертные», — говорил Бонус. Живой… Вот дерьмо! Где я?
— Очнулся? Вот и славно. Лежи, не двигайся.
Хочу спросить, что со мной, но губы не слушаются.
— Мысленно говори. Я тебя слышу. Ты разбил вертолет и слегка обгорел. Тоби тебя вытащил и тоже слегка обгорел, — объясняет Фиеста.
Извини, Звездочка, опять я опоздал на свидание.
— «Слегка — это как?» — мысленно спрашиваю Фиесту.
— Не беспокойся. Эпидермис хорошо восстанавливается. Ты почему спин-генератор не катапультировал?
Почему? Потому что космачи так не делают. Потому что корабль без генератора — гроб. Отложенная, растянутая на месяцы и годы смерть. В космосе мгновенная смерть предпочтительнее.
— «Не думал, что какой-то идиот полезет меня спасать.»
— Если ты скажешь это Тоби, я тебя убью, — говорит Фиеста. Я ей верю.
Лежу, изучаю потолок. Тела не чувствую. Видно, накачан лекарствами по самые уши. Медицина здесь не на высоте. Так часто бывает в колониях. Какое-то одно направление науки или техники развивается очень интенсивно. Обгоняет даже Землю. Остальные забываются. У колонии не хватает сил на все. Что здесь хорошо развито? Поправка: было развито? Сельское хозяйство. И спин-генераторы научились маленькие делать. Очень симпатичные, маленькие спин-генераторы.
Спин-генератор начинает плавиться с сердцевины. Металл там кипит. Очень быстро горячая зона раздвигается к стенкам. Но стенки холодные. Почему-то из-за этого во все стороны летят брызги. Нам показывали во время подготовки. Наглядный урок. Чтоб никому и в голову не пришла мысль стоять рядом с аварийным генератором. Поздно вечером вывезли на трейлере на пустырь старый генератор и резко заглушили. Брызги раскаленного металла очень красиво смотрелись на фоне темносинего неба.
Тоби полез под эти брызги, отстегнул ремни и вытащил меня из кресла. Дурак. Я дурак. Зачем распахнул дверцу? Он бы не смог ее открыть.
Входит оживленная Фиеста. Садится и изучающе смотрит на меня.
— Привет, летун.
— «Привет», — мысленно отвечаю я. — «Как там мой спаситель?»
— Лучше тебя. У него переломов нет.
У меня, значит, есть. Это новость.
— Ты интересное явление, — продолжает Фиеста. — Внес свежую струю в старое болото.
Я? Даже самому интересно.
— Концепция долга, — поясняет она. — Мунт живет для того, чтобы отдать долг. Даже Тоби этим заразился. Лежит и блаженствует, что вернул тебе долг.
— «Какой?»
— Ты спас его любовь. Он спас тебя. Сейчас половина сети забита выяснением, кто кому чего должен. Быть кому-то должным даже почетным считается. Вроде как причастность к большому делу.
— «Мода. На меня мода, на новые идеи.»
Фиеста, склонив голову, обдумывает мою мысль.
— Это тоже неплохо. Время от времени нужно будет запускать в сеть какую-нибудь новую моду. Твой опыт будет полезен, — улыбается мне и выходит из комнаты. Флаттер с легким цокотом спешит за ней, прикрывает дверь. А я возвращаюсь к изучению потолка.
Не в моде дело. Мунты заняты дохлым, бесполезным делом. Им не спасти планету. Они сидят в своих хуторах и не видят, что творится вокруг. А может, видят. Может, понимают, что дело проиграно, что все бессмысленно. Но старательно скрывают эту простенькую мысль друг от друга. Каждая видит, что поражение неизбежно, но боится открыться перед другими. Плохо жить без смысла жизни. И мужикам режут яйца, глушат из станнера и насилуют женщин. Воруют детей, чтоб воспитать из них яйцерезов и насильников. Это никому не нужно, но отказаться невозможно. Отказаться — значит признать поражение. А тут появляюсь я. Со свежей идеей — смысл жизни — вернуть долг. Новая игра. Можно на время забыть о старой.
А ведь о долге первой заговорила Веда, не я. Повесила на меня долг — потерянный робокатер — и отправила спасать Лиану.
Вспоминаю Веду. Резкая, решительная, уверенная. Надежная — говорит Лиана. Гордая, самоуверенная, надменная задавака с командирскими замашками. Но в сети ее уважают, этого не отнять. И моду насчет концепции долга раздула наверняка она. Железная леди с железной хваткой.
Лиана… Совсем еще девочка. Наивная, добрая, доверчивая. Или Фиеста — тоже добрая. Мудрая, все понимающая мать с сединой в волосах. Бездетная…
Что в них общее? Активная жизненная позиция. Трудолюбие, упорство. Повернутость на идее. Нет, не могут они играть друг перед другом. Видимо, за кастрацией мужиков и осеменением самочек на самом деле стоят неплохие шансы на выигрыш.
Какого дьявола я ломаю голову над их проблемами. Меня же это не касается.
По-прежнему не чувствую тела. Губы одеревенелые, но говорю голосом, и Фиеста не возражает.
— Фиеста, почему я всегда засыпаю перед перевязками?
— Не хочу, чтоб ты вопил как недорезанный поросенок. Меня это отвлекало бы.
— Что, так плохо?
— Откуда я знаю? Ты как бревно лежишь. Я тебя анестезиками накачиваю.
— Зачем?
— Глупый, чтоб твою боль не чувствовать. Если буду чувствовать твою боль, не смогу с тобой работать.
— Как Тоби?
— Ходит уже. К тебе пока не пускаю. Заболтает он тебя.
— Ничего…
— Да целы! Целы у тебя и руки, и ноги! — сердится Фиеста, прочитав мою тайную мысль. — Гениталии тоже целы. Все цело, успокойся. Я вчера просчитала на компе варианты посадки с катапультированием спин-генератора. Оказывается, ты был прав. Нельзя было его катапультировать.
— Почему? — спрашиваю я, будто меня это интересует.
— У облегченной машины увеличилась бы амплитуда раскачки.
— Тряски.
— Да, тряски. Это вызвало бы сильный изгибающий момент у основания лопастей несущего винта. В общем, остальные лопасти обломились бы вслед за первой.
— Только не говори, что мне повезло.
— Повезло. Ты остался бы без ног.
Я представил конструкцию кабины, как она сминается от удара, и понял, что Фиеста права. Убить бы того, кто ее проектировал.
— Сыграем в шахматы, — предлагает Фиеста.
— Знаешь, чему меня мама учила? Никогда не играй в карты с предсказателями будущего.
— Не поняла…
— Ты телепатка. Все мои задумки знать будешь.
— Мы по сети играем, — фыркает Фиеста. — Ты здесь, я в другом конце дома.
— Сыграем.
Флаттер устанавливает и включает большой экран. На экране шахматный столик с уже расставленными фигурами. Фиеста уходит и через минуту появляется на экране.
Первую партию играю вполсилы — и проигрываю. Вторую — в полную. Ничья. Но понял главное. Я Фиесте не соперник. Она играет на порядок сильнее меня. Значит, третью партию уступит. Чтоб мне было не скучно играть. Чтоб я не понял то, что уже понял. А если я не захочу выигрывать? У нее цель — проиграть, у меня — не дать ей проиграть. Игра над игрой…
Третья партия вылилась в блиц. Не знаю, как это получилось. Мы выкрикивали ходы все быстрее и быстрее. Флаттер едва успевал переставлять фигуры. И я выиграл. Даже сам не заметил, как. Фиеста последний раз окинула взглядом поле. Улыбнулась
— Ну и затейник ты… Все, хватит. Хорошего понемножку. Пора перевязку делать.
Проваливаюсь в сон.
Лежу, восстанавливаю эпидермис, изучаю потолок. Фиеста отучает меня от лекарств, поэтому все тело ноет как больной зуб от холодной воды. Входит Тоби. Двигается неуверенно. Чувствуется, что под одеждой на нем изрядно бинтов. И вообще, какой-то он смущенный. Неуверенно улыбается.
— Игнат, я посоветоваться пришел.
— Пришел, так садись.
— Тут такое дело, — Тоби пожимает плечами, разводит руки, морщится от боли. — Кое-кто предлагает меня в мунты утвердить. Ну, вроде как тебя. За то, что я тебя спас и на Лиане женился. А Фиеста хочет, чтоб я всех поблагодарил за оказанное доверие и отказался. А я не знаю, что делать. А Фиеста говорит, чтоб быстрей отказывался, а не то вся сеть переругается.
Какая-то дурочка, никогда не видевшая Тоби, решила сделать доброе дело. И вот взбудораженно гудит вся сеть. Они ничего о Тоби не знают, но думают, что вправе решать его судьбу. Интересно, что будет, если я брошу в сеть результаты теста на IQ? У Тоби он наверняка ниже 60.
— Тоби, у тебя есть друзья среди егерей?
— А как же! Андре, Хорст, Эрик, Роберт. Все егери друзья.
— Если тебя назначат мунтом, а их — нет, они будут тебе завидовать. А потом другие тоже захотят, чтоб их тоже в мунты выбрали. Обижаться будут.
— Так ты думаешь, мне нужно отказаться?
— Да, Тоби. Разве Фиеста плохого посоветует?
— Обидно… Я хотел перед Эриком похвастаться.
— Тоби! Чудак-человек! Похвастайся перед ним, что тебе предлагали мунтом стать, но ты отказался! Ты — егерь! Настоящий егерь свою работу ни на что не променяет. И вот еще о чем подумай. Когда голосовать будут, еще неизвестно, выберут тебя мунтом, или нет. А если ты сам отказался, то получится, что как бы достоин, но сам не захотел. Друзьям не обидно. И другие егеря в мунты проситься не будут.
Тоби удаляется, полный планов и восторгов. А я готов из бинтов выскочить. Неосторожно повернулся, теперь дергающая боль пять минут покоя не даст. Яйцерез чертов!
Каждую ночь летаю на вертолете. Это н