Щеглова Диана ОБ-РЛ-51 Поэтика русской литературы конца 19-начала 20 века 23.11.2020
Реализм, экспрессионизм или экспрессионизм в реализме в рассказе Л. Андреева «Большой шлем»
Творчество Л. Андреева не укладывается полностью в рамки одного конкретного литературного направления. В современной ему критике его творческий метод пытались охарактеризовать по-разному: критический реализм, фантастический реализм, неореализм, реальный мистицизм, экспрессионизм. Впоследствии он объявлялся то символистом, то экспрессионистом, то предвестником экзистенциализма. Сам Л. Андреев не мог с точностью сказать, к какому литературному направлению относится его творческий метод. Эстетические и художественные искания Л. Андреева отражали столкновение в его сознании реалистического и декадентского миропонимания, которые он пытался «примирить» в своём творчестве. Особенно отчётливо это прослеживается в его ранних рассказах, находящихся как бы на грани реализма и экспрессионизма, которые нельзя с точностью отнести к одному из этих направлений. Одним из таких рассказов является «Большой шлем», написанный в 1899 году, буквально на рубеже веков.
Сюжет рассказа вполне реалистичен: четверо людей по вторникам, четвергам и субботам собираются, чтобы поиграть в карты, т.е достаточно часто и многие годы они встречаются. Но при этом присутствуют такие черты экспрессионизма: героев осознание конечности всего существующего не только заставляет ощутить груз одиночества и отчуждённости, но и повергает в предсмертный ужас, через который они уже не в состоянии пробиться к жизни.
Герои рассказа, 3 мужчин и 1 женщина, жили в своем собственном мире, где главную роль играли карты, ставшие смыслом их ничтожного существования. Каждый из них, безусловно, имеет имя, но они настолько безлики, что автор начинает именовать их столь же безликим местоимением «они». «Они играли в винт три раза в неделю», «И они сели играть». Андреев представляет героев «серой массой», из которой абсолютно никто не выделялся. Мировоззренческая основа экспрессионизма - отчуждение человека от мира.
Тех людей, которые иногда навещали главных героев, автор именует «посторонними» не потому, что они действительно таковыми были, а потому, что главные персонажи испытывали лишь отчуждение друг к другу.
Игра продолжалась на протяжении 6 лет, за которые игроки должны были не только хорошо друг друга знать, но и стать близкими людьми. Но по прошествии стольких лет они так ничего и не узнали друг о друге. Знали только, что у хозяйки дома, Евпраксии Васильевны, в молодости был роман со студентом. Но почему она не вышла за него замуж, не помнила даже она. Единственный женский образ и тот изображён не просто старой девой, а обезличенным персонажем. Женщина, не помнившая причину своего незамужества после единственного в своей жизни романа, не может претендовать на то, чтобы хоть кто-то считал ее достойным субъектом общества. Настоящая женщина, как никто другой, будет хранить в памяти каждую минуту, проведенную с любимым человеком, и уж, конечно, никогда не забудет причины разрыва отношений. Подчеркнута гротескность образов, настроений, чувств, культ деформации в самых разных ее проявлениях – неправдоподобие чувства. Реализм объясняет симптомы чувства и все уравнено, а в экспрессионизме этого нет.
Евпраксия Васильевна, как и ее брат, не нуждается в деньгах, но она не понимает игры не на деньги, и поэтому, выигрывая любую ничтожную сумму, «она откладывала эти деньги отдельно, в копилку, и они казались ей гораздо важнее и дороже, чем те крупные кредитки, которые приходилось ей платить за дорогую квартиру и выдавать на хозяйство». Андреев подчеркивает, что выигрыш для хозяйки дома стал смыслом жизни. Деформация предметов превращается в формальное средство выражения субъективных эмоций, трагического мироощущения, как один из художественных приемов экспрессионизма.
Полное отсутствие информации о личной жизни друг друга приводит к тому, что после смерти одного из них оказалось, что герои даже не знали его адреса. А о существовании взрослого сына, как и о болезни Масленникова грудной жабой, с большим удивлением узнали только накануне его внезапной смерти. Андреев говорит этим о тех роковых силах, которые жестоко и насмешливо распоряжаются человеческой судьбой. В экспрессионизме смерть, рок играют огромную роль, так называемая активная субъективность автора, страстное выражение мысли автора.
Лишь на одно мгновение один из игроков после смерти Масленникова подумал: «Бесплодно и напрасно жил человек, всю жизнь лелеявший мечту о том, чтобы сыграть в большой шлем. И его партнер плакал от жалости к тому, кто никогда уже не мог узнать об осуществлении своей мечты, и от жалости к себе, ко всем, так как то же «страшно и бессмысленно жестокое будет и с ними, и со всеми». Герой плакал и сожалел не о человеке, с которым играл много лет подряд, а всего лишь о том, что Масленников был так близко от выигрыша, своей заветной мечты, но так и не узнал о большом шлеме. Но если бы Масленников остался жив и узнал о исполнении своей заветной мечты? Изменилась бы каким-нибудь образом его жизнь? Изменились бы духовные ценности? Нет! В основе экспрессионизма лежит философ течение экзистенциализм (экзистенция - проблемы существования, экзистенциальные проблем -проблемы одиночества), которое утверждает, что человек одинок в этом мире, что он пришёл без связей с близкими.
Самым ярким символом «той роковой силы, которая распоряжается героями», были карты. Андреев указывает, что «карты давно уже потеряли в глазах героев значение бездушной материи, и каждая масть, а в масти каждая карта в отдельности, была строго индивидуальна и жила своей обособленной жизнью». Становится ясно, что «жили» карты, а не игроки. Это игроки превращались в бездушную материю, а карты руководили их жизнями, становились правителями и распорядителями их судеб, а самое главное - смыслом их пустой жизни. Карты – чрезвычайно высокое использование приемов олицетворения (антропоморфизм) и даже персонификация, свойственные экспрессионизму – бездушные существа начинают жить своей жизнью: «Масти были любимые и нелюбимые, счастливые и несчастливые. Карты комбинировались бесконечно разнообразно, и разнообразие это не поддавалось ни анализу, ни правилам, но было в то же время закономерно. Люди хотели и добивались от них своего, а карты делали свое, как будто они имели свою волю, свои вкусы, симпатии и капризы » - а люди лишены этих многообразных переживаний.
Карты живые, т.к карты смеялись, ходили, имели такой вид, как постояльцы в гостинице, имели дерзкий и насмешливый вид, казалось, что карту знают о желании, нарочно не идут к нему, карты словно задумались в нерешимости – а переживаний, эмоций людей вообще нет – экспрессионизм сосредоточен на картах.
Финал: умирает Николай Дмитриевич. Якову Ивановичу жалко, что тот не узнает о том, что у него был большой шлем. Они переживают, где теперь им взять четвертого. И Евпраксия Васильевна, занятая соображениями хозяйственного характера спрашивает: «А вы, Яков Иванович, все на той же квартире живете?» - т.е если вы тоже помрете, куда вас вести.
В финале рассказа явственно ощущается незримое присутствие смерти, гнетущее дыхание вечности. Это один из ведущих мотивов экспрессионистов. Но даже она оказывается не в силах разорвать привычный, замкнутый, ограниченный круг жизни героев. Андреев и в этом своем рассказе не считает нужным входить в подробности описания личной и деловой биографии своих персонажей. Течение жизни героев и более чем равнодушное отношение их ко всему, что не имело касательства к игре, он стремится передать в одной фразе. Она неоднократно повторяется в произведении и, несомненно, является своеобразным ключом к пониманию общего замысла художника: «Так играли они лето и зиму, весну и осень. Дряхлый мир покорно нес тяжелое ярмо бесконечного существования и то краснел от крови, то обливался слезами, оглашая свой путь в пространстве стонами больных, голодных и обиженных».
В «Большом шлеме», как и в других рассказах Андреева, нельзя не заметить сугубую лаконичность в воспроизведении предыстории персонажей, а также отсутствие развернутых, детализированных объективно-нейтральных изображений социальной действительности.
На основании этого можно сделать вывод, что рассказ «Большой шлем» всё же сильнее сдвинут в сторону экспрессионизма. Но и реалистичность отрицать мы не можем - типичные герои в типичных обстоятельствах. Таким образом, мы можем говорить об экспрессионизме в реализме.