Введение
Я не представляюсь незнакомцам как мистер Спок. Но когда кто-нибудь отправляет письмо по адресу «Мистеру Споку, Голливуд, Калифорния», я единственный, кто его получит.
Большинство людей играют множество ролей в жизни: родители, дети, кормильцы, домохозяйки, братья, сестры, друзья и любовники. Но самая главная функция в рамках одной коллективной роли - самоидентификация.
Но не в моем случае. Меня отождествляют с двумя наименее специфичными ролями. Леонард Нимой - актер, и мистер Спок - вулканец.
«Я не узнал вас без ваших острых ушей». Я слышу это постоянно. Это шутка, добродушная, сказанная с благими намерениями, и это часть моей жизни.
Очевидное намерение - пообщаться со мной. «Вы - Леонард Нимой, актер, исполняющий роль остроухого вулканца по имени Спок в Звездном Пути».
Давайте поэкспериментируем с вариантами. «Вы - мистер Спок из сериала «Звездный Путь». Вы сейчас стоите здесь в облике человека по имени Леонард Нимой. Именно поэтому я с трудом Вас узнал!»
Еще один вариант. Родитель держит за руку своего растерянного ребенка и говорит, «Джонни, это мистер Спок. Разве ты его не узнал?» Ребенок пристально смотрит и в его глазах я не вижу ни капельки узнавания. Если он уже умеет говорить, он, конечно же, скажет, «Нет. Это не мистер Спок. У мистера Спока остроконечные уши и вздернутые брови и зеленоватая кожа и он носит прическу с челкой, и униформу с голубой туникой, черными штанами и сапогами и он - в телевизоре. У этого человека нет ничего такого, и он не в телевизоре, а стоит сейчас рядом со мной!»
Кто прав, родитель или ребенок?
Звездный Путь и ностальгия
Были времена, и многие из нас их помнят, когда различия между плохими и хорошими парнями были понятны с первого взгляда. Когда мы вступили в войну, мы знали, конечно же, кем был наш враг и за что он боролся, и мы крепко верили в то, что были правы: Бог был на нашей стороне, а враг стоял за все негативное, злое и за право быть победителем. Свобода была простым понятием и относилась ко всему важному, что мы защищаем. Правда, мы иногда находили себя со случайными знакомыми инопланетянами, но объединяясь общими усилиями, мы отбрасывали политические и идеологические различия в наших законах для борьбы с более очевидным общим врагом.
В последние годы произошли основные сдвиги в сторону ностальгических аспектов прошлого. Благодаря романтическим понятиям возможно отделение хорошего от плохого. Звездный Путь четко вписывается в такого рода мышление. Очевидно, что звездолет Энтерпрайз - это хорошая вещь. Очевидно, что экипаж действует как успешная команда хороших парней с целью вершить «хорошие дела». Очевидно, что клингоны - плохие парни. У них нет ни одного оправдывающего их качества, и они должны действовать решительно и агрессивно. И естественно, что Энтерпрайз с экипажем противостоят им. Легко понять, за кого надо болеть. Правда, наравне с этим возникают вопросы о различных психологических позициях среди разных членов экипажа и среди экипажа Энтерпрайза и, конечно же, группы индивидуумов, которых мы видим. Но большая часть парней на Энтерпрайзе - это парни в белых шляпах и опасность для них представляет опасность для зрителей. Их успех - это успех и зрителей.
Понятие невмешательства Звездной Федерации в ретроспективе выглядит как, возможно, самый очевидный урок, который может быть дан нашему современному руководству. Энтерпрайз находится в миссии, которая отвергает вмешательство в естественный ход эволюции любого общества. Они предлагают помощь и сотрудничество без навязывания своей политики, идеологии или стиля жизни.
Все восхитительно просто. Легко для восприятия, весело смотрится, без какого бы то ни было внутреннего конфликта самовосприятия. Без этого конфликта наше общество было бы не настолько запутанным.
Сегодня, спустя семь лет после выхода последнего эпизода, сериал «Звездный Путь» стал легендой. Я горд тем, что связан с этим шоу. Я чувствую, что затрагиваемые вопросы философии и морали для каждого из нас связаны с реалиями нашей жизни.
Шоу, несомненно, повысило мою самооценку и подарило ощущение необходимости, в особенности, отношения с моим персонажем мистером Споком дали мне постоянный ориентир для достойного отношения к жизни как человека. Поэтому, эта книга посвящается с чувством глубокой благодарности всем тем замечательным людям, которые отдали много своей креативности и энергии для создания чего-то особенного в сериале, и, конечно же, миллионам зрителей, которые хранят сериал в своем сердце.
Связь чужаков
Я помню, как сидел в темном кинотеатре в субботний полдень. На экране был великий актер в одной из классических ролей всего времени… Чарльз Лоутон, согнутый, несущий на себе преувеличенный вес, горб на своей спине. Он был уродом, чудовищной ошибкой природы, изгнанным на колокольню Нотр Дама, отвратительное, бесформенное существо, названное «Квазимодо», горбун Нотр Дама.
Я наблюдал, как они выставили его на всеобщее обозрение на деревянный круг в церковном внутреннем дворе. Они били его кнутом. Я не помню, почему. Был замечен пьяным в обществе или что-то в этом роде. Толпа издевалась над ним, смеялась над его болью и унижением. Время наказания кнутом прошло, а он все вращался на круге, привязанный к нему канатами. Ему сильно захотелось пить, и он воскликнул «Воды!» Толпа засмеялась.
И снова он попросил воды голосом полным боли. Толпа снова засмеялась, и кто-то плеснул ему содержимое помойного ведра. А затем явилось прекрасное. Очаровательная Эсмеральда, не смотря на страх перед этим отвратительным, противным существом, дала ему воды.
И позже, когда наказание закончилось, и брат горбуна вернул его в собор, я услышал слова. Квазимодо поднял голову к брату и простым предложением тронул мое сердце. «Она дала мне воды». Я был рад, что в кинотеатре было темно, и я мог спокойно заплакать, и я плакал.
А потом было еще другое. Борис Карлофф. Мы дрожали в страхе, когда монстр Франкенштейна ожил. Вся эта ужасающая величина и мощь. Жестокая бессловесная сила. Он тихо подкрался и оказался за спиной героини, и мы ей кричали, «Берегись! Обернись, он прямо за тобой!» Это было страшно. Но затем он вырвался. Сбежал! Ничем не сдерживаемые смерть и ужас. Он прошел мимо маленькой девочки, и мы знали, что произойдет самое ужасное. Это жестокое существо убьет ее! Разорвет ее на кусочки. Она не боялась. Она была не достаточно мудрая, чтобы бояться. Она попыталась играть с ним. И в этот момент, когда мы все думали, что сейчас ее жизнь закончится, она протянула ему цветок… и выжила. Она пробудила что-то в этом существе и выжила.
И теперь, как Спок, я играю один из таких моментов. В одном из эпизодов, когда леди предлагает мне свою любовь, завершается связь от Лоутона - к Карлоффу - к Нимою. Любовь объединяет человека и чужака-инопланетянина.
Этот момент, когда мы все касаемся человечности в этих творениях, которые, предположительно, не являются людьми, когда персонаж Спок, монстр Франкенштейна или Квазимодо говорит, «Я тоже нуждаюсь в любви». Миллионы отзываются и любят этих несчастных, потому что мы все нуждаемся в любви, и мы все их понимаем. Когда затронуты чьи-то чувства, цветком или глотком воды, тогда мы все проникаемся этим прикосновением, и мы можем плакать о них и о себе. Слезы объединяют нас. И сейчас я осознаю, что все это было подготовкой к роли Спока. Страдания сердца Квазимодо внутри столь отвратительной оболочки. Любовь к монстру, который пожалел ребенка. Присоединится к человечеству, чтобы делиться пониманием и состраданием.
Это был простой и очевидный опыт, послуживший своеобразной подготовкой к роли Спока, который явно не был человеком. Спок не был моим первым опытом в исполнении роли чужака.
В 1960, когда я учился актерскому мастерству с Джеффом Кори, я встретил Вика Морроу. Вик был известен своей работой в фильме Школьные джунгли, и вскоре должен был стать звездой сериала Комбат. Он недавно вернулся из Нью-Йорка с производства фильма по пьесе Жана Жене Высокий надзор. Пьеса Жене была доступна только в среде андеграунда, и никогда не ставилась на подмостках Западного побережья. В конце концов, Черные, Горничные, Балкон были поставлены на сцене. Морроу приобрел права на постановку Высокого надзора на Западном побережье и запланировал, что первый показ произведения Жене будет проходить именно здесь.
В фильме снимались Майкл Форест в роли осужденного убийцы «Зеленые глаза», Пол Мазурски, который позже спродюсирует, напишет и снимет такой фильм как Боб и Кэрол и Тэд и Эллис и Гарри и Тонто, сыгравший симпатичного вора по имени «Морис», и я, сыгравший, конечно же, интеллектуально отчужденного персонажа. Три героя сидят в тюремной камере во Франции. Каждый из них борется за создание или сохранение личности. Из всех троих, Зеленые глаза и Морис, это те, кого Жене назвал представителями мира криминала. Они оказались в мире криминала в силу определенных обстоятельств и по воле судьбы. Мой персонаж, «Ле Франс», здесь по собственному выбору. Он сделал осознанный выбор в пользу этого мира, т.к. отождествлял себя с ним. В конечном счете, тюремное общество отвергает его, как организм отвергает неподходящую почку. Это произошло, даже не смотря на то, что он совершил убийство в отчаянно попытке быть принятым своими сокамерниками. Он совершенно чужд обоим мирам - обществу снаружи и обществу за тюремными стенами. В определенном смысле, он сделал даже лучше, чем надеялся. В попытке отчуждение от одной группы для присоединения к другой, он получил статус абсолютного чужака, и, осознав, он наслаждался этим.
Производство привлекло много внимания кино- и теле-индустрии. Я получил толчок в своей актерской карьере, которая до этого двигалась очень медленно. Это была еще одна причина, по которой характер чужака приблизил меня к публике и признанию в мире кино.
Я никогда не мог до конца понять, почему именно я был выбран на роль мистера Спока. С точки зрения метафизики, это являлось закономерным. Легко допустить, что Джин Родденберри имел безошибочный инстинкт в выборе правильных актеров на правильные роли. Несмотря на эти вещи, справедливо будет заметить, что Джин не всегда действовал безошибочно.
Было много случаев в моей актерской карьере, когда я отчаянно желал получить определенную роль. В некоторых случаях я выступал на пределе возможностей для получения желанной роли. Многие из этих попыток проваливались. Один или два раза я успешно убеждал скептически настроенных режиссеров или продюсеров. Но, в подавляющем большинстве случаев, решение об актерском составе происходило в напряженной атмосфере, которая не оставляла места для личного мнения актера.
Когда меня пригласили на встречу с Джином Родденберри, я думал, что это будет прослушивание. Я не до конца понимал, как реагировать на это, когда обнаружил, что мне продают роль.
До того, как вышла первая пилотная серия Звездного Пути, я пять лет преподавал актерское мастерство.
В 1960 году, будучи студентом в моем классе 2 года, Джефф Кори попросил преподавать для него. Я работал 2 года и потом открыл собственную студию, в которой я проработал еще три года.
Основой обучения была система Станиславского. В моем случае, я особенно практиковал способ, который понимался им как Построение характера. Многое зависело от одежды, которую я надевал. Надевание кепки позволяло мне почувствовать себя бравым и романтичным. Старая рабочая куртка, рабочие ботинки и старая засаленная кепка позволяли меня чувствовать себя немного потрепанным. Одежда персонажа оказывает такой же внутренний эффект, как и грим. Это два различных элемента, которые ведут меня к сути персонажа. Внешность - также немаловажный фактор.
В 1951 году я снимался в главной роли в очень скромном фильме Малыш Монк Барони. Это был огромный прорыв для 20-летнего юноши, обитающего в Голливуде год. Это была история об итальянском юноше с Восточного побережью Нью-Йорка, рожденного с обезображенным лицом, который в итоге стал боксером. Ли Гринуэй был нанят для работы с гримом, который требовал резиновых накладок, изображающих деформации лица. Когда он накладывал их на мое лицо - рот, нос, лоб - я осторожно изучал себя в зеркале. Я не был актером, в совершенстве овладевшим мастерством, но инстинктивно мои эмоции подстраивались под мое новое обличие. Я начал узнавать внутреннюю жизнь этого лица - беззащитность, скромность и застенчивость, вспышки ярости, паранойя.
Я нашел дом за этим гримом. Я был в большей уверенности и комфорте, чем когда я, как говорится, играл «симпатичного молодого человека».
Со времен Малыша Монка Барони я играл персонажей вне основной социальной массы - обособленных, неравноправных и инопланетян. Я вырос по соседству с богатой итальянской культурой. Большинство моих друзей детства были итальянцами. Будучи евреем, я всегда ощущал различия между нами, некоторую отчужденность. Наша дружба резко заканчивалась у дверей церкви.
Когда мне было 17, я играл роль Ральфи - сына-подростка из семьи Бергер - в любительской постановке «Проснись и пой» Клиффорда Одетса. Действие происходило в матриархальной еврейской семье во времена Великой Депрессии. Ральфи борется и изнывает под властью своей матери, ищет свое место и, в конечном счете, устраивает свою собственную жизнь при помощи денег от страховки его дедушки. Эта роль, молодого человека, окруженного враждебной и репрессивной обстановкой, нашла отклик, и именно поэтому я решил начать актерскую карьеру.
С тех пор я сыграл множество разных ролей. Но мне до сих пор более комфортно в ролях, которые продолжают ряд: Ральфи - Монк Барони - Спок. Одной из ролей, которую я исполнил с большим наслаждением в последующие годы, была роль Тевье в пьесе «Скрипач на крыше». Это снова был человек, который пытался справиться с резкими социальными изменениями в его привычной среде, боролся за сохранение рушащихся традиций, и все еще считался чужаком в советском обществе.
Артур Миллер писал, «Все пьесы, которые мы зовем великими, не говоря о тех, которые мы называем серьезными, в конечном итоге затрагивают некоторые аспекты единственной проблемы: Как человек может во внешнем мире создать дом? Как и какими средствами он должен бороться, что он должен стремиться изменить и преодолеть в себе и вокруг себя, если он ищет безопасности, хочет быть окружен любовью, ищет простоту души и чести, что, видимо, у всех людей связывается с идеей семьи?»
Эта идея всегда волновала меня, и она отразилась на персонаже, о котором я недавно упомянул. В широком смысле это отразилось и на Споке, и на самом сериале «Звездный Путь».
Несколько значимых телевизионных персонажей за последние годы кажутся мне основанными на идее «человека из собственной стихии». «Коломбо», неряшливый, трудолюбивый детектив, часто находится в окружении богатых противников, живущих в комфорте, благородных по происхождению и имеющих значимость в обществе. Почти извиняющимся тоном он проводит расследование преступления практически до тех пор, пока, с легким смущением, не осознает то, что его лучшая социализация - это убийца.
МакКлауд - деревенский мальчик, который должен был затеряться в Большом городе. Но он действует довольно неплохо. Последний Петрочелли противостоит на Юго-западе созданному в обиде образу «Южного адвоката».
Мои ранние годы в Голливуде прошли под сильным влиянием Марлона Брандо. Униформой были футболка и джинсы. Район Сансет Стрип был очень спокойным в 50-е годы. Я работал в кафе-мороженом до часа дня, а затем проходил несколько кварталов, чтобы добраться до своей квартиры. Меня постоянно останавливали полицейские. «Где ты живешь?» «Откуда ты приехал?» «У тебя есть какие-нибудь документы?». У меня были документы, и в конечном итоге полицейские стали меня узнавать, и просто махали, проезжая мимо.
Дом, в котором я жил, являлся бывшей резиденцией Рут Роуман, еще одним уроженцем Бостона, которая достигла славы в фильме Чемпион с Кирком Дугласом. Я покинул театр Пасадены через шесть месяцев и связался с ней. Она посоветовала этот дом, потому что комнаты в нем стоили дешево, и я мог окунуться в атмосферу молодых актеров и актрис. Через несколько месяцев она сыграла испанскую леди в вестерне Даллас с Гари Купером. По сценарию, у нее был младший брат, получивший образование в Бостоне. Это был желчный молодой человек, ставший калекой в результате пулевого ранения в ногу. Она дала мне сценарий. Я его прочитал, и почувствовал себя как дома в этом отчужденном персонаже. Мой агент организовал прослушивание. Я встретился с продюсером и режиссером, которые решили устроить мне пробы через 2 недели. Это был колоссальный прорыв! Я был уверен, что получу роль, но даже если не получу, результаты моих проб будут доступны, потому что они будут на пленке, которая будет отдаваться и демонстрироваться и в других студиях.
Спустя две недели, в тот самый день, мне позвонили и сказали приехать на студию Warners «немедленно». Я был смущен. Если у меня будут пробы, меня должны были предупредить заранее. Когда я приехал, я обнаружил, что работа над фильмом в самом разгаре и его уже снимают. Мой герой должен был появиться на съемочной площадке на следующий день. Мне предложили прочитать текст. Я сделал это и тут же был отправлен домой. На следующий день мне позвонил мой агент и сообщил, что на роль взяли другого актера и команда покинули прежнюю съемочную площадку. Продюсер, который проводил много времени в своем офисе, не принимал звонки ни от моего агента, ни от меня. Я сел в автобус и приехал на студию, проскользнул мимо охранника и направился в офис продюсера. Секретарша сообщила ему о моем визите. Он сказал, что занят. Тогда я сказал секретарше, «Я подожду», и сел, чтобы ждать до последнего.
Мне кажется, я тогда выглядел как герой Джона Гарфилда в его фильмах 40-х годов. Прошло около получаса. Секретарша нервничала и была смущена. Она позвонила снова, «Мистер Нимой все еще ожидает вас». И затем я услышал голос из телефонной трубки и одновременно из-за запертой двери кабинета. «Скажи ему, чтобы убирался к черту, иначе я вызову службу безопасности студии». «Да, сэр», тихо сказала она и положила телефонную трубку. Было видно, что она сочувствует мне, но она знала, как должна вести себя в подобных ситуациях, поэтому сказала мне, «Он сделает и это», «Да, я его слышал…», ответил я и ушел.
На следующий день, на первой странице газеты Variety рассказывалась история о том, как режиссеры и продюсеры компании Warners жаловались на то, что актеры и агенты приезжают без предупреждений и прерывают работу. Служба безопасности предпримет все меры, чтобы впредь избежать подобных инцидентов.
Это было идеально. Когда мне отказали от роли пришельца (чужака) в этом фильме, я сыграл ее прямо в офисе и потом был изгнан с их планеты!
Я слышал истории про актеров, которые «врывались в Голливуд» во взятых на прокат Роллс Ройсах и назначали встречу представителям киноиндустрии в отеле Беверли Хиллз. Мой подход был обратным. Я носил джинсы и у меня был старый и грязный обычный автомобиль. «Я актер. И если я вам нужен, вы примите мои правила, не смотря на мои отличия от вас». Звучит, как слова мистера Спока, не так ли? В мистере Споке я, наконец-то, нашел все самое лучшее от обоих миров: получил всеобщее признание и одобрение общественности, и все еще был в состоянии играть отчужденного инопланетянина с вулканским характером.
Я не Спок
Я не Спок. Тогда почему я поворачиваю голову, когда кто-то обращается ко мне этим именем? Почему я чувствую себя неуютно, когда кто-то говорит «Что случилось с вашими ушами?» Я не Спок.
Тогда почему я ощущаю удивительное тепло, когда слышу или читаю комплимент в адрес вулканца?
«Спока в президенты!» гласит наклейка на бампере едущей впереди меня машины. Это наполняет меня гордостью, и я улыбаюсь. Я не Спок.
Но если не я, то кто? И если я не Спок, то кто тогда я?
У меня есть брат Мелвин. Он живет в трех тысячах миль от меня. У нас отличные отношения. Но это другое. Да, если кто-то хвалит его, я этим горжусь. Если кто-то ругает его, это меня огорчает. Но он - это он. Я - не он, а он - не я. Мы с братом существуем независимо друг от друга, в отличие от нас со Споком. Итак, Спок не мой брат.
Так что же за отношения между мной и Споком? Мы как корсиканские братья? Если один, находясь в тысяче миль от второго, будет ранен, брат почувствует его боль! Эмпатия. Возможно, это и есть ответ. Но есть различия. Корсиканские братья могут находиться одновременно в разных местах. Но Спок и я - никогда.
Это намного сложнее. Даже хуже. Вопрос в том, кто я без Спока? Существую ли я или буду существовать без него? А кто он без меня? Я предполагаю, что ему будет лучше без меня, чем мне без него. Это волнует меня. Вернее будет сказать, беспокоит.
Именно поэтому я пишу эту книгу. Возможно, если я все это вылью на бумагу и увижу слова, посмотрю идеям прямо в лицо, я смогу понять. Я смогу лучше разобраться в том, кто я, а кто он. У нас со Споком идет уникальная игра в «Я в порядке. МЫв порядке».
Я смогу узнать о себе то, что миллионы знают обо мне лучше, чем я. Если я смогу увидеть себя глазами других людей.
Недавно я сидел с группой актеров, с которыми только познакомился. Мы говорили о театре, пьесах, телевиденье, персонажах. Отличная была беседа. И когда я собрался уходить, одна актриса сказала, «Леонард, мы вас любим». Я улыбнулся и был польщен. Я сказал, «Спасибо», но мне хотелось ответить, «При встрече я ему передам».
Она любит Спока! Я знал это! Но кому еще она адресовала эти слова? Они должны были быть сказаны мне, вернее, для меня. Да, это было чувство товарищества. Актер говорит актеру. Создатель персонажей говорит другому, чей персонаж стал легендарным.
Это мило. Даже больше, чем мило, это великолепно. Но за моим плечом безмолвно стоит ревнивый и вездесущий вулканец!!
СПОК: Скажи ей, что я принимаю ее комплимент, более эмоциональный, чем могло бы быть.
НИМОЙ: Какой комплимент?
СПОК: Она сказала, что они любят меня.
НИМОЙ: Она такого не говорила. В частности, она сказала «Леонард, мы вас любим». И я знаю, что с твоим слухом все в порядке!
СПОК: Если ты так уверен в ее намерении, почему ты так взволнован?
НИМОЙ: Это смешно. Каждый раз, когда я получаю комплимент, ты присваиваешь его. Ты забираешь его себе!
СПОК: Она сказала тебе, что комплимент не только для меня?
НИМОЙ: Нет!
СПОК: Тогда как ты можешь утверждать, что комплимент сделан только тебе?
Видите, что я имею ввиду?
Я выходил на сцену в постановке Калигулы каждый вечер, убежденный в том, что я - Леонард Нимой, хорошо преподносящий роль безумного императора. «Мы решили быть логичными». Это была одна из моих реплик. И каждый вечер я опасался ее. Каждый раз я боялся того момента, когда эти слова сорвутся с моих губ. «Логика» - это его слово. Это слово Спока, и все об этом знают. Но я должен сказать эти слова. Я хотел проглотить их, разжевать их, выплюнуть их больше, чем сказать! Почему? Потому, что как только эти три слога пронесутся по театру, он будет здесь! Пришелец будет здесь, требующий того, что принадлежит ему! Личность.
Я борюсь с этим. Каждый вечер. Я приближаюсь к этому моменту, как приближается к препятствию лошадь, которая не хочет прыгать, но знает, что обязана это сделать. Я ищу выход, я боюсь момента, когда я смогу услышать и, конечно же, услышу смех, последующий за этой репликой. Это всеобщий смех узнавания, который говорит, «Он здесь. Спок здесь».
СПОК: Приветствую - тебя давно не было видно.
НИМОЙ: Да, я играл в пьесе в Остине, штат Техас.
СПОК: И как называется пьеса?
НИМОЙ: Калигула.
СПОК: Ах, да - римский император.
НИМОЙ (удивленно): Верно! Ты знаешь его историю?
СПОК: Он был абсолютно сумасшедшим человеком….
НИМОЙ: Говорили, что он был хорошим человеком до тех пор, пока не начал страдать психическими расстройствами.
СПОК: Да, я также помню другую теорию, объясняющую его сумасшествие тем, что он выпил приворотное зелье, данное ему любовницей.
НИМОЙ: Правильно!
СПОК: Кто является автором пьесы?
НИМОЙ: Альберт Камю. Когда он ее написал, ему было всего лишь 25 лет.
СПОК: Ах, да… Французский экзистенциалист. Современник Жан-Поля Сартра и Андре Жида…
НИМОЙ: Спок, ты меня удивляешь.
СПОК: Несомненно… и какова его тема?
НИМОЙ: «Люди умирают, и они несчастны».
СПОК: Ах,… стремление к счастью часто имеет трагические последствия.
НИМОЙ: Позволь мне объяснит тебе это иначе. Калигула в своем безумии хотел «изменить положение вещей»… научить своих людей требовать намного больше от себя и других.
СПОК: И какими были его методы….?
НИМОЙ (нерешительно): Он настаивал на том, чтобы все их действия основывались больше на логике, чем на эмоциях.
СПОК: Блестяще! Я должен перечитать Камю.
НИМОЙ (оказавшись в западне): Но Калигула безумный…В конечном итоге, он потерял все.
СПОК: К сожалению, хорошая идея теряется в руках неуравновешенного человека.
НИМОЙ: Спок… это соревнование между нами глупо…
СПОК: Я не думаю, что оно существует…
НИМОЙ: Ну, оно существует… и это глупо… не забывай, что я реален, а ты - всего лишь выдуманный персонаж.
СПОК: Ты в этом уверен?
Я не Спок. Но я близок к нему. Ближе, чем кто-либо другой. Насколько близко друг к другу могут быть люди, занимающие одно тело и одно пространство?
Да, есть и положительные результаты. Благодаря ему у меня есть зрители и сцена. Но это должно быть общим. Я издал два поэтических сборника. Они были широко распространены и хорошо приняты. Одно слово, которое чаще всего приходит на ум в связи с этим- «неожиданно». Почему неожиданно? «Потому что», отвечаю я, «поэзия - это чувственное». «Спасибо, но почему это должно быть удивительным?» «Потому, что никто не ожидает чувственной поэзии от холодной, рациональной, прагматичной, логичной персоны». «Но ведь это сказано про Спока! Я не Спок!» «Да неужели?»
Мне нравится быть Споком. Но также мне нравится быть собой. Мне нравится быть собой вне зависимости от него. Я стараюсь, очень, но это тяжело. Иногда, я думаю, что у меня получается. Иногда я работаю над этим, погруженный в собственные мысли. Быть Леонардом Нимоем. Иногда мне кажется, что у меня получается! Но потом я сажусь в самолет, и кто-нибудь приветствует меня вулканским салютом. Или какая-нибудь милая леди попросит у меня автограф, и я с удовольствием напишу «Леонард Нимой», а потом она скажет, «Пожалуйста, напишите - мистер Спок. Именно под этим именем мой сын знает Вас».
Иногда я устаю от подобных явлений и просто пишу - Спок. Я говорю себе, что это быстрее. Пять букв против двенадцати. Но кого я пытаюсь обмануть? Никого. Я делаю это, потому что читаю в глазах ребенка «Я люблю вас, мистер Спок», и если я напишу другое имя, я предам двоих: малыша и Спока, но я не могу этого сделать. Я не хочу причинить ребенку боль, и я должен быть справедлив со Споком. Я думаю, он сделал бы для меня то же самое.
Я не Спок.
Но если у меня будет шанс быть кем-то еще, я выберу Спока. Если кто-нибудь скажет «Ты можешь быть любым героем когда-либо сыгранным на телевидении», я выберу Спока. Он мне нравится. Я восхищаюсь им. Я уважаю его.
Если у кого-то будет волшебная палочка, и он сможет сделать так, чтобы Спок исчез, я этого не позволю. Я выберу оставить его в живых. На самом деле, у меня нет такой возможности. В любом случае он будет рядом. Но если у меня появится такой выбор, я буду поддерживать Спока. Он останется для чего-нибудь, и этим самым заставит меня чувствовать себя хорошо. Достоинство, честность и нечто большее. И когда любое из этих качеств отражается на мне, это заставляет меня почувствовать себя хорошо.
Но я не Спок.
Моя дочь Джулия родилась 21 марта 1955 года, в 21:30 по восточному времени в Атланте, штат Джорджия.
Мой сын Адам родился 9 августа 1956 года 23:22 по тихоокеанскому времени в Лос-Анджелесе, штат Калифорния.
Два чуда. Но в то же время - ничего необычного. Необычность предполагает для меня непривычность. Эти двое являются чудесными для меня, потому что подобное происходило со мной всего два раза в жизни, но в то же время, в мире рождается ежедневно тысячи детей. Мы называем их «чудесными», а затем снова беремся за свои дела.
Когда родилась Джулия, я был в соседней комнате. Я слышал муки родов, я слышал тишину облегчения от боли. Я слышал первый крик дочери и посмотрел на часы.
Когда родился Адам, я был на расстоянии трех тысяч миль, работал в Нью-Йорке в сериале. Позвонил телефон. Мой тесть сказал «У тебя родился сын!» и сообщил о здоровье жены и ребенка, и я посмотрел на часы.
Физически и духовно я участвовал еще в одном рождении - рождении инопланетянина - Спока. И присутствовал, и участвовал больше, чем в тех двух случаях рождения. Я испытывал муки родов, но не думаю, что я - мать. Докторов не было, это была не медицинская процедура. Не было первого крика и не было процесса запоминания времени. Тогда я не смотрел на часы.
Это расстраивает. Я не знаю, когда точно это произошло. Я вызываю воспоминания того момента, когда посеяно семя этой жизни. Я до сих пор помню лицо Джина Родденберри, человека, благодаря которому это произошло. Я воспроизвожу в памяти его голос и слова, но я так и не могу точно сказать, где и когда произошло рождение, и меня это расстраивает.
Я дал жизнь, или, вернее будет сказать, присутствовал при рождении других персонажей. В некоторых случаях я могу вспомнить момент, когда эта новая жизнь появилась. В некоторых случаях - не могу, но это меня не беспокоит. Но не в этом случае. Это для меня важно.
Это существо, конкретное существо, до сих пор здесь и ощущается вполне реальным. До сих пор со мной, во мне, с миллионами других. Оно до сих пор влияет на мою жизнь и на многие другие. Живет благодаря мне, идет туда же, куда и я, делает то, что делаю я. Влияет на мою речь, мою походку, мои мысли, мою жизнь.
Мои дети, Адам и Джулия, выросли. Они уже «отучились в школе». Но этот инопланетянин, даже не смотря на то, что вырос, никогда не «отучится». Я предполагаю, если бы я знал, когда он начал учиться, я бы мог иметь представление о том, когда он закончит. Фактически, я желаю, чтобы он отучился.
Я желал этого рождения. Морально я работал над ним намного больше, чем над всеми другими. Но где-то я потерял контроль. Это существо, этот персонаж, эта «жизнь» прокралась в меня. Не в один определенный, точный момент, во множестве крошечных событий, в нескольких мини-рождениях, в период в почти полтора года. Начиная с первой встречи с Джином Родденберри, начавшей зарождение этой жизни, через недели размышлений и созревания. Через бесчисленные часы, проведенные около зеркал. Через бесконечные утомительные встречи с костюмерами. Через беспокойные ночи размышлений, метущихся в моей голове, возникающие части идеи и попытки сложить их в единое целое, сохранить одни и отбросить другие.
Было преждевременное полурождение в так называемой «Первой пилотной серии Звездного Пути». А потом снова возвращение в утробу на год и даже больше. Была даже полусмерть, когда телеканал Эн-Би-Си отверг первую пилотную серию и, в особенности, моего персонажа. «Неправильно», сказали они, «это не должно жить. Эта странная форма жизни не должна существовать». У них не было идей на счет того, как этот упрямый субъект сможет существовать. Как поступить с этой жизнью!
Они успешно умертвили всех остальных персонажей мира, который зовется Звездный Путь. Просто. Не было рыданий. Не было криминального расследования - не было запроса на него. Они просто решили сделать вторую пилотную серию, и так родилась новая команда. Капитан Кирк, доктор МакКой, Скотти, Сулу, Ухура, и еще один. Но он, персонаж по имени Спок, отказался умирать. Он просто наблюдает, возможно, внутренне улыбается и терпеливо ждет. Потом он занимает свое место в этом воссозданном, вновь разрешенном, заново заселенном обществе и он снова живой. И он живет. Ох, как он живет.
Я полагаю, что могу произвольно назвать искусственную дату рождения. Четверг, 8 сентября 1966 года, в 7:30 по восточному времени. Первое появление на экранах сериала «Звездный Путь» и мистера Спока. Но это почему-то меня не устраивает. Персонаж был рожден задолго до этого. В этой книге я буду вспоминать моменты, в течение которых был создан персонаж, и это было задолго до того самого дня в сентябре, и любой из них может более подходящим для «даты рождения». И, возможно, это и есть ответ. Возможно, у Спока было несколько рождений. И возможно, что разные черты персонажа были рождены в разное время. И до сих пор я ищу ключевой момент.
В мае 1975 года я репетировал в одном из театров Drury Lane в Чикаго пьесу «Кровать с балдахином», написанную для двух актеров и идущую в театрах последние 40 лет. У моей партнерши, Анны Эггерт, и у меня не было правильного настроя, чтобы сыграть первую сцену пьесы - молодая пара входит в спальню во время их первой брачной ночи. Это очаровательная сцена. Потом играть ее было одним удовольствием. Но она и я уже были в возрасте зрелости, мудрости и давно пережили то, что сейчас переживали юные молодожены.
День за днем репетиции проходили не так, как надо. Настолько неправильно, что это ранило. Но потом, на восьмой день репетиций это случилось. Я посмотрел на нее, и она была моей невестой, молодой, глупенькой, очаровательной и прекрасной. И, должно быть, она тоже видела своего молодого жениха. Удивленного, пораженного и смущенного. Персонажи были рождены, и сцена была готова. И когда мы закончили, я знал, что все получилось правильно, я погрузился в глубокую депрессию. Я с сожалением осознал, что просто оглянулся на собственную невинность.
Это было глубокое чувство неудачи; это было романтичным, но не реальным. Потому что, по правде говоря, это был очень болезненный момент для меня, также, как и для многих из нас. Но я прикоснулся к вселенской «потери невинности», о которой пишут поэты. Актер во мне почувствовал облегчение, потому что у меня появился контроль над персонажем. Но человек во мне почувствовал нечто другое. Это был момент и опыт, который я постоянно вспоминаю, когда бы я ни подумал о «Майкле» из Кровати с балдахином.
В случае со Споком, время прошло и я сожалею, что никогда не наступит момент, когда я смогу оглянуться и сказать, «Вот когда он был рожден».
Так что на счет меня? Почему я? Почему я связан неразрывной пуповиной с этим созданием? Что подсказывает в моем происхождении, моих прародителях, моем детстве, моем окружении о том, что эта связь должна была появиться? Что подготавливало, что готовилось, думало, фантазировало, вело к тому, чтобы сказать, «Ага! Вот как все это начиналось! Вот почему он был выбран!». Ничего. Абсолютно ничего.
Если бы составили список всех членов Гильдии Киноактеров и повесили его на стену, а Джин Родденберри кидал дротик и на роль был бы выбран тот актер, в имя которого попала острие дротика, в выборе было бы столько же смысла, по крайней мере, выраженного логическими терминами. Но мне не нравится использовать это слово. Это слово - логика - принадлежит ему, этому инопланетянину, этой силе, этому ребенку, отцу, брату - Споку.
Давайте подключим магию. Может быть, именно в этом лежит ответ. Я могу сказать еще кое-что. Что я был «выбран» в метафизическом смысле. Что я канал связи - судно. Выбран внеземным разумом, инопланетным существом, чтобы стать вместилищем его «жизни». Может и так. В этом варианте столько же смысла, сколько и в других «реальных» возможностях!
Давайте подключим к этому происхождение. Сбежавшие из России, нетворческие, крайне прагматичные приземленные родители. Отец - парикмахер. Здесь нет никакого ключа. Исключая конечно то, что мои родители появились здесь, в Соединенных Штатах, как пришельцы. Возможно, это важно.
Я бросил колледж. Это помогло? Возможно. Ключевое слово «вне». Я должен признать, что это было бесполезным. В старших классах моими любимыми предметами были английский язык и физика. Я практически ненавижу это признавать, потому что Спок, конечно же, силен в обоих!
Что-то заставляет меня отвергать это. Отрицать, что здесь есть некий смысл, и определенная модель, по которой строится все - некая настоящая связь. Некоторое приготовление к этой одержимости.
Так вот чем это было. Одержимо