От редакции
Хотя данная работа Х.Яннараса написана еще в 1984 г., поставленная в ней проблема по-прежнему остается весьма актуальной. Несмотря на то, что пиетизм в узком смысле слова, как исторический феномен, возник и распространился на почве западного христианства, соответствующие тенденции «недогматического благочестия» проникают в XVIII – XIX вв. и в Россию, сыграв, на наш взгляд, значительную роль в размывании духовных основ русского общества. (См. об этом в известном труде прот. Георгия Флоровского «Пути русского богословия», где соответствующие феномены именуются несколько иначе: «квиетизмом» и «религией сердца»).
Секулярное восприятие сути христианства (Православия) исключительно под углом социальной морали и этики, отношение к собственно церковной жизни как к дополнению (необходимому или не очень) личной нравственности стало «общим местом» в общественном сознании и в наше время. О неверности и опасности такого взгляда много говорил еще в начале ХХ в. сщмч. Иларион (Троицкий). Мы надеемся, что публикация текста Х.Яннараса сможет способствовать преодолению распространенных ошибок и осмыслению сущности и значения Церкви, как жизни во Христе, которая дает возможность победы над грехом, тлением и смертью, что недостижимо ни для какой философии, идеологии и морали.
Работа на русском языке публикуется впервые.
Христос Яннарас
Пиетизм как экклезиологическая ересь.[1]
Исторические координаты
Пиетизмом мы называем одно из явлений в церковной жизни, которое, безусловно, имеет определенное историческое и «конфессиональное» начало, но затем получает широкое распространение в духовной жизни всех христианских церквей.
Как особое историческое движение пиетизм возник внутри протестантизма в конце 17- начале 18 веков, приблизительно в 1690-1730 г.г. [2] Его целью было подчеркнуть значение «практического благочестия» в противоположность полемическому догматическому богословию, которому Реформация первоначально отдала определенное первенство[3]. В противовес интеллектуальному и абстрактному пониманию Бога и догматической истины, пиетизм утвердил практическое, активное благочестие (praxis pietatis): добрые дела, ежедневное самоиспытание в добродетели согласно объективным критериям, ежедневное изучение Библии и практическое применение ее нравственного учения, интенсивный эмоциональный настрой в молитве, явный разрыв с «миром» и мирскими обычаями (танцы, театр, нерелигиозное чтение); стремление к обособлению, с тенденцией к частому проведению собраний и выделению себя из «официальной» Церкви.[4]
Для пиетизма знание Бога предполагает «перерождение» человека (т.е., опыт «возрождения» - Ред.), и такое «возрождение» понимается как жизнь в соответствии с моральным законом Евангелия и как эмоциональное переживание авторитетных истин.[5] Пиетизм проявляет себя как мистическое благочестие и, в конечном итоге, как форма оппозиции знанию; как «адогматизм», в том смысле, что он игнорирует или принижает теологическую истину; или даже как чистый агностицизм, скрывающийся под маской морали.[6]
Под разными формами и в различных «движениях», он не перестает влиять на протестантизм, а также и духовную жизнь других церквей до сегодняшнего дня. В сочетании с гуманизмом, Просвещением и «практическим» духом современной эпохи – духом «продуктивности» и «эффективности» - пиетизм породил по всей Европе «социальное», в значительной степени, понимание Церкви, включая проведение публичной благотворительности, а также выразил призыв ко спасению, в основном, как необходимость индивидуальной и коллективной морали.
Богословские координаты.
Пиетизм подрывает онтологическую истину церковного единства и личностного общения, если не отрицает их совсем; он рассматривает спасение человека во Христе как индивидуальное событие, индивидуальную возможность жизни. Это – индивидуальное благочестие и субъективный процесс «усвоения спасения», сделанный абсолютным и автономным, он переносит возможность спасения человека в область индивидуального морального усилия. [7]
Для пиетизма спасение не есть, в первую очередь, факт Церкви, Богочеловеческой «новой твари» тела Христова, которая есть способ существования согласно тринитарному первообразу и единство личностей в общении. [Спасение] - это не динамическое, личное участие человека в теле церковного общения, которое спасает его вопреки индивидуальному недостоинству, восстанавливает его неповрежденным и целостным для экзистенциальной возможности личностной всеобщности, и даже трансформирует его грех, через покаяние, в возможность восприятия Божьей милости и любви. Это, скорее, индивидуальное приобретение человека, способ его жизни, как индивидуума, согласно религиозным обязанностям и моральным установкам, через подражание добродетелям Христа, что обеспечивает ему оправдание, которое может быть объективно удостоверено. Для пиетизма Церковь – это явление, зависящее от индивидуального оправдания, собрание морально «возрожденных» индивидов, сборище «чистых», дополнение и поддержка индивидуального религиозного чувства. [8]
На этом пути пиетизм достиг результата, противоположного его первоначальному замыслу. Пытаясь отвергнуть одну из крайностей - интеллектуальную религию, он впадает в другую крайность – отделение практического благочестия от истины и Откровения Церкви. Таким образом, благочестие теряет свое онтологическое содержание и перестает быть экзистенциальным событием – реализацией и проявлением экзистенциальной истины, образа Божия в человеке. Оно превращается в индивидуальное достижение, которое, конечно, улучшает характер и поведение и, возможно, общественные нравы, но которое не в силах преобразить наш способ существования и изменить тление к нетлению, смерть к жизни и воскресению.
Так благочестие теряет свое онтологическое содержание; и, кроме того, истина и вера Церкви отделяется от жизни и действия, и остается набором принципов и аксиом, которые человек принимает как любую другую идеологию. Отличие между намерением и действием, истиной и жизнью, догмой и моралью превращается в шизофренический разрыв. Жизнь Церкви ограничивается моральным послушанием, религиозным долгом и исполнением социальных обязанностей. Возникает парадоксальная ситуация: в случае с пиетизмом этика разрушает Церковь - она превращает критерии Церкви в мирские условные критерии, искажая «великую тайну божественности» и превращая ее в рационалистическую социальную необходимость. Этика пиетизма искажает литургическую и евхаристическую реальность Церкви, единство в жизни и общении кающихся и совершенных, грешников и святых, первых и последних. Она превращает Церковь в неизбежно конвенциональную, институциональную корпорацию индивидуально-религиозных людей.
Множество людей сегодня, возможно, большинство в западном обществе, оценивают деятельность Церкви мерилом социальной полезности, соотнося ее с социальной работой образовательных, исправительных учреждений или даже полиции. В результате Церковь сохраняется как учреждение, важное для морали и организованное по образцу мирских учреждений во все более бюрократической манере. Наиболее очевидная форма секуляризации Церкви – это пиетическая фальсификация ее разума и опыта, «подделка» ее собственных критериев моралистическими соображениями. Как только Церковь начинает отрицать свою онтологическую идентичность – то, что она подлинно, сущностно является экзистенциальным событием, где индивидуальное выживание преобразовано в личностную жизнь в любви и единении – то с этого самого момента она умаляется до условной (conventional) формы, под которой индивидуумы объединяются в учреждения; она становится выражением человеческого падения, хотя бы и религиозного. Она начинает обслуживать «религиозные потребности» людей, индивидуальные эмоциональные и психологические нужды падшего человека.
Утилитарный менталитет, типичный продукт пиетизма, привел многие Церкви и христианские конфессии к лихорадочной обеспокоенности тем, что они окажутся несовременными и бесполезными в современном технократическом, рационально организованном обществе и не будут поспевать в гонке за миром. Часто они стараются предложить современному человеку то, что максимально приспособлено и соответствует его утилитарному спросу на процветание. «Гуманистическая» этика – принцип «соблюдения приличий» - главенствует над истиной, над спасением существования от анонимности смерти. Чудо раскаяния, трансформация греха в порыв любви для личностного богообщения, путь, на котором смертность поглощается жизнью – все эти истины непостижимы для пиетического духа нашей эпохи. Евангельский призыв опустошается, лишается своего онтологического содержания. Вера Церкви в воскресение человека становится бессмысленной.