Минсок просыпается от болезненного пинка острой коленки в бок и нехотя открывает глаза. Это гребаное воскресенье, а экран телефона показывает всего восемь гребаных утра! Минсок недовольно мычит в перекрашенную розовым макушку и отпихивает от себя бессовестного ушлепка так, что тот ударяется об стену, подскакивает на кровати и сонно хлопает глазами.
Мило.
-Какого…
-Такого, - обрывает утренние возмущения на самом их начале Минсок и приподнимается на локте. Одеяло податливо оголяет соблазнительное плечо, ключицы и чуть-чуть – грудь. Лухану уже начинает нравиться это грубое утро.
Минсок лежит голым в его кровати – раз. Бэкхена они выгнали еще вчера – два. Никто и ничто не мешает им начать день горячим сексом – три.
Лухан подозрительно лыбится и тянется к Минсоку, сгребает в крепкие объятия и наклоняется к лицу. Пробивающаяся твердая щетина щекочет кожу на щеке.
-Фу, сначала в душ, - Минсок хихикает в губы нахмурившегося Лухана, втягивает голову в плечи и упирается ладонями в грудь, не позволяя придвинуться ближе.
-Хуй тебе, - обиженно тянет Лухан, потому что ему нагло отказывают даже в самом простом поцелуе-прикосновении. В глазах хитро улыбающегося Минсока пляшут черти.
-Ты весь колешься.
-Ты тоже.
-И воняешь!
-Ты тож…
Лухан летит с кровати под собственный громкий ор о том, что Минсок – бесчувственный и бессердечный пидарас и заслуживает самой страшной кары, которая только существует на их грешной земле. Валяться на полу Лухан продолжает спустя еще несколько тихих минут, чешет плоский живот и зевает. Холод уже скользит по его голой коже и пробирается внутрь через кости. Минсок свешивается с кровати, почти сочувствующе поджимает губы и кивает на закрытую дверь.
А Бэкхен научился извлекать пользу из своего положения – за каждую проведенную вне комнаты ночь он требовал моральной денежной компенсации, а если не получал – оставался на законной половине и делал вид, будто не замечает никого, кроме своей царской персоны. Натерпевшийся комендант – его, кстати, Чунмен зовут – ехидно отказал Минсоку в обмене комнатами с Бэкхеном и как всегда пригрозил выселить нахуй. Вот же говнюк!
-Сюда иди, - требует Лухан, как только Минсок вторым переступает порог комнаты в одном лишь полотенце на бедрах, мокрый и посвежевший. Мыться вместе он, видите ли, не возжелал. – Быстро.
Минсок послушно подходит к кровати и совершенно случайно теряет по пути ненужное полотенце, забирается на кровать по-кошачьи, виляет задницей и соблазняет одним лишь томным взглядом из-под влажной челки. Кожа на лице Лухана теперь гладкая и вкусно пахнет – ее хочется вылизать и зацеловать, что, собственно, Минсок и делает, вслушиваясь в возбужденные вздохи возле уха.
Поцелуй со вкусом мятной зубной пасты, несдержанное мычание, ругань и торопливые прикосновения – это все элементы каждого типичного воскресного утра.
-Ну-у-у-у, - стонет Минсок с явным недовольством, возбужденный и раскрасневшийся, когда Лухан перестает двигаться между его широко раздвинутых ног и вдавливает в матрац, гладит выгибающуюся грудь и прихватывает губы своими. – Лухан, я хочу быстрее.
-Давай сходим куда-нибудь?
-Блять, ты так вовр… - Минсоку мешает договорить резкий толчок внутри, он чувствует, как губы Лухана растягиваются в беззвучной усмешке и хватается пальцами за его спину, в отместку царапая кожу короткими ногтями. Тело напрягается еще сильнее, как струнка, требует продлить приятные ощущения с каждым последующим движением. Лухан вдруг отстраняется совсем – пропадают и жар его тела, и короткие поцелуи, и горячая наполненность внутри.
-Садись, - ложится и шлепает по своим бедрам, придерживая стояк рукой. Минсок хочет раздраженно дать ему пиздюлей, но вместо этого перелезает через поднявшиеся вверх бедра и садится задницей на пах. Трется о твердый член, водит языком по раскрывшимся губам и больно сдавливает плечи. Лухан шлепает упругие ягодицы, заводяще облизывается и закатывает глаза, когда Минсок начинает опускаться на его член. – М-м-м. А теперь сам.
«И без тебя знаю », – почти говорит вслух Минсок и начинает двигаться вверх-вниз, вверх-вниз, внимательно наблюдая за лицом Лухана под собой. Ему определенно все происходящее доставляет немало удовольствия. Хотя Минсоку тоже – половину воскресенья они не вылезают из узкой кровати и опустошают худенькую пачку оставшихся презервативов.
-Уйди, жарко, - бормочет Минсок и пытается отдышаться. Выходной получается каким-то не выходным – усталость негой разливается с головы до ног, заполняя собой каждую клеточку тела. Лухан не собирается шевелиться лишний раз, только закидывает на Минсока ногу и хмыкает, притягивая обнаженное и зацелованное тельце к себе. – Уберись же.
-Только если мы сходим куда-нибудь.
-Да ты заебал, - Минсок сдается и соглашается на бредовую затею. Последняя их вылазка закончилась дикой попойкой и слезными просьбами впустить провинившихся глупых маленьких студентов в закрывшееся общежитие. Чунмен, нарушая все нормы приличия и этикета, громко ругался и обещал уже точно нахуй выселить гребаных педиков на помойку.
Минсок не любит выходить на улицу из-за холода и большого количества снующих повсюду людей. Как же без этого, конечно, но Минсоку все равно дурно, когда Лухан тащит его по магазинам, намереваясь потратить добрую половину родительских денег на карточке. Они делают здоровый круг по району, в один из бутиков заходят дважды – и Минсок, пользуясь подвернувшимся случаем, просит Лухана купить себе вон ту кофту. И вон ту теплую куртку. И вон те классные джинсы, сумку и браслет. В итоге Лухан отвоевывает себе лишь свитерок и горячий кофе в ближайшей забегаловке.
-Знал бы – сам пошел, - гундит Лухан в полупустую чашку, но Минсок с приподнятым настроением миленько улыбается и ставит подбородок на кулаки, как ребенок. Хлопает своими глазами, не сводя взгляда, и Лухан безжалостно тает. – Ладно, все, прекрати. Я понял.
-Отлично.
Официантка приносит оставшуюся часть заказа, стреляет глазками и не спешит удаляться, прижимая поднос к груди. Лухан хмурится и косится на Минсока, который благодарно кивает и лыбится ей. Не ему. А этой расфуфыренной девке с отсутствием сисек и более-менее симпатичного ебла. Глупая ревность вскипает каждый раз, стоит Минсоку посмотреть на кого-то кроме Лухана, улыбнуться кому-то кроме Лухана и прикоснуться к кому-то кроме Лухана.
Сам же Лухан понимает, что улыбки, взгляды и прикосновения отличаются. Потому что Минсок безнадежно в него влюблен, очарован и покорен. И это нисколько не мешает Лухану кашлянуть в кулак и попросить официантку немедленно заняться своей работой.
-Какого хуя ты моему парню глазки строишь?! – получается вместо деликатной просьбы.
-Эм…
-Лухан, - шипит Минсок, а девушка семенит назад и удаляется где-то в своей каморке. Лухан откидывается на спинку стула, скрещивает руки на груди и хмуро смотрит на Минсока исподлобья. – Что за цирк ты устроил?
-Но она…
-Она ничего не сделала.
-А вот нихуя! – на них уже оборачиваются люди. Через две минуты из неоткуда вырисовывается шкаф в костюме и вежливо просит быстрее съесть свой заказ и удалиться. – Ну заебись.
Минсок хватает пакеты и Лухана за шкирку и тащит из кафе под заинтересованные взгляды незнакомых людей. Вот еще одна причина, по которой совместные вылазки так… не жалуются Минсоком. Но ходить с притихшим Луханом по вечерним улицам, взяв его под локоть, довольно приятно, несмотря на недавний инцидент в кафе. Они больше не встретят и не вспомнят тех людей – эта мысль помогает Минсоку расслабиться и насладиться прогулкой.
Через час кончик носа по-идиотскому краснеет, Минсок жмется к Лухану ближе и шуршит пакетами.
-Давай пойдем туда! – Лухана уносит в сторону какой-то детской площадки, а Минсок вздыхает и устало плетется следом. Хочется поскорее вернуться в общежитие, нырнуть под теплое одеяло и выпить еще одну чашечку горького кофе перед тем, как хитрые ручонки залезут в трусы. – Умин-а-а-а.
-Я Минсок!
-Да, да, Минсок. Умин-а-а-а!
Лухан гогочет и уже катается на детской цветастой качеле, когда Минсок находит его по специфическим звукам. Шапка в виде коалы чуть съезжает набок, Лухан весь светится и широко улыбается, сжимая пальцами холодное железо. Минсок невольно любуется этим взрослым ребенком и ставит пакеты на землю.
-Иди сюда.
И он идет, садится на коленки, обнимает руками и ногами, чтобы не свалиться на землю, когда Лухан начинает раскачиваться туда-сюда. Они смеются на весь двор, что явно слышно в квартирах, и продолжают кататься на несчастной детской качеле, которая после десяти минут начинает жалобно поскрипывать.
Лухан упирается ногами в землю, резко тормозит и едва успевает удержать Минсока. Хихикает в губы и целует, когда Минсок хватается за болтающиеся завязки его глупой шапки. Поправляет выбившиеся растрепанные розовые прядки и отводит их с глаз в сторону. Идиллию нарушают чужие громкие голоса – людей там, минимум, пятеро. Минсок разрывает поцелуй и прислушивается – шаги раздаются совсем близко. Лухан тоже напрягается и встает, кивая на пакеты. Но не успевают они улизнуть, как под светом уличного фонаря появляется шайка каких-то обдолбанных придурков. Они ржут, пока не замечают Лухана и Минсока.
-Не понял, - первым реагирует самый высокий.
-Вы какого хуя тут делаете?
-Огрести хотите, голубки?
Минсок испуганно пятится и спотыкается обо что-то, но Лухан хватает за запястье и тянет к себе. Обдолбанные уебки приближаются и, судя по оголенным кулакам, не собираются отпускать их просто так. В этом Минсок убеждается, когда они с Луханом, побитые и уставшие, бегут с детской площадки по направлению к ближайшей автобусной остановке. На них косо смотрят люди до тех пор, пока дверь в комнату общежития громко не захлопывается.
Бэкхен понял все без лишних слов и сразу удалился, гаденько потирая ладони.
-Я предупреждал? – Минсок стирает грязь со сбитых костяшек Лухана и злится так, что незамедлительно краснеет лицо.
-Ага, - кивает Лухан и дергается, когда ватка задевает свежую ранку.
-Говорил, что закончится хуево?
-Ага.
-Так ты, блять, почему не послушал?!
-Аг… Больно! – Лухан отодвигается и дует на ноющую кожу, но Минсок вновь оказывается рядом и уже занимается свежей ссадиной на лице.
-Не дергайся, блять, иначе добавлю.
Минсок мысленно сетует на судьбу, что до сих пор любит над ним издеваться, и искренне жалеет, что такой хороший во всех смыслах день испорчен каким-то накуренными уебками. Они отлично потрахались утром, обзавелись новыми шмотками, Лухан приревновал и… получил по морде. Как и Минсок, впрочем, но чуть меньше.
-Сильно болит? – сдается под взглядом огромных глазищ Минсок, откладывает все ненужное в сторону и дует на наливающийся синяк. Хочется задушить Лухана в объятиях, зацеловать и никогда больше не отпускать от себя – такого нерадивого и нарывистого. – Завтра подумают, что мы опять подрались.
Лухан не отвечает, только лижет засохшую кровь на губах Минсока, кусает припухшее место и снова лижет. Минсок морщится от неприятных тянущих ощущений и мычит в короткий болезненный поцелуй. Все-таки трудно целоваться с разбитыми губами! Но Лухану все равно, он уже посасывает язык и задирает кофту Минсока – будто ему мало утреннего секса.
-Подожди, - вздыхает Минсок и сжимает ткань футболки на сгорбленной спине, когда Лухан ставит засосы на его шее. Настроение превращается в какое-то сопливо-грустное и ни капли не игривое. Минсок тянет Лухана за волосы, крепко обнимает и не позволяет двигаться, смотрит в глаза и ровно дышит в уголок губ. – Как-то… не так все.
-М? – Лухан, как нашкодивший котенок, сползает и устраивается рядом, подпирая голову рукой. Водит длинными пальцами по линии челюсти, контуру покрасневших губ, стирает выступившую из-за голодных поцелуев кровь и, недолго думая, слизывает ее. Минсок следит за его движениями и задерживает дыхание. Крашеный засранец знает, как сбить с толку. – Так что ты там говорил?
Минсок передразнивает его «так что ты там говорил» и закатывает глаза. Они лежат на узкой кровати в тишине, Лухан возится рядом и предлагает посмотреть хотя бы фильм. Минсок ждет его возвращения на кровати с ноутбуком на коленях и загружает какую-то драму. Время неумолимо сокращает часы, минуты и секунды до понедельника и ненавистного подъема, но Минсок не думает ложиться спать, перебирает розовые волосы и подставляет плечо под тяжелую голову. Лухан пытается сосредоточиться на фильме из последних сил, но не выдерживает и начинает сопеть на середине.
-Заснул уже? – шепчет Минсок и толкает Лухана локтем, привлекая к себе внимание. Настроение уходит в минуса настолько, что Минсок боится распустить сопли прямо на лохматую розовую макушку. В фильме происходит напряженная кульминация, добавляя паршивым чувствам еще и жалость к главной героине. – Лу-у-у-у-хан.
-Ну что?
-Хочешь узнать секрет? – эта фраза кажется Лухану смутно знакомой, но сонный мозг не способен ухватить ускользающее воспоминание за хвост. Минсок захлопывает крышку ноутбука, уносит его на стол, садится рядом и тянет руки для тесных объятий. Лухан зевает на ухо, за что получает по заднице, и гудит «хочу».
Минсок кусает его за щеку и выдыхает тихо, сминая пальцами ткань футболки:
-А я люблю тебя.
Вот и все. Конец накопившемуся глубоко внутри напряжению, невысказанным словам и недонесенным чувствам. Конец Минсоку, как относительно свободному человеку. Конец будням без призрачного присутствия в них Лухана за стенкой в соседней комнате - теперь он точно не отстанет.
Лухан выпадает из реальности на бесконечно долгие пять минут, сон снимает как рукой, а внутри все переворачивается и радостно звенит. Минсок ждет ответной реакции на свои слова и разглаживает мятую футболку, пока Лухан медленно соображает над возможным ответом и собирается с силами произнести его вслух:
-… охуеть.
-Охуеть?!
-Да. Охуеть.
-Вали нахрен, урод, - Минсок обиженно пихается и отползает к стене, но Лухан с улыбкой наваливается сверху и прижимает руки к матрацу над головой. Использует, сука, запрещенный прием – наклоняется и смотрит глаза в глаза. Минсок честно вывернул перед ним свою потрепанную душонку, а он, этот олень недоразвитый, ни черта не оценил!
-Минсок, детка, - губы Лухана касаются мягкой мочки с новой сережкой-его-подарком. Минсок перестает брыкаться и обмякает в его руках, нервно передергивая плечами от щекотного обжигающего шепота. У Лухана последний шанс – иначе он отправится ночевать в кусты под окнами. – Ты не можешь обижаться на меня. Знаешь, почему? Потому что я тоже тебя люблю.
И нет, Лухан не ночует в кустах под окнами, а греется в объятиях Минсока после неизбежного примирительного секса. Они оба вправе называть себя счастливыми идиотами. Счастливее – и тупее Лухана – никого попросту не существует. А Бэкхен уже подсчитывает на калькуляторе, сколько они ему должны.
P.S. Теперь это точно конец. lol
P.P.S. Наверное...