Стихи для конкурса чтецов (вторая часть)
Огдо Акснова (долганская поэтесса)
Обычай предков
Посвящено отцу Егору Дмитриевичу Аксёнову
В раннем детстве,
Когда я была так мала,
Что не больше наперстка, пожалуй,
Я порезала палец, и кровь потекла,
И мне бабушка, помню, сказала:
- Если каплешь ты кровью на землю – беда.
Ты нарушишь священный обычай.
Кровь людская по ней не лилась никогда.
Мы знакомы лишь с кровью добычи.
Русский мальчик, я помню, бесстрашно стоял,
А кулак на мальчишку ружьё поднимал.
Как закрою глаза. Так и вижу.
- Не стреляй, не стреляй! –
Мой отец закричал,
И под пулею мальчик тот выжил.
- Не стреляйте! –
И я повторяю им вновь,
Тем,
Кто мира для всех не желает,
Кто опять на планете безжалостно кровь,
Кровь народную проливает
- Посмотрите, кричу я, -
Мой добрый народ
Всех соседей своих уважает
Он по-детски приветствует солнца восход
И улыбкою гостя встречает.
Мы, долганы, на светлой земле рождены
И любовью её согреваем
Мы долганы, не знали кровавой войны,
И я верю, что впредь не узнаем.
Так посейте обычаи предков моих
По весне на огромной планете.
Обогрейте теплом и надеждою их,
И земля вам цветеньем ответит.
В детстве
Я вырастала из тундровых трав.
Крепла, оленье пила молоко.
Не отбирала у оленят.
Сами они делились всегда,
Великодушные братья мои.
За это ласково сосунок
Назвали люди меня.
То ли от жирного молока,
То ли от колосящихся трав –
Порозовели щёки мои.
Пухлыми стали,
Похожими на
Ягоду спелой морошки. Когда,
Сонную голову в мох уронив,
я засыпала на кочке. Во сне
коленями матери
грезились мне
мягкая кочка. Круто. Тепло
было под боком.
А сверху - светло.
Тундра равнинная широка.
С морем сливается, с синью небес
не окольцованных.
Ни ров, ни загон
Не останавливали меня.
Я, как песец, кувыракалась по ней.
Пятки изрывали снег и песок.
Связывали суставы мои.
Кости детские крепли. Земля
Их напоила соками трав,
Тёплым, как морда бычка, молочком –
Радостная крепкая земля.
Пётр Павлович Коваленко (поэт-фронтовик)
****
В неё влюблён был весь гвардейский полк:
Солдаты и лихие капитаны.
И каждый, как умел, её берёг,
Как берегут в бою святое знамя.
Кому она сестру напоминала,
Кому - невесту,
А кому - жену.
О ней вздыхали парни на привалах
И пели, нарушая тишину.
Ах, Таня-Таня, снайпер-невидимка,
Краса и гордость, полковая честь!
За смерть твою
И за твою поимку
Фашисты обещали выдать крест.
И ты крестила их…
Но на войне всегда, Коли не ты,
Тебя возьмут на мушку.
Обрушилась, как чёрный шквал, беда.
И роще смолкла навсегда «кукушка».
Мы хоронили Таню на заре.
Под всхлипы ветра,
Без родных и мамы.
И полк, витавший тысячи смертей,
Стирал, не пряча, слёзы кулаками.
Сибиряк на Неве
Помню я кедровые орешки,
Бурые, как соболиный глаз,
Парня рябоватого усмешки
Роман Харисович Солнцев
Слово
…. Такая пустая и глупая шутка. М. Лермонтов
Нет, жизнь не шутка – грозный приговор,
который непременно совершится, -
и здесь не важно – зверь ты или птица,
иль человек, - но век расправы скор.
Тебя впустили в яркий мир – стоишь
ребёнком на столе, - и ждёт он, Некто,
что скажешь ты…Глядят и птицы с крыш,
и плачет зверь глазами человека.
Ты, только ты и можешь оправдать
Смысл появленья в космосе живого.
Тебе дано составить, молвить слово
В ответ на призрачную благодать.
Бежать и знать – что скоро ног лишишься.
Кричать и знать - не станет языка.
Любить и помнить – времени страница
вот-вот перевернётся…А пока
над миром мёрзнешь, лишь вчера рождённый,
пригубивший бессмертного вина, -
и вновь уже нагой…Теснят – пора! –
тебя другие, выстроясь колонной…
Но дайте хоть минуту, дайте час!
Пусть не сказать – а только насмотреться.
Но приговор безжалостен. От нас
самих зависит срок волшебный сердца –
Покуда говоришь, благодаришь –
Ты не лежишь, а на столе стоишь!
Старый вальс
«Сча-стье моё!..» - эта песенка снова звенит.
Возвращаются нежность и свет позабытых мелодий.
Патефон и гармонь, как седые Кирилл и Мефодий,
Снова учат нас жить в парке Горького – там он сидит,
буревестник усатый, на каменной серой скамье…
Рядом люди танцуют, пожилые с живыми цветами.
А глаза их закрыты. Им видится красное пламя
над Россией, которая уже вечность во тьме…
Ах, дождёмся ли счастья - да Господи, не для себя!
Уж хотя бы для внуков…иль даже для правнуков малых…
Это что там – слоны? Иль кричат поезда на вокзалах?
Это дети шагают? иль войско подходит, трубя?
Мы откроем глаза и в упор наше время увидим.
Буревестник же пусть свои жаркие очи сомкнёт.
Это «счастье моё!...» - как-нибудь не во зле, не о обиде
Вальс последний пройти…Весь в салютах блестит
небосвод.
Жизнь пре6красна! Поклонимся каждой зелёной былинке.
Стрекозе. Муравью. Милой речке с прозрачной водой…
До сих пор на земле мы, любимая, жить не привыкли –
вот уж завтра начнём
Мы с тобой, мы с тобой, мы с тобой…
Поэты
Памяти В.П. Астафьева
На всех иных глядел ты строго,
Седой, каленый, как металл.
А вот поэты – голос Бога,
преувеличенно считал.
Ты был уверен: все они
пророческим владеют даром.
И было наблюдать смешно,
как ты лохматого повесу
тащил домой, отняв вино:
- Пиши, веди народ из лесу!
И слово всякое его,
лишенное порою смысла,
ты объяснял как волшебство,
как тьму, где звёздочка повисла.
Как малый сквозь асфальт росток.
Как сон, в котором есть разгадка…
А стихотворец, хоть и Бог,
Порою матерится гадко.
И обижает он друзей,
И дарит сахар жеребёнку…
Но ты к нему душой милей,
чем даже к своему ребёнку.
- Поэтов надобно любить!
Пусть даже он бормочет еле… -
А впрочем, может, может быть…
кто знает, может, в самом деле…
К. Л. Лисовский.
ЗА КАПЛЕЙ КАПЛЯ…
За каплей капля влаги поднебесной,
И вот ручей, как прыткий мальчуган,
Спешит к реке, прижатой к скалам тесно…
А реки-то в Сибири, как известно,
Стремятся в Ледовитый океан.
Я видел их рождение в Саянах,
И счастлив я – в дни радостей, невзгод
Быть каплей, малой каплей океана,
Которому название – Народ.
***
Тучи сгустились. Ну и погодка!
Высмотрен невод. Хорош улов.
Кружатся чайки низко над лодкой –
Вечные спутники рыбаков.
Эй, торопись, а то хватишь горя!
Видишь – култук поднимает вал…
Дерзкое море, гордое море,
Славное море – синий Байкал!
***
Трудный путь. Идет дорога в горы.
С каждым метром тяжелый подъем.
Ты кричишь над самой кромкой бора:
– Подожди… Давай передохнем!
Нет, вперед!.. Пусть раненою птицей
Бьется сердце… Ведь в таком пути
Стоит только раз остановиться,
А потом – невмоготу идти.
РОДИНЕ
Ты – материнские теплые руки,
Благословляющие меня,
И жар бессонниц, и лед разлуки,
И звезды ночи, и солнце дня.
Что бы не сталось, что б ни случилось, –
Счастлив одним и горжусь одним:
Бьется в лад, как и прежде билось,
Сердце мое – с Твоим.
***
Невероятным кажется тебе,
Что ты вдыхаешь теплый запах хлеба,
Что не в землянке ты, – в родной избе,
Что над тобой – в созвездьях мирных –
небо.
Кружатся низко стаи голубей,
Играет дымом ветерок капризный…
Кто видел смерть, кто насмерть бился
с ней –
Тот ослеплен великолепьем жизни.
***
Я влюблен в названья этих рек –
Юдукон, Учами, Кочумдек,
Кананда, Виви и Воеволи…
А над ними – сопки да тайга,
Сколько дикой силы, сколько воли
В каменистых, хмурых берегах!
Мне надолго память сохранила
Стойбищ отдаленные огни
И людей, что мужеством и силой
Гордым рекам северным сродни.
КЕДР
В тайге, прозрачным полднем мая,
На отдых и прохладу щедр,
Вершину к небу поднимает
Зеленоглавый старый кедр.
Над ним проходят низко тучи,
Его теснят отроги гор…
Наперекор грозе могучей
И вьюгам всем наперекор
Стоит он гордо и не дремлет,
Он слышит, видит все вокруг.
И корни, что легли на землю, –
Как жилы богатырских рук.
И чем сильнее, чем упорней
Его пытаются свалить, –
Тем глубже в землю входят корни,
Чтоб соки жизни пить и пить.
Я в нем сибирскую породу
По этой стати узнаю…
Я этот кедр сравню с народом,
Который в дни любой невзгоды
За землю держится свою.
ГОСТЕПРИИМСТВО
В любое время приезжай,
Тебя здесь встретят словно сына:
Затопят печь, согреют чай,
И низкий стол к тебе придвинут,
И скажут: – Вот твоя постель.
И ты уснешь, теплом согретый,
Забыв, что в двух шагах метель
Неистовствует до рассвета.
Лепешек пресных испекут,
Пока ты спишь, и спозаранку
Тебе оленей приведут
И сами запрягут их в санки.
И колокольца чистый звон
Разбудит берега немые…
– счастливый путь!
Таков закон
Гостеприимства в Эвенкии.
ОГОНЕК
Край земли. Глухие расстоянья.
Поздний час. А вроде ночи нет.
Льется свет полярного сиянья,
Призрачный, зеленоватый свет.
Притомились быстрые олени,
Резкий холод за сердце берет.
А еще до ближнего селенья
Километров около двухсот.
И когда, почти изнемогая,
Мчит аргиш по снежной целине,
Вдруг блеснет, блеснет,
В снегах мерцая,
Огонек в завьюженном окне.
Огонек!.. И сразу – легче стало.
И как будто вовсе не продрог…
Кто б ты ни был путник запоздалый,
В добрый час! Переступи порог!
Зорий Яковлевич Яхнин
У памятника норвежцу Тессему
Он не дошёл до полярной станции,
Не разглядел на мачте огня.
…Прилипают обмёрзшие пальцы
К закоченелым
Белым камням.
Сотни миль –
За его плечами,
Пять шагов –
До его конца.
Снег уже не стекает ручьями
С обмороженного лица…
Карское море туманом повито.
Нет ни залпов, ни траурных лент.
Сняли полярники деловито
С обелиска продрогший брезент.
На граните зелёная накипь,
Отливают цепи свинцом,
Золотые полярные маки
Вдеты в якорное кольцо.
Сизые волны о камни плещутся,
В рваном тумане горят маяки.
Шапки перед могилою норвежца
Сняли русские моряки.
Цветы подо льдом
В арктической тундре,
На острове Диксон
Жёлтый цветок
Весною родился
На сером граните
Зелёная накипь,
Между камнями –
Полярные маки
Тянутся к свету
Прожилкою каждой…
Хмурым утром
Я видел однажды:
Туман опустился
На стылые земли,
Густо окутал
Тонкие стебли.
На листья осела
По капле вода,
Маки покрылись
Коростою льда.
Я им завидую,
Этим растеньям.
Я перед ними
Склоняюсь растерянный.
Мне б их упорство.
Но я не о том…
Маки
цветут
подо льдом!