В. А. Липатов
АННОТАЦИЯ. В политической борьбе не может быть мелочей. На материале солдатских песен Красной и Добровольческой армий показано, как умелое и активное использование фольклорных произведений способствовало распространению революционных идей среди населения и конечной победе большевиков в Гражданской войне.
Могущество победителей и сила государства…
основываются на народном воображении.
Русский генерал Г. Лебон
Русская армия, одна из самых стойких и дисциплинированных армий мира, стала движущей силой революции в 1917 г. Боеспособная организация, в основном укомплектованная русскими мужиками, превратилась в часть революционной толпы, но затем вновь стала одной из серьезнейших вооруженных сил Европы. В этом миллионноликом объекте исследования мы рассмотрим одну его сторону, которая называется боевой дух.
Боевой дух — не поэтическая метафора. Известно, что 6 мая 1812 г. в Вильно, в ставку императора Александра I, прибыл адъютант Наполеона граф Нарбонн с секретным поручением от императора, в том числе лично оценить дух в войсках, а во второй половине XIX в. это уже вполне утвердившийся в науке термин. Известный военный теоретик конца XIX — начала XX в. В. Г. Леер, автор многократно издававшегося в России и за рубежом труда «Опыт краткого исторического исследования законов искусства ведения войны», считал, что боевой дух есть воплощение тех нравственных качеств, которые оказываются востребованы войной: храбрости, находчивости, дисциплины, высокого чувства долга, доверия к себе, соседу и командирам любых степеней.
Важным инструментом, поднимающим боевой дух или, напротив, снижающим его, является песня, прежде всего фольклорная, т. е. вошедшая в солдатский репертуар. Она, песня революции и Гражданской войны, и станет предметом обсуждения.
Материал для исследования был получен из сборников красноармейского фольклора, многочисленных песенников, архивных записей кафедры фольклора и древней литературы УрГУ, а также электронных ресурсов. Кроме того, исходя из понимания фольклора как самовыражения коллективного бессознательного через чужой текст, включены в круг наблюдений произведения хотя и с установленными авторами, но, тем не менее, прочно вошедшие в народный репертуар и по существу ставшие также фольклорными.
К Февральской революции 1917 г. русская армия пришла в значительной степени разложившейся. Весь период царствования Николая II вел к этому печальному финалу. Слабость верховной власти активизировала действия партий, в том числе и радикально настроенных, и как часть политического процесса – революционную поэзию и песнетворчество. Так, вслед за французским «Интернационалом », переведенным на русский язык А. Коцем, появились его русские переделки, где могли быть и такие слова:
Отречемся от гнусного долга,
От преступной присяги своей.
Вспомним, братья, мы заповедь Бога:
Не клянись головою своей.
Мы пойдем по домам к нашим семьям,
Мы на помощь рабочим пойдем
И навстречу заре пробужденья
Обновленные силы снесем…
[Солдатский сборник, 1906]
В любое другое время песни, подобные этой, в воинском коллективе не вызвали бы никакой реакции, но семена сомнений и раздоров попали на вполне благодатную почву. Все это в конечном итоге подрывало доверие не только к военному командованию, но и к вертикали власти, включая самую ее вершину:
Всероссийский император,
Царь жандармов и шпиков,
Царь-изменник, провокатор,
Созидатель кабаков,
Всех народов угнетатель,
Покровитель для дворян,
Царь — убийца для рабочих,
Царь — убийца для крестьян…
[Песни русских рабочих…, 1962, 166]1
Но особенной остроты оппозиционные настроения в обществе, недовольство монархическим строем достигли накануне Февральской революции. «…Бесконечные рассказы о Распутине, императрице Александре Федоровне… всех волновали, и можно сказать, что, за исключением солдатской массы, которая в своем большинстве была инертна, офицерский корпус и вся та интеллигенция, которая находилась в составе армии, была настроена по отношению к правительству в высшей степени враждебно », — вспоминал впоследствии герой Первой мировой войны генерал А. А. Брусилов [Брусилов, 1963, 258]. Общественное недовольство в конечном счете привело к отречению царя. Для армии это означало формальное освобождение от воинской присяги, данной прежнему режиму:
Нашу рощу спустовали
За нового царя.
С-за войны царя сменили,
Теперь новые права.
[Недвига. Электрон. ресурс]
Кризису в вооруженных силах способствовал и «приказ № 1» Временного правительства. Этот документ предусматривал выборы в войсках комитетов из нижних чинов, изъятие у офицеров оружия и установление «ни в чем не ограниченной свободы» солдата [Кара-Мурза, 2004, 141—142]. Армия становилась неуправляемой. Началось массовое дезертирство.
Самовольный уход с фронта провоцировали и события в тылу. Вопрос о мире оказался тесным образом связан с вопросом о землепользовании. После свержения монархии начался стихийный передел земли. Свидетель этого писатель М. М. Пришвин запишет в своем дневнике 15 июня 1917 г.: «Солдатки, обиженные и ничего не понимающие, пишут письма мужьям: “Тебя, Иван, тебя, Семен, тебя, Петр, мужики обделили. Бросайте войну, спешите сюда землю делить…”» Как следствие, менялось отношение деревни к военным преступникам, и это также находило отражение в «песенной публицистике».
Еще совсем недавно бегство с поля боя считалось позором не только в армии, но и в быту:
По окопу немец шкварит,
По сусалам взводный жарит,
Не житье, а чисто ад,
Я домой удрать бы рад.
А домой не удерешь,
Дезертиром пропадешь.
[Федорченко, 1990, 54]
Теперь, в период безвременья, не только законы, нравственные запреты перестали действовать:
Дезертиры будут свататься —
Не надо обегать.
Их неволя заставляет
Из солдатов убегать.
[Частушки…, 1965, № 57, 60]
Выбор будущей формы власти в России должно было сделать Учредительное собрание, подготовку которого своей главной целью считало Временное правительство. Большевики в состав правительства не входили, а потому избрали для себя несимметричный путь борьбы за всю власть в стране, надеясь на свой главный козырь — умение находить общий язык с толпой. А найти его, превратить агрессивную толпу в организованную массу можно только апеллируя к ее бессознательному.
По признанию министра внутренних дел А. Никитина, «для миллионов солдат теперь понятны лишь самые краткие программы: “Долой!” и “Домой!” » [Новейшая..., 2004, Т. 1, 212].
Эх, яблочко, укатилось в воду!
Надоело воевать нашему народу!
[Частушки, 1990, № 919]
Так пели и на фронте, и в тылу. Поэтому большевики выразили это коллективное настроение в понятном всем призыве к немедленному миру, чем смогли привлечь на свою сторону значительную часть армии. В своей предвыборной борьбе они адресовались не к разуму, а к чувствам своего потенциального электората, не к его сознанию, а к коллективному бессознательному народных масс, предлагая при этом решения ясные, четко сформулированные, иногда демагогичные, но при всем том выгодные партии.
Таким образом, и в основе политического творчества народных масс, и в простейших, хотя и не единственных, формах народного поэтического творчества лежат сходные принципы: выбор, осуществленный коллективным бессознательным.
Тогда, в октябре 1917 г., минуя Учредительное собрание, этот выбор был сделан в пользу большевиков. Исследовательская литература советского времени и фольклорные сборники, представляющие песенный репертуар революции и Гражданской войны, старались создать впечатление о широкой поддержке новой, еще ничем не скомпрометировавшей себя в глазах народа власти, в том числе и среди военнослужащих:
Воевал в войну германску,
На японской был войне,
А за власть свою крестьянску
Повоюю я вдвойне.
[Частушки, 1966, № 1855]
Между тем, активное участие в октябрьских революционных событиях приняло не более 10 % Петроградского гарнизона, остальные, за исключением верных присяге казачьих полков, объявили о своем нейтралитете. Знаменательно, что именно 23 февраля 1918 г. «Правда» писала, что и при новой власти войска «вовсе отказываются сражаться ». Красной армии еще предстояло родиться, и свою скромную, но заметную роль здесь сыграла народная поэзия:
Слушай, рабочий, война началася,
Бросай свое дело, в поход собирайся…
Смело мы в бой пойдем за власть Советов
И, как один, умрем в борьбе за это...
[Красноармейский фольклор, 1938, № 8]2
Разумеется, пытаться определить время создания фольклорной песни, популярной в течение многих десятилетий, — дело малоперспективное, но с уверенностью можно сказать, что уже в 1919 г. это произведение было широко известно. По силе эмоционального воздействия его можно сравнить разве что с культовым плакатом Д. Моора «Ты записался добровольцем?» Там и тут художник и его творение обращаются не к аморфной и безликой толпе, а лично к каждому. Помимо адресатов здесь указаны цель (власть Советов) и цена («…как один, умрем…»), которую, если потребуется, герои песни готовы заплатить за достижение этой цели.
Своя версия этой песни была и в Добровольческой армии, воевавшей против красных:
Смело мы в бой пойдем за Русь Святую!
И, как один, прольем кровь молодую.
[Песенник анархиста-подпольщика:...Гражд. война…, 3]
Обе версии, и «красную», и «белую», объединяют готовность к самопожертвованию и творческая биография: обе восходят к солдатской песне времен Первой мировой войны «Слыхали, деды, война началася…» [Песенник анархиста-подпольщика: Литературные…, 2], а она, в свою очередь, использует мелодию популярного довоенного романса «Белой акации гроздья душистые…» (музыка неизвестного автора, слова не то А. Пугачева, не то А. Волина-Вольского) [Песенник анархиста-подпольщика: Романсы]. Этот частный пример, тем не менее, свидетельствует, что и белогвардейское, и красноармейское песнетворчество восходит к традициям русской народной солдатской песни и в лучших своих произведениях отражает те принципы, без которых вооруженные силы мобилизационного типа, каковыми они стали в России с военной реформы 1873 г., существовать просто не могут.
З. Фрейд называл армию «высоко организованной, постоянной искусственной массой» [Фрейд, 1991, 92]. Его современник Г. Лебон считал ее одухотворенной толпой, которая «представляет собой временный организм, образовавшийся из разнородных элементов… соединившихся вместе, подобно тому, как соединяются клетки, входящие в состав живого тела и образующие посредством этого соединения новое существо, обладающее свойствами, отличающимися от тех, которыми обладает каждая клетка в отдельности» (разрядка моя. — В. Л.) [Лебон, 2006, 13]
Одним из признаков этой «одухотворенной толпы» Г. Лебон и З. Фрейд считали заражаемость. Здесь человек «чрезвычайно легко подчиняется словам и представлениям, не оказавшим бы на него в изолированном положении никакого влияния» [Там же, 17]. Так, на войне «индивид очень легко жертвует своим личным интересом в пользу интереса общества» [Фрейд, 1991, 76], что всегда приветствовалось и считалось показателем высокой выучки и боеспособности традиционной армии. «Сам погибай, а товарища выручай », — любил повторять непобедимый А. В. Суворов. «На миру и смерть красна », — утверждала задолго до великого полководца народная мудрость. Это качество называется самопожертвованием, а характеризует оно не только военнослужащих, но любую сплоченную группу, действующую в экстремальных условиях, будь то альпинисты или пожарные, работники МЧС или правоохранительных органов.
Революция выделила из прежней разваливавшейся армии два основных ядра, «красное» и «белое», где каждый достаточно четко осознавал свои интересы в Гражданской войне: одним было, что терять, другим терять было нечего, но приобрести они намеревались если не весь мир, то хотя бы всю полноту власти в собственной стране. Ни тех, ни других особо агитировать было не нужно. Основная борьба, как считает исследователь В. Шулдяков, развернулась за «третью силу», внешне инертную, но наиболее многочисленную, не структурированную в «организованную массу», но исповедующую стихийно-анархические воззрения и под их влиянием исподволь способную натворить много бед.
Бога нет,
Царя не надо!
Мы урядника убьем,
Податей платить не будем
И в солдаты не пойдем.
Так пели в послереволюционной деревне3, воспринимая произошедшие перемены как вообще освобождение от всякой власти. Попытку навести порядок, хоть со стороны белых, хоть со стороны красных, «третья сила» расценивала как посягательство на свои «завоеванные революцией права и свободы». «Сплошь и рядом Оно не считалось с новой властью и продолжало действовать по своему усмотрению, нередко доводя дело до открытых конфликтов. Призыв же новобранцев вообще был “встречен в штыки” — по всей Сибири прошли волнения, бунты и восстания. Платить “налог кровью” — отдавать детей на убой — крестьянство не желало» [Шулдяков, 2000, 22].
Между тем песня, призывавшая умереть или пролить кровь, по законам фольклора бессознательно побуждала исполнителей хотя бы во время пения отождествлять себя с песенным героем, связывая и эмоционально заражая поющих, постепенно превращая пока еще плохо обученную толпу новобранцев в сплоченный армейский коллектив.
Именно поэтому «красный» агитпроп активно эксплуатировал искренний энтузиазм своих сторонников, всемерно поощряя не только исполнение, но и создание музыкально-поэтических произведений. Так «Красная газета» (1918, 22 февр.), орган Петроградского Совета рабочих и солдатских депутатов, наряду с воззванием Совнаркома «Социалистическое отечество в опасности!», статьей «К оружию!» и призывом «Все в ряды Красной Армии!» опубликовала и «Правила для товарищей поэтов». В них, в частности, говорилось, что ни одно присланное в редакцию стихотворение не останется без просмотра и ни одно сопровождающее стихи письмо не останется без ответа.
Поощрялась творческая инициатива и в частях. Например, газета «Красное знамя » (1920, 12 авг.), орган Реввоенсовета 14-й армии, также обратилась к красноармейцам с призывом присылать свои произведения для страницы «Пролетарское искусство» и включаться в работу литературной студии, которая открылась при гарнизонном клубе.
Инициатива была подхвачена, и уже в 1919 г. из печати вышел сборник «Песни красных бойцов », в аннотации к которому говорилось: «Товарищи рабочие и крестьяне, предлагаемая нами книга написана не поэтами и писателями, а вашими же родными братьями, которые, сидя в окопах, защищают своей кровью вашу свободу и счастье… В этих песнях говорится о будущем счастье и мире, слышится радостная удаль идущих в бой, тихая грусть о погибших братьях и снова призыв вперед » [Песни…, 1919, 3].
Значительная часть текстов, присланных и опубликованных в этом и последующих песенных и поэтических сборниках, были произведениями-однодневками: ритмизованным и рифмованным набором лозунгов, клятв, призывов. Впрочем, сами авторы, нередко ставившие вместо фамилии псевдоним, сознавали несовершенство своих творений:
И сейчас, быть может, неказисты
Наши песни для ушей певца,
Но горит в них пламень чистый,
С силой опьяняющий сердца!
[Китайник, 1967, 318] 4
Впрочем, «высоко организованная масса» бессознательно отбирала лучшее из того, что было создано в военные и послевоенные годы. Помимо уже цитированной песни «Смело мы в бой пойдем!..» это: «Мы — красные солдаты…», «Гулял по Уралу Чапаев-герой…», «Там, вдали за рекой…», «По долинам и по взгорьям…», — словом, совсем недавно часто исполнявшаяся на концертах, по радио, в телепрограммах, да и просто в компании советская песенная классика. Знаменательно, что многие из этих самодеятельных произведений являлись переделками и перетекстовками уже бытовавших народных или авторских песен, а также разрабатывали давно известные архетипические сюжеты5, т. е. при кажущейся новизне опирались на прочный фундамент национальной и даже мировой культуры, что также способствовало их популярности у исполнителей.
Однако ХХ век и начавшаяся революция в промышленности рождали иллюзию, что популярности можно достичь и с помощью новейших технических средств. Так, в действующую армию были отправлены тысячи граммофонных пластинок с песней Демьяна Бедного «Проводы» («Как родная меня мать провожала…»). «Я убедился, — писал поэт с Южного фронта, — что граммофон — ни с чем в данное время не сравнимый агитатор. Красноармейцы в агитпунктах упиваются им…» [Бирюков, 1987, 122].
Конечно, техническая новинка привлекала людей, однако причина популярности была не в ней, а в актуальности проблемы, поднимавшейся песней, и, разумеется, в ее поэтической специфике, основанной на народных традициях. Ведь по признанию самого поэта, будучи твердо уверен, что стихи станут песней, он еще в процессе работы ориентировался на популярную и в народе и в армии мелодию шуточной украинской песни. Именно это обеспечило ей популярность не только в войсках, но, как писал в 1924 г. журнал «Музыкальная новь», «почти во всех уголках СССР».
Разумеется, «красные» пропагандисты понимали, что только песнетворчеством идеологическая работа ограничиваться не должна. Поэтому они по возможности ярко и весело отмечали революционные праздники, проводили митинги, вечера, встречи, красноармейцы сочиняли и ставили какие-то пьесы, словом, старались дойти буквально до каждого [см.: Революция 1917 года…]. Так в самый разгар Гражданской войны Наркомпрос заслушал доклад «О деятельности агитпунктов в 1919 г. », где, в частности, приводилась интересная систематизация методов работы фронтовых очагов революционной культуры. Наряду с «пассивно-агитационными формами» (подшивками газет, регулярно обновляемыми «окнами РОСТа», плакатами, лозунгами и т. д.) рекомендовались и «активно-агитационные» формы работы: концерты и спектакли, митинги и индивидуальные беседы, прослушивание граммофона и киносеансы. Песня, безусловно, относилась к «активным формам » [Культурное строительство в РСФСР, 1983, 289]. Когда в Приуральском военном округе формировался агитационный поезд, который должен был обслуживать красноармейцев и гражданское население, он был не только оборудован типографией и укомплектован граммофоном с набором пластинок, но в его команду были включены театральная и концертная труппы (Урал. рабочий, 1920, 22 июня).
Идеологи Белого движения в отдельных случаях тоже пытались обращаться к фольклорным жанрам6, но чаще предпочитали привычные «классические» формы агитации: выпускали газеты, где обличали большевиков, рассказывали о внутренней политике правительств Колчака, Деникина или Врангеля, публиковали их обращения к народу, однако в прямой контакт с населением, как и в Февральскую революцию, предпочитали не входить. Ни общей для всех белых армий политической программы, ни привлекательного лозунга, зовущего к переменам, а не к восстановлению прежних порядков, идеологи Белого движения создать так и не смогли. Что же до инициативы «снизу», то в ряде случаев в предлагаемых белогвардейскими авторами вариантах песен присутствовали весьма спорные образы, а в отдельных случаях и откровенно антисемитские призывы:
Мы смело в бой пойдем за Русь Святую
И всех жидов побьем — сволочь такую… —
─ пели в 1-м офицерском полку генерала С. Маркова [Песенник анархиста-подпольщика:...Гражд. война…, 3].
Поскольку «пассивные формы пропаганды» имеют достаточно ограниченное влияние на население, Белому движению не трудно было приписать то, к чему оно в основной своей массе и не стремилось:
Белая армия, черный барон
Снова готовят нам царский трон.
Но от тайги до британских морей
Красная Армия всех сильней…
Можно сказать, что эта популярнейшая в недавнем прошлом песня — своеобразный поэтический итог первого периода и в становлении Красной армии, и в создании советской военной субкультуры. Вот-вот белые под командованием генерала Врангеля сдадут Крым. В эти годы юг России превратился в своеобразный песенный центр. «Основной моей работой с 1919 по 1923 год, — вспоминал позднее поэт П. Г. Григорьев, — было создание агитационных произведений… В течение 1920 года я написал несколько текстов боевых песен (в том числе и «Белую армию») для Самуила Покрасса, который переложил их на музыку и передал войскам Киевского военного округа» [Бирюков, 1988, 13].
«… Снова готовят нам царский трон …» — утверждение не совсем корректное. Хотя среди противников большевиков было немало монархистов, но царь своим отречением обезглавил это движение. Впрочем, и до и после отречения Николая II от престола среди офицеров было немало сторонников иных, более демократических форм государственной власти [см.: Куликов, 2004, 152—193; Революция 1917 года…].
«Не совсем понятно мне, — пишет посетитель сайта «Советская музыка», — почему Врангеля назвали “ черным ”. Петр Николаевич носил… часто защитную форму и белые костюмы, черкески, кубанки… Был русоволосым и сероглазым » [Советская музыка]. Да потому и назвали, что пытались вызвать и к нему, и к возглавляемой им армии резко отрицательное отношение. «Черный » и «белый » цвета символизируют смерть7. Кроме того, для более информированных в вопросах истории слушателей «белый» применительно к политической силе ассоциировал с «белым террором » монархистов, развязанным во Франции в 1815 г. против сторонников революции и бонапартистов.
Напротив, «красное » в народном представлении — это красота. Это красное солнышко, а значит, свет, тепло, жизнь. Красный цвет должен создавать у человека ощущение благополучия. Однако красный цвет — цвет крови. Значит, надо и пострадать, может быть, даже и умереть «за други своя». Отсюда популярный в песнях революции и Гражданской войны мотив жертвенности, который мы обсудили выше.
Кстати, в символическом языке народной культуры пролитая на землю кровь еще и залог будущего богатого урожая. Не случайно мужики по всей России каждую масленицу до крови, а иногда и до смерти бутузили друг друга в кулачных боях. «Кровиночка» в символическом языке фольклора нередко выступала в качестве поэтического синонима «мужского семени »[1]a, плода любви или иносказательно определяла самого возлюбленного. Значит, красноармеец, что «сжимает властно свой штык мозолистой рукой…» — это еще и тот долгожданный суженый, олицетворение новой власти, кто готов взять в свои руки всю ответственность за обновленную Россию, оплодотворить новыми революционными идеями ее народы.
Две первых строчки второго куплета, напоминающие не то революционные лозунги, не то военные команды (Красная Армия марш вперед! // Реввоенсовет нас в бой зовет…), тем не менее, прекрасно передают эмоциональную атмосферу тех лет. Наконец, последняя строфа (Мы раздуваем пожар мировой …) не только заявляет об искренней надежде новой власти и ее армии на скорую мировую революцию, но и созвучна характерному для нашей ментальности мессианству. И все это заявляющее о рождении новой военно-политической силы творение, каждый его куплет, помимо напористого припева, завершается еще и дерзким самоуверенным рефреном:
Ведь от тайги до британских морей
Красная Армия всех сильней!
Авторство песни «Красная Армия всех сильней!» было установлено лишь в начале 1960-х гг. [Шилов, 1961, 67—75], а до этого она бытовала как анонимная, хотя и широко известная советская солдатская песня. Как водится, и эта песня породила немало вариантов, переделок и перетекстовок. Так, в республиканской армии Испании она стала боевым маршем батальона имени Чапаева, в первые месяцы Великой Отечественной войны Петр Белый, сохранив и энергичный припев, и боевой рефрен, сочинил для песни новые слова:
Всем нам свобода и честь дорога,
Красная Армия — марш на врага;
Ведь от тайги до британских морей
Красная Армия всех сильней!
[Песенник анархиста-подпольщика: Вторая…, 3]
Не только популярной, но и любимой эта песня оставалась и в послевоенные годы. «С этой песней, — пишет модератору сайта «Советская музыка» Кирилл, — у меня связаны одни из немногих приятных воспоминаний о СА. Сразу после присяги нас, молодых, перевели в роты. Те, кто топал, знают, что это такое… Утром наш батальон в составе дивизии шел на завтрак. Неожиданно вместо привычной лабуды кто-то низким сильным голосом запел “Белую армию”. В этот момент у меня мурашки пошли по коже: песню подхватили все! И “старики”, и прибалтийцы, и “азиаты” (те, что до года: “не понимаю”, а после года: “не положено”). Причем пели искренне. Я тоже пел, хотя никогда не был сторонником советской власти » [Советская музыка]8.
Наконец, и в наши дни не утрачен творческий интерес к этому произведению. Так, антиглобалисты, организовавшие беспорядки в Сиэтле в 1998 г. и в Праге в 2000 г., сделали ее основой своего гимна:
Глобализация — враг мировой —
Снова готовит нам смертный бой,
Но от Сиэтла до Пражских полей
Мама-анархия всех сильней!
Пусть черно-красное
Сжимает яростно
Татуированный кулак,
И все должны мы
Неудержимо
Идти в последний свой атак!
[Песенник анархиста-подпольщика: Новые…, 4]
Свой атак — это, возможно, эпатажный прием, выделяющий строку и тем самым особо подчеркивающий ее значимость. Однако в любом случае все равно отметим внимание автора гимна к классическому песенному репертуару Гражданской войны.
***
Подводя итоги наших размышлений о роли солдатской песни в становлении революционного духа Красной армии, прежде всего, отметим:
А) «... совершенно незачем выкидывать полезных нам специалистов » (В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 38, стр. 6). Из 20 лиц, занимавших в ходе ГВ должности командующих фронтами, 17 человек, или 85%, были кадровыми офицерами старой армии. Из 100 командующих армиями военными специалистами были 82 человека, из них кадровых - 62. Начальников штабов армий было 93, из них бывших кадровых офицеров 77 (83%), в том числе 49 генштабистов. Свыше 90% преподавательского и строевого состава военных академий, высших школ, ускоренных и краткосрочных командных курсов — бывшие генералы и офицеры.. Оказывается, едва ли не половина из них это такие же образованные и опытные царские генералы и офицеры, служившие в РККА, в том числе генералы от инфантерии А.Зайончковский, В.Колембовский, Н. Михневич, А.Поливанов, генерал от кавалерии В.Брусилов, генерал от артиллерии Д.Кузьмин-Караваев, генерал-лейтенанты М.Бонч-Бруевич, В.Егорьев, Ф.Огородников, Д.Парский, Ф.Подгурский, Н.Потапов, барон А.Таубе (умер в колчаковской тюрьме), генерал-майоры Н. Корсун, П.Лебедев, Ф.Новицкий, В.Ольдерогге, Н.Пневский, А.Самойло, А.Станкевич (повешен деникинцами, похоронен на Красной площади), адмиралы В.Альтфатер, А.Зеленой, А.Немитц, А.Ружек, тысячи других Но эпитет «бывший» долго висел над ними, их роль в создании РККА и организации ее побед существенно принижалась, многих из них репрессировали, о многих просто не писали и не говорили.
Б) можно говорить и о паритете в военно-техническом обеспечении враждующих сторон: если Советы контролировали промышленный Центр России, то Белое движение получало помощь из-за рубежа. Следовательно, причина победы красных крылась не в материальном, стратегическом или численном превосходстве, а в чем-то другом.
«У нас почти не было руководящих идей… Можно не соглашаться с большевиками и бороться против них, но нельзя отказать им в колоссальном размере идей политико-экономического и социального характера. Правда, они готовились к этому десятилетия. Что же мы все… могли противопоставить им со своей стороны? Старые привычки? Реставрацию изжитого петербургского периода русской истории и восстановление «священной собственности»?…Нет, мы были глубоко бедны идейно» (Митрополит Вениамин, бывший епископ армии и флота при штабе Врангеля)
Осмысливая причины неудачи Белого движения, его активный участник генерал В. Болдырев вынужден был признать впоследствии: «Живой и понятный лозунг, умело брошенный большевиками… сам собой поднимает народ и заставляет его браться за оружие. А тот же призыв за “единую и неделимую” в устах вождей антисоветского движения остался в большинстве случаев немым для широких масс населения » [Новейшая…, 2004, Т. 1, 320]. Но если политический противник так высоко оценивает «пассивно-агитационные формы» работы «красных» пропагандистов, то что говорить о действенности таких «активных форм», как песня? Ведь недаром даже не симпатизировавший в эти годы новой власти А. И. Куприн писал: «Большевики, должно быть, понимают, что песня порой бывает сильнее печатной прокламации » [Куприн, 1996, 137].
Следовательно, победой в Гражданской войне советская власть была обязана не только самоотверженности своих бойцов, красноармейцев и краснофлотцев, таланту командиров, убежденности и красноречию политработников, но и песне, превращавшей инертного обывателя в активного защитника новой, неведомой ему власти.
Статья поступила в редакцию 18.06.07.
Примечания
1. Автор публикации утверждает, что эта сатирическая песня имела множество вариантов и тут же в примечании (271) приводит версию, где упоминается Русско-японская война, что свидетельствует о времени безусловного бытования этого произведения.
2 В каноническом варианте назван еще и крестьянин, однако при минимальных творческих усилиях текст может быть соотнесен практически с любой социальной или профессиональной группой.
3 Это несколько актуализированный вариант частушки времен Первой мировой войны [Недвига. Электрон. ресурс].
4 Немало таких поэтически беспомощных, хотя и искренних произведений представлено на страницах составленного В. М. Абрамкиным и, безусловно, интересного для специалистов сборника «Фронтовая поэзия в годы гражданской войны».
5 Так, например, долго бытовавшая анонимно песня Н. Кооля «Там, вдали за рекой…» реализует применительно к условиям Гражданской войны архетипический сюжет «смерть молодца на чужбине» [Сумцов, 1893, 95—101]. Песня «Мы — красные солдаты…» является перетекстовкой популярной в народе с 1880-х гг. песни о смерти благородного разбойника Василия Чуркина, а та в свою очередь — переделка переведенного Ф. Миллером в 40-е гг. XIX в. стихотворения немецкого поэта-романтика Ф. Фрейлиграта «Погребение разбойника» [Бирюков, 1987, 131—138]. Песня «Гулял по Уралу Чапаев-герой…» в качестве музыкально-ритмической основы переняла мелодию старинной солдатской песни «Трубочка» [Там же, 156]. Официально признанный автор слов песни «По долинам и по взгорьям…» П. Парфенов не скрывал, что «…написал новую песню, заимствуя для нее мелодию, тему, форму и отчасти самый текст из предыдущих стихотворений» [Там же, 172]. Позднейшие исследователи в качестве ее мелодической основы называют песню, начинавшуюся с тех же слов и бытовавшую еще до революции у дальневосточных охотников. Кроме того, вспоминают созданный в Первую мировую войну марш сибирских стрелков «Из тайги, тайги дремучей…». Наконец, на каноническую аранжировку этой песни, сделанную А. В. Александровым, определенное влияние мог оказать и «Марш дроздовцев» (1919) [Песенник анархиста-подпольщика:...Гражд. война…, 3].
6 Отдел агитации и пропаганды при Совете министров Правительства северо-западной области России выпустил «листовку-сказку» «Солдатам Красной Армии», весьма несовершенную по форме.
7 О символическом восприятии политической терминологии Гражданской войны интересный доклад на V Международной конференции «Текстология. Комментарий. Проблемы эдиционной практики» (Москва, 21—23 июня 2006 г.) сделал Д. М. Фельдман.
8 На «форуме» этого сайта можно найти немало любопытных и по преимуществу позитивных оценок этой песни не только от наших соотечественников, но и иностранцев.
Литература
Бирюков Ю. Е. Всегда на страже: Рассказы о песнях. М., 1988.
Бирюков Ю. Е. Рожденные революцией: Рассказы о песнях. М., 1987.
Брусилов А. А. Мои воспоминания. М., 1963.
Кара-Мурза С. Г. Советская цивилизация от начала до Великой Победы. М., 2004.
Красноармейский песенник / Сост. Е. Якушкин. М., 1927.
Красноармейский песенник. М., 1933.
Красноармейский песенник. М., 1938.
Красноармейский песенник. М.; Л., 1939.
Китайник М. Песни тех героических лет // Молодая гвардия. 1967. № 11. С. 308—318.
Красноармейский фольклор / Сост. В. М. Сидельников. М., 1938.
Куликов С. В. К предыстории гражданской войны в России: высшие военные власти Петрограда 23—28 февраля 1917 г. // Гражданские войны в истории человечества: общеe и частное: Докл. Всерос. науч. конф. (15—16 ноября 2003 года). Екатеринбург, 2004. С.152—193.
Культурное строительство в РСФСР, 1917—1920. Т. 1, ч. 1 // Главархив РСФСР, ЦГА РСФСР. М., 1983.
Куприн А. И. Купол святого Исаакия Далматского (фрагменты) // Белая армия. Белое дело: Альманах. № 1. Екатеринбург, 1996. С.123—141.
Лебон Г. Психология масс // Психология масс: Хрестоматия. Самара, 2006. С. 5—130.
Милютин В. Как появилось название «народный комиссар» // Известия. 1918. 6 нояб.
Недвига А. «Ты, Германия и Англия, давайте делать мир!»: (Первая мировая война в частушке) [Электрон. ресурс]. Режим доступа: http//www.rutenia.ru/folklore/nedviga1.htm
Новейшая отечественная история. ХХ в. / Э. М. Щагин и др.: В 2 кн. М., 2004.
Песенник анархиста-подпольщика: Литературные песни до начала XX века (до начала Гражданской войны 1917—1922). Первая мировая война 1914—1918 [Электрон. ресурс]. Режим доступа: https:// a-pesni.narod.ru/popular20/sldedy.htm
Песенник анархиста-подпольщика: Советские, антисоветские и постсоветские. Гражданская война 1917—1922. Белые [Электрон. ресурс]. Режим доступа: https://a-pesni.narod.ru/grvojna/bel/slychalidedy.htm
Песенник анархиста-подпольщика: Советские, антисоветские и постсоветские. Вторая мировая война 1939—1945. Великая Отечественная война 1941—1945, первые дни. [Электрон. ресурс]. Режим доступа: https://a-pesni.narod.ru/ww2/oficial/vsemnam.htm
Песенник анархиста-подпольщика: Романсы [Электрон. ресурс]. Режим доступа: https://a-pesni.narod.ru/romans/belakacii.htm
Песенник анархиста-подпольщика. «Новые революционные». Всякие [Электрон. ресурс]. Режим доступа: https://a-pesni.narod.ru/novrev/mamaa.htm
Песни красных бойцов. М., 1919
.
Песни русских рабочих (XVIII — начало XX века) / Вступ. ст., подгот. текста и примеч. А. И. Нутрихина. М.; Л., 1962. (Б-ка поэта; Большая сер.).
Революция 1917 года и гражданская война в России [Электрон. ресурс]. Режим доступа: https://www.svoboda.org/pro